………Небо было, пронзительно синим, с одним единственным облаком, вспыхнувшим, как пламень в лучах восходящего Светила. И последние звезды прошедшей ночи, гасли и угасала Луна, скатываясь в выбеленную инеем синеву дальних сопок.
Ошта стоял на самом краю обрыва, берега реки, шумно гремевшей на перекатах. Он смотрел на это пламеневшее облако, и ему казалось, что это облако, не что иное, как яяна верхних людей. И там, несомненно живет его мать, и может вот выйдет и окликнет Ошту, как это было…
Ошта был единственным сыном Илянэ. Муж Илянэ ушел к верхним людям в первый год их совместной жизни. Однажды такой же осенью, наравне с другими мужчинами племени, он ушел в море, на добычу морского зверя, ушел и не вернулся.
Ошта его не мог знать, даже и по словам матери. Так принято. Но знал его по песне, что иногда пела Илянэ. Ведь эта песня была ей подарена в день их любви, и была спета, для Илянэ в день, когда ее нареченный объявил всем о своей невесте.
Это была красивая песня, от человека отважного и смелого. И теперь эта песня была песней Ошта.
…………..Ошта рос крепким мальчиком, доброго нрава, но все дети сторонились его, и все мужчины сторонились Илянэ. Так вышло, что Ошта рос горбатым мальчиком. И часто дети племени гонялись за Оштой, дразня и кидая в него палками и камнями. Ошта не был трусливым и отважно кидался в драку, но сверстники разбегались в рассыпную, а несмышленых малышей, Ошта не трогал, хотя те так же бросали в него камни, и тут же разбегались от одного взгляда его сметенных в обиде, карих глаз…
Ошта не знал доброго отношения ни со стороны детей, ни со стороны взрослых, и только Илянэ, его мать, жалела Ошту, но вскоре и она ушла к верхним людям. Оште было тогда всего девять лет и его единственными друзьями остались только собаки, ездовые и вольные собаки стойбища. Ведь часто случалось, он ел и спал вместе с ними под открытым небом, и он научился их понимать, как и они его, в его отчуждении от всех других людей племени. Но взрослые, хотя и сторонились горбуна, но все же не изгоняли его из стойбища, и вскоре заметив, его ловкость и способность, метко стрелять из лука, стали брать с собой на охоту. Ошта был удачлив и это укрепило его статус в племени.
……………..Прошло ряд лет, Ошта несмотря на горбатость подрос и возмужал, но по прежнему оставался объектом, для детских дразнилок. Но Ошта мало обращал на это внимание, да и не очень-то теперь, удавалось его подразнить. Куда бы не шел Ошта повсюду следовали за ним собаки и их лай и сердитый рык был достаточным, чтобы ребятня вскоре отстала от стремительно идущего Ошты. И там в тундре он оставаясь один на один с четвероногими друзьями, часто затевал с ними игру или совместную охоту. И многие щенки, что подросли вместе с Оштой признавали его за вожака и вскоре, в установившейся иерархии среди всех собак стойбища Горбун Ошта стал, как бы их негласным лидером.
…..А в эту осень Оште, удачливому охотнику и рыбаку было уже девятнадцать лет, но он по прежнему жил один, если не считать собак, в своей заново отстроенной небольшой яяне. Девушки племени не желали даже, и смотреть в его сторону. Для них он был бедный сирота горбун и горбун, внушающий некий страх своим уродством.
Но зато, как пел Ошта. Никто лучше не пел свою песню на празднике весны и на празднике осени. И еще была у Ошты песня, которую он унаследовал, песня оставленная ему матерью от его отца…и девушки и замужние женщины, слыша эту летящую над просторами тундры песню, невольно грустили и вздыхали с сожалением о горбуне Оште. Как и в это осеннее утро, когда сам не заметив того, Ошта тихонько повел мотив, наблюдая, как облако меняет свою форму, навивая взору иные образы. И вслед за этими образами, песня Ошты все более крепла, кружа в интонациях над речной долиной, где можно было уже заметить несколько связанных батов плывущих по течению с верховьев реки.
- Мэй Ошта! – прервал пение нымыллана старый подслеповатый Иннын, один из старейшин стойбища – что ты видишь там, в долине, что с утра повел песню Отважного…
- Видел яяну верхних…
- Ты не шаман Ошта, чтобы так видеть…но может еще что видел!?
- Сейчас вижу…Там по реке несколько батов с верховьев сплавляются.
- Верно. Так должно и быть в это утро. Род Орнаут возвращается в стойбище.
- Орнаут!? Это те, что когда-то откочевали с оленными!?
- Да Ошта это они. По договору пять лет работали, для оленных…в эту осень оленные пригонят стадо, так будет по уговору. И будет праздник, и будет женщинам из чего шить кухлянки и торбаза…
……………Праздник наступил с первыми серьезными холодами, но до этого подошло большее стадо оленей. И здесь отличился Ошта, ловко пленяя брошенным арканом оленей, словно и всегда владел этим навыком чавчувэн.
И высмотрела в эти дни Ошту вдовая Эгин, рассудив с женщинами рода Орнаут, к которому и сама принадлежала : Ошта, сильный юноша и говорят удачливый стрелок. И лицом пригож. А что горбат, так нечего…вон старики ходят, как горбатые. А он молод.
- Ты хочешь, чтобы он стал тебе мужем!? – уточнила старая Иннын.
- Наверное так. – кивнула Эгин – кто из девушек за него пойдет!? Никто. А мне, чем становится третьей женой Кинклива, брата ушедшего мужа моего, лучше быть первой у горбатого Ошта.
- А дети твои…вдруг они его будут боятся.
- Нечего. Послушными будут.
На празднике, когда уже зазвенели над округой бубны, и звучали песни, подчеркивая ритмы танцев, Эгин старалась быть на виду, и ей даже удалось вызвать Ошту в танец диалог.
И призывны были глаза, чуть полноватой, тридцатилетней Эгин, и пленителен был ее танец и страстен в пластике движения, но чем явней было ее стремление к Оште, тем он становился грустнее и скучнее. И не доведя до конца танец в ответную шутку-песню, Ошта отдал бубен кому-то из мужчин и вышел из круга танцев. И зло посмотрела Эгин в в сторону Ошта, уязвленное чувство самолюбия страстной женщины жаждало выхода и оно его нашло в страстной дикой пляске с мужчиной чавчувэном, вскоре увлекшим ее в пустующую яяну…
………..А Ошта в этот день больше не вернулся к кострам с ритуальными возлияниями нерпичьего жира и запахам вареной оленины. Захватив свое копье, и тугой лук, он направился к кедрачам плоскогорья, откуда было видно тонкой голубой полоской море.
И как обычно не мог не запеть свою песню Ошта, глядя в далекий горизонт моря и было в этой песне впервые тревожно ему и грустно.
И вдруг услышал Ошта, словно ответ на свою песню и смолк прислушиваясь. Но звучавший мотив, так же смолк, и только было слышно, как поет ветер в иглах столетнего кедрача. И тогда вновь запел Ошта и услышал отзыв…
- Но чья эта песня!?…- подумал он, - Никто так не поет и уж тем более, чтобы в ответ на мою песню, песню горбуна…
И прислушиваясь, Ошта вышел к поляне не большого пригорка, где обычно любил сидеть в окружении сопровождавших его собак. Но сегодня праздник и даже собаки предпочли остаться на территории стойбища. Но кто же занял место его, сидя в яркой, в рябиновый цвет кухлянке. Тревожно забилось сердце горбуна Ошты и он поспешил на мелодию песни отозвавшись своей.
- Кто ты !?– спросил он ту, которая встрепенувшись птицей поднялась встречно.
- Ичнэйгл имя мое…- отозвалась девушка в красиво расшитой кухлянке – а ты тот кто красивой песней летел над тундрой и я услышала и отозвалась… Даже, если ты пел ее, для своей девушки, спой песню еще раз, как для меня…
- Да, Эчнэйгл, я спою ее, для тебя…- с грустью глядя в распахнутые, как звездная ночь очи, Ошта запел песню не в силах отвести свой взор от прекрасного лица незнакомой девушки вспыхнувшей румянцем щек.
И летела песня Ошты птицей высоко в небо и кружила над тундрой с голубыми озерами и пролетала низко над девушкой Ичнэйгл словно задевая ее крылом и в завершении ее полета, вновь отозвалась, невольно подавшись чувству Ичнэйгл, отозвалась тихо и нежно в интонации и слезы блеснули в ее глазах…
И впервые слезы блеснули и на глазах Ошты, столько чувства сердца он вложил в песню для Ичнэйгл…
- Как счастлива та, для которой песня твоя. И не слышала я голоса красивей. Скажи мне, как имя твоей избранницы…
- У меня нет той, для которой я бы пел эту песню, как пропел ее сейчас для тебя...
- Твой голос говорит мне, что ты отважен и смел…Как имя твое?
- Но разве ты не знаешь!? Ошта имя мое…
- Ошта…- повторила, как эхо девушка –и имя твое, как дыхание песни…
- И твое Ичнэйгл летящее в небо…
- Ты самый прекрасный из всех юношей стойбища, Ошта…
- Зачем, так смеешься надо мной…Эчнэйгл.
- Нет, Ошта, я не смеюсь…голос твоей души, мне сказал об этом.
- Но разве я не горбун, которого все сторонятся…
- Для меня ты высок и строен Ошта, - раскинув полы кухлянки, девушка плавно опустилась в узорный ковер ягеля, - подойди ко мне Ошта, приклони голову свою на колени мои, я хочу знать черты лица твоего…- произнесла Ичнэйгл протянув руки шагнувшему встреч Оште и как в далеком детстве своем, доверился он Эчнейгл и ее нежные пальцы коснулись его лица… - почему ты плачешь Ошта!?
- Но и твои слезы пали на щеки мои…
- Я познала черты лица Ошты, но как бы я хотела увидеть выражение глаз твоих при взоре в черты лица моего…
- В них напрасная песня… песня любви к Ичнйгл…
- Нет не напрасная… Сердце Ичнейгл уже поет ответную песнь…но теперь иди Ошта, я уже слышу брата моего, он идет со стороны озера…
- Ты и брат твой из оленных!?
- Нет. Мы из рода Орнаут…Но пришли вчера тундрой, мы отстали от табуна, что пригнали к стойбищу. Я завтра приду сюда, если ты хочешь увидеть меня.
- Как же придешь ты!? Или…- недоговорил Ошта увидев лайку выбежавшую на поляну.
- Это моя проводница…и песня твоя приведет нас…
Прошло несколько дней, и уже белый иней не стаивал в тундре, и берега реки были уже украшены серебром намерзавшей в ночь шуги…
Как не старались сохранить тайну своей любви Ошта и Ичнэйгл, все в стойбище уже знали, кому в тундре звучит песня слепой девушки из рода Орнаут.
В разговоре между собой братья слепой девушки решили не препятствовать чувству Ичнэйгл. Да, конечно, Ошта был уродлив из – за своего горба, но кто в стойбище мог похвастаться более, чем он, как удачный охотник. Да и что-то не видно женихов к их слепой красавице Ичнэйгл. Да, парни засматривались на нее, но кто возьмет в жены слепую.
А Ошта уже думал о том дне, когда он объявит всем имя невесты и попросит старейшин обратиться от имени его к братьям Ичнейгл…
………Солнце слепило глаза тех, кто в это утро стоял на берегу, перед тем как столкнуть по знаку старейшины бат с подарками предназначенными духу реки. Такой был обряд в завершении последней осенней рыбалки. Солнце слепило глаза и всех тех, кто стоял далее по обе стороны от бата на берегу у самой кромки стылой воды, что неслась быстриной. Солнце слепило глаза и всех тех, кто стоял на кромке обрыва излуки реки, и только взор Ичнэйгл не слепило солнце, но девушка стоявшая среди сверстниц, чувствовала ласкающее тепло лучей солнца этого дня.
……….И вот старейшина сделал знак, и дробный ритм шаманского бубна эхом понесся на рекой, и в тот же момент молодые мужчины резко столкнули бат с пробитым предварительно днищем. Стремительное течение подхватило и понесло бат с предназначенными дарами и все смотревшие уже ждали, как он вынесенный быстриной на середину излуки медленно уйдет под воду, принятый духом реки. Но бат почему то продолжал плыть и это было плохим знаком, для нымыллан и бубен шамана уже рокотал все сильнее и звучнее, толи, пытаясь разбудить задремавшего Духа реки, толи увещевая его принять дары.
……….И никто не обратил внимания, как рядом с Ичнэйгл, стоявшей чуть в сторонке на обрыве вдруг оказалась в какой-то момент женщина по имени Эгин.
И резкий холодный ветер, жадно лизнул щеки Ичнэйгл и следущее мгновение стылые воды сомкнулись над ее головой перехватив дыхание ледяною ладонью.
И все увидели Ичнейгл в ее рябиновой кухлянке среди вод быстрины, но ничего не могла видеть она и только выдохнула в как песне своей – Ошта!..
……….И рванулся было Ошта к воде, как перехватили крылатые руки его, стоявшие рядом мужчины стойбища. Так было принято. Кто бы ни оказался вводе, нельзя спасать того, ибо только Дух реки решает, забрать себе тонущего или вернуть. И все только смотрели, как Ичнэйгл скрылась под водой, и вот вновь показалась на быстрине в которой уже плыла ее собака поводырь Чайра, единственное существо бросившееся на помощь девушке. А там дальше по течению, груженый бат вдруг приостановился и вздрогнув начал, наконец погружаться в воду, под возбужденные крики огласившие берега. И рванулся Ошта, что есть силы из расслабленной хватки державших его мужчин и в два прыжка кинулся к пустующему бату и увидели все, как, ловко толкаясь шестом, направил бат Ошта туда, где только, что еще была Ичнэйгл. И еще не стих ропот в толпе, как прыгнул в воду Ошта, там где барахталась собака, крепко державшая зубами длинную косу девушки и чуть ниже по течению вновь показался Ошта с безвольной Ичнэйгл. Загребая свободной рукой Ошта, держал Ичнэйгл и течение уже сносило их к отмели, что была ближе к противоположному берегу. И вот он уже вышел с Ичнэйгл на руках из воды и все видели, как она через некоторое время встрепенулась в его объятиях под звонкий радостный лай Чайры.
- Дух реки будет разгневан! – выкрикнул первым шаман перекрывая голосом ропот толпы, - ведь он принял дары вместе с Ичнеэйгл!
С Ичнэйгл! – пронеслось, как эхо среди мужчин женщин и главный из старейшин поднял ритуальное копье.
Повинуясь жесту, девять самых лучших воинов нымыллан столкнули бат в воду и когда бат вышел на середину реки, девять стрел взмыли в утреннее небо, но ни одна стрела не достигла цели, все девять упали дождем в воду.
И понял Ошта, с каким намерением показался плывущий бат с девятью сородичами.
- Сможешь ли ты идти песня моя Ичнэйгл – спросил он понимая, что собственно идти не куда, кроме как отступить к воде.
- Да смогу…- отозвалась Ичнэйгл – а что это были за звуки по воде Ошта…
………..Не отвечая девушке Ошта издал клич, как это он всегда делал, когда он сам ради забавы выступал в роли вожака собачьей стаи и все собаки стойбища лаем отозвались на это клич и те из них, что были без привязи тут же сорвавшись с места понеслись вдоль берега и вскоре все люди стойбища увидели, как прыгая с обрыва собаки одна за другой поплыли к отмели, таким образом, опередив перегруженный бат с девятью воинами, осторожно управлявшими им, чтобы не перевернутся на быстрине, которую они пересекали в направлении отмели. И вот уже бат ткнулся в песчаник, и семь воинов с копьями направились в сторону встречно идущего Ошты окруженного веером бегущих рядом собак…
- Что вы намерены сделать, идущие с копьями !? – зычно спросил Ошта продолжая идти.
- Вернуть Ичнэйгл Духу Реки.
- Духу реки достаточно тех даров, что он уже принял.
- Уйди в сторону Ошта или и ты примешь смерть.
- Но прежде многие из вас – ответил Ошта, и только после этих слов выхватив нож висевший на поясе.
И тогда вины подняли копья, в удивлении глядя на безумного Ошту, но вследующий момент удивились еще больше, и уже не тому, как он отважно бросился к ним, а тому что опережая Ошту гораздо, в два три прыжка на них стремительно бросилась свора клыкастых собак…И вот уже в руках Ошты мелькнуло добытое в схватке копье и пять воинов были поверженны Оштой и клыками разъярившихся собак, в то время, как двое бросились в сторону Ичнэйгл. Но вот и их перехватили четвероногие помощники Ошты и воинам ничего не оставалось, как отступить к воде, но и это бы их не спасло, если бы Ошта не остановил собак.
- Оставьте злое дело, если хотите увидеть своих жен и детей – молвил Ошта – бросьте копья и идите к тем двоим на бату и я пойду следом за вами.
Хорошо Ошта пусть будет так – ответили воины и воткнув копья направились в сторону бата.
………..Устрашившись тем, что произошло, и оставшиеся у бата воины подчинились горбуну Оште, который в окружении диких и ездовых собак, уже и сам казался им неким духом, с разящим взглядом пристальных глаз. Покинув бат с луками и копьями, и побросав по требованию свои верхние короткие кухлянки на дно бата, они все четверо поспешили, как приказал им Ошта зайти воду, устрашенные грозным рыком собак, непонятно каким образом послушных горбуну. И с таким же суеверным страхом смотрели они на Ичнэйгл, которая подошла со своей собакой Чайрой на призывный оклик Ошты.
И там, со стороны стойбища, все нымыллане, увидели, как Эчнэйгл, и ее собака Чайра, и Ошта, столкнувший бат, вскоре оказались на быстрине реки. Увидели они и то, как собаки державшие в оцеплении незадачливых воинов, услышав только им понятный звук оклик Ошты, как по команде сорвались с места и через некоторое время уже замелькали среди кустов ольховника и рябины по двум сторонам реки, следуя за плывущим вниз по течению батом.
………- Надо отвязать собак и отправить баты в погоню…- произнес один из старейшин.
- И так всех собак, что были без привязи увел Ошта – молвил другой – и эти уйдут с ним…Разве мало пятерых воинов растерзанных их клыками…
И тогда вновь ударил шаман в свой бубен советуясь с духами и пропев короткую песню смолк.
И долго все ждали, что скажет старый шаман, и наконец, тот молвил.
- Дух реки принял наши дары. И он доволен нашими подарками. Радуйтесь люди!
И в ответ на эти слова, звонко и радостно отозвались голоса стоявших нымыллан. И зазвенели бубенцами бубны, и эхо пронеслось над рекой умноженное стократно в горных кручах.
Но и раздались другие голоса, вопрошая о девушке и Оште. Одни были с тревогой о их судьбе, а другие требовали жертв в суеверном страхе и были те, кто жаждал мести…
И вновь ударил в бубен шаман, и как только установилась тишина, молвил: – Духи гор и Духи тундры и Дух реки поведали мне о том, что Ошта сильный, отважный воин и самый вдохновенный из нымыллан. И он по велению Духа Реки он вынес на берег слепую Ичнэйгл. Или вы думаете, что Дух Реки не забрал бы их обоих и Ошту и Ичнэйгл, если бы это было ему угодно!? Но может спросить мне Духа Реки, не желает ли он кого-то из вас!? Скажи Старейшина свое слово…
И последние коварные языки, желавшие мести, смолкли, услышав такой ответ шамана. И тогда молвил Главный Старейшина:
- Мне кажется те пять воинов и есть жертва, которую пожелал Дух Реки.
- Ты верно сказал…- подтверждая проговорил шаман, - а Ичнэйгл и Ошта начало нового рода Вдохновенных нымыллан…и никто не должен вредить им. Так сказали Духи…
И наступившей тишине услышали все летящую над водой песню, которая возникла из двух песен соединившихся в тихой радости в одну и все почувствовали и поняли, что имя этой вдохновенной песни Любовь…