ПРИМИРЕНИЕ
Третий день в его жизни была прекрасная заколдованная сьерина (совсем как мечтал когда-то!) - но не было Вила, и всё стало холодным и серым, всё опустело. Лишённый красок мир, где у него больше нет друга. Вот и Альвин, хоть и не знает, что он натворил, но отчего-то захотела причинить ему боль…
Звёзды спрятались в облаках; девушка спала, прижавшись к Хету. Энтис бесшумно скользнул мимо них к Вилу, лежавшему под яблоней поодаль, и опустился на колени рядом с ним.
- Простить или нет, - тихо сказал он, - тебе решать. Но ты уже не наказываешь. Ты меня убиваешь.
Тишина казалась тяжёлой, невыносимой.
- Вернись, - безнадёжно пробормотал он, склоняя лицо в метёлочки ароматной травы.
- Я не уходил, - негромко отозвался голос из темноты. - Ну что ты?
- О её платье… я не думал так всерьёз.
- Я знаю.
- Почему? - растерялся Энтис.
- Если всерьёз, ты б не спрашивал. Надулся бы, как сыч, и молчал с мрачным видом.
- Ты понимал? - ему вдруг стало трудно дышать. - Уже тогда?
- Не тогда. Позже. - Вил кашлянул. - Я просто дал сдачи, Энт. Ну, о клятвах. И пожалел, едва сказал.
- Я тоже, - прошептал Энтис. - Я был… словно меня захлестнуло что-то…
- Ярость, - мягко закончил Вил. - И меня. Ты ещё легко отделался. Ярость Вэй - штука неприятная. - Он коротко усмехнулся. - Вообще-то мне хотелось тебя засунуть в самое вонючее болото и подержать часок, чтоб дошло как следует. Энт, а ты спать, случайно, не хочешь? Всё-таки ночь.
- Подожди! Но что же теперь… у нас? Ты не смотрел на меня, молчал… я не могу выносить, когда так молчат! Я терпел, пока не понял: всё, дальше я закричу или сломаю что-нибудь… или усну на мече.
- Из-за меня? - Вил привстал. - Энт… это слишком, тебе не кажется?
- Ты ведь знал, что делаешь со мной. Ну, тебе хватит? Завтра ты будешь прежним?
- Я не могу, Энт. Но я не…
- Ладно. Ты прав. Всё правильно. Но ты мне нужен… - у него дрогнул голос. - Я правда так не думал.
- Да, - тихонько сказал Вил. - Правда. Ты ничего не понимаешь. Дело не в тебе вовсе!
- Не во мне, а в твоих чувствах, - с горечью кивнул Энтис. - Я пришёл в ярость, я назвал тебя вором и лжецом… я хотел сделать больно. И ты хочешь сделать то же самое, это понятно, это именно то, чего я заслуживаю, но ты не можешь… по-другому? Ну, больно по-настоящему, пусть очень долго, но потом - всё, как прежде? - он умоляюще заглянул другу в лицо: - Вил, я же люблю тебя. А ты ведёшь себя… будто мы совсем чужие. Или мне надо просто оставить тебя в покое? Навсегда? Если я ляпнул то, чего не прощают, и мы не друзья, и тебе неприятно, что я болтаюсь рядом…
___
«…не прощают, и мы не друзья, и тебе неприятно, что я болтаюсь рядом».
Ну что ж ты, Хет, пораньше меня не лизнул?! Противное ты создание, вот и положись на тебя.
Я припомнила высказывание насчёт дыхания и постаралась прошлой ошибки не допустить: дышать медленно и ровно, как во сне. Мысленно спросила у Хета: хорошо ли выходит? В немом мыслепотоке моего пса-не-пса нарисовался ответ: ничего, сойдёт. Хотя они сейчас от меня дальше, чем тогда… Но чёрт его знает, на каком расстоянии ему изменяет его тонкий музыкальный слух? Лучше не рисковать.
С лицами мне не повезло - и темно, и далековато. Но позы видно: один полулежит на траве, другому больше нравится вести ночные беседы, стоя в упомянутой траве на коленях. И кому же принадлежит реплика о «не-друге»? Когда шепчут, по голосу не отличить… Но лично я бы поставила на Вила.
- Мне неприятно не что ты рядом. Мне неприятно, что ты рядом так долго - и такую чушь говоришь.
- Я говорю, как вижу, - очень грустно (и не очень тихо, что меня порадовало) возразил… Энтис. Вот тебе и на! Похоже, я в проигрыше. Значит, о «непрощении» и «не-друге» - Прекрасный Рыцарь?
- Во-первых, - в приглушённом голосе Вила играла усмешка, - ты вроде бы извинился. А во-вторых, довольно глупо обижаться, если ты этого не думал. Какие, ради Мерцанья, ещё нужны слова, чтобы ты успокоился и прекратил речи насчёт боли, наказаний и прочего идиотизма в том же духе?
Интересно, Прекрасный Рыцарь снова разозлится?
- Идиотизм? - с неожиданной язвительностью повторил Энтис. - Ах, я только жалкий менестрель, и место моё в грязи, и дружба с таким ничтожеством оскорбляет твоё драгоценное достоинство!
- То есть… ты о чём? - запинаясь, ошеломлённо выдавил Вил. А я от изумления и о дыхании забыла.
- Об идиотизме, - ласково пояснил Прекрасный Рыцарь. - Так, к слову.
- О-о… - Вил издал негромкий бархатный смешок, помолчал, а затем - стремительное движение, они сцепились и бесшумно упали в траву. Как им удаётся не сопеть и не пыхтеть во время борьбы? Отсюда не разглядеть: может, они там и не борются вовсе, а просто решили пообниматься? С них станется.
Картинка прояснилась: один лежит, другой уселся на него верхом. Откинул голову торжествующим движением победителя. Светлые волосы осыпали плечи. Энтис.
- Я дразнил… - Вил. Задыхается от смеха. Или от Прекрасного Рыцаря, рассевшегося на его животе.
- Болтать, чего не думаешь, опасно, - тем же ласково-ядовитым тоном промурлыкал Энтис и что-то, наверно, ему выкрутил или нажал посильнее: до меня донёсся сдавленный писк и возня. И снова смех.
- А сам-то… о-ой, ну перестань! А кто делал вид, будто всему верит? А Заповедь Истины, Рыцарь?
Энтис слез с него, потянул за руку из травы. Теперь оба стояли на коленях, лицом к лицу.
- А я и верю. Если у тебя не игра, а серьёзный разговор. Я всегда различаю.
- Как? - с интересом осведомился Вил.
- А ты, когда играешь, не заикаешься, - объяснил Прекрасный Рыцарь. - И волосы не теребишь.
- О-о, - вновь протянул Вил. С очень странной интонацией. - А что, я часто так делаю?
- Ну, ты нечасто всерьёз разговариваешь.
- А сейчас?
- А сейчас ты с корнями эту прядь выдернешь. Оставил бы её в покое, пусть растёт.
Они тихо расхохотались. Вил уже не свой, а светлый локон накрутил на палец; Прекрасный Рыцарь поймал его руку и поднёс к губам. Очень мило. «Лорд и слуга», ха!
- Ты совсем-совсем больше не сердишься? - негромко спросил Энтис.
- А ты? Я думал, ты мне тех слов, про обещания, никогда в жизни не простишь.
- Я сам виноват, - торопливо заверил Прекрасный Рыцарь.
- Ага. Давай ещё начни извиняться - заставил меня, бедненького, быть такой скотиной.
Кто-то из них усмехнулся. Не слишком весело.
- Извини. Я же действительно заставил, разве нет?
- Извиняю, уговорил. Заметь, мне даже искуплений не надо. Рыцарь, тебе сны поглядеть не хочется?
- А завтра ты будешь, как прежде?
- Нет. Как последние дни. Привыкай.
- Но если ты не сердишься, то почему? - протестующе и жалобно воскликнул Энтис.
- Энт, а ты иногда вспоминаешь, что есть в мире и другие люди, кроме тебя?
Молчание. Я старательно «спала»; Хет, умница, шумно сопел рядом, тоненько повизгивая «во сне».
- Не в тебе дело и не в моих глупых обидах. А в ней. Она ж вроде младенчика: вокруг всё новое и непонятное. А рядом - только ты да я. И как мы ей мир покажем, так она и увидит. Скажи, к примеру, что бир - милый зверёк, кушает травку и с людьми дружит, - и она быстренько в зубы и попадёт. С ней нельзя, как там у тебя - «не-совсем-правда - это не ложь». Нам даже чуточку нельзя её обмануть.
- Я, по-твоему, собираюсь обманывать?! - тихо вознегодовал Прекрасный Рыцарь.
- Не нарочно, а невольно ты обмануть можешь. Вот поглядит она на тебя - и решит, будто так и надо высоким сьерам с менестрелями обращаться. Как с равными.
- Так и надо! - убеждённо заявил Энтис.
- Ага. А биры лазоревые в крапинку да о пяти ногах.
- Какого чёрта я должен притворяться?!
- Да не притворяться, бестолочь! А говорить, не чего бы тебе хотелось, а правду. Или её жалеть все станут: и с Магистром бедняжка в ссоре, и память потеряла, да ещё с менестрелем подружилась! Меня от её дома палкой погонят - ладно; а ведь и за твоей спиной болтать будут всякое… не больно хорошее.
- У меня тонкий слух, - процедил Энтис. В его голосе полыхала ярость. - Оглянусь и переспрошу. Мне объяснить нетрудно… если кто-то чего-то не понял. Потом сразу поймёт. Увидишь.
- Нет. Никто тебя не поймёт. Ты на других непохож. Но ты выбрал сам, каким быть, а ей свой выбор навяжешь. Она-то не знает, обычный ты или нет. Но дальше она вспомнит. И никогда нас не простит.
Прекрасный Рыцарь молчит. А кстати - кто тот «магистр», с которым я якобы «в ссоре»?
- Но мы - неважно, мы как-нибудь перебьёмся. А ей жизнь испортим.
- И за эту страну, - тихо сказал Энтис, - мне полагается умереть. О, боги.
Вил взял его за плечи, потянул к себе - их лица почти соприкоснулись, - и сразу мягко оттолкнул.
- Не тебе, мы ж не в дни легенд живём, и то хорошо… Энт, но ведь страна - это больше, чем такие люди. Это песни и предания, и те, кто умер давным-давно, и кому ещё предстоит родиться… и Лойрен, Энт. И закаты. И капельки росы на листьях. И Давиат в том старом храме. И все, кто дружит… как мы.
Прекрасный Рыцарь нежно дотронулся до его щеки.
- А высокие души, Вил? В тебе нет ничего низкого, и твой талант… неужели нам надо это скрывать?
- Ей надо знать Тефриан, а не нас двоих. Плохо выйдет для неё, если с нас она дорисует картину.
- Но это несправедливо, - с горечью пробормотал Энтис. - И ты всё равно не сумеешь долго терпеть.
- Я терпел два года, ты помнишь? - бархатный смех прозвучал отрывисто и печально. - Энт… забудь, пожалуйста, насчёт предсмертных обещаний. Хорошо? Я о тебе ни капельки так не думаю.
- Но ведь и вправду живые важнее покинувших Сумрак. Или жизнь просто бессмысленна.
- А ты сам-то понимаешь, что сказал? Судьба Чар-Вэй важнее слова Рыцаря! Мерцанье!
- Не Чар-Вэй. Вил Тиин. Прочее мне неважно.
Вот ведь свинство, опять незнакомое слово! И с чем их едят, этих «Чар-Вэй»?
- Зато ей важно, Энт. Я сначала думал - она вроде меня. Ну, из-за сети. Думал, она изучала Чар, но выбрала свободу дорог, как я. Но едва она проснулась, заговорила… а потом - «не смей меня касаться», слышал? Понятно, она леди, а к ней лезет лапами грязный менестрель. А ты - высокие души…
- Но ты говорил - она всё позабыла. Сам себе противоречишь.
- Главное в её памяти осталось. Слова помнит, и мальчиков от девочек отличает, и небо от земли… и людей от менестрелей. Тебя-то не отгоняла. И платье у меня не сразу взяла, на тебя сперва поглядела. - Он помолчал. - Я просто хочу, чтобы ей не показалось, будто мы пользуемся тем, как сильно она от нас сейчас зависит. Так ведь и есть. И она ведь тоже понимает. А мне что, трудно посуду помыть?
- Если б только посуда… - Энтис тяжело вздохнул. - Всё-таки это обман. Ты же знаешь.
- Я знаю, что в людях лучше тебя разбираюсь. Если обмана не любишь, расскажи ей о менестрелях. Всю правду, а не нашу с тобою сказочку.
- Почему я? - глухо проговорил Прекрасный Рыцарь. До меня снова донёсся короткий смешок:
- И верно, с чего это я сам не хочу таких приятных вещей о себе говорить? Да я попробовал недавно. Только она мне, похоже, не поверила. Тебе - поверит.
- По-моему, ты совсем уже запутался - помнит она или нет!
- Ничего я не запутался. Она всё забыла разумом, памятью Сумрака. А внутри, где Чар, она помнит. Но там какая-то боль… ужас… ей тех воспоминаний не надо. Но в тот вечер, когда я принёс платье, она заглядывала в глубину… вернее, глубина её позвала. Я тогда пел, и её глубина взяла и меня, притянула. Там были ответы, только смутно, размыто, ну, вроде водоворота из картинок, тянет и кружит, а ничего не понять… я потонул бы там, если б не держался за песню… И, похоже, я сделал глупость. Подтолкнул её. Мне казалось, она пытается пробиться туда, поймать эти тени, вспомнить. А она рванулась прочь… да ты видел. Дурак я, и всё… Но какие-то знания в ней есть, Энт. Точно. Или - пришли в то мгновение. И когда она так на меня смотрела… с яростью, с отвращением… она знала, кем считают менестрелей на дорогах Тефриана. И кто она сама. Она почти вспомнила, я уверен. Но ей не понравилось. И, знаешь… я боюсь, она теперь ещё прочнее забыла. Что и оставалось, ушло.
- Насовсем?
- Надеюсь, нет. Дальше, вглубь. - Он кашлянул. - Вообще-то я не знаю. Всё возможно.
Прекрасный Рыцарь лёг и положил голову на его колени. И поза, и голос - ну вылитый влюблённый.
- Вряд ли ты сумел что-то ухудшить. Скорее, заметил свершённое другим Вэй.
- Спасибо.
- За что? - подозрительно осведомился Энтис.
- Здорово у тебя вышло. То ли куснул, то ли по головке погладил. Ну, «другой Вэй» - уже неплохо.
Я не поняла, оба засмеялись или только Вил: звук был тихий-тихий.
- Вил, ну с чего ты взял, что те резкие слова - из-за менестрелей? Она больна, ничего не помнит, вот ей и было тревожно. А музыка тревогу усилила и вырвала наружу. Ты просто под руку попался.
- Это именно то, к чему я привык. Как правило, менестрели под руку и попадаются. Всем. Всюду.
- Да она не понимала, с кем говорит. Знаешь, смотреть и я умею. Ты для неё ничуть не хуже, чем я.
Долгое молчание. И голос Вила - очень грустный и будто усталый:
- Ты всегда хочешь всё объяснить хорошо для меня, Энт. Но я же знаю: ей потом станет невыносимо думать, что она держалась на равных с менестрелем. А ей будет наплевать, так её родня постарается. Была бы она из простой семьи - и то плохо. А она… ну, ты же видишь. Она с Вершины, Энт.
- Люди похоже устроены, в крестьянском доме или во дворце.
- Ага, если из Тени глядеть. За Чертой многие тоже думают, будто все Рыцари на одно лицо. Да что здесь, что в Тени - никто менестрелей за людей не считает. Тут и правда все похожие делаются.
Вот и подслушивай их. Слова знакомые - но смысл до меня решительно не доходит!
- Я спать хочу, - с ворчливо-жалобной ноткой сообщил Вил. - Вечно тебя тянет ночами болтать, а потом спим до полудня. Не слыхал примету - проспишь первый вздох солнца, пути не будет? Ложись.
- Первый вздох, - со смешинкой заметил Энтис, - уже не проспишь. Глянь в небо, сразу увидишь… А можно, я с тобой останусь? - в его тоне явно обозначилось смущение. - Ведь холодно. Плащ-то на ней.
Вил молча перетёк в движение, гибкий и неслышный, как кошка или призрак, скользнул мимо меня туда, где Прекрасный Рыцарь устроил себе постель. Я прилежно изображала спящую. Он собрал кучку тряпок, служившую ложем его другу, перенёс к себе, бросил на Энтиса сверху; тот тихонько засмеялся.
- Я был тогда в Эверне, Энт. Тайком. Нашёл ту сьерину, что за Рыцаря меня приняла. Мне казалось, она не станет спрашивать, зачем мне женское платье. Она и не стала. Она никому не расскажет, я знаю.
И больше я от них ни звука не дождалась. Спали они, обнявшись, - в полном соответствии с моими (уже весьма весомыми) подозрениями. Интересно, о чём они заведут речь следующей ночью?