Победители.
"Важно не то, проигрываем ли мы в игре, важно, как мы проигрываем и, как мы благодаря этому изменимся, что нового вынесем для себя, как сможем применить это в других играх. Странным образом поражение оборачивается победой."
Ричард Бах
Матушка всегда находилась дома, отец же почти каждый день настукивал молотком в прихожей, тренируясь перед зеркалом улыбаться или грозно сводить брови. Зачем и кому это было нужно, ребенок не понимал, а еще больше боялся того, что действия эти назывались «зашибать бабки». Лишь изредка по ночам хныкал в подушку, жалея несчастных старушек.
Сменив работу, отец попал в какой-то «ящик». Артема же перевели из обычной школы, где его прилично недолюбливали, в престижный лицей. Теперь дела обстояли на порядок лучше. Фамилия у окружающих вызывала ныне не презрение, а уважение, скорее обожание даже.
Артемка рос добрым мальчиком, родители старательно оберегали от любых волнений. Да, отец выпивал, причем, довольно часто. Но на семью его недовольство не распространялось. Приходил он уже под утро, когда мальчик уже собирался в школу. Целовал сына в щеку, обдавая его вчерашним перегаром, смешанным с запахом рыбы, пота и дорого одеколона, и молча брел спать. Лишь изредка, из-за дверей доносилось сонное бормотание: «лещи… опять лещи.. и эти проклятые папахи... не могу больше… не могу». Артемка, конечно, переживал, но, как рассказывала мать - без этой работы не было бы и такой жизни. Мальчик, молчаливо соглашался.
Данила так же в детстве не страдал недостатком внимания, скорее, переизбытком мучился. Отец сидел на какой-то важной «игле», узнал он, из одного подслушанного разговора взрослых. Со своими детскими опасениями явился к маме, она успокоила, объяснив – «игла» очень даже не плохая, одна из лучших и самых полезных для всех людей.
Данила Алексеевич в жизни так и не реализовался. От наклонной спасало прохождение временами курсов реабилитации и «имя» отца, обсуждать которое окружающим не рекомендовалось, да все и молчали. Потому, за действиями подростка все наблюдали сквозь пальцы, а о попытках открытого конфликта не могло быть и речи.
Артем Леонидович пробовал себя во многих сферах, возможности и связи теперь позволяли. Не вполне удачно получалось, раз потребовалось вмешательство отца. Непогашенный вовремя кредит пришлось возвращать выступлением на корпоративе. На том поиск себя и завершился. Артема пристроили в одно из кресел Останкино. Работа была относительно умственной, достаточно представительской и крайне денежной.
Мутным взором Данила наблюдал в открытое окно автомобиля за встречным потоком. Напротив, возле мини-бара, расположился Николя, старинный приятель, еще один представитель золотой молодежи. Одной рукой поддерживая телефонную трубку, другой он безуспешно пытался выстроить ровную дорожку на портсигаре. Левая уже спала, уткнувшись головой в плечо Данилы, Правая (этих одноразовых прелестниц, он давно различал лишь так) резко подняв руку, указала на далекую башню, потешно захлопав ресницами, и произнесла: «Останкино!». Даниле внезапно захотелось выбросить ее из машины.
-Поехали!
Николя, прекратив развлекаться с дорожкой, удивленно поднял брови:
-Да, что там делать? Дыра-дырой... В «Фёст» же собирались?
-Ничего, задержимся.
Тридцать лет трудовой деятельности отца в «ящике» решили отметить на вершине телебашни, не столь презентабельно, скорее тематично. Шампанским. Леонид Аркадьевич поднял бокал, и, обведя рукой просторы за окном, торжественно произнес:
-Вот видишь, сын, этот мир, наивная простота, метаясь в жалких попытках жить и все успеть. Неудачники они. А мы – победители. Делаем все, к чему душа лежит...
Продолжить ему не дали.
Первым, кого увидел Данила, поднявшись в «Седьмое небо», оказался старый усатый мужик с фужером в руке, торжественно вещавший кому-то за столиком. Где-то его уже видел, а вспомнить не мог. Очередная стареющая бессмысленная знаменитость. Правая же удивила второй раз за вечер:
-Это же этот! Из телевизора!
Почти осязаемо всплыли смутные воспоминания детства - «На кухне, прислуга собиралась у «ящика» по пятницам, показывали как раз этого потешного мужика в нелепой бабочке, ведущего скучные диалоги с вечной усатой улыбкой. Зрители по обе стороны экрана при этом всегда неестественно смеялись.»
-Эй, дед! – громко произнес Данила, - Я тя узнал! Поюмори для нас, как по телевизору, ты вроде там до сих пор этот коронный номер исполняешь?
Леонид Аркадьевич сразу же узнал наследника империи газовой «иглы». Взоры присутствующих обратились в его сторону в тревожном ожидании. Достойно выйти из положения не получалось. Жить же потом, ну, хоть так, с минимальными потерями.
- РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА! – произнес неудавшийся депутат и широко улыбнулся. Публика приветливо зааплодировала. Данила Алексеевич растекся в ухмылке. Николя согнулся в приступе истеричного хохота, Левая и Правая продолжали щебетать о чем-то легком и глупом. Артем Леонидович не вставая и не чокаясь, опрокинул в себя содержимое бокала, сразу разошедшееся волнами горечи по телу и отдаваясь гулкими ударами в висках.
Вечерняя Москва за панорамными стеклами представлялась комнатой без дверей, лишь с одним открытым слуховым окном, где-то там, наверху, у потолка, позволяющим хотя бы не узнать, но лишь почувствовать.
«...и все же мы победители.»