А Новый год – это отчетливая метка. Может, потому я не люблю этот день. Или ночь? Потому что просыпаешься, вроде вчера ничего такого не делал – а уже, говорят, год другой. А люди кругом те же… Удивительное ощущение: как будто ты проспал и что-то пропустил. Как я в школе, в третьем классе: они как раз учились работать на счетах. Счеты – это такая рамка с нанизанными внутри колесиками. Я даже не вспомню, как эти колесики по-настоящему называются. На всех штырях их по десятку, а на одном-единственном – всего лишь четыре. Как колесики автомобиля. И я пропустил тот день, когда все научились на них считать. Все, кроме меня. У меня было ощущение, что я отстал от всех. Опоздал на один день, а как будто на всю жизнь.
Из «Дневника»
…осень
Осень так долго тянулась нынче, что я успел позабыть лето. А как оно прошло? Ничего не могу вспомнить, кроме того, что ногу проколол. Ногу я поранил из-за вороны. Она, гадкая, улетела, а я охнул и захромал. Я бы наверняка молча стерпел, если б кто был рядом. Но все бултыхались на речке. Вот я и охнул, и выругался, кажется.
А я тоже до этого бегал, кричал и плескался. Рано я поспешил тогда на берег снимать джинсы. Пожалел, что намокнут. А ворона тут как тут – цап шашлыки и побежала. Как собака. Я удивился и проглядел тот острый штырь в песке. Было очень обидно - приехали с девчонками на природу, и на тебе. Нашел в бардачке полупустую аптечку и перевязал себе ногу. К воде я больше уже не спускался. Наоборот, позвал девчонку побродить по лесу. Белое вино мы уже почти все выпили. А красное случайно пролили бурыми пятнами на песок. Хотя крови у меня почти не было.
Так мы и пошли в лес: она в намокшем платье, а я с упором на одну пятку. И все равно было здорово: и девчонки - елки, и деловитый муравейник, и шальной невидимый мотоцикл, и ее смеющиеся глаза. Тот чудный день оборвал не я. Друг созвонился, засуетился и вывез всех назад в город. А я попросил закинуть меня в травмпункт. Нога к вечеру как-то отяжелела. Праздник на душе кончился. Я остался сидеть в очереди в пахнущем лекарствами коридоре. Дежурный доктор перевязал мне ногу, медсестра сделала прививку. Свободен.
Домой мне вовсе не охота. И шагать стало больно. А еще ковылять к себе и ковылять. И настроение паршивое. Так оно и бывает после праздника. Почему - то у меня еще оставалось ощущение праздника. И хотелось продолжения. Я добрел до дома Наташки. Она очень симпатичная, Наташка. И умница. Только ей не везет с мужиками. Мы очень давно знакомы. А друг другу вовсе не подходим. Но можно посидеть, поговорить о том, о сем. Хотя может так случиться, что мы с ней однажды окажемся в постели. Когда между нами больше ничего не будет интересного. Когда не очем будет говорить.
Я люблю ее улыбку. И у нее хорошие зубы. Наверное, вода в детстве была правильная. Я знаю, она выросла там, где начинается Дон. Свет у нее горит, и я влезаю на ее последний этаж. Я пью ее чай, а она звонит по телефону домой. Туда, где Дон начинается. Она хочет туда вернуться. Каждое лето собирается уезжать. Мне в городе будет не хватать ее улыбки и грустных глаз. Она любит Олега Митяева, а я люблю Франсуазу Саган. Мы не созданы друг для друга.
Она звонит домой в одиннадцать ночи и спрашивает у сестры- двойняшки, любит ли она Саган. Сестра хочет спать и недовольна. Она любит Саган, я знаю. Потому, что я давным-давно любил Наташкину сестру. В душе только светлая тень осталась. Теперь она замужем, а Наташка - уже вдова. А тогда как было: Наташка - замужем, а двойняшка – свободна. А теперь мы дружим с Наташкой. А спать с ней я не могу, потому что они все-таки сестры. Хотя, вроде, какая разница – они же двойняшки.
И я ухожу. С ногой что-то серьезное. А во дворе негде посидеть. Тут же была скамейка! Здесь мы тогда и расстались - на скамейке во дворе. Нет той скамейки. Кому мешала? Надо идти дальше, нельзя останавливаться. А тогда я хотел на ней жениться. На ее сестре. Честно, хотел. Пожалуй, единственный раз в жизни. Потому что она была странной и непонятной. А она не ответила на мое предложение. Тоже было удивительно. Ни да, ни нет. Впрочем, это тоже ответ. Отчего же она так плакала здесь накануне отъезда домой? Туда, откуда течет Дон.
И я ухожу с того двора. Я ушел в холодную ночь и добрался до одинокой скамейки. Было темно, очень поздно, и очень больно. Я сидел и пережидал боль. Откуда-то из полутьмы появилась чья-то темная фигура. Она по-птичьи бредет к моей скамейке. Это какая-то девушка. Она садится на угол скамейки и спрашивает у меня сигаретку. Сигаретки у меня нет. Я предлагаю ей просто так посидеть со мной. Она сидит. Мне больше ей нечего сказать. Она встает и уходит.
Так что и вспомнить про лето нечего. Так, какая - то тень на скамейке.
…лето
Они наверняка были сестрами: у одной на руках ребенок, у другой – корзинка с детским молочком. И книжка Франсуазы Саган «Немного солнца…». У нас в магазинчике тоже играл луч солнца, если кто-то протирал листья фикуса. В огромной кадке он стоял у двери и ловил лучи, когда кто-либо входил с утра. Они точно были сестрами – настолько похожи. Только у одной сверкнуло кольцо на пальце, а у той, что с книжкой – нет. У нас в городе не ходят с книжками, даже летом. Приезжая?
Тогда они ничего не купили. Да и ладно, зашли, блеснули зубами и на том спасибо. «Приходите еще раз!» Мы так всем девушкам говорили. «Или позвоните!» Это я так пошутил. И назвал им вслед наш служебный номер. Шевельнул листьями задетый фикус, звякнул колокольчик на двери. В конце недели вечером мы курили у закрытого уже магазинчика. Собирались разбежаться на выходные. Шумели, галдели перед отдыхом. Лето же! Она подошла спокойно и уверенно. Все с той же книжкой. Как будто договорились встретиться.
- Ты знаешь, - сказала она просто, - ты дал мне ваш телефон. А я его забыла…
И улыбнулась мне, как на рекламе. И что я мог сказать? Я тоже напрочь забыл тот номер. У нее был особенный голос. И каждый раз это было похоже на свежий душ после душного магазинчика.
А тогда с ней пошли гулять по городу. Взяли шампанского, застали одного моего приятеля. Устроили посиделки у него дома, пока в морозилке остужалась зеленая бутыль. После горячего кофе шампанское казалось до дрожи холодным. Так бывает от кофе по-турецки, когда запиваешь ледяной водой. А тут пригубил кофе – и сразу глоток пузырящегося шампанского.
Мы добрались ко мне ближе к полуночи. Она сразу предупредила, что секса в первый вечер не бывает. Позвонила сестре, чтобы та ее не потеряла. Чистила зубы долго. Зубов у нее в полтора раза больше, чем лет. Я устал и уснул. С утра, ее, конечно, уже не оказалось. На диване, где она спала, валялась книжка. «Немного солнца в холодной воде». Вечером она вернулась за ней. Полмесяца мы не расставались. Солнце находило нас то за городом, то за Волгой, а чаще всего через окно моей квартиры – голыми на закате. Вскоре я сделал ей предложение. Ведь так это называется? Впервые в жизни хотел жениться. Волновался, что скажет. Или да, или нет. Она же просто спросила:
- А ты сможешь меня содержать?
Я ждал ответа, не вопроса. Ничего не сказал. На другое утро она неожиданно уехала от меня, а вечером – от сестры. На этом все было кончено.
Ее телефонного звонка уже не ожидал. Она с утра позвонила мне в субботу. Почему все неприятности приходят в выходные? Говорила сбивчиво, плакала по межгороду в трубку. Что случилось? Не было месячных. Задержки. Уже который день.
Я ее успокаивал, сказал, чтобы посоветовалась с подругой постарше. Она с надеждой глотала слезы. Ее следующий звонок в тот же вечер был наполовину безумный. Готова была покончить с собой. Про женские консультации у себя в городке не хотела и слышать. Сказал ей, чтобы ехала сюда обратно, решим все на месте. В воскресенье позвонила, что выезжает, встречай.
Жаркое лето продолжалось, знакомые врачи все ушли в отпуск. Что делать? С утра пришел на вокзал. Чему люди так радуются при встрече? Они же привозят проблемы. Из ее вагона сошел последний пассажир. Так сказала проводница. Я не поверил. На указанном месте точно никого. Растерянного, меня окликнула ее сестра. Та же улыбка во все зубы, тот же взгляд синих глаз нараспашку. Сказала, что она не приедет. Все наладилось накануне.
Магазинчик у нас вскоре прикрылся. Фикус я вывез. Стоит в моем доме возле дивана, где она спала в первую ночь. Я больше не пью кофе по-турецки.
Франсуаза Саган умерла этим летом.