Спорить не хотелось. Очень. А поспорить бы надо. Ох, как надо… Но, не хотелось, и поэтому слова не находились, и Наташка, как дура, молчала. Хотя, спорить Наташка умела. В этом ей позавидовал бы даже Сенека, или кто там ещё другой в древности, умеющий словесные кренделя выкидывать. Потому что, если Наташку зацепить за живое неправильной точкой зрения, то она от вас мокрого места не оставит, а, уж, от ваших доводов – тем более.
Но тут, как на зло, она молчала. Молчала потому, что дело касалось человеческих отношений. А в этом Наташку переплюнуть было невозможно вообще, так как она всегда в таких случаях принимала, совершенно неосознанно, сторону оппонента, пытаясь влезть, вернее даже, не пытаясь, а влезая в его, мерзкую и противную, в данном случае, шкуру.
Наташка – с о с т р а д а л а. И ещё она знала, что в людях есть такое, что если затронуть это, можно навсегда, навсегда испортить отношения, и дальше пойдёт по принципу, чем ты правее, тем ты виноватее. И что в дальнейшем уже никто не станет тебя слушать, и никогда ничего не простит, что человек затаится в тихой неприязни и перестанет быть тебе другом.
Хорошие взаимоотношения – любой ценой. Это был лозунг. Под ним она, не подозревая об этом, жила, и под ним она умирала. Это было её знамя. Но знаменем победы его не назовёшь,, разглядеть победу можно было только с очень высокой колокольни. А вблизи это её знамя, конечно же, напоминало брошенные к кремлёвской стене, изодранные гитлеровские штандарты.
Так что, Наташка молчала. Молчала, как оплёванная, потому, что знала, что у её благоверного есть мать, которую он очень любит и страдает от её повышенного внимания и ещё каких-то отклонений в психической деятельности её организма. Он её очень любит, свою дорогую (финансист-бухгалтер бы сказал, очень дорогую) маму, и вся его нервная система тратится на то, чтобы себе постоянно об этой любви напоминать во избежание скандала.
Наташка молчала и думала об индийских йогах, какие же они наивные, сидят годами и ждут нирвану. Всю жизнь (!) стараются так сесть или лечь, чтобы не думать. А потом в недуманьи своём постичь Бога. Ну-ну. У некоторых, говорят, получается.
Вам бы, дорогие мои йоги, пару ежедневных придурков, в виде близких вам людей, от которых некуда деться. Кои носятся, как с писаной торбой со своими капризами; и со своим, богатым спортом и телевизором, внутренним миром; и со своим, гипертрофированным мрачным и всем недовольным «Я». Тогда вы, уж, точно замкнёте своё биополе, вставив в уши пальцы, чтобы не слышать, о чём они постоянно страдают и ворчат, эти близкие, пока вы заботитесь об их комфортном существовании. Вот, вам бы всё это для тренировочки смирения. Да ещё - пару плевков в ваши чистые йоговские души и детские глаза. Вам бы пару лёгких энергетических вибраций, в виде ласкового заигрывания при вас с., ну, в общем, не с вами, и хотя бы одно (!) из всех тех слов… Тогда вы уж, точно, отрешитесь отречётесь, отплюётесь от всего земного.
II
«Вот так сидеть и смотреть в одну точку: а, вот, мыслей – нет. Просто, нет и всё». Обсуждать было лень. Сердиться? – да пошло оно, бесполезно. Ведь, совершенно же бесполезно, сердиться-то. Лучше, пусть, уж, не будет мыслей никаких, вообще.
И мыслей не было.
Не было, не было, не было. Правда, одна привязывалась: «Не нужна– не нужна– не нужна», но Наташка не была йогом, и потому быстро справилась и с ней, ну за каких-нибудь пару-тройку лет. Пару-тройку лет не подумала, а потом – на фиг, на фиг, на фиг. Всё. Алес.
Ушла Наташка, молча.
Нет не совсем, а – насовсем. От него. Нет, всего она, конечно, ему не оставила, взяла-таки с собой Светку. А потом подумала, и решила взять собаку, потому что – жалко.
Но, если вы соберётесь с ней поспорить о том, как надо правильно делить имущество супругов при разводе, Наташка от ваших доводов не оставит и мокрого места, сказав, что всё это не стоит выеденного, сами знаете, чего… и, что она, просто, выбросила собаке под хвост три лучших года своей бесценной, с точки зрения вселенской любви, жизни, а это, сами знаете - что. И, вот, кто ей от этого, хотя б половину вернёт? А, всю эту рухлядь в виде шкафов и авто она ещё, сколько угодно раз, заработает и купит. Не верите?! Я так и знала. Но, с натуры писано, ей-Богу.