Люди здороваются по-разному, хотя, в общем-то, одинаково. Здоровья желают, дня доброго, счастья или чего-то еще. Сейчас в моду входят американские приветствия: безликие и бессодержательные типа: «Хэй!», «Хай!» или это дурацкое «О'кей» - ни ответа ни привета. У нас принято говорить: «День добрый…»
Вот и я поздоровался:
- День добрый, Назар Васильевич!
- Ага, был добрый, пока ты вот не пришел…
И вот так всегда. Перестал Назар Васильевич верить в людские добрые намерения, особенно поутру, и особенно виде приветствия.
А все началось того самого раннего утра, в далекой Италии, где, Назар Васильевич мирно трудился на благо развития западной демократии и капитализма, и еще более мирно жил в загородном доме своего хорошего знакомого Стефано. Хороший дом был у Стефано – не дом, а усадьба. На двух гектарах и сад тебе, и лесок дубовый, и пруд с рыбой. Да вот жить там Стефано не мог – дом такой на семью большую рассчитан, а Стефано, не смотря на свои 42 года, был одинок. А раз жить некому, то и ухаживать тоже. И сманил Стефано Назара Васильевича от президента компании «Итало-Пицца» Креманини, мол, к работе ближе и продуктами тебя обеспечу, дровами и всякие другие блага, ну не то, что этот жлоб Кремонини. Да если правду сказать, не с руки Назару Васильевичу жить было в доме своего босса и такого богача, как Креманини. А особенно после того случая с премьером… Ну, вы наверное, слышали или читали. Да, ладно, чего уж там. Скажем проще – не просто жилось Назару Васильевичу в богатом доме, богатого человека – он ведь из простых, из наших, из советских.
А Стефано, вроде бы, и попроще, да и помоложе. Велосипед подарил, всю технику домашнею отдал, которую Назар Васильевич домой успешно переправил. А еще мопед отдал свой, хоть и не очень новый, но в состоянии хорошем, если его, конечно же, подремонтировать немного. Ну, в общем-то, съехал Назар Васильевич с богатого дома Карманини в усадьбу своего нового друга Стефано.
Нравилась усадьба Стефано Назару Васильевичу. Может потому, что он, привыкший к крестьянскому труду, мог насладиться сим занятием в свободное от работы время. Назар Васильевич быстро привел в порядок двор, берег небольшого пруда, уничтожил громадные сорняки на небольших лужайках и вместо них посеял декоративную траву. А еще, что прельщало Назара Васильевича в новой усадьбе так это то, что прямо вдоль ограждения ее проходила трасса или автобан по меркам Европы – дорога, короче. И по дороге этой порой проезжали автобусы или машины на Украину или оттуда. И порою казалось Назару Васильевичу, что дорога эта есть нить связующая его и ту часть земли, который каждый из нас называет Родиной.
Многие водители, едущие на Украину или из нее, знали, что можно остановиться в усадьбе Стефано и просто отдохнуть или воспользоваться гостеприимством хозяина для мелкого ремонта транспорта или тела, а то и души. Да и Стефано был не против гостей Назара Васильевича, ведь он сам колесил по свету и знал, что такое земляк в землях далеких и краях чужих.
- День добрый, Назар Васильевич, - многие так здоровались с Назаром Васильевичем и потом спрашивали, - А можно… (или «А у вас есть)?
Так уж случается, что людям бывает нужна помощь. И никому не отказывал Назар Васильевич, хоть знакомым, хоть не знакомым.
Разумеется, не все были порядочны, в общепринятых понятиях и нормах. Некоторые, а в особенности земляки или родственники дальние, так те просто злоупотребляли гостеприимством и щедростью Назара Васильевича. Приезжали как бы на заработки, а сами просто жили в Назара Васильевича, питались за его счет, да еще деньги выманивали на пиво и сигареты. Или звонили с мобильного Назара Васильевича родственникам и так знакомым на родину дальнюю, разумеется, за его счет, и полчаса болтали, рассказывая всякие, кем-то пережитые ужасы, на строительстве развитого капитализма. Но помогал Назар Васильевич, наивно полагая, что у людей, все-таки, есть совесть. Увы, как оказалось, совесть может быть и была, но пользовались ею крайне редко, да и не все – берегли для лучших времен, наверное, забывая, что совестью чем больше пользуешься, тем больше ее прирастает.
А тут водитель знакомый попросил:
- Слышь, Назар, можно пусть дня два землячка перекантуется у тебя, а я потом я ее устрою на работу и заберу.
Недоговаривал водитель знакомый - землячка была не одна, а со своим сыном-недорослем или переростком почти двухметрового роста. Автобус уехал, а она осталась с двумя большими клеенчатыми сумками и своим сыном.
- День добрый, Ганя, - тихо представилась она, как-то нарочито похотливо попытавшись состроить глазки Назару Васильевичу.
- Славик, - грубым голосом пробасил недоросль или переросток, как бы безразличным взглядом осматривая лежащую, как бы в низине, усадьбу.
Разумеется, Назар Васильевич также постарался оценить своих новых постояльцев. И что-то они сразу ему не понравились. Знаете, как это бывает – не нравиться человек с первого взгляда и все тут – интуиция, наверное.
Ганя была женщиной, то какой-то противоречивой, по неким принятым понятиям женской красоты, наружности: худая, сутулая, выдвинутая вперед челюсть, маленькие карие глазки, слипшиеся жиденькие волосы, кожа как будто покрыта мелкой шелухой. А самое отталкивающее – это взгляд этих маленьких, бегающих глазенок, который в сочетании с искусственно создаваемой похотливой улыбочкой, выдавал в ней хищное создание человеческой породы. Но вы знаете, именно такой тип женщин нравится многим, особенно хилым интеллигентам, живущих в мире призрачных иллюзий морали, и которым так нужна защита, которую они пытаются найти в хищниках, разрушающих их мир – вот такое противоречие нашего убогого разума. Назар Васильевич хотя и не имел корочки о высшем образовании, как необходимого атрибута интеллигенции, но был человеком сильным, мудрым и никогда не перекладывал своих проблем на чужие плечи, а это, согласитесь, главные признаки интеллигентного человека. А корочка, то есть диплом… У некоторых их по несколько штук, ну и что – купить себе такую бумажку сейчас раз плюнуть. А вот процитировать Пушкина или знать всего Высоцкого многим образованным с дипломами сейчас не возможно, а Назару Васильевичу – легко.
Но не легко было созерцать Назару Васильевичу нашествие его новых постояльцев. Шокировали его они немного. Особенно старался в вопросе создания стресса для Назара Васильевича сынок Гани Славик. Во-первых, он громко сморкался, икал, разговаривал и абсолютно не обращая внимания на окружающих.
- А где здесь сцут? – спросил он не понятно кого, потому что не смотрел ни на мать свою, ни на хозяина дома в лице Назара Васильевича.
- Туалет справа, за колонной, не перепутай с ванной комнатой, - несколько ошарашено ответил Назар Васильевич, - и, видя, как недоросль поганит чистоту вымытого кафеля пола своими грязными ботинками, возмущенно добавил, - у нас здесь разуваются – это не свинарник.
Недоросль с презрительным видом лица, не нагибаясь, сбросил ботинки и по-футбольному отбросил ногой их к выходу. Через минуту из туалета послышалась грубая брань. Как оказалось, воспитанный в сельских нужниках юноша перепутал унитаз с бидэ.
Назар Васильевич не страдал комплексом гипертрофированной вежливости и сразу начал короткий и поучительный рассказ о правах и обязанностях граждан на временно вверенной ему территории и жилье:
- Значит так, - строго, почти как сержант-дембель ( а Назар Васильевич был когда-то и таким), начал свой инструктаж Назар Васильевич, - это дом моего знакомого Стефано, я здесь как бы управляющий. Ваша комната возле входа. Ничего без моего разрешения и разрешения Стефано не трогать, за собой убирать и не гадить – я вам не уборщица. Холодильник на кухне, ваша полка самая нижняя, посуду мыть сразу, мусор делить на сжигаемый и не сжигаемый: металл, стекло – баки подписаны. Что не ясно – спрашивать. И никакой самодеятельности.
Вроде бы и достаточно для первого раза рассказал Назар Васильевич своим новым толи постояльцам, толи гостям. Рассказал и с неким неудовлетворенным чувством или чувством тревоги уехал на подаренном Стефано мопеде на работу – сегодня у него была тяжелая дневная, а затем ночная смена возле горячей печи «Италло-Пицца». Работал Назар Васильевич в две смены и не от жадности, как думали некоторые – он ведь приехал в далекую Италию не отдыхать, а работать и зарабатывать. Скажу вам, что в далекие земли работать, чтобы зарабатывать едут немногие, может каждый сотый. В основном все едут искать счастья в пропагандируемо сытой Европе, как когда-то нищие европейцы ехали искать свое Эльдорадо в еще более нищие и еще более дальние земли. Увы, все богатые жилы нашей жизни давно кем-то заняты. Но, знаете ли, некоторым, особенно настойчивым или удачливым бывает и везет найти что-то свое, но чаще отобрать чужое. Кстати, нищих в сытой Европе или богатой Америке намного больше чем у нас. Но их не показывают по телевизору, в сериалах. Поэтому их почти нет - но они есть и очень много – нищих духом и телом …
…Ну, да…
… Вернулся Назар Васильевич от двадцати четырех часового изнурительного труда в дом почти свой с чувством одним – дикой усталости, и желанием – упасть и спать. А еще пива хотелось – холодного пива, которое должно было ожидать своего изнуренного хозяина в холодильнике…
Но тяжелое предчувствие еще сутки тому не обмануло Назара Васильевича. Увиденное им, не то что шокировало, вызвало ураган, тайфун отрицательных эмоций, грозивших катастрофой тем, кто был причиной этому. А причина в виде дорогого сыночка Гани лежала на диване Назара Васильевича, смотрела телевизор, врубив звук на полную мощность. Почти вся грязь из нестиранных носков и джинсов успешно перекочевала на чистую постель Назара Васильевича, оставшись такими же грязными, чем подтвердила старую мысль о том, что закон сохранения энергии на грязь не распространяется: чем больше нужно испортить чистоты, тем больше производится грязи. И грязь одежды Славика, казалось, расползлась по всему дому. Грязный пол, столы, стулья, ванная, туалет – столько грязи старый дом не видел за все столетия своего существования. Но самое ужасное – на полу возле дивана были разбросаны пустые бутылки от пива. Страшная догадка пронзила шокированное и без того осознание мира Назара Васильевича. Он открыл холодильник – холодильник был пуст. Нет, не просто пуст – он был совершенно пуст. Пустой холодильник – это было единственное чистое место в доме.
Не выдержал возмущенный разум Назара Васильевича разрушения своего собственного мира.
- Это мое пиво! Это мои продукты! Ты понял, урод! И встань из моего дивана, сука! Чтоб через полчаса здесь все было убрано, а через час вас здесь не было! - громко и не наиграно возмущалось все естество Назара Васильевича.
Казалось, что все в этом доме негодовало по поводу не слыханной дерзости практически не прошеных гостей.
- И шо орать, подумаешь, - попытался огрызаться не довольный прерванным состоянием своего личного кайфа молодой бездельник, презрительно добавив, - жлобяра…
Что имел ввиду под словом «подумаешь» двухметровый балбес, он даже себе не объяснил бы, но он явно не думал, когда попытался оскорбить Назара Васильевича. А Назар Васильевич уже не разбирался в словесных вывертах и мыслях этого каменного разумом гостя:
- Ты что-то тявкнул, сынок, или мне показалось, - возмущение наглостью оппонента в виде ленивых движений длинного тела и наглого выражения лица с тяжелыми последствиями дебилизма, вышло за некоторые границы простого возмущения и перешло к действиям по наказанию.
Наверное, двухметровый, молодой и как бы сильный юноша привык, чтобы его боялись, тем более такие «старые пердуны», как он называл людей старшего возраста. Да, очутившись рядом, Назар Васильевич был по шею Славику, но сильный удар под солнечное сплетение так согнул длинное тело, что голова юноши оказалась на уровне груди Назара Васильевича. Назар Васильевич воспользовался близостью наглого лица и сильными пальцами, крепкой, натруженной левой руки сжал кончик носа слегка побледневшего лица и, делая не приятные этому лицу вращательные движения, начал вести воспитательную работу, в которой слов было мало:
- Что ты … (здесь пропущено очень грубое слово), сказал? Это кто жлобяра? – И две сильные оплеухи по лицу правой рукой усилили впечатление от вопроса.
- П-пусти, тебе же хуже будет, - прохрипел недоученный жизнью грубиян.
Сильный удар открытой ладонью по уху временно отключил восприятие действительности угрожавшего Назару Васильевичу, тело его обмякло и свалилось набок – это был нокаут, к счастью не глубокий. Через полминуты поверженный начал медленно приходить в себя, очумелыми глазами стараясь рассмотреть то новое, что появилось в вокруг, во время отключения сознания. А вокруг мир немного шатался. Точно как после пьянки и из пространства шатающего мира, как голос грозного судьи, доносились слова, не терпящие возражения:
- Быстро вскочил … (опять это грубое слово) и начал уборку.
Увы, Назар Васильевич не был врачом и не знал, как оказывать первую помощь пострадавшему при легком сотрясении мозга, но он хорошо знал, что хороший удар заменяет примерно две-три тысячи слов душеспасительной беседы. А легкое головокружение и тошнота совсем не мешает осознавать новые реалии, скорее наоборот – ускоряет процесс их постижения. Молча, слегка пошатываясь начал Славик собирать мусор, бутылки…
Но это было не последнее потрясение на сегодня для самого Назара Васильевича. Когда его возмущенное сознание начало думать, как побыстрее обустроить свой разрушенный пришельцами быт для скорейшего отдыха и восстановления сил, как дверь открылась и на пороге появился Стефано держа под руку… О, господи, он держал под руку плотоядно ухмыляющеюся Ганю…
* * *
Такого, так бы сказать, поворота событий Назар Васильевич не ожидал.
- День добрый, Назар (уже не по-отчеству), - во всю похоть наигранной улыбки открытого рта, наполненного кривоватыми желтыми зубами, поздоровалась Ганя. Стефано при этом смущенно опустил глаза.
- Ты что, Стефано, трахнул ее? - спросил по-итальянски Назар Васильевич первое, что пришло ему на ум.
Ганя, естественно, по-итальянски ни бум-бум, а Стефано еще больше засмущался и покраснел даже.
Потом, как оказалось, Стефано приехал за чем-то, увидел новых людей и начал на ломаном русском расспрашивать. Ганя поняла главное – нужно жаловаться и плакать. Жаловалась и плакала она не долго, ибо успела «ненароком» расстегнуть ширинку Стефано. Славик сделал вид, что ничего не понял и вышел на улицу покурить…
Но это все стала известно потом. Но в данный момент времени явление этой, соизволения сказать, парочки окончательно ввело в смятение все естество Назара Васильевича – он почувствовал полную отрешенность и усталость от суеты мирской. Плюнул Назар Васильевич на грязный пол и пошел спать в комнату приготовленную для нежданных гостей – ему через 8 часов опять нужно было работать в две смены…
Но не закончились на этом злоключения Назара Васильевича, не закончились…
* * *
Пришел через полтора суток Назар Васильевич как бы и в дом свой. Уставший очень, можно сказать, что разбитый на части разные как-то в теле одном содержащиеся. Мысль одна была: упасть и забыться на целые сутки – благо на следующие две смены Назару Васильевичу именно через сутки и нужно было идти.
И вот, когда до долгожданного и любимого дивана оставалось буквально десять метров, Назар Васильевич споткнулся… Он споткнулся о свой любимый диван стоящий на улице. Слипающиеся от недосыпания и усталости глаза Назара Васильевича расширятся начали и видеть остальные безобразия дня нынешнего. На диване лежали его вещи, а тапочки любимые так те вообще были в мусорном ведре. Дверь не была заперта и вошел осторожно Назар Васильевич, готовясь к непредвиденным еще обстоятельствам и преодолению их, кулаки его при этом так сильно сжались, что приобрели крепость танковой брони. Стефано и Ганя были на кухне и пили вино, они так увлеклись, что не заметили Назара Васильевича.
- … Да зачем тебе этот хохол, мой Славик за тысячу евро и дом посторожит и приберет если нужно. Ты смотри, какой мусорник он здесь устроил… - убеждала она Стефано выгнать Назара Васильевича.
И тут она увидела самого Назара Васильевича и его добела сжатые кулаки.
- Я или она, - сказал по-итальянски Назар Васильевич.
Он ушел, лег на диван прямо на улице и уснул самым что ни на сеть богатырским сном.
Не буду тянуть кота за хвост и скажу, что happy end, все-таки, произошел. И не по причине наличия совести или чего-то еще другого более морального. Все гораздо банальнее – трезвый расчет. Стефано то думал, что оторвал проститутку бесплатную, да и хозяйственных работников заодно. Но когда он услышал о деньгах, то сразу увидел, что и работники они никакие.
Так что остался и дальше жить Назар Васильевич у друга своего Стефано, хотя у друга ли…
А Ганя… А что Ганя? Устроилась нянькой к старому итальяшке, а отпрыск у него как бы в садовниках числился. Да-да, числился пару дней, пока не обворовал соседа. Теперь сидит в какой-то итальянской тюрьме и не плохо себя там чувствует: бесплатная крыша над головой, кормят, охраняют, а главное ничего делать не нужно. А все остальное мелкие неудобства, которыми можно и пренебречь…
Только вот Назар Васильевич с тех пор всегда вздрагивает, когда поутру ему говорят: «День добрый, Назар Васильевич»…