Как-то так вышло, что я остался один. Друзья расползлись по миру, и редкие поначалу письма сменило глухое молчание. Одну любимую женщину я по глупости потерял сам, другая пошло и открыто изменила мне. Постарели и исчезли добрые соседи, а их место заняла неприятная, равнодушная инородная толпа с редкими вкраплениями ещё более неприятного потомства тех стариков.
Везде сверлили и скоблили, дом напоминал контору мистера Диммока из "31 июня" Пристли с вечными отбойными молотками; заливало кухню из бассейна соседей сверху, полетел компьютер, когда соседи сбоку просверлили мою проводку, в окно выл их кондиционер, а единственный неизменный шизофреник снизу ночами извлекал из добытой где-то тубы канализационные звуки. Мстил всему миру за дневной разбой.
Работа по типу "Манька, швыдче" наращивала условия, правила, претензии, заковывала в пояс верности - и из любимой превратилась в ненавистную.
Как сильно можно сжать человека, чтобы он запищал? Я - запищал.
Покончить с собой? Только решусь - разбирает истерический смех. Нелепо. Слабо. Глупо. Не хочу.
Когда запевала туба шизофреника снизу, которого уже отказывались лечить, и нельзя было выселить, несмотря на стоны всего дома - этим мы нарушали свободу его личности - я начинал молиться. "Господи, - говорил я, - старики умирают, потому что устают жить. Я устал! Но я не старик. Я не могу умереть, потому что здоров. Если всё это - не моё наказание за грехи, отпусти ты меня отсюда. Я хочу умереть, больше я ничего не хочу. Зачем жить? Мне всё противно".
Наверное, я уж очень ему надоел, потому что однажды спокойный голос внутри ответил:
- Ладно. Езжай в город N, иди там на рынок. Реши окончательно, потому что я спрошу у тебя: "Хотите яблочка?", и если ответишь "Хочу!" - назад не повернёшь.
Я уволился, поскольку отгулов не дали. Теперь не дают. КЗОТ умер давно. Я - уволился, хоть и не знал: те слова мне сказали, или я выдумал их сам...
Уволился и поехал в город N. Два дня бродил по городу. Рынок - только в базарные дни, по воскресеньям. Провёл рекогносцировку. Место лобное: за городом, в километре, навесы. В городе - приезжие торгуют, крестьян не пустят. Хочешь отовариться у своих - топчи ноги до колхозного рынка.
Утром выбрался пораньше, всё равно не спал. Хочу яблочка!
- Хотите яблочка? - спросила меня суровая торговка, что устроилась на ящиках у дороги, пытаясь опередить конкурентов.
- Хочу! - вскинулся я, стараясь успокоить затрепыхавшееся сердце. Как просто...
Она отрезала кусочек от большого румяного яблока:
- Попробуйте! Ни у кого таких нет!
Что? Съем - и упаду замертво? Как у Агати Кристи: буду хрипеть, царапать горло, упаду и умру?
Назвался груздем... Я схватил ломтик и прожевал. Кислое. И в смерти я прокис...
- Ну? - возмутилась торговка. - Будешь брать? Что застыл как истукан? Покупателей мне отпугиваешь! Не берёшь - иди дальше!
Да. Не похожа тётенька на Господа. Обознался я.
Рынок завален яблоками. Покупателей мало. Со всех сторон "Хотите яблочка". Я упорный. Я хочу, хочу, хочу - и пробую зелёные, красные, кислые, сладкие, ломтики и половинки.
- На, парень! Съешь целое! - вдруг выбивается из общего фона "Хотите" дрожащий голос щуплого старичка.
- А то возьми кошолку. Бесплатно. В подарок. Любишь яблоки, смотрю. А мне что? Торговли нету, у всех урожай. А не то приезжай к саду и бери сколь хошь. Жалко продукт, и ты смурной, вроде. Может, железа в тебе мало: бледный. В яблоках железа - ого! Съешь побольше!
Ем, спасибо. Этот больше на Господа похож, да вот слов кодовых не сказал...
Дальше иду. Машины, грузовики, прилавки, ящики яблок. Хотите?
Что-то бьёт меня в спину. Что-то недоброе. Страшное.
Обернулся, чтобы услышать грохот и увидеть...
Развороченные прилавки, кровь, стоны, яблоки везде - целые яблоки, раненные яблоки, ошмётки яблок на уцелевших стенах...
- Медсестра я! - истошно кричит та, первая, злая торговка. - Есть здесь врачи? Скорая не успеет!
Есть здесь врачи? Господи! Да я врач! Был им. Давно. Пока не всосался в воронку бизнеса, как многие и многие из нас... Сначала - от нищеты, потом из интереса, потом... куда податься? Разве я ещё врач?
Сестра уже не кричит - она стоит на коленях перед кем-то, из руки которого фонтаном бьёт кровь. Трупы вокруг, а этот ещё жив... Я бегу.
Ну что мы с ней сделали до приезда скорой? Троим помогли кое-как. Деда - того не спасли: умер. Где-то возле него лежала кошолка с бомбой. Кто-то оставил. Поговорил, наверное, с дедулей: тот приветливым был...
Но не был Господом. Не могли же так - убить Господа?
Спустя вечность я иду по пустому рынку, огибаю раскатившиеся ковром яблоки. Иду мимо высокой сгорбленной фигуры. Что он делает тут? Не ушел? Или прошёл оцепление?
- Хотите яблочка? - так ясно и чисто спрашивает он, что сомнений не возникает. Теперь это - тот самый вопрос.
- Не хочу! - вдруг кричу я. - Я уже никогда не стану есть яблок! Но я снова стану врачом...
Он улыбается.
- Возьми. Это тебе дед тот собрал. Поешь. Не обижай старика.
Я беру кошолку... но я не хочу!
- Да почему не хочешь? - спрашивает дед. - Ты бери! И мне веселее домой идти налегке.
- Задарма ухватил! - злится медсестра. - Нет копеечку трудовому люду... А ты, Василий, мне клиентов не переманивай!
За её спиной шумит рынок.
Василий подмигивает мне, и мы идём с ним по дороге. Домой. Живые.
Спасибо тебе, Господи! Ты умер - вместо меня... Неужели ТАК тебе приходится с каждым?