Цыгания

Параной Вильгельм
***


Эстроб, крошил хлебный мякишь, выкатывая и разминая его в шарики отдельными кусочками, - и бросался о блюдце с молоком, попадкой ровно в серединку, - непременно в каждый окатыш сунув по одной живой блохе.

Эстроб, стоял на поднарках, с закрытыми глухо ледяными очками, - и  не то подмуривал ими, подгядывая, как шарамбольной опердас, а не то и ссочился, будто сморч какой аки дикий:

"Охма-затура-хама-нога-сона! Ума-та-хама-или-оо-о".

Птицы с колокольни, растопырыми кулебяками, населили оконные подкрылки стельницы, уставясь в жаровню аглой комнаты, в коей готовилось при****ное зелие, и поперхнулись меж собой недоумениями,  - в кач выказывая, определенно рубеж, и никак прочим.

В натопленной, красных цветов, комнатухе, с приятным муссонским окуриванием и вассерами жужащих и плодящихся в большом количестве, арбузных мух, пылились три врачующие фигуры:

Эстроб, в галошной, блестящей мантии, с большими луноходными часами на дверной цепи, Мантимилия Гасконовна - цветастая загрудница, в байховой кочевыворотке, унизанной золтыми булавами, и мать самого Осомки, посаженного в коробку из под телевизионного созвездия, со вчерашней ночи на бездвижие.

Осомка, нажравшись старого сала, валявшегося под присмотром крыс, в амбарной готовнице, схватил гадюку-желтопузую, и острая гадина поселилась в желудке бедного мальчонки. Иными раскаряками, Боткинская дрянь, упражнялась на Осомке, в добивании мальца, раскашивая его глазенки в желтые моря,..

Мать, извившись в слезах, и не веря в чудесных, белых "дохторов" на свою голову, отдалась на производство знахарного сумасброда и Ягжинского колдоёба Эстора, о коем слухи, аж до Яровницы ходили.

Шариками, мать Осомки, должна была кормить, через каждый час, шептами на ухо и лишь одно слово: "Раму".  И тогда хворь важно сгинет, вильнув хвостом, и Осомка обещанно выздоровет.

Спустя трех дней, мать Осомки прибегала к Эстробу целоваться и льнуть. Носила она больших румяных яблок караван, рыбы тоскала, да золотишка всех цепочек-то пару...

Здоровый Осомка, в школу так и не пошел. Мать, не верила ученым спектаклистам из города, а отдала в учинята к Эстробу, на чем и спелась...