КОГДА КУРЯТ СОСЕДИ
Хороший секс – это такой секс, после которого курят даже соседи.
Народная мудрость.
…Раздел быстро, нетерпеливо. Целовал ещё рассудочными, но уже похожими на эпитеты из ненаписанной сказки, поцелуями. Шею, грудь, живот, дрожащие колени. Понимал, что уже ожидаем и желанен, не торопился, растягивая ещё наполненные мыслями и словами мгновения. Не хотел сразу погружаться в жаркий, неизбежный, как ураган, мир без внятных образов, лишенный словесного обличия. Дотрагиваясь до тела, всё ещё хотел разум. Так зимой может хотеться летнего дождя, а весной – запаха прелых опавших листьев. И видел, видел - хочет того, что уже временно не существует, и поддавался этому затягивающему, всепоглощающему безумию…
СПРАВА
В классическом, с пузырями на коленках, трико из третьесортного хлопка келдырил зёплу на кухне сантехник Витёк. Уехавшая на выходные к маме жена-стерва почему-то сжалилась и оставила немного денег, которых хватило на поллитру и пачку «Примы». Поллитра уже заканчивалась, «Прима» - тоже. Протянув руку за предпоследней в пачке сигаретой, Витёк совершенно отчётливо понял, что «Примы» он не хочет, а хочет он давно припрятанную в старых инструментах сигару. Сигару подарил один клиент, которому Витёк на редкость удачно заменил кран на кухне.
Сигара была красивой, упакованной в целлофан, с яркой бумажкой поперёк. На бумажке было написано по-иностранному. Что именно, Витёк не понимал, но сигара так ему нравилась, так оглушительно пахла красивой жизнью даже через упаковку, что курить её казалось ему чем-то невозможным, всё равно, что сжечь сторублёвку. Из-за сигары Витёк стал вместе с супругой смотреть латиноамериканские сериалы по вечерам, где иногда показывали пальмы и много-много синей воды. Он представлял себя с сигарой под этими пальмами в белом костюме и белой шляпе, которая называлась (он запомнил) «панама». Так что выкурить сигару было никак нельзя.
Витёк одним глотком из горлышка допил оставшуюся водку, занюхал отвергнутой «Примой», пошёл в коридор к кладовке, где был склад его инструментов. Желание выкурить сигару нарастало волной, как в сериале накатывает на пляж океан. Вот-вот волна достигнет пика, надо успеть… Дрожащими руками выдернул старый чемоданчик, распахнул его, схватил предмет своего неожиданного вожделения, сорвал целлофан, нервно зажал сигару в зубах, чиркнул спичкой из прихваченного коробка и стал раскуривать. Сигара не раскуривалась. Пик приближался. Витёк в порыве отчаяния покатал сигару меж ладоней, как «Приму». Не помогло. И вдруг яркой вспышкой в алкогольном пространстве витькова сознания мелькнула сцена из треклятого сериала: мордатый злодей в белом костюме хитрым приспособлением срезает кончик сигары. Витёк метнулся обратно на кухню и ножом прямо на цветастой клеёнке кухонного стола полоснул по коричневому телу. В момент, когда волна достигла высшей точки, он сделал первую глубокую неправильную затяжку…
Испытывая то, для чего нет слов ни в одном языке мира, хотела только одного – раствориться в нём. И в этом не было ничего животного – животным не свойственно любить. И в этом не было самопожертвования – для себя хотела тоже. И в этом не было эгоизма – для него хотела больше. Но и баланса между чувствами и разумом не было. Разум дал поглотить себя в надежде на последующее возрождение. Птица Феникс.
СЛЕВА
Желание закурить застигло Петрова в очень неудобном положении: стоящим на хлипкой стремянке с малярной кистью в одной руке и ведёрком с побелкой в другой. Желание было настолько сильным и осязаемым, что он замер, не донеся кисть до потолка. Смачный белый шлепок тут же оказался на физиономии и толстых стёклах очков, мстя за пренебрежение.
Курить Петров бросил три года назад, женившись на Надюше. Та сразу объяснила ему, с какой стороны у бутерброда масло, и призвала выбирать: или она, или сигареты. Петров выбрал Надюшу. С ней было связано больше приятных моментов. А неделю назад Надюша ушла от Петрова выдвинув очередное «или я, или…». На этот раз камнем преткновения стал потолок в комнате. Три года потолок устраивал Надюшу, а в прошлый понедельник вдруг стал так сильно раздражать, что она сказала, что уходит и не вернётся до тех пор, пока потолок не будет выглядеть «по-человечески». Судя по виду даже уже побеленной части потолка, ушла Надюша навсегда. Хотя, если рассуждать логически, Франкенштейн тоже человек, хоть и искусственный, да вовсе литературный персонаж. Но, очевидно, что под словом «по-человечески» Надюша имела в виду нечто другое.
И вот, это странное желание – закурить, причём немедленно. Неуклюже скатившись с жалобно пищавшей стремянки, Петров лихорадочно вспоминал, есть ли в доме курево. Курево нашлось в кармане старой дерматиновой куртки Петрова. Сделав вид, что он понятия не имеет о происхождении пачки «Явы» в своём кармане, Петров помчался на кухню искать спички. Спичек не было, закончились при попытке вскипятить чайник. Зато на подоконнике лежал замечательный предмет, незаменимый в сложившейся ситуации. Паяльник. Подождав пока тот нагреется, Петров, вдыхая пары канифоли, прикурил, наконец, вожделенную сигарету…
…И не было разума больше у обоих. Две мифических птицы, коснувшись кончиками перьев, сгорели, засыпав их с головой огненным пеплом. И выбраться из этого огня можно было только двигаясь. Движение – единственное, что им оставалось. И двигаться можно было только вместе. Вырываясь из мучительного и необходимого огня, стремясь к новому, они неосознанно, но целенаправленно, ловя в глазах друг друга счастливое безумие, двигались вверх, заставляя пепел сплавляться в сущность…
НАВЕРХУ
Находясь в счастливом начале своего пубертатного периода, подросток Вася, отличник и победитель различных школьных олимпиад, сегодня почувствовал некий дискомфорт в своих очень серьёзных мыслях. Между мыслью о завтрашней контрольной по алгебре и воспоминанием о сегодняшней записке троечницы Сёмкиной («ты мне очинь нравишся дай списать завтра на алгибре») застряло что-то, чего Вася сразу не понял, но и отмахнуться, как от мухи, не смог.
Вася встал, пошёл на кухню попить воды. На столе лежали оставленные старшей сестрой пачка «Вог» и дешёвая зажигалка. Сестра сильно торопилась на свидание с очередной «настоящей любовью» («Мама, папа, это на всю жизнь!..», разумеется), поэтому и забыла недавно легализованные ею в семье предметы, необходимые современной девушке.
И Вася понял – пора! Пора ему приобщиться к школьной элите и выкурить свою первую сигарету! Почему пора, почему «к элите», почему именно сейчас Вася не задумывался. Желание закурить было настолько сильным, что все остальные мысли – контрольная, записка, Сёмкина – быстро оказались задвинуты за пределы досягаемости. Трясясь от страха быть застигнутым, неловкими пальцами выковырнул из пачки тоненькую сигарету, пахнувшую зубной пастой, взял зажигалку, залез на подоконник (если часть дыма будет уходить в форточку, родители подумают, что курила сестра перед уходом), с пятого раза добыл из зажигалки пламя, кое-как прикурил, окутав рот облаком ментольного дыма, и сделал свою первую в жизни неумелую затяжку…
Просто тихо лежали рядом
И смотрели в глаза друг другу.
А наполненный томным ядом
Разум мысли гонял по кругу.
И как Феникс в огне сгорая,
Даже в мыслях не расставались.
Со страстями мы умирая,
Вместе с разумом возрождались.
Наши чувства не делим – множим.
Словно шёлковый шок под кожей.
Доверяя и доверяясь,
На пределе, как только можем,
Без следа порой растворяясь,
Пропадая и возвращаясь…
И если бы у них хватило сил встать и раздвинуть шторы, увидели бы они то, на что смотрели, нервно куря, трое: пьяный сантехник, несчастный Петров и мальчик.
В пошлом свете уличного фонаря, прямо напротив их окна, возвышался подмосковным бредом двухметровый пингвин. И мнилось из-за порочной игры света и тени, что в уголке клюва невозможной птицы дымится пропахшая крепким табаком изогнутая трубка…