Скрытая часть заговора
Первый раздел.
Границы заговора
Итак, царский заговор против поэта зародился - именно в конце января 1833 года. Начнем же раскрытие, его, примерно со следующего пояснения и – объяснения. В связи с тем, что царь неплохо знал, как отмечают его биографы, русскую Историю, был признанным «театралом» (В основном, из-за молоденьких актрис.). И в связи с тем, что неплохо разбирался в литературе и, как вы уже увидели по «Борису Годунову» и по «Медному всаднику», прекрасно понимал творчество Пушкина.
А потом понял и основные «крамолы» поэта-историка во многих произведениях поэта и – в его «Пиковой даме». При доведении до него, Идалией Полетикой, в 1832 году, содержания многих его наиболее крамольных произведений относительно Екатерины II, Павла I, Александра I и себя, как «гнусного убийцы» декабристов. И, в январе 1833 года, второго черновика «Пиковой дамы». То он, - именно в связи с только что выделенным вам, выше, знаниями царя! - сразу же стал, в только что зародившемся заговоре, - если можно так выразиться! - первым его «пушкинистом».
Отсюда, не будет большой ошибкой считать и то, что, - при появлении на его столе, в конце января 1833 года, именно второго черновика «Пиковой дамы»! - он начал заговор против поэта - именно 27-го января 1833 года. В действительности, учитывая, еще раз выделим, феноменальную память царя, и, в связи с этим, жесткую привязку, его, именно к числам и датам, - в чем вы скоро убедитесь и сами! – это может быть даже и – реальностью.
Именно из только что изложенного, мы датируем границы заговора, против поэта, весьма жестко: 27 января 1833 года – 27 января 1837 года. Вторая дата фиксируется, нами, именно днем проведения, Николаем I, тайно заказанной, им, дуэли Дантеса с поэтом.
Датируем и с тем, чтобы выделить, перед вами, именно использование, Николаем I, в своем заговоре против Пушкина - четырехгодичного интервала «царственной линии» «Пиковой дамы». Это – первое, что хотелось бы, сразу же, и – выделить. На Истину – не претендуем, но 27-ое января, как дату, выделяем. По самим же годам Истина, - четырехгодичный интервал николаевского заговора! – налицо.
Теперь несколько строк, о втором. А второе, это, собственно, наша главная тема. Поэтому здесь, при первичном разговоре о ней, сразу же выделим следующее. Мы предысторию, - и зарождение! - заговора выделили, вам, очень подробно. Так подробно, что, как раз, и - не уложились в стандартный объем главы. Но так мы не можем поступать дальше, к сожалению, конечно, именно по главной нашей теме. Объем книги мы, конечно, увеличим.
А заговор против Пушкина настолько насыщен, царем, различными событиями и явлениями, что нам, - если мы будем раскрывать заговор по способу, примененному нами при раскрытии предыстории и зарождения заговора! - не хватит, уже, и целой книги. Он насыщен царем, к примеру: числами и датами, николаевскими «награждениями» и балами, религиозными праздниками и военными парадами, церемониалами царского двора и днями тезоименитств, сценическими фрагментами и эпизодами, и т.д. Николаевский заговор против Пушкина подробно раскрыт мною, кстати, уже в нескольких книгах, две из которых, как вы уже знаете, даже, уже, и опубликованы.
Поэтому мы здесь, в небольшой главе, просто вынуждены применить способ, указанный в начале книги. Смотрите, его, там. Но прежде, чем перейти на него, - что будет уже, в общем-то, только знакомство с заговором! – всё же само начало заговора, против поэта, попытаемся изложить, вам, именно по первому способу. Итак, Николай I, прочитав второй черновик пушкинской повести, - и прекрасно зная «Записки» Екатерины второй! – начал действовать. Как он действовал - в начале заговора? Что он сделал - именно в первую очередь?
Второй раздел.
Дантес, Геккерн, Екатерина
Здесь, - если еще раз вспомнить, что он, уже при зарождении заговора! - выделил, для себя, что для организации мести Пушкину надо будет как-то использовать «ахиллесову пяту» поэта, то есть именно взаимное увлечение, Н.Н. Пушкиной, с “кем-то”, не трудно и догадаться: с чего он начал.
Он и начал искать, в первую очередь, “кого-то”. Другими словами, он начал искать какое-то лицо, какого-то человека, именно для только что обозначенной, выше, роли. И этим “кем-то” окажется, у него, именно Дантес, найденный графом Нессельроде, через свои многочисленные родственные связи, в Европе.
Дантес, если даже прочитать книгу П. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина» (Смотрите, её, самостоятельно.), если не родственник его, то именно – свойственник. По материнской линии. Кстати, о биографических «пиководамовских» данных Дантеса, - которые – просто удивительны! - вы можете уже почитать и в нашей второй книги. А как тут не вспомнить слова А.С. Грибоедова: «Ну как не порадеть родному человечку».
Вот граф Нессельроде, невероятный вор и казнокрад, и порадел, найдя, для названных, выше, целей, именно своего свойственника. Эту его особенность ярко выделяет, нам, именно поэт. Выделяет, её, в переписке с женой. Мы же эту его особенность еще не раз выделим, вам, при разговоре об оплате, царем, «услуг» Дантеса, и других, важных для царя, заговорщиков.
Мы же здесь даже не будем приводить, вам, выдержки, по Дантесу, из книги П.Щеголева, так как это – просто очевидно. Да и стандартный объем книги, к которому мы, все-таки, стремимся, не позволяет привести, их, вам.
Дантес, как иностранец, имел еще одно неоспоримое преимущество перед своими русскими конкурентами: его можно было, именно как иностранца, безболезненно, - и быстро! - убрать из России. Через что хорошо замаскировывался и сам царский заговор против поэта.
Царь Николай I использовал это обстоятельство, кстати, и в первой, то есть в баранто-лермонтовской, дуэли, подобрав, в качестве дуэльного оппонента Лермонтову, тоже иностранца, и тоже – француза. Как вы помните по нашим предыдущим книгам, француза Эрнеста Баранта, сына французского посланника в Петербурге.
Через что уже делал более острыми, - и напряженными! - и так не совсем прочные отношения, николаевской России, с буржуазной Францией. Здесь николаевский заговор против Пушкина, - и Лермонтова! - имеет, как мы уже указывали в своих предыдущих книгах, и международную основу.
Другими словами, исполняя заговоры, против наших Великих поэтов, Николай I, через исполнение только что указанных, выше, дуэлей именно французами, - что привело, уже в 1842 году, к отзыву, из России, французского посла! – ставил отношение, между Францией и Россией, именно на грань очередной европейской войны.
Если же прибавить и интересы агрессивной Пруссии, и интересы «Священного Союза», реанимированного Николаем I в 1833 году, то, выделяемый, здесь, николаевский заговор, против наших поэтов, имеет, уже, и самую настоящую международную начинку. «Священный Союз» - это, кстати, очень важное политическое, и историческое, обстоятельство. И это - наиглавнейшая особенность николаевского заговора, о чем пушкинисты, прошлого, тоже не сказали, практически, ни единого слова.
Разумеется, что и сам Дантес прошел, через многочисленные связи Нессельроде в Европе, весьма жесткий «конкурс». Но он оказался, у Нессельроде, именно лучшим. Был:
- и метким стрелком, хорошо стреляющим даже по движущим мишеням, что было, в то время, еще редкостью (Он занял первое место, в стрельбе по голубям в лёт, в состязании, устроенным герцогиней Беррийской, невестки французского короля Карла X.);
- и легитимистом, ратующим за восстановление власти, Карла X, во Франции, что было немаловажным - уже лично для самого царя;
- и блондином (белокурым!). Что тоже очень понравилось царю.
Он, обрадованный именно этим обстоятельством, сразу же определил, его, в кавалергарды. В кавалергарды, парадные мундиры, которых, были - тоже белесового цвета. Что, - при присвоении Дантесу 8-го февраля 1834 года первичного офицерского чина «корнет»! - сразу же делало, из него, «белого человека с белой головой» (Смотрите, о «белом», в наших предыдущих книгах!);
- и весьма расторопным, сообразительным и, даже, нагловатым малым, что тоже было немаловажным для проведения заговора.
Подходили, по второму черновику «Пиковой дамы», как мы уже выделили, вам, выше: и его автобиографические данные; и сама его родословная (О них мы подробно рассказали, к примеру, в книге «Самодержец и Поэты». И – во второй работе нашего основного книжного цикла. Поэтому читайте, о них, именно там.).
Коротко познакомим вас, здесь, и с другими высказываниями о Дантесе. Их, еще раз выделим, очень много. В связи с появлением, в основном на Западе, даже биографов Дантеса, - в основном – защищающих убийцу Пушкина! – появилось, даже, дантесоведение. Что – просто кощунственно для каждого русского человека.
Поэтому выделим только те высказывания, о Дантесе, которые уже приближают, нас, к раскрываемому, здесь, заговору. Возьмем, для этих целей, несколько выдержек из брошюры Е. Драбкиной. Разумеется, поясняя, - и несколько комментируя! - каждую из них. Вот как она впервые выделяет, Жоржа Дантеса, в своем эссе:
«Жорж Дантес будто был создан, чтобы стать убийцей Пушкина (Не «будто был», а специально призван в Россию, чтобы стать убийцей - именно Пушкина. Это вы увидите в предлагаемой вам, сейчас, книге; – пояснение и комментарий В.Б.). Выходец из семьи французских аристократов, в 1789 и 1830 годах испытавших на себе удары революций, он начал свою политическую карьеру с участия в заговоре герцогини Беррийской, целью которого было вернуть на французский престол старшую ветвь династии Бурбонов и залить кровью Париж. «Егор Осипович» – так именовал себя Дантес в России. Заручившись рекомендациями своей давнишней покровительницы герцогини Беррийской и прусского наследного принца, он предложил свои услуги императору Николаю I и был охотно принят на русскую службу…».
Комментарий В.Б. – Не он «предложил свои услуги», а ему предложили, через агентуру Нессельроде, русскую службу, да ещё и – со «спецзаданием». Кстати, в пушкиниане рекомендация герцогини Дантесу – почти не выделяется. Поэтому выделим её, за Е. Драбкиной, и мы.
Не менее интересна, для нас, и следующая выдержка из эссе названного, выше, автора: «Дантес вошел в Историю как убийца Пушкина. Но судьбе было угодно, чтобы он был дважды заклеймен позором и презрением со стороны людей, принадлежавших к числу самых ярких звезд на небосклоне 19-го века. Первый из них по времени – Виктор Гюго.
В знаменитой четырехчасовой речи перед французским Национальным собранием, произнесенной 17-го июля 1851 года, Гюго выступил с разоблачением заговорщической деятельности Луи Наполеона, подготовлявшего государственный переворот. «Карты на стол!» - воскликнул Гюго и швырнул в лицо правым депутатам имя Геккерна (Речь шла о Дантесе!), человека, который стал грязью прежде, чем превратиться в пыль» - как имя одного из ближайших сообщников Луи Наполеона.
Прошло два десятилетия, которые Дантес провел в самой непосредственной близости к императору Наполеону III. «Он был замешан во всех происшествиях и событиях Второй империи» - замечает биограф Дантеса. А когда пролетарии Парижа свергли Наполеона и провозгласили Коммуну, стал самым ярым ее ненавистником. Тут его и настиг испепеляющий взор Карла Маркса. «Люди порядка, парижские рехивы, - писал Маркс по следам событий, происшедших в Париже, - содрогнулись при известии о победе 18-го марта…».
Комментарий В.Б. - Пушкин тоже зафиксировал 18-ое число в своей статье: «Запись о 18 брюмера»! Но только, разумеется, не о Парижской коммуне, а о - наполеоновском перевороте во Франции.
«22 марта, - писал Маркс, - из богатых кварталов появилась шумная толпа «фешенебельных господ»: она состояла из всяких пшютов, а во главе её были известные выкормыши империи, как Геккерн…». Знал ли Маркс Геккерна как убийцу Пушкина? Вряд ли!».
Комментарий В.Б. – Надо бы «заклеймить позором и презрением» не дважды, а, наверное, трижды. М.Ю. Лермонтов первый заклеймил его «позором и презрением», но ему, почему-то, не вняли. До конца своей долгой жизни Дантес был, как однозначно установлено русскими пушкинистами, и тайным осведомителем у царского правительства. Следовательно, заклеймить, «позором и презрением», его необходимо, уже, четыре раза.
А конкретно он – человек без чести, международный или, точнее, европейский проходимец, которому было ничто не свято, кроме корысти и наживы. Вот именно такого проходимца и подобрал, граф К.В. Нессельроде, царю Николаю I - для убийства А.С. Пушкина на дуэли. Он, кстати, ведущий в связке «Дантес – барон Геккерн», а не наоборот, как считал Пушкин, и считают, до настоящего времени, многие наши пушкинисты. Это прекрасно видно, еще раз выделим, из его полной переписки с бароном Геккерном за 1835-36 годы.
И, наконец, самое главное о Дантесе. Его зловещую роль в европейской Истории мы еще будем разбирать, наверное, и в дальнейших наших работах. Здесь же ещё раз выделим, о Дантесе, следующее. Пока неизвестно, был ли Дантес, «официально», масоном. В принципе, это - и не столь важно, ибо он неразрывно связан, в Истории, именно с прусско-русскими масонами.
Точнее, с хозяевами прусско-русских масонов, а именно: с прусским кронпринцем Вильгельмом и - с Николаем I. Да и некоторые историки склонны считать, как Дантеса, так и Геккерна, масонами. Склонны считать по неблаговидным делам, их, как во Франции и в России, так и в Австрии.
Отсюда, Дантеса роль, в европейской Истории, сравнима, наверное, с ролью масонского «серого кардинала», «графа» Сен-Жермена, ярко выделенного нам, как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам, самим А.С. Пушкиным. Так что он – далеко не рядовой «проходимец», как нам его представляли, и представляют, пушкинисты прошлого, да и настоящего, времени. Больше мы, пожалуй, и не в состоянии поговорить о Дантесе, хотя и - очень хотелось бы. Поэтому вернемся, пока, к графу Нессельроде, с помощью которого Николай I и «прокручивал» свои международные «дела», то есть - преступления.
Ум невероятного казнокрада; - назовем, его, так! - которого даже П. Щеголев иронично и язвительно назвал «русским министром иностранных дел и, потом, канцлером» (Русским, разумеется, в кавычках.)! – подсказал ему, что для заговора будет весьма неплох и барон Геккерн. По определению самого царя - каналья и пройдоха, уже оказавшимся участником, - и у царя, и у графа Нессельроде! - в предыстории и в зарождении, как вы уже знаете из выше изложенного материала, заговора.
Поэтому, где-то в первые месяцы 1833 года, он и был специально отправлен царем, через его, то есть царя, родственные связи с голландским кронпринцем Оранским, за которым была замужем его сестра, в продолжительный (чуть ли не годовой) отпуск. Пушкинистам дату необходимо, кстати, уточнить, так как они и на неё не обратили - совершенно никакого внимания. Отправлен в отпуск, в конце которого он и должен был, - как бы случайно! – встретиться, с Дантесом, «где-то в Германии».
Место, - и время встречи! - были оговорены, разумеется, заранее. Таким образом, еще в 1833 году, Николаем I создается только что указанная, выше, связка, или тендем: «Дантес – барон Геккерн». Вот факт, взятый нами из книги самого П. Щеголева. Факт, совершенно не учитываемый как названным автором, так и пушкинистами прошлого, да и настоящего, времени, из-за явного увлечения, ими, именно щеголевской концепцией:
«В 1833 году, отъезжая в продолжительный отпуск, он удостоился награды: государь пожаловал ему орден «Святой Анны» I-ой степени как свидетельство своего высочайшего благоволения и как знак удовольствия по поводу отличного исполнения им обязанностей посланника» О николаевских «награждениях» мы еще надеемся поговорить, более подробно, несколько ниже.
Это, как вы, наверное, уже понимаете и сами, второе первоочередное действие царя Николая I в, - только что народившемся! - императорском заговоре против А.С. Пушкина.
Прикрывало же приезд Дантеса в Петербург, - и поступление, его, прямо в русскую гвардию, да еще и сразу же - в офицерском чине! – рекомендательное письмо прусского кронпринца Вильгельма.
Письмо, данное им Дантесу, к тому же, через специального курьера! И письмо, разумеется, не к самому царю, а - к генералу Адлербергу. Уже здесь царь-интриган обеспечивал, себе, алиби по неучастию, его персоны, в заговоре против поэта. Кстати, письмо, тоже имеющее у Николая I, - уже владевшим вторым черновиком пушкинской повести! - вполне определенный, то есть пиководамовский, смысл, а именно: Пушкину мстил не только внук Екатерины II, но и затронутый им, в его Истории России, прусский король.
Кстати, о Дантесе. Для бедного, - да еще и безызвестного! - француза, всё, - только что изложенное о нём! - было - просто невероятным. Что и отметили пушкинисты прошлого. А царь использовал эти необычные, по своей сути, обстоятельства появления его, в России, - и в русской гвардии! – для следующих целей.
Для роспуска слухов, что «Дантес – «побочный сын» Геккерна, какого-то принца или, даже, короля». И, тоже, кстати, мы пишем, здесь, именно по П. Щеголеву.
Использовал для того, чтобы сразу же создать, из него, именно пушкинского пиководамовского «побочного сына» Павла. Сына, фигурирующего: и в «Записках» Екатерины II, и в пушкинской повести. Смотрите, об этом, в предыдущих наших книгах. Уже здесь торчат, - «николаевские уши»! - именно в заговоре против Пушкина. «Уши», которые пушкинисты прошлого, кстати, тоже выделили, нам. Дав им, разумеется, совершенно другое толкование и объяснение (А то и вообще не дав, по ним, ничего.).
Вот факт по специальному курьеру, взятый, нами, из книги самого П. Щеголева: «Рекомендательное письмо прусского принца было вручено Дантесу 6-го октября (нового стиля) 1833 года, и, вероятно, без замедления Дантес проследовал в Петербург. В хронике «Санкт-петербургских ведомостей» от 11-го октября 1833 года читаем: «Пароход «Николай I», совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го октября прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в том числе королевский нидерландский посланник барон Геккерн». А с ним вместе «Николай I» привез и Дантеса».
Кстати, это – тоже николаевский сценический фрагмент заговора. О нем мы надеемся поговорить - в последующих главах предлагаемой вам, сейчас, книги.
Были у Дантеса, разумеется, и другие рекомендательные письма, заботливо изготовленные, для него, через связи самого царя и графа Нессельроде. В частности, было и рекомендательное письмо к Д.Ф. Фикельмон, позволившее Дантесу – «понравиться императрице» («Желание императрицы, чтобы Дантес служил именно в её полку», выделяет, к примеру, наблюдательный пушкинист Н. Раевский в книге «Портреты заговорили».).
Рекомендательное же письмо к Д.Ф. Фикельмон говорит нам, прежде всего, о том, что Николай I намеревался, - во всяком случае, именно в начале своего заговора! - нанести удар, по Пушкину, именно с использованием имени Д.Ф. Фикельмон. Которая тоже фигурирует у поэта, как вы помните, в его тайной «Пиковой даме». Об этом мы поговорим, наверное, и несколько ниже.
Много о рекомендательных письмах, данных Дантесу, говорит и сам П. Щеголев, делая, именно на них, упор, почему Дантес поступил - именно в гвардию, что – неверно. Николай I принял бы Дантеса, в гвардию, и без всяких рекомендательных писем. Письма – это, еще раз выделим, именно прикрытие его поступления - прямо в гвардию.
А только что названное, выше, рекомендательное письмо к Д.Ф. Фикельмон, еще раз выделим, важно именно тем, что оно однозначно указывает, нам, на то, что, первоначально, царь направил, свой заговор, не только на Пушкина, - и на его жену! - но и - на графиню Д.Ф. Фикельмон.
Потом он оставит её, - и её старшую сестру, Екатерину Тизенгаузен! - в стороне. Нанеся тайный удар - и по ней! Через австрийского канцлера, князя Меттерниха, и отзыв из Петербурга, через него, в июле 1840 года, австрийского посланника, графа Шарля Фикельмон, мужа, названной, выше, графини.
Что, наконец, объясняет нам:
1. Длительную неприязнь только что названного выше, князя Меттерниха, к графу Фикельмон. Неприязнь, на которую указывают, кстати, многие пушкинисты прошлого. Князь, кстати, единомышленник прусского короля, с помощью которого, - и, разумеется, Александра первого! - Австрия и была, во времена правления Александра I, не только «оторвана», как «вечная», - после Смутного времени! - союзница, от Франции, но и была, именно с их помощью, вовлечена в крайне реакционный «Священный Союз».
Что вызвало, потом, национально-освободительное движение европейских народов. И возникновение, в Европе, нового очага напряженности. Очага, ведущего, Европу, к новой войне. Очага, ведущего, Европу и Россию, к Балканской войне.
Другими словами, именно через второе спасение, Россией, Пруссии, своего извечного паразита, - тайно поставившей России, через англо-прусский заговор: и Екатерину II; и целую плеяду царей-самозванцев именно екатерининской ветви! - всегда агрессивная Пруссия и начала, постепенно, выходить на передел не только Европы, но и - всего остального Мира. Кстати,уже к 1830-м годам всегда агрессивная Пруссия тоже обзавелась, несмотря еще на раздробленность самой Германии, целым рядом колоний. А аппетит приходит, как известно, во время еды.
Что и привело человеческое сообщество, в конечном итоге, к первой Мировой войне. А, потом, и ко второй Мировой войне;
2. Несостоятельность версии о том, что единственная дочь графини Д.Ф. Фикельмон, - в будущем, своем, княгиня Кляри и Альдриген, метрические данные, которой, до сих пор не найдены! - якобы происходила от любовной связи, графини Д.Ф. Фикельмон, с императором Александром I. Неофициально в пушкинской среде, - то есть в среде именно почитателей и поклонников А.С. Пушкина и его творчества! - которая, кстати, тоже очень мощная и обширная, бытует и такая версия.
Третий раздел.
Действия царя в начале заговора
Свидетельствует же нам, об этом, - то есть о первоочередных действиях царя в народившемся заговоре против Пушкина! – и третье (После Дантеса и барона Геккерна.) первоначальное действие царя в только что народившемся, в конце января 1833 года, заговоре. Он делает, тоже предположительно в первые месяцы 1833 года (Точную дату пушкинистам - тоже необходимо уточнить.), фрейлиной императрицы - именно Екатерину Тизенгаузен, сестру Д.Ф. Фикельмон, - тоже являющейся - внучкой Кутузова! - введя, в разворачиваемый, им, заговор против Пушкина, через её имя, именно Екатерину II.
Так николаевский заговор и здесь становится - почти сценическим. Во всяком случае, именно для Николая I. И, разумеется, для его ближайших соучастников: Михаила Павловича, Нессельроде и Бенкендорфа. Вот факт, почерпнутый, нами, из книги Н. Раевского «Портреты заговорили», свидетельствующий именно об этом намерении царя: «Её дочь, Е.Ф. Тизенгаузен, стала личным другом императрицы Александры Федоровны. В мае 1833 года она в качестве камер-фрейлины переехала в Зимний дворец». Кстати, «Портреты» у него, из-за явного увлечения, и им, щеголевской концепцией, практически не заговорили.
Сразу же выделим, что, - по приезде, осенью 1834 года, в Петербург Екатерины и Александрины Гончаровых! – первичный замысел царя, - нанести удар, в заговоре, и по семье Кутузова! – покажется ему – неприемлемым. Вновь, наверное, из-за возможности распознавания, или, даже, раскрытия, его. В интриге тогда окажутся, задействованы, самые знаменитые фамилии России: Пушкина и Кутузова. Кроме того, Е. Тизенгаузен, 1803 года рождения, была на девять лет старше Дантеса. Что, уже, не давало - естественную возможность женитьбы, Дантеса, на ней. Женитьба Дантеса предусматривалась - тоже для маскировки заговора-интриги. Главная её цель – создания, в заговоре, фальшивого ноябрьского, 1836 года, дуэльного инцидента.
Поэтому, по приезде старших сестер Гончаровых в Петербург, в середине октября 1834 года, царь и повернул заговор - именно на Екатерину Гончарову. Которая была лишь на четыре года старше Дантеса. Решив использовать, в заговоре, и Александрину Гончарову. Как - «тайную сожительницу Пушкина». Слова, выделенные нам, через сплетни, распускаемые тогда, ещё раз выделим, именно Идалией Полетикой. Как здесь, все-таки, всё – взаимосвязано у царя.
Заметим, что только что названное, выше, обстоятельство, - женитьба Дантеса именно на Екатерине Гончаровой! – усиливая маскировку николаевского заговора против Пушкина именно в «плохие семейственные причины и обстоятельства Пушкиных-Гончаровых», наносило, уже, удар - и по личному авторитету Пушкина. Так как напрямую компрометировало - именно его. Здесь мы наблюдаем, кстати, и николаевскую «игру в словесность», тоже почерпнутую им, скорее всего, именно из пушкинской «Пиковой дамы»: имя Александрины Гончаровой в какой-то мере созвучно - именно с именем Александра I.
Ну а сейчас, наикратчайшее изложив, перед вами, первичные действия и намерения царя, при разворачивании, им, заговора против Пушкина, попытаемся перейти на второй способ раскрытия его. Кстати, объем изложения, его, тоже достаточно большой. Поэтому предполагаю, что и этот раздел работы получится, у нас, не маленьким.
Попробуем начать раскрытие заговора, по второму способу, с самого неприятного для многих из нас: с показа, вам, вполне определенных чисел и дат заговора, на которых он, собственно, и держится.
Я - сам не люблю даты. Но что поделаешь, если у царя Николая I была - именно феноменальная память. Через что он и определятся, собственно, как инициатор, - и главный руководитель! - заказчик и исполнитель, его! Что, как вы, наверное, догадываетесь и сами, тоже немаловажное обстоятельство именно для полного раскрытия не только самого заговора, но и самого его инициатора. И – заказчика.
И еще одно при переходе на новый способ раскрытия николаевского заговора. Хотя только что обозначенные вам, выше, числа и даты и дают нам, вроде бы, только «точечное восприятие, нами, самого заговора», на самом же деле, это – далеко не так. На самом деле это даже - и не «следы» Николая I в проводимом, им, заговоре.
В общем, ни точечное восприятие, ни следы, так как, - в совокупности с другими источниками информации, которыми мы располагаем! - это – нечто большее. Вскрывающее: и отдельные фрагменты николаевского заговора; и, даже, целые эпизоды его. Не говоря, уж, о целых эпизодах из жизни: как самого царя и его тайных сообщников (графа Нессельроде, Бенкендорфа, Михаила Павловича, и т.д.), так и из жизни их жертв: Пушкина, трех сестер Гончаровых, поэта М.Ю. Лермонтова, и т.д.
Начнем же раскрытие николаевского заговора, против Пушкина, с числа, и даты, 23-го января 1833 года. Означающих у поэта, в тайной «Пиковой даме», как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам, Пушкина-цареубийцу («С этими словами он вынул из кармана пистолет»; - см. 3 гл. пушкинской повести!). Или Пушкина, тайно поднявшего в «Пиковой даме», и именно 23-го января 1833 года, пистолет - именно на Екатерину II. Смотрите, к примеру, “пушкинский календарь”, изложенный нами, вам, во второй книги.
Числа и даты заговора
I. Дата 23-го января
Дата фиксирует нам: как само наличие заговора, так и смысл некоторых тайных действий и намерений, царя, и его сообщников. Исходит, у царя, именно из пушкинской “Пиковой дамы”. Так 23-го января не только фиксирует само наличие заговора против Пушкина, но и выделяет николаевскую месть, поэту, как “цареубийце”. Или выделяет, к примеру, то, что Николай I мстил Пушкину, в заговоре, именно за то, что он посмел, в тайной “Пиковой даме”, именно 23-го января 1833 года: поднять пистолет на Екатерину II; выделить её, там, именно как самозванку; и прочее.
Вот как, эта дата, выделена, самим поэтом, в его дневнике. Николай I, насильственно присвоив поэту “камер-юнкера”, свой первый бал в Аничкове, - с обязательным присутствием, на нём, уже и четы Пушкиных! - проведет - именно 23-го января 1834 года. «Пиковая дама», кстати, ещё не опубликована поэтом. Что ясно указывает нам, тоже, кстати, на наличие, в реальности, именно второго черновика пушкинской повести.
Вот факт, взятый нами из дневниковой записи поэта от 26-го января 1834 года: «В прошедший вторник зван я был в Аничков. Приехал в мундире. Мне сказали, что гости во фраках. Я уехал, оставя Наталью Николаевну, и, переодевшись, отправился на вечер к С.В. Салтыкову. - Государь был недоволен и несколько раз принимался говорить обо мне: «Он мог бы дать себе труд съездить надеть фрак и возвратиться. Сделайте ему замечание». А это и есть - именно 23-го января 1834 года. Это нетрудно вычислить - из самого дневника поэта.
Здесь поэт выделил, кстати, не только саму дату, 23-го января 1834 года, но и, уже, сценический фрагмент николаевского заговора. Фрагмент, который я условно назвал, разумеется, только для себя (В дальнейшем я эту фразу попытаюсь не писать вновь.), «Пиководамовский, 23-го января 1834 года, бал в Аничковым дворце».
Выделит Николай I, 23-го января, и в конце своего заговора. Именно 23-го января 1837 года Дантес, на многолюдном бале у графини Ал. Кир. Воронцовой-Дашковой, на который соберется - чуть ли не весь великосветский Петербург, демонстративно, - и недвусмысленно! - начнет вновь «ухаживать» - за Н.Н. Пушкиной. Через этот же бал, я тоже назвал, его, «пиководамовским». Так как он вновь исходит, у царя, именно из тайного содержания пушкинской повести.
И, потом, через вечер у Мещерских 24-го января и через вечер у Вяземских 25-го января, заговорщики, именно через демонстративное поведение Дантеса и на этих вечерах, и подтолкнут, поэта, к возобновлению, им, картельных действий против обоих Геккернов. К написанию 25-го января и к посылке им, утром 26-го января 1837 года, так называемого «ругательного письма» (Это, собственно, тоже мой термин.) поэта к барону Геккерну. После которого дуэль Дантеса, с Пушкиным, - задолго, как вы уже знаете, спланированная царем! - уже станет - реальностью, то есть станет – неизбежной.
Бал 23-го января, - у Воронцовых-Дашковых! - имеет и сценическое начало, но об этом его сценическом, - и смысловом! - содержании, как и о «пиководамовском», 23-го января 1834 года, бале в Аничковым дворце, мы специально поговорим, наверное, именно в рассказе о сценических фрагментах николаевского заговора.
Здесь же выделим, пока, что бал у Воронцовых-Дашковых, - кроме выделенной цепочки: бал у Воронцовых, вечера у Мещерских и Вяземских! - имеет и еще одно, весьма мрачное, продолжение. Именно графиня А.К. Воронцова-Дашкова будет последним человеком, встретившим, 27-го января 1837 года, - и Пушкина с Данзасом, и Дантеса с Аршиаком! - едущим к Комендантской даче: «Молоденькой, 19-летней, графине А.К. Воронцовой попались на встречу и сани с Пушкиным и Данзасом, и сани д Аршиака с Дантесом» (Смотрите: П. Щеголев «Дуэль и смерть Пушкина».). Это – первое.
Второе. Список лиц, присутствующих на бале у Воронцовых-Дашковых 23-го января 1837 года, будет использован царем, через графа Г.А. Строганова, и для приглашения лиц в придворную Конюшенную церковь для отпевания поэта, или для панихиды по Пушкину. Вот факт, почерпнутый, нами, из письма В.А. Жуковского к Бенкендорфу:
«Для назначения же тех, кому послать билеты (На отпевание в Исаакиевском соборе; - пояснение В.Б.), сделали просто выписку из реестра, который был взят у графа Воронцова» (Николай I, чтобы замаскировать и это, обвинил, через Бенкендорфа, многих друзей поэта - в неблаговидных действиях. Отсюда и появление письма Жуковского к шефу жандармов; - пояснение В.Б.).
Третье. Взаимосвязан бал, - у Воронцовой-Дашковой 23-го января 1837 года! - и с заговором, царя Николай I, против М.Ю. Лермонтова. Так как именно на бале у тех же Воронцовых-Дашковых, но, уже, 9-го февраля 1841 года, преднамеренно находящийся, там, великий князь Михаил Павлович, вдруг проявит - свое резкое неудовольствие по поводу появления, на бале, опального поэта.
Вот факт: 9 февраля 1841 года. «Лермонтов был на бале у А.К. Воронцовой-Дашковой, где среди гостей находился князь Михаил Павлович. Лермонтов писал: «Я отправился на бал к г-же Воронцовой, и это нашли неприличным и дерзким. Что делать. Кабы знать, где упасть, соломку бы подстелил».
Выделим здесь, что хотя в заговоре против Лермонтова число и не 23-е января, это, - и по своему смыслу, и по своему предназначению! - все тот же «пиководамовский, 23-го января, бал». Так как именно после резкого неудовольствия Михаила Павловича, - за которым стоит - только царь! – Лермонтова и начнут, вновь, срочно перебрасывать - на Кавказ. Где и – убьют на заранее подготовленной, для этих целей, дуэли.
Так Николай I весьма легко расправится и со вторым поэтом России, прямо вставшим, через стихотворение «На смерть поэта», на защиту Пушкина. А княгиня Екатерина Воронцова-Дашкова фигурирует у Пушкина, - не забывайте об этом! – в его тайной Истории России. В качестве руководителя, по велению Екатерины II, екатерининского заговора против царя-узника, Ивана Антоновича, или Ивана VI (Смотрите, об этом, в нашей первой книги.).
Вот таков общий и, как видите уже и сами, весьма зловещий, - и мрачный! - смысл николаевских «пиководамовских балов 23-го января». Я, чтобы они запомнились, назвал их, для себя, разумеется: «Балами, ведущими к дуэлям». Кстати, только что выделенные, вам, «пиководамовские балы» имеют, в николаевском заговоре против Пушкина и Лермонтова, множество связей не только с именем Екатерины II, но и с именами: Павла I, Александра I и, даже, самого Николая I. Это мы попытаемся выделить, вам, и по другим направлениям николаевского заговора против наших Великих поэтов.
II. Дата 27-го января
1. Исходит – из «Пиковой дамы»
Тоже исходит у царя, - в чем легко убедиться по нашему предыдущему материалу! – из тайной пушкинской «Пиковой дамы». Её смысл – еще более зловещ. Николай I, зная, из второго черновика «Пиковой дамы»:
Первое. Что поэт специально организовал в пятой главе «Пиковой дамы», 27-го января 1833 года, помпезные, но насквозь фальшивые и лицемерные, «похороны» Екатерины II. Которые, заметим, связаны, у него, именно с перезахоронением, Павлом I, в соборе Петропавловской крепости, Петра III и Екатерины II. Более подробно смотрите, об этом, в нашей первой книги.
Организовал, как вы помните по нашим предыдущим книгам: с тем, чтобы «без четверти три» утра, то есть именно 28-го января 1833 года, насильственно «привести», преступную Екатерину II, на «судный день» к Петру Великому. И с тем, чтобы отослать читателя, разумеется, в российские архивы. Где такие же пышные, но страшно-жуткие, похороны организовал, с 2-го по 5-ое декабря 1796 года, по материалам архива (Смотрите нашу первую книгу.), и вошедший на престол разгневанный Павел I, где тоже владычествовал - Петр, но только, уже, Петр III как, убитый Орловыми, муж Екатерины II. Смотрите нашу первую книгу.
Второе. И зная о самой двойственности «календаря» пушкинской повести, тоже поступит, в заговоре против Пушкина, почти аналогичным образом. «Календарь» реален, еще раз напомним вам, по декабрю 1832 года, и условен - по большому, или по историческому, времени «Пиковой дамы». Ибо 27-ое и 28-ое января 1833 года привязаны, у поэта, именно к большому, или к историческому, времени пушкинской повести, равного 108 годам, которое начинается у Пушкина, как вы, надеюсь, тоже помните, со дня смерти Петра Великого, то есть с 28-го января 1725 года.
Он назначит дуэль, меткого стрелка Дантеса, с поэтом, на 27-ое января 1837 года, с тем, чтобы Пушкин умер: или - в этот же день, или же - именно 28-го января, то есть в очередную годовщину смерти Петра Великого.
Меткий стрелок Дантес, рассчитывающий именно на то, что выстрелит первым, рассчитывал, разумеется, именно на только что изложенное, вам, выше. Другими словами, рассчитывал, что поэт умрет: или - 27-го января; или же - именно 28-го января, то есть - в очередную годовщину смерти Петра Великого. В этом был главный расчет, как его, так и высших заговорщиков, которые непосредственно руководили николаевским заговором.
А «поведёт» Пушкина, в заговоре, к дуэли - именно через даты 27-го декабря и 27-го и 28-го января. «Поведет» даже тогда, когда пушкинская повесть еще не будет, даже, опубликована поэтом. Что и свидетельствует, нам, об использовании им, царем, в начале своего заговора против поэта, именно второго черновика «Пиковой дамы». Есть и другое свидетельство, но, о нём, мы поговорим - чуть ниже.
Вот как, только что выделенный вам, выше, замысел царя раскрывается: через пушкинский дневник, и другие материалы, которые мне посчастливилось обнаружить и в других источниках по пушкинской дуэли.
О дате 27-го января 1833 года, как начале николаевского заговора против поэта, мы рассказали, вам, совсем недавно (Смотрите, об этом, выше.). Николай I на этом, разумеется, не успокоится. И 27-го декабря 1833 года, в годовщину «похорон» поэтом, в пушкинской повести, Екатерины, нанесет страшной силы удар по поэту. В годовщину, разумеется, по пушкинскому «календарю» «Пиковой дамы»! Он насильственно «наградит», его, самым низшим придворным званием, званием «камер-юнкера». Званием, которое давалось, обычно, юнцам дворянской «золотой молодежи». «Наградит» - через пускание слухов, о названном «награждении», именно 27-го декабря 1833 года.
Реально же подпишет указ, о присвоении Пушкину звания «камер-юнкера», только 31-го декабря 1833 года. Сделав и этот акт – как новогодний подарок-сюрприз поэту. Вот факт, взятый нами из дневниковой записи поэта от 1-го января 1834 года: «Третьего дня (А это и есть, как раз, среда, и - 27-го декабря 1833 года. Это не сложно вычислить по дневнику поэта; – пояснение В.Б.) пожалован я в камер-юнкеры – (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Данжо».
Кстати, выделяемая, здесь, пушкинская дневниковая запись многократно приводилась, пушкинистами, в их многочисленных работах. Приводилась, но трактовалась, - да и сейчас трактуется! - в основном, именно на основании щеголевской концепции, что – не только неверно, но и - необъективно.
Удар будет настолько сильным, - и - неожиданным для поэта! - что его друзья чуть ли не будут обливать, его, холодной водой: чтобы он не побежал во дворец и не сдерзил, там, самому царю. Пушкин, все же, не сдержит свое возмущение по поводу «награждения» его, царем, «камер-юнкером».
И прямо надерзит - брату царя, преподобному Михаилу Павловичу. Отразив свой гневный выпад, против него, в дневниковой записи от 7-го января 1834 года:
«Великий князь намедни поздравил меня в театре. Покорнейше благодарю ваше высочество; до сих пор все надо мной смеялись, вы первый меня поздравили». Запомните здесь слово «намедни», то есть шестого января. Мы надеемся поговорить, о нём, несколько ниже.
На этот раз понимая, что специально рассчитанный, царем, удар по его, Пушкина, авторитету, чести и славе, поэт, к середине 1834 года, попытается уйти в отставку. Но Николай I займет, как вы уже знаете, «угрожающую позу», и поэт вынужден будет отказаться от своего намерения.
Кстати, Наталья Николаевна – это, всего лишь, повод к «награждению». И, в то же время, новая опасность для Пушкина, идущая, уже, именно со стороны царя, как всем известного ловеласа. Само же николаевское «награждение» будет помнить, - как и в случае с «Борисом Годуновым»! – до конца своей жизни. И будет, прямо-таки, ненавидеть свой «великолепный мундир» или «полосатый кафтан». Так он весьма часто называл, в переписке с женой, мундир «камер-юнкера». Однако мы - отвлеклись. Поэтому вновь возвратимся к действиям, царя Николая I, против поэта.
А он – и на этом не успокоится. Помня о 27-ом января 1833 года, как дате «похорон», поэтом, в повести, Екатерины-самозванки, он, именно на 27-ое января 1834 года (Пушкинская повесть – еще даже не опубликована поэтом.), назначит Дантесу, как будущему убийце поэта, облегченный экзамен при военной академии (Информация взята, нами, из книг П. Щеголева и Н. Раевского.).
Пушкин же, в дневниковой записи от 26-го января 1834 года, отразит, практически, и эту дату, и саму необычность поступления, Дантеса, прямо в русскую гвардию, куда доступ «простым смертным», как вы уже знаете, был просто невозможен, да еще и сразу - в офицерском чине: «Барон Дантес и маркиз де Пины, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». Как видите уже и сами, и эта дата взята, Николаем I, из второго черновика пушкинской повести (Она, еще раз выделим, еще даже не опубликована поэтом.).
2. Выделение главной даты
Николай же первый, явно сообщая о своих тайных действиях против поэта своим высшим соучастникам (Брату Михаилу Павловичу, Нессельроде и Бенкендорфу.), - где 27-ое число у него играло, в заговоре, особую роль! - пригласит Пушкина, с женою, на двухлетие со дня «похорон» поэтом, в «Пиковой даме», Екатерины-самозванки. Вот как этот факт выглядит в статье С. Ласкина «Дело» Идалии Полетики»:
«Я просмотрел записи камер-фурьерского журнала с ноября 1835 года по июнь 1836 года. Последний раз на дворцовый прием «камер-юнкер Пушкин с супругою, урожденной Гончаровой», упоминается только 27-го декабря 1835 года. В дальнейшем имя Пушкина в числе приглашенных персон не встречается» (Запись дается в сокращении и, наверное, будет продолжена, нами, ниже; – пояснение В.Б.)
Заметим, что это – не только очередное выделение, царем, именно даты 27-го декабря, и двухлетней годовщины «похорон» Пушкиным, в «Пиковой даме», Екатерины II, но и – сценический фрагмент николаевского заговора против нашего Великого поэта. Так как он - специально готовился и, потом, специально «ставился», царем, в присутствии именно Пушкина. Условно я назвал его: «Николай I и Пушкин - на двухлетней годовщине «похорон» поэтом, в «Пиковой даме», Екатерины второй». О нем мы надеемся поговорить в рассказе о сценических фрагментах николаевского заговора.
Даю же я условные наименования, - выделяемым здесь, и в других наших книгах, фрагментам, и эпизодам, царского заговора против Пушкина, - потому, что они - совершенно еще не выделены пушкинистами. И потому, что я - просто вынужден хоть как-то, но, всё же, называть их. Кстати, многие сценические фрагменты заговора, у меня, уже выделены: в опубликованной книге «Самодержец и Поэты».
Николай же первый продолжит выделение главной даты, своего заговора против Пушкина, и дальше. Так 28-го января 1836 года, - вторично и как раз, за год до дуэли! – он сделает, из Дантеса, пиководамовского «поручика». Сделает это потому, что у Пушкина, в Заключение «Пиковой дамы», «поручик» Александр I, как вы уже знаете по нашим предыдущим книгам, станет - «ротмистром». «Томский произведен в ротмистры…»; - смотрите Заключение «Пиковой дамы».
Этот факт, присвоения, Николаем I, Дантесу, 28-го января 1836 года, «поручика», взят, нами: как из книги самого П. Щеголева, так из письма самого Дантеса от 2-го февраля 1836 года к барону Геккерну. Наблюдения и находки П. Щеголева уже всем достаточно хорошо известны. Поэтому мы даже не будем, здесь, выделять их, вам.
А выписка из только что указанного, выше, письма Дантеса, к Геккерну, лежит, уже, перед вами: «Я приберег добрую новость. Я только что произведен в поручики» («Дантес был произведен в «поручики», - поясняет нам итальянская «пушкинист» Серена Витале! – 28-го января 1836 года».).
3. Две акции
По крайней мере, сразу же две акции, - по главной дате своего заговора против Пушкина! – исходящих, у царя-изверга, именно из тайного содержания «Пиковой дамы», Николай I произведет - в самом конце своей придворной интриги против поэта.
Организует заранее запланированную им, - как вы увидите несколько позже, запланированную еще в 1834 году! - дуэль Дантеса, с поэтом, именно 27-го января 1837 года. Соблюдая, при этом, и четырехгодичный интервал (разумеется, от 1833 года.). Интервал, явно взятый, им, из «царственной линии» пушкинской повести.
Организует, - в эту же дату, или в этот же день! – и свое первое надругательство - над уже смертельно раненным поэтом.
Памятуя о весьма необычных похоронах Павлом I своей матери, 5-го декабря 1796 года (Смотрите более подробно, об этом, в первой книги), создаст в заговоре: «судный день», над Пушкиным, между двумя Петрами. Ещё раз напомним, где у него владычествовал, на похоронах преступницы (и самозванки-узурпаторши!), поруганный, ею, её муж, император Петр третий!
Первого Петра, - Петра третьего! – у него будет «играть», в сценическом фрагменте заговора, сломленный, им, князь Петр Вяземский.
А второго Петра, Петра Великого, - реформы, которого (и всю его династию!), Екатерина загубила именно при своем воцарении и царствовании! – будет «играть» у него, тоже в сценическом фрагменте заговора, священник Петр из придворной Конюшенной церкви. Разумеется, через тайную подставу их, царем, в называемые, здесь, фрагменты. Кстати, Петр Великий весьма чутко и бережно относился к ветви Романовых, идущих от его сводного, по отцу, брата Ивана Алексеевича. Это прекрасно видно из пушкинской «Истории Петра».
А.И. Тургенев, и доктор И.Т. Спасский, хотя больше внимания, в своих записях, уделили именно уже смертельно раненному поэту, - что, собственно, естественно! – но всё же зафиксировали нам при этом, в своих записях, и этот, только что выделенный вам, выше, николаевский сценический фрагмент заговора.
Вот что видит, к примеру, А.И. Тургенев при своем первом появлении, 27-го января 1837 года, в доме Пушкина: «Я к Пушкину; там нашел Жуковского, князя и княгиню, Вяземских и смертельно раненого Пушкина, Арендта, Спасского – все отчаивались». А видит он, там, именно Вяземских, которые (Один из них!) и пригласят, для присмертного причастия, именно священника Петра из придворной Конюшенной церкви.
Выделим, что они же, Вяземские (Или – Петр Вяземский, что, наверное, точнее.), чтобы подсказать, окружающим, именно пиководамовское «без четверти три», - как мгновение кончины поэта! – в ночь с 28-го на 29-ое января 1837 года даже переночуют в доме поэта.
Присутствовали они, в доме Пушкина, и в ночь с 27-го на 28-ое января. И это вновь выделяет, нам, А.И. Тургенев в своей дневниковой записи от 29-го января 1837 года: «Жуковский, Велгурский, Вяземский ночевали там». Кстати, смотрите о нем, о «без четверти три», выше и в наших предыдущих книгах.
А вот как эти же события, - но, уже, и с приглашением священника, и со свершением, над Пушкиным, «присмертного причастия» именно священником Петром, - и именно из придворной церкви! - описывает, в своих Записках, доктор И.Т. Спасский. Что, несомненно, означало, у царя-сценариста, именно «судный день» над Пушкиным. «Позаимствованный», им, именно из пушкинской повести. Врач, тоже находящийся, по тургеневской первой записки (Смотрите, её, выше.), в доме поэта:
«По желанию родных и друзей Пушкина (Раз Спасский выделяет и друзей поэта, то инициатива, о посмертном причастии, и, следовательно, о священнике Петре из придворной Конюшенной церкви, шла, - можно, практически, не сомневаться в этом! - именно от «друзей Пушкина»; – пояснение и комментарий В.Б.), я сказал ему об исполнении христианского долга. Он тот час же на то согласился. За кем прикажете послать, спросил я. Возьмите первого, ближайшего священника, отвечал Пушкин. Послали за отцом Петром, что в Конюшенной церкви». И, дальше: «В восемь часов вечера возвратился доктор Арендт. В присутствии доктора Арендта прибыл и священник. Он скоро отправил церковную требу: больной исповедовался и причастился святых тайн».
Заметим, что если священник Петр, из придворной Конюшенной церкви, был полностью подчинен царю, как и служитель, Василий Эрастов в Пятигорске, - что, безусловно, именно по только что выделенной, вам, связи! – то логически вытекает примерно следующее. Николай I узнал от него, а, потом, и от доктора Арендта, постоянно информировавшего, его, о ходе смертельной болезни раненного поэта, не только о самом присмертном причастии, но и о - присмертной исповеди, Пушкина, перед указанным, выше, священником Петром.
Не так уж и косвенно свидетельствуют нам, об этом же, и слова царя, Жуковскому, именно о смерти поэта, которые мы надеемся привести, вам, несколько ниже. Кстати, католическая церковь именно через исповеди контролировала раньше, - и контролирует в настоящее время! - настроения и взгляды, своих прихожан, в разных регионах мира. В этом – и вся «ценность» католических исповедей. Которые, тоже, кстати, нарушают, именно через их злоупотребления католической церковью, многие права человека.
Вот такова весьма неприглядная сторона и только что выделенного, перед вами, очередного николаевского сценического фрагмента заговора, касающегося, уже, последних дней и часов жизни нашего Гения. Произошло - практическое надругательство, царя, над уже смертельно раненым Пушкиным, с использованием, царем, именно церковного обряда, что является и святотатством.
Николай I сотворил «судный день», над поэтом, именно между двумя Петрами:
- между Петром Великим, «присутствующим», в выделяемом фрагменте заговора, при присмертном причастии поэта, в «виде» «священника» Петра из придворной Конюшенной церкви;
- и Петром III, «присутствующим», в доме смертельно раненого поэта, в качестве друга А.С. Пушкина: в «виде» князя Петра Вяземского. Пушкинисты же прошлого, не зная всей сути николаевского «дела» по Пушкину, и этого - не заметили.
Больше того, старший сын поэта, Александр Александрович, тоже по незнанию своему совершил, в 1887 году, в пятидесятилетие со дня смерти А.С. Пушкина (Смотрите наше «Обращение к общественности».), повторное отпевание, своего отца, в придворной Конюшенной церкви. Что он не сделал бы, зная истинную суть совершившегося обстоятельства над поэтом. А, в итоге, получается, что Николай I главную дату заговора использовал, в своей интриге против поэта, по моим подсчетам, семь раз.
4. Кронпринцы
Можно так же предположить, что здесь не совсем случайно и появление, ко дню дуэли в Петербурге, принца Карла Прусского. Предположить - исходя уже из исторического содержания «Пиковой дамы», главный смысл, которого, был, как вы уже знаете по первой книги, что именно англичане и немцы посадили, на российский престол, свою тайную марионетку: самозванку Екатерину II.
Николай I, исходя из только что выделенного, перед вами, обстоятельства, пригласил, - именно прусского принца! - быть «очевидцем» его расправы над Пушкиным. С тем, чтобы он, потом, подробно изложил всё, о пушкинской дуэли, кронпринцу Вильгельму Прусскому. Подобная информация не терпит, как вы понимаете, «любопытства почты».
А свидетельствует нам, об этом: как само присутствие принца Карла Прусского в Петербурге, так и письмо Николая I к сестре Анне от 3-го февраля 1837 года, тоже с подчеркиванием в нем, царем, фразы именно о «любопытстве почты». Вот как этот факт отражен самим П. Щеголевым и пушкинистами, комментирующие его книгу, но, разумеется, не осознан, ими, именно со стороны наличия царского заговора против нашего Гения.
По присутствию прусского принца в Петербурге именно в период свершения, Николаем I, тайно заказанной им, на 27-ое января 1837 года, дуэли Дантеса с Пушкиным: «Государь вечером 27-го января действительно был в Каменном театре вместе с гостившем в то время в Петербурге принцем Карлом Прусским». Запись дается в сокращении. Взята, нами, из пояснения, пушкинистами, книги П. Щеголева.
В письме же к сестре Анне он выделяет следующее: «Скажи Вильгельму, что на днях напишу ему. Мне надо многое сообщить ему об одном трагическом событии, которое положило конец пресловутого Пушкина, поэта; но это не терпит любопытства почты» (Запись дается - в сокращении.). Только что выделенное, вам, письмо царя, по умозаключению некоторых пушкинистов, было послано, Николаем I принцу Вильгельму Оранскому, с курьером, 22-го февраля 1837 года.
Комментарий В.Б. Скорее всего, что письмо царя, к принцу Оранскому, от 22-го февраля 1837 года, до сих пор, кстати, не найденное пушкинистами, описывает меры, Николая I, по барону Геккерну, а не дуэльную историю А.С. Пушкина. Н.Я. Эйдельман, опубликовавший пять ответных писем Вильгельма Оранского к Николаю I, от октября 1836 года по февраль 1837 года, «просвечивает» именно только что выделенное, выше, письмо царя, к принцу. Письмо, в котором, судя по ответным письмам Оранского, к царю, о дантесо-пушкинской дуэли не говориться - ни слова.
Письмо же Николая I к принцу Оранскому, с описанием в нём, царем, всех подробностей, и обстоятельств, дуэльной истории А.С. Пушкина («Мне надо многое сообщить ему…»), - если оно было послано царем! – должно датироваться - гораздо раньше письма, царя, к принцу Оранском от 22-го февраля 1837 года.
Об этом свидетельствует нам, кстати, его фраза в письме к сестре Анне Павловне: «Скажи Вильгельму, что я на днях напишу ему» («На днях», тоже, кстати, это, - максимум! – на этой недели, а не через 19-ть дней после 3-го февраля.). Так что Эйдельман, здесь, не совсем прав. Следует искать, - если письмо было послано царем «на днях»! – два письма царя к принцу Оранскому. Это – первое.
Второе, что хотелось бы обязательно выделить при нашем разговоре о главной дате николаевского заговора. И Вильгельм Оранский, - и Вильгельм Прусский! - приезжали, в Петербург, до свершения, царем, заказной дуэли Дантеса с Пушкиным. И оба знали, безусловно, зачем, с какой целью, Дантес появился в Петербурге.
Вильгельм Прусский был в Петербурге, как вы уже знаете, в 1834 году, о чем свидетельствует дневниковая запись поэта от 3-го июня 1834 года: «Здесь прусский кронпринц с женой». А Вильгельм Оранский был, в Петербурге, в 1835 году, о чем свидетельствует письмо Дантеса, к Геккерну, от 14-го июля 1835 года: «Принц Нидерландский тоже весьма любезен, он при каждом удобном случае осведомляется о Вас».
Кстати, частые осведомления нидерландского принца, о бароне Геккерне, это верный признак знания, им, о существовании николаевского заговора против Пушкина. Он часто осведомлялся потому, чтобы не только увидеть Дантеса, - как будущего убийцу поэта! – но и поговорить - именно с ним.
А до этого, то есть в 1833 году, при начале николаевского заговора против Пушкина (Смотрите, об этом, выше.), оба были задействованы, царем, именно для начала функционирования заговора. Принц Оранский (Фактический правитель Нидерландов.) дал Николаю I согласие на продолжительный, с первых месяцев 1833 года (Смотрите, об этом, выше.), отпуск Геккерна из Петербурга.
А Вильгельм Прусский (Он - тоже фактический правитель Пруссии.) не только снабдил Дантеса, - тоже видимо по согласованию с Николаем первым! – рекомендательным письмом к генералу Адлербергу, но и, даже, послал, - к проезжающему, мимо Берлина, Дантесу! – специального курьера. Курьера, доставившего Дантесу только что обозначенное, выше, рекомендательное письмо. Тоже смотрите, об этом, выше.
Другими словами, оба принца знали, с 1833 года, о тайно готовившемся заговоре, царя, против Пушкина. И здесь картина складывается, - хотя весьма и весьма неприглядная! – но - с очень отчетливым изображением - именно николаевского заговора против нашего Великого поэта.
Кстати, Вильгельм Оранский был задействован, царем, и для дачи, Геккерну, и второго, - вновь годового или, даже, больше! – отпуска в 1835-36 годах. Причем отпуска, связанного именно с усыновлением, Геккерном, совершенно уже взрослого Дантеса. Да, ещё, и при живом отце! И связанного с покупкой им, - за счет, как отмечают многие пушкинисты, контрабанды антиквариата из России, на которую царь смотрел – сквозь пальцы, земель во Франции. А это - чем вам не оплата, царем, именно будущих услуг барона Геккерна.
Об этом свидетельствует нам, кстати, и такая фраза принца Оранского, в его письме к Николаю I, как: «Здесь никто не поймет, что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном». Фраза, которую пушкинисты прошлого, да и настоящего, времени, явно увлеченные неверной щеголевской концепцией, тоже, пока, не прокомментировали. Хотя именно она и важна в письме, так как вскрывает осведомленность, нидерландского принца, именно о заговоре, Николая I, против Пушкина.
И, кстати, осведомленность его не только о заговоре, но и, скорее всего, о самом содержании заговора, уже строящегося, Николаем I, именно по содержанию, или по мотивам, пушкинской потаенной «Пиковой дамы». Потому он и смело пишет, в письме к Николаю I, о том, что «здесь никто не поймет, что должно было значить и какую истинную цель преследовало усыновление Дантеса Геккерном».
Не поймет потому, что, - как мы уже объяснили выше! – «побочный сын» фигурирует, у поэта, именно в его тайной «Пиковой даме». И потому, что о «побочном сыне» прямо говорит, в своих «Записках», и Екатерина II.
Кстати, добавим здесь, об усыновлении Дантеса, бароном Геккером, и следующее. Названное усыновление имело в николаевском заговоре, - помимо сценичности! – практическое значение, ибо давало заговорщикам - именно тендем, или указанную нами, выше, «связку»: связку барона Геккерна с Дантесом. Для чего она была нужна царю в заговоре?
Да для того, - если объяснить вам, её, очень просто! - чтобы:
- если Пушкин посылает Дантесу вызов (А он послал ему, в фальшивом ноябрьском дуэльном инциденте, именно вызов.), то является к Пушкину, - якобы для предотвращения дуэли! – именно барон Геккерн как его «приемный отец». В итоге, виноватым оказывается у Геккернов, - и, следовательно, у всего петербургского света! - только «бешено ревнивый» Пушкин;
- если же поэт пошлет Геккерну, - за его, и Дантеса, хамское поведение! – «ругательное письмо», то их ответная реакция должна быть, - и, кстати, стала! - такой. При получении, этими мерзавцами, оскорбительного письма от поэта! - посылает вызов Пушкину, на дуэль, - как оскорбленный сын оскорбленного, Пушкиным, «отца»! – именно Дантес.
Другими словами, посылается заранее подготовленный, Николаем I, чрезвычайно меткий стрелок, хорошо стреляющий - даже по движущимся мишеням. При этом и здесь поэт оказывается - именно виновным в возникновении дуэльного инцидента. Что нам прекрасно и продемонстрировал петербургский свет, - тоже, кстати, с прямой подачи царя! - именно в январском, 1837 года, истинном дуэльном инциденте.
Вот, хотя бы пока вкратце, о главных событиях начала николаевского заговора против Пушкина, так, или иначе, но, всё же, связанных - именно с главной датой николаевского заговора против А.С. Пушкина. Здесь еще, разумеется, непочатый край исследовательской работы по более полному раскрытию царского заговора против поэта.
Но фундаментальный задел, по этой работе, уже произведен, мною, именно в предлагаемой вам, сейчас, книге. Об обозначенных же, выше, дуэльных инцидентах, специально созданных, царем, в заговоре против поэта, мы еще надеемся поговорить в последующих отделениях предлагаемой вам, сейчас, работы.
5. Царская записка карандашом
Очень плохо, - в связи с не раз уже упомянутой нами, выше, щеголевской концепцией, при которой заговор царя, против поэта, как вы уже знаете, просто отсутствует! - проработан пушкинистами прошлого, - да и настоящего времени! – и сам день 27-го января 1837 года. А это, ведь, день исполнения, Николаем I, своего заговора.
Так, к примеру, - или в качестве первого! - у них, до настоящего времени, идет большая путаница по записке карандашом, Николая I, к раненому поэту, привезенная, - и сразу же увезенная! - доктором Арендтом после прочтения, её, Пушкину. Одни трактуют посылку её, царем, до свершения, над Пушкиным, религиозного обряда присмертного причастия; другие – почти одновременно с проведением церковного обряда: третьи – после обряда и к 23 часам вечера, или даже, по Жуковскому, в час ночи 28-го января.
В связи с этим П. Щеголев даже ставит под сомнение само существование записки, царя, к поэту, что – тоже неверно. А современный пушкинист Я. Левкович, комментирующий книгу П. Щеголева, тоже не придает только что выделенному, выше, обстоятельству - большого значения: «Совет царя исполнить «христианский долг» не имеет решающего значения. Записка Николая I только ускорила действие, на которое Пушкин уже дал согласие».
А, между тем, приход записки царя «до», или «после», свершения обряда над Пушкиным, имеет большое значение. Большое значение именно для понимания, нами, тайного осквернения, царем, уже смертельно раненного поэта. Если царская записка подошла, к поэту, до свершения причастия, или одновременно со свершением обряда, то Николай I, - именно через свой «совет» Пушкину «умереть по-христиански»! - в какой-то мере, уже, раскрывает себя.
Если же записка подошла, к поэту, после исполнения причастия, то Николай I отражает в своей записке карандашом, - смакуя, разумеется, и «играя в словесность»! – именно уже выполненный поэтом «долг христианина». Имея в виду, разумеется, только что состоявшийся, именно через церковный обряд, «судный день» над Пушкиным.
В общем, и в первом, и во втором, случаях записка царя, к Пушкину, это не долг вежливости императора перед Великим поэтом, - как трактуют сейчас, и трактовали её ранее, пушкинисты! – а очередное осквернение, Николаем I, уже смертельно раненного Пушкина.
Именно через совет «исполнить христианский долг» царь Николай I злорадствует, чуть ли не открыто, над «пресловутым», для него, Пушкиным. Именно эти слова, выраженные, им, в письме к сестре Анне, выражают истинное, - то есть крайне враждебное! – отношение, царя, к поэту.
Мы пока придерживаемся здесь, исходя из осторожности самого царя, что царь уже был оповещен, доктором Арендтом, о готовящемся, над Пушкиным, обряде «присмертного причастия». Разговор, о котором, начался в доме поэта, вполне может быть, еще даже до ухода доктора Арендта, в первый раз, в Зимний дворец. И вполне может быть, что этот разговор был начат, тоже по заданию царя, именно П. Вяземский. Петра Вяземского, пославшего одного из слуг, Пушкиных, за священником Петром! - именно в Конюшенную церковь.
Придерживаемся, этого предположения, из сопоставительного анализа дневниковой записи А.И. Тургенева, от 27-го января. Записи, в которой, при первом его входе, в дом Пушкина, он уже видит: и доктора Арендта, приехавшего к Пушкину в первый раз; и доктора Спасского, написавшего, 2-го февраля 1837 года, свои «Записки». Смотрите дневниковую запись, Тургенева, выше.
Сопоставительного анализа, разумеется, с «Записками» самого доктора Спасского: «В восемь часов вечера возвратился доктор Арендт. В присутствии доктора Арендта прибыл и священник» и т.д.; - тоже смотрите, об этом, выше. Кстати, что царь уже был оповещен доктором Арендтом, или каким-то другим лицом, здесь тоже не исключено.
Ибо здесь не исключен, уже, и этот вариант, так как дуэль готовилась – заранее и, как вы уже тоже знаете, очень давно. Ибо доктор Спасский, домашний врач Пушкиных, действует в следующей последовательности.
Он выделяет, в своей «Записке», сначала - отъезд врачей. И только потом - свой разговор, с Пушкиным, о причастии. Уже, выделим, во второй приезд, доктора Арендта, из Зимнего дворца! Что может быть, как раз, и наоборот: Арендт, уезжая в первый раз, от Пушкина, во дворец к царю, уже услышал разговор окружающих, - например, Вяземских! - о причастии.
Немедленно рассказал, об этом, царю. Тот написал записку карандашом к поэту, с которой Арендт быстро и последовал к Пушкину. Где уже и встретил священника Петра из придворной Конюшенной церкви, вызванного, к поэту: князем Вяземским, или - его женой.
Записка царя, к поэту, - несмотря, в общем-то, на незначительные её смысловые вариации! - реальный факт, так как воспроизведена - в воспоминаниях многих людей, окружавших, в то время, уже раненного поэта. Дадим вам, её, хотя бы по Тургеневу, отразившего её содержание - тоже в двух вариациях (П. Щеголев, в своей книге, более точной считает дневниковую запись, А.И. Тургенева, под датой 27 января 1837 года.).
Вот как он передает, её смысловое содержание, в первый раз (В скобках мы дадим вам, как, в свое время и П. Щеголев в своей книге, отличие, её, от варианта в письме Тургенева к брату Николаю от 31-го января 1837 года): «Есть ли бог не велит уже нам увидеться (не приведется нам свидеться) на этом свете, то прими мое прощение и совет умереть по-христиански и причаститься (исполни долг христианина, исповедайся и причастись); а о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми и я беру их на свое попечение».
А вот как он отражает, содержание николаевской записки, под датой 27-го января: «Есть ли бог не велит нам свидеться на этом свете, то прими мое прощение (которого Пушкин просил у него себе и Данзасу) и совет умереть христианином, исповедаться и причаститься; а за жену и детей не беспокойся: они мои дети и буду пещись о них».
Приводим же вам, её содержание для того, чтобы рельефно выделить, перед вами, примерно следующее. Что смысловое содержание николаевской записки «завязано», у царя-богохульника, не только на его, и других его сообщников, действия до проведения, 27-го января 1837 года, заказанной, им же, дантесо-пушкинской дуэли.
Но и даже завязано, у царя, на действия, заговорщиков, и после проведения дантесо-пушкинской дуэли. А богохульника потому, что он, в своем заговоре против поэта, - да и не только против него, но и против поэта М.Ю. Лермонтова! – будет многократно использовать: как саму церковь, так и её обряды.
Сама, только что выделенная записка Николая I, к поэту, является, у царя-«сценариста», - как вы уже, наверное, догадываетесь по нашему предыдущему материалу, и лично убедитесь в этом – по последующему материалу! – всего лишь очередным сценическим эпизодом, или фрагментом, заговора. Вновь лично «поставленного» царем-«сценаристом», - «поставленного», им, за счет резонанса, которая имела у, окружающих в то время раненного Пушкина, людей записка царя к поэту! - именно по мотивам знаменитой пушкинской повести.
Вот, кстати, и сами истоки николаевской записки к поэту, взятые, царем–«сценаристом», именно из пушкинской тайной «Пиковой дамы». Где у поэта, при «похоронах», им, Екатерины II, в пятой главе повести, тоже фигурирует именно «христианская кончина», сатирично выделяющая у поэта, кстати, и богохульство самой Екатерины II (Богохульство Екатерины поэт выделяет через слово «праведница».):
«В простых и трогательных выражениях (Простые, и тоже «трогательные», выражения выделяет, нам, и сам царь в своей записке к поэту; – комментарий В.Б.) представил он мирное успение праведницы, которой долгие годы были тихим приготовлением к христианской кончине».
Кстати, "умереть христианином", «умереть по-христиански», и т.д., то есть именно о пушкинской пиководамовской «христианской кончине» (Смотрите, выше, пушкинское предложение.), вспоминает не только А.И. Тургенев! Но и вспоминает, к примеру: В.А. Жуковский (У него, по П. Щеголеву: «кончить жизнь христиански».); П. Вяземский (У него, по тому же автору, «умереть христианином».).
Вот так мы постепенно и выделили перед вами, собственно, новую реалию николаевского заговора против Пушкина, вновь почерпнутую, царем, именно из тайной пушкинской повести. И реалию, совершенно не выделенную, разумеется, пушкинистами прошлого времени. И реалию, уже недалеко стоящую, как вы, наверное, догадываетесь уже и сами, от николаевской “свадьбы мертвецов”. «Свадьбы мертвецов», тоже “позаимствованной”, царем-богохульником, из тайной пушкинской “Пиковой дамы”.
Они, кстати, при своих исследованиях, - по царской записке к поэту! - основное свое внимание уделили: была ли, названная записка, царским рескриптом. Хорошо, что, хотя бы здесь, пришли к правильному выводу (А некоторые, кстати, до сих пор не пришли. Например, один из «пушкинистов», из Феодосии, до сих пор считает, записку императора к поэту, именно царским рескриптом, или царской милостью, к поэту.).
Записка, разумеется, не была: ни тем, ни - другим. Другими словами, не была: ни царским рескриптом; ни, даже, знаком внимания, - и вежливости! - царя к уже смертельно раненному поэту. Хотя царь показушно преподносил её, общественности, именно с этой стороны.
А была, она, именно тем, что мы только что объяснили, вам, выше. Другими словами была - очередным николаевским сценическим фрагментом. Фрагментом, созданным, царем: как на основе самого её появлении в доме уже смертельно раненного поэта, так и на её смысловом содержании. Она была основана на смысловом содержании, явно «позаимствованным, Николаем I, из «Пиковой дамы».
Здесь же уже специально выделим, перед вами, что царь-«сценарист» на этом, разумеется, не успокоился. Явно понравившуюся, ему, мысль о «христианской кончине» поэта, взятую им, еще раз выделим, именно из пушкинской повести, он очень ярко выделит - и в своем разговоре с В.А. Жуковским. Выделит, её, перед Жуковским. Он придёт к царю, чтобы ходатайствовать, перед ним, о «царских милостях» к семье поэта.
«Пристегнув» туда, кстати, и явно нелюбимого им, как вы уже знаете по нашей первой книги, знаменитого историка Н.М. Карамзина (Так он «дополняет» себя, собственно, уже именно по Истории России, что – тоже очень важно для нас.).
Вот как всё это выглядит, у того же П. Щеголева, через выделение, им, письма А.И. Тургенева к Нефедьевой от 1-го февраля 1837 года: «На это государь отвечал Жуковскому: «Ты видишь, что я делаю все, что можно для Пушкина и для семейства его, и на все согласен, но в одном только не могу согласиться с тобой: это в том, чтобы ты написал указы как о Карамзине. Есть разница: ты видишь, что мы насилу довели его до смерти христианской (Разумея, вероятно, совет государя исповедоваться и причаститься; - разрядка самого П. Щеголева.), а Карамзин умирал как ангел».
П. Щеголев и здесь, разумеется, не прав в своем, только что выделенном нами, выше, пояснении к письму А.И. Тургенева. И здесь, то есть в разговоре с Жуковским, царь делает упор - именно на пушкинскую пиководамовскую «христианскую кончину» или смерть. «Пристегивая» туда, то есть в свой разговор с Жуковским, уже и Карамзина.
И явно играя, при этом, именно в «словесность». В словесность, тоже «позаимствованную» им, кстати, из пушкинской повести. Играя в словесность, главный смысл, которой, у царя, кстати, прямой: «мы (то есть именно царь!) насилу довели его до смерти христианской».
В заключение же нашего разговора об обозначенных, выше, явно сценических эпизодах николаевского заговора еще раз выделим, что отношение царя даже к уже мертвому поэту остается - крайне враждебным. Об этом нам свидетельствует не только презрительное николаевское «пресловутый Пушкин», данное им, как вы уже знаете, в письме к сестре Анне от 3-го февраля (Смотрите, его, выше.), но и многие другие высказывания царя о поэте.
Вот что нам пишет, к примеру, все тот же П. Щеголев, передавая высказывания царя уже о мертвом поэте, дошедшие, до него, через П. Вяземского. Кстати, и сама выдержка из книги П. Щеголева весьма оригинальна. Поэтому приведем вам, её, почти полностью:
«К этому следует добавить слова Д.В. Дашкова, который передавал князю Вяземскому, что государь сказал ему: «Какой чудак Жуковский! Пристает ко мне, чтобы я семье Пушкина назначил такую же пенсию, как семье Карамзина. Он не хочет сообразить, что Карамзин человек почти святой, а какова была жизнь Пушкина».
Если бы все происходило так, как описывают Вяземский и Жуковский, то вряд ли бы в императоре могло возникнуть такое нехорошее мнение о последних минутах жизни Пушкина! Ясно, таким образом, что рассказам Жуковского и Вяземского нельзя доверять. Эпизод с запиской государя и исполнением христианского долга для нас остается темным и весьма недоуменным; но можно, кажется, утверждать, что в действительности события развивались не так, как изображено у друзей Пушкина».
Комментарий В.Б. – Хоть здесь П. Щеголев чуть-чуть реабилитировал себя, «перегнув, правда, палку» о Жуковском и Вяземском. В реальности же события развивались - «действительно не так». Развивались они – по плану николаевского заговора против Пушкина, что мы вам постепенно и раскрыли.
В выше же приведенных словах Дашкова уже прямо присутствует неприязнь, - и ненависть! - царя - даже уже к мертвому поэту. И присутствует, практически, почти ничем не прикрытое раздражение, царя, и против самого Жуковского. Поэта, посмевшим хлопотать, перед царем, за Пушкина и его семью. Другими словами, ничем не прикрытое раздражение, царя, которое вскоре выльется, у царя-жандарма, тоже в ничем не прикрытое недоверие - и к самому Жуковскому.
Заканчивая же разговор об обозначенных, выше, эпизодах николаевского заговора против Пушкина, еще раз выделим, что они напрямую связаны, в заговоре, и с предыдущими действиями царя, - и его сообщников! - против поэта. Это мы надеемся показать, вам, именно в этой книги (Часть только что обозначенного, перед вами, показа мы уже исподволь осуществили, перед вами, в наших предыдущих книгах.).
Второе. Не выделили пушкинисты прошлого и совещание, проведенное Николаем I сразу же после возращения его, с прусским принцем, из Каменного театра. Только к настоящему времени его слегка обозначила С. Абрамович в своей книге: «Пушкин. Последний год жизни», не указав, при этом, даже самого основного: его направленности и предназначения. А это – третье, по значимости, событие выделяемого, здесь, дня. Первое событие – дуэль. Второе событие – это то, что Пушкин, пока еще, жив, но он уже, по оценке врачей, безнадежен.
Светлана Абрамович пишет, что «на совещание были приглашены граф Нессельроде, командир Кавалергардского полка, в котором служил Дантес, и дивизионный генерал». И что «на нем было принято решение о возбуждении следствия по дуэли». С. Абрамович здесь, безусловно, права. Однако, не абсолютно права (Или права, но - не во всем.). Да, уже в ночь, на 28-ое января 1837 года, механизм следствия по дуэли, - в который сразу же попал, как в жернова, и смертельно раненный Пушкин! – царем был запущен.
Однако думается, совещание, на этом, не закончилось. Можно смело предположить, что после ухода, с совещания, двух последних названных, выше, лиц, Николай I и Нессельроде, как тайный практический руководитель заговора, уточнили, для себя: как план, так и свою тактику - и стратегию! - на дни после 27-го января. А об этом нам прямо свидетельствуют - именно главные события только что выделенных, выше, дней.
Так царь, и Бенкендорф, именно в эти дни: «наводнили» Петербург, - и квартиру поэта! – шпионами; ввели в Петербург, во время «болезни» смертельно раненного Пушкина, целый корпус жандармов; сделали военный смотр войск с целью недопуска, русского народа, к прощальной панихиде по поэту. Царем, Нессельроде и Бенкендорфом, был тщательно разработан, и продуман, и план их действий после смерти Пушкина.
А прямо свидетельствует нам, об этом: и чрезвычайно быстрый вынос, тела Пушкина, из его кабинета в «ближайшую горницу». Вынос тела поэта - всего через сорок пять минут! С последующим, выделим, опечатыванием кабинета. И, потом, так называемым «посмертным обыском», жандармами, бумаг поэта.
И практически тайный вывоз тела поэта, в полночь с 31-го января на 1-ое февраля, в придворную Конюшенную церковь (Смотрите данную нами, выше, дневниковую запись, А.И. Тургенева, от 31-го января 1837 года.). И - панихида в Конюшенной церкви, в «десять часов 30 минут начавшаяся», 1-го февраля 1837 года. Панихида, скопированная, царем, кстати, тоже с пушкинской «Пиковой дамы». Более подробно, об этом, несколько ниже.
После чего произошел, тоже тайный, перенос, тела поэта, в подвал церкви. В подвал, где царь с благоговейным трепетом хранил чучело лошади, на которой император Александр I въехал в Париж – как «победитель Бонапарта». И тоже практически тайный вывоз гроба Пушкина, в первом часу ночи 4-го февраля 1837 года, в сопровождении Тургенева и жандармского офицера, из Петербурга в Святогорский монастырь.
И, особенно, резолюция Николая I на докладе ему, Бенкендорфом, о мерах, принятым жандармским управлением именно во время «болезни» и николаевских «похорон» нашего Великого поэта. Если не забудем, то приведем её, и, разумеется, сам доклад Бенкендорфа царю, несколько позднее.
Точно так же подробно мы могли бы описать, вам, и другие даты, - и дни! - николаевского заговора. Но, увы, объем книги – неумолимо увеличивается. Поэтому поговорим, о них, совсем коротко, больше обращая внимания, при этом, уже на сценические фрагменты заговора. А в заговоре существуют еще – екатерининские, павловские, александровские и, даже, николаевские даты и числа.
Начнем, пожалуй, с екатерининских, рядов. Рядов, через которые Николай I и выделил: как сам «екатерининский мотив», так и, во фрагментах и в эпизодах, тайное содержание исторической, острокритической и биографической «Пиковой дамы». В этом, - и через: сценические фрагменты о Екатерине II, об её «белом платье»; о С.В. Салтыкове, и т.д.; - смотрите, об этом, в предыдущих наших книгах! - их главный смысл в самом николаевском заговоре против Пушкина.
Четвертый раздел.
Царские ряды
I. Екатерининский ряд
1. Анекдот Ф.Ф. Вигеля
Екатерининский ряд образован царем, в заговоре:
- через дату смерти Екатерины II – 6-го ноября 1796 года;
- через шестые числа некоторых месяцев того, или другого, года заговора. Это – особенно важно. Обратите внимание именно на это обстоятельство;
- через религиозный праздник «Святой Екатерины», - или через день тезоименитства (день ангела) Екатерин! – 24-го ноября;
- через 23-е и 27-е декабря и, - если вспомнить о двойственности пушкинского «календаря»! – 27-го января. И так далее.
Другими словами, через все даты и числа, так или иначе, но связанные царем, в заговоре, именно с именем Екатерины II. Он обусловлен, скорее всего, именно феноменальной памятью, царя, на даты и на числа. Так, к примеру, Николай I заставит своего брата, преподобного Михаила Павловича, поздравить, в театре, Пушкина с «камер-юнкером» - именно 6-го января 1834 года. На что поэт ответил великому князю, как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала, прямой дерзостью.
«Намедни», которое мы просили, вас, запомнить в первом разделе заголовка «Дата 27-го января», это и есть, как раз, только что выделенное нами, выше, «екатерининское число». Смотрите дневниковую запись, поэта, от 7-го января 1834 года, самостоятельно. Цель поздравления – лишний раз унизить, - и оскорбить! – поэта.
Кстати, и императрица задерживала свои приемы, - на которых был вынужден присутствовать уже и Пушкин и от которых он просто – кипел от негодования за неуважительность к подданным (Смотрите, об этом, в наших предыдущих книгах.)! - видимо тоже по повелению своего супруга-интригана, желавшего, - пока хотя бы так! - унизить нашего Великого поэта.
В этот же день, то есть 6-го января 1834 года, Николай I «запустит» к поэту, - скорее всего – через Нессельроде или графа Бенкендорфа! - и писателя-доносчика Ф.Ф. Вигеля с анекдотом о смерти Екатерины II.
Именно о смерти Екатерины II, очень сходным, по своему смысловому содержанию, с описанием Пушкиным, в пятой главе «Пиковой дамы», - которая, кстати, к этому времени еще даже не опубликована поэтом! - «прихода» к нему, то есть к Германну-Пушкину, графини-императрицы в «белом платье»: «Но белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, - и Германн узнал графиню!» (Смотрите пятую главу пушкинской повести!).
Вот, оказывается, откуда, у Николая I, «истекает» (или исходит!) – «христианская кончина». Кончина, о которой мы, только что, вели разговор выше. Она исходит, у царя-«сценариста», именно из событий, развернутых, поэтом, в его тайной повести.
«Запустит» писателя Вигеля, предварительно наградив его, как следует из пушкинского дневника, «звездою». Кстати, «звездою» потому, что о «звезде» говорит нам, в своей тайной повести, и А.С. Пушкин. Говорит - при словесном описании, им, портретов графа и графини в «Пиковой даме»: «Один из них изображал мужчину лет сорока, румяного и полного, в светло-зеленом мундире и со звездою; другой – молодую красавицу с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудреных волосах».
Так же заметим, что, по только что выделенному вам, выше, пушкинскому предложению, у меня накоплен - очень большой материал. Накоплен материал, который будет, в общем-то, весьма интересен - и для вас. Жаль, что я не могу преподнести, его, именно в предлагаемой вам, сейчас, книге. А это – очередное николаевское «награждение», о котором мы надеемся поговорить, наверное, несколько ниже: в специальном разделе о николаевских «награждениях».
Сам же приход Вигеля к Пушкину представляет, из себя, специально созданный Николаем I, - через Нессельроде или Бенкендорфа, создавших этот «приход»! - сценический фрагмент заговора, который я условно назвал, как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала: «Приход к Пушкину николаевского вестника от покойницы Екатерины» (Смотрите рис. № 2.).
Назвал так потому, что он, приход Вигеля к Пушкину (К женатому Пушкину Вигель, кстати, не приходил ни разу. И, тоже, кстати, на Вигеля очень точно среагировал, через эпиграмму, С.С. Соболевский, друг поэта: «Счастлив дом, а с ним и флигель, В коих, свинства не любя, Ах, Филипп Филиппыч Вигель, В шею выгнали тебя».), очень похож, - по своему предназначению! – на эпиграф, Пушкина, к пятой главе повести: «В эту ночь явилась ко мне покойница баронесса фон В. Она была вся в белом и сказала мне: «Здравствуйте, господин советник!», предупреждающий читателя, что, скоро, наступит и смерть Германна. Как видите уже и сами, смысл прихода «николаевского вестника» к Пушкину, - «от покойницы Екатерины»! - весьма зловещ.
Сам же сценический фрагмент николаевского заговора, - и вигелевский анекдот о смерти Екатерины II, явно взятый писателем-доносчиком, еще раз выделим, именно из пушкинской потаенной «Пиковой дамы»! – выглядит, по дневниковой записи поэта от 7-го января 1834 года, так:
«Седьмого. Вигель получил звезду и очень ею доволен. Вчера он был у меня. Я люблю его разговор – он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложстве.
Вигель рассказал мне любопытный анекдот. Некто Норман или Мэрман, сын кормилицы Екатерины, умершей 96 лет, некогда рассказал Вигелю следующее. Мать его жила в белорусской деревне, пожалованной ей государыней. Однажды сказала она своему сыну: «Запиши сегодняшнее число: я видела странный сон. Мне снилось, будто я держу на коленях маленькую мою Екатерину в белом платьице – как помню ее 60 лет тому назад». Сын исполнил ее приказание. Несколько времени спустя, дошло до него известие о смерти Екатерины. Он бросился к своей записке, - не ней стояло 6-е ноября 1796.
Старая мать его, узнав о кончине государыни, не оказала никакого знака горести, но замолчала – и уже не сказала ни слова до самой своей смерти, случившейся пять лет после» (Вторую часть дневниковой записи поэта, от 7-го января 1834 года, мы дадим вам, наверное, несколько ниже.).
Выделим, что вигелевский анекдот, о смерти Екатерины II, попадает, в дневник поэта, не из-за необычности его содержания, а из-за поразительного сходства, его, с содержанием конца пятой главы «Пиковой дамы», которая, к тому же, еще и не опубликована поэтом.
Сравните:
- и там, и здесь: «Норман или Мэрман», и – Германн;
- и там, и здесь: кормилицы (В «Пиковой даме»: «Германн принял ее за свою старую кормилицу»; в вигелевском анекдоте: «сын кормилицы Екатерины».);
- и там, - и здесь! – записки, или записи виденного эпизода или явления (В «Пиковой даме»: «Германн…записал свое видение»; в анекдоте: «Сын исполнил ее приказание», и: «Он бросился к своей записке…».);
- и там, - и здесь! – видение (В «Пиковой даме»: «Германн…записал свое видение»; в анекдоте Вигеля: «Я видела странный сон».);
- и там, - и здесь! – «белое платье» (В пушкинской повести: «Дверь отворилась и вошла женщина в белом платье»; в анекдоте: «Будто держу я на коленях маленькую мою Екатерину в белом платьице»);
- и там, - и здесь! – «шестьдесят лет», и т.д.
Вот как всё это выглядит, еще раз выделим, в пушкинской записи «прихода», к нему, привидения. По тайной «Пиковой даме» - это, тоже еще раз выделим, насильственный «привод», Пушкиным-Германном, Екатерины II на «судный день», 28-го января 1833 года, к Петру Великому. «Привод» - через предложения:
1. «Он взглянул на часы: было без четверти три» (Через время «без четверти три», - утра! – Пушкин, как раз, и переносит, время действия в «Пиковой даме», именно на 28-ое января.);
2. «Я пришла к тебе против своей воли, но мне велено…» (Здесь поэт через слова: «против своей воли», «мне велено», как раз, и выделяет, нам, именно насильственный «привод», к нему, преступной Екатерины II.): «Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье. Германн принял ее за свою старую кормилицу. Но белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, - и Германн узнал графиню! … Германн возвратился в свою комнату, засветил свечку и записал свое видение» (Запись дается - в сокращении.).
Кстати, здесь, то есть в вигелевском анекдоте о смерти Екатерины II, мы наблюдаем еще одно, очень важное, для нас, обстоятельство николаевского заговора против Пушкина, а именно: Ф.Ф. Вигель распространяет само время действия, происходящего в анекдоте, по 1801 год. Распространяет – через последнее предложение его: «но замолчала – и уже не сказала ни слова до самой своей смерти, случившейся пять лет после» (1796 + 5 = 1801 год).
А это, как вы, наверное, еще помните по нашим первым книгам, год александровского переворота с убийством, в нем, через екатерининских вельмож, большая часть из которых были - русскими масонами, Павла I.
Из только что выделенного предложения пушкинской дневниковой записи можно с однозначностью утверждать, что, - по второму черновику «Пиковой дамы»! - Николай I «дошел», - при прочтении, им, пушкинского второго черновика! - и до александровского, 1801 года, переворота.
Однако, все же, вернемся - именно к смерти Екатерины II, изображенной – именно в вигелевском анекдоте. Так как сам разговор, о только что выделенных вам, выше, обстоятельствах, еще не закончен нами.
Еще раз подчеркнем, что, - именно по только что выделенному поразительному сходству! - анекдот Вигеля о смерти Екатерины II, - в котором тайно зашифровано «Императорское сообщение Пушкину» о начале «открытой», или активной, стадии заговора именно перед 6-ым ноября 1836 года! - только что названный анекдот, Вигеля, и попадает - в дневник поэта. А это, ещё раз выделим, канун сорокалетней годовщины со дня смерти Екатерины II.
Попадает, но поэт, скорее всего, - и с однозначностью! - не делает вывода о том, что его раскрыл – именно Николай I, что, конечно, очень жаль. А не делает вывода, наверное, потому, что очень уж далек, именно по Пушкину, Мигель от царя (Хотя царь-жандарм не гнушался порой, как следует из его биографии, разговоров даже с рядовыми шпионами.). Однако, все же, продолжим разговор именно об «Императорском сообщении Пушкину».
Так как мы вели, о нем, разговор в книге «Самодержец и Поэты», расшифруем вам его, здесь, почти без пояснений. Расшифруем, так как уже многократно давали вам, выше, обещание - как-то расшифровать, вам, и его. Кстати, его расшифровка очень важна именно для отчетливого понимания, нами, именно активной фазы, или стадии, николаевского заговора против нашего Великого поэта.
Оно расшифровывается, как вы уже тоже знаете из раздела «Предыстории заговора» (Смотрите, его, выше.), тоже почти по схеме расшифровки «загадочного пушкинского предложения» конца четвертой главы пушкинской повести. Вот как мы расшифровали, вигелевский анекдот о смерти Екатерины II, в только что упомянутой, выше, книги «Самодержец и Поэты» (Саму выдержку из названной книги мы даем, вам, тоже в сокращенном виде.):
«В анекдоте писателя Вигеля налицо:
- и полная дата смерти Екатерины II – 6-го ноября 1796 года;
- и фразы: «60 лет тому назад»; «белое платье» Екатерины (Смотрите, вигелевский анекдот, выше.).
Отсюда и расшифровка николаевского «Императорского сообщения Пушкину». От 1796 года, года смерти Екатерины II, отнимается 60 лет. Получается - 6-ое ноября 1736 года (1796 – 60 = 1736 год).
Возвращение в действующее столетие, то есть в пушкинское время, тоже идет, - как и при расшифровке, нами, «загадочного пушкинского предложения» (Смотрите его, в предыдущих наших книгах.)! – от вполне конкретного человека.
Другими словами, идет, у царя, от самого «молодого счастливца в треуголке». Счастливца, выведенного Пушкиным, как вы уже знаете, в конце четвертой главы «Пиковой дамы» (Николай I родился - в 1796 году: в год смерти Екатерины второй; – пояснение В.Б.).
Поэтому, к получившейся у нас, выше, дате, к 6-му ноября 1736 года, прибавляем – столетие. Получается, тогда, 6-ое ноября 1836 года (1736 + 100 = 1836 год).
Вот именно к этой дате, - к 6-му ноября 1836 года! – Николай I, еще 6-го января 1834 года, - Дантес - уже в России, в Петербурге; пушкинская же повесть - еще даже не опубликована поэтом! – запланировал, уже особо выделим это:
- и свидание-провокацию Дантеса, с Н.Н. Пушкиной, на квартире Идалии Полетики 2-го ноября 1836 года;
- и диплом-паквиль Пушкину, о неверности его жены, от 4-го ноября 1836 года! Видите, как всё, здесь, сошлось. И как всё, здесь, взаимосвязано у царя-«сценариста».
Вы спросите, а где же возраст «молодого счастливца в треуголке»? Возраст графини Д.Ф. Фикельмон ведь весьма отчетливо, и даже ярко, фигурирует при расшифровке «загадочного пушкинского предложения». Вот он, перед вами: 1796 – 60 + 100 = 1796 + 40 = 1836 год.
Оказывается, что и к своему сорокалетию, царь-«сценарист», придумал - «сюрприз» для Пушкина. Как видите уже и сами, и здесь основные события николаевского заговора, - свидание-провокация и пасквиль, после появления, которого, Пушкина весьма искусно и «поведут», через Дантеса и Геккерна, не от дуэли, а именно к ней, то есть именно к дате 27-го января 1837 года, смысловое значение, которой, вы уже хорошо знаете и без меня! – приурочены, царем, именно к 6-му ноября 1836 года, то есть именно к сорокалетию со дня смерти Екатерины II.
Сам же анекдот о смерти, Екатерины II, создан, николаевским борзописцем Ф. Вигелем, именно по тайному содержанию пушкинской «Пиковой дамы»». Вот, пожалуй, и всё, что мы можем наикратчайшее доложить, вам, именно по вигелевскому анекдоту. Анекдоту, записанным, нам, самим поэтом.
О Вигеле заметим, что он – не просто николаевский шпион. Он тайно донес - и на Пушкина! За чтение им в Москве, в декабре 1826 года, «Бориса Годунова». Ибо находился, при названном чтении, в рядах московских литераторов. Этот факт - тоже я установили. И установил, его, именно по самому присутствию, Ф.Вигеля, на чтении, поэтом, "Бориса Годунова".
И донес, потом, на П. Чаадаева. За его философические письма. Именно после вигелевского доноса Николай I во всеуслышание и объявил, П. Чаадаева, сумасшедшим.
Николай I тайно использовал, его, и в заговоре против М.Ю. Лермонтова. Вот что мы писали, о роли Вигеля в николаевском заговоре против наших Великих поэтов, в той же книги, используя там, уже, знания, - и находки! - лермонтоведов, которые почему-то, - как и пушкинисты прошлого! – не придали, им, большого значения (У лермонтоведов тоже, почему-то, совершенно отсутствует николаевский заговор против нашего второго поэта. Хотя он, даже уже по собранному, ими, материалу, - и находкам! - просто очевиден.):
«Июль, 22 (1839 год; - пояснение В.Б.). Лермонтов присутствует у Карамзиных в Царском Селе на чтении Ф.Ф. Вигелем его воспоминаний». Я уверен, что это – очередная николаевская «живая картина». Вигель, - и в случае с Пушкиным! – «вспоминал» - анекдот о смерти Екатерины II.
Жаль, что, по общедоступной литературе, нельзя об этом сказать, сейчас, что-то более конкретное. Однако если даже в воспоминаниях Вигеля нет «Императорского сообщения Лермонтову», - в чем я - не уверен! - то даже одно появление Вигеля, в заговоре и против Лермонтова, вполне достаточно, так как оно «скопировано» Николаем I, через салон Карамзиных, с его заговора против Пушкина.
Такое же николаевское «копирование», относящееся: и к содержанию «Пиковой дамы», и к николаевскому заговору против Пушкина, мы наблюдаем и в дневниковой записи В.А. Жуковского, сделанной, им, почти в день смерти Екатерины II.
Вот как, эта запись, выглядит в хронологии: «Ноябрь, 5 (Тот же 1839 год; - пояснение В.Б). Запись в дневнике Жуковского: «Вечер у Карамзиных. Князь и княгиня Голицыны и Лермонтов» (А на княгиню Н.П. Голицыну указывал нам, как вы помните по дневниковой записи поэта от 7-го апреля 1834 года, не только А.С. Пушкин, но и сам Николай I.).
Как видите, николаевский заговор, против Лермонтова, продолжается, у царя-«сценариста», по пушкинской схеме. И здесь наличие заговора – налицо.
Остаётся только выделить, что и само «поощрение» Николаем I, Вигеля-доносчика, находится в контексте нашего разговора об этом человеке. И находится в контексте, по его использованию царем, самих заговоров, царя Николая I, против наших Великих поэтов. Более того, последнее «награждение» Николаем I, доносчика-Вигеля, - а он стал, именно при этом царе, вице-губернатором! – говорит нам о том, что и его роль, в николаевских заговорах против Пушкина и Лермонтова, была высоко оценена императором.
Здесь мы просто обязаны уже сделать, хотя бы в качестве заключения, несколько выводов о только что выделенном вам, выше. Ибо выделили мы вам, выше, одно из самых наиважнейших обстоятельств заговора царя против нашего Великого поэта. Выводы эти, особенно первый, к сожалению, неутешительные. Попробуем сформулировать, их, наиболее точно.
Первый вывод. Вигелевский анекдот о смерти Екатерины II, - с зашифрованным, в нем, «Императорским сообщением Пушкину»! – является, уже, свидетельством. И является, уже, и фактом, наглядно демонстрирующим, нам, знание, Николаем I, «тайного Пушкина». И является, уже, фактом, тоже наглядно демонстрирующим, нам, в общем, разумеется, сам генеральный план заговора царя против поэта.
Второй вывод. Он, кстати, очень своевременен. И он полезен - даже нашим пушкинистам. Только что выделенные вам, выше, вигелевский анекдот о смерти Екатерины II, с тайно зашифрованным в нем «Императорским сообщением Пушкину», напрямую приближает, нас, к ясному пониманию, нами, многих действий Николая I. И - его сообщников. При ясном понимании нами, - действий царя и его соучастников! - исключая - и многие недоумения. Недоумения, одно из которых выделил нам, совсем недавно, - к примеру, через «христианскую кончину» поэта! - сам П. Щеголев.
2. Общая схема заговора
В связи с только что изложенным вам, выше, уже наступило время дать, вам, и уже более четкое понимание, вами, общей схемы николаевского заговора против поэта. Наиболее общую схему его, - то есть предысторию и зарождение николаевского заговора, скрытую и «открытую» (или активную!) части его! – мы уже представили вам, выше.
Сейчас же наступило время хоть как-то, но уже именно конкретизировать только что обозначенную вам, выше, схему николаевского заговора. Схему, дав, через её наиболее общую конкретизацию, основообразующие действия Николая I, и его сообщников, в заговоре против Пушкина. И дав, через эту схему, некоторые пояснения, и объяснения. Пояснения, типа: почему, в николаевском заговоре против Пушкина, произошли те, или иные, события. И, разумеется, как они произошли, - или состоялись! - в нём.
Вопрос этот – не так уж и прост, как может показаться на первый взгляд. Не прост потому, что сам заговор очень насыщен, царем, как различными действиями самого императора, так и многими действиями его сообщников.
Насыщенны действиями заговорщиков, которые, в возникшей значительно позднее пушкиниане, объяснялись нам, или вовсе не объяснялись! - совершенно, разумеется, по-другому. И - с других позиций.
Так что не обессудьте, как говорят, если наша попытка доложить её, вам, окажется, к примеру, не совсем удачной. Или, к примеру, вы, в ней, что-то ещё не поймете. Я надеюсь, что при более подробном раскрытии явлений и событий николаевского заговора, возникшие, у вас, недоумения, - и вопросы по ней! – исчезнут, потом, сами собой.
Итак, зародившись в злом сознании царя, заговор начал развиваться, в реальной жизни, по многим направлениям и действиям первоначальных (то есть царя, Нессельроде и Бенкендорфа.) его заговорщиков.
Что здесь, в этом «древе», - или в схеме! – наиболее важное? И как вам представить, - хотя бы, пока, в наиболее общем виде! - именно эту схему. Попытаемся представить схему развития, этого «древа», именно по «линии реальности».
Другими словами, представить обозначенную схему - именно по имеющимся сейчас, в нашем распоряжении, материалам.
А, исходя именно из них, получается примерно следующая картина.
Зародившийся у царя, в конце января 1833 года, заговор, на основе «соединения», Н.Н. Пушкиной, с «кем-то», начал развиваться примерно следующим образом. Смотрите, об этом, выше. Собственно, он и начал развиваться, - если, здесь, можно так выразиться! - именно на личностной основе.
Другими словами, царем, через многочисленные связи графа Нессельроде в Европе, сразу же стал искаться именно человек, способный не только хорошо стрелять, но и способный именно к созданию, - уже не раз выделенной, нами выше! - его «взаимовлюбленности» с женой поэта.
Вот этим человеком и оказался, в конечном «точке» царского поиска, именно Дантес. Это – первое и, разумеется, главное направление самого развития николаевского заговора против уже женатого Пушкина, к которому мы и попытаемся, собственно, именно «прижаться».
Поэтому не менее важным представляется нам, сейчас, и само «оформление» царем, - и Нессельроде, как практическим руководителем заговора! – только что выделенной вам, выше, «взаимовлюбленности».
Вот для достижения этой цели и подбирался, - опять же через того же Нессельроде, у которого барон Геккерн – николаевские «глаза и уши» в дипломатическом корпусе, аккредитованном в Петербурге! – именно барон Геккерн. А подбирался он, - названными, выше, лицами! – весьма и весьма оригинально.
Другими словами, подбирался, ими, тоже, - если и здесь можно так выразиться! - именно на личностной основе.
Здесь мы имеем, в виду, именно «бугрство» барона Геккерна, развившееся, у него, еще со времен службы, его, на морском флоте. Во всяком случае, барон Геккерн был изучен, - и тщательно рассмотрен Нессельроде, и, разумеется, стоящим за ним царем! - именно с этой стороны.
Так как именно на этой основе и произойдет, потом, выделенная нами, выше, «связка», или тендем: «Дантес – барон Геккерн». Тендем, в котором ведущую роль займет, как главный исполнитель николаевского заговора против поэта, именно Дантес.
Полная переписка Дантеса с бароном Геккерном, за 1835-36 годы, это именно переписка, если выражаться на современном нам языке, «голубых». Что даже не отрицает - сама Серена Витале, наконец-то добившаяся успеха - у потомков Дантеса по её опубликованию.
Ранее, - и до 1995 года! – попытки, пушкинистов, добыть, у них, письма Дантеса, к барону Геккерну, успеха не имели. За исключением, разумеется отрывков из двух писем Дантеса, к Геккерну, опубликованных, - в 1946 году! - французским писателем Анри Труйая.
Но и граф Нессельроде и, разумеется, царь, знают не только о «бугрстве» барона Геккерна, но и, что не менее важно, о его злом языке и, разумеется, о том, что именно он любит «совать нос» - в чужие дела. У царя, Геккерн, не просто дипломат, а - именно «каналья». Как же они поступают с ним, чтобы обезопасить – именно себя? Тоже очень просто. Они эпизодически «выключают», барона, именно из своего заговора.
Другими словами, за счет двух, чрезвычайно длительных, отпусков, эпизодически «отключают», его, именно от своего заговора против Пушкина. Давая ему, - как и Дантесу! - чрезвычайно скудную, и дозированную, информацию. Дантес, кстати, тоже пока едет, у них, в Петербург, еще не зная толком о том, что ему придется дуэлировать - именно с Пушкиным.
Он знает только, - в туманных намеках, разумеется! - что будет, не только хорошо, - но - очень хорошо! – вознагражден. Разумеется, если будет четко, - и добросовестно! - выполнять все указания и команды графа Нессельроде, уже прямого, но тайного, разумеется, его руководителя.
Так что отпуска барона Геккерна, имея общее предназначение, - «отключение», Геккерна, именно от заговора! – имели, у царя, и собственные, или свои, задачи и цели.
В первом случае – именно сближение, его, с Дантесом. Взятием Геккерном, над ним, именно «дружественного патронажа». Дантесу же, при въезде, его, в Россию, ставилась задача именно «овладения бароном Геккерном». Здесь Нессельроде и, разумеется, царю известно и о «голубизне» самого Дантеса.
Что он, с успехом, и выполняет - именно за 1833-35 годы, добившись от Геккерна, как уже от закоренелого холостяка, даже своего…усыновления. Усыновления, тоже подсказанное ему, видимо, Великим комбинатором или графом Нессельроде.
Это, кстати, и первая оплата царем, через Нессельроде, будущих «услуг» Дантеса. Оплата, через которую, в общем-то, не совсем родовитый Дантес, получал, - из их рук! – именно титул нидерландского «барона». Через что становился - и наследником состояния барона Геккерна (Имевшим, со своими родственниками, весьма натянутые отношения.). Что, для Дантеса, было, разумеется, наиглавнейшим.
Кстати, второй задачей, тайно поставленной Дантесу, графом Нессельроде, уже после поступления, его, в Кавалергардский полк, являлось интимное сближение, его, именно с Идалией Полетикой. С Полетикой, уже практически вошедшей, в дом Пушкина, сразу же по приезду поэта, с молодой женой, осенью 1831 года, в Петербург. Смотрите, об этом, выше. Задачей, которую он - тоже успешно выполнил. Об этом свидетельствует, нам, уже не раз приводимые вам, выше, два письма, Дантеса, к барону Геккерну, в которых он обозначает, Идалию Полетику, именно «своею Супругою».
Мне самому неприятно об этом говорить, но и только что выделенная вам, выше, тайная интимная связь Дантеса, с Идалией Полетикой, основана у графа Нессельроде, - и стоящим, за ним, царём! – тоже на личностной основе. А возможной она стала, у Дантеса, потому, что он, в выделенной связке «голубых», исполнял роль - «женщины».
Как, все-таки, всё пошло и грязно. Но грязно – не случайно. Так как и через эту грязь компрометировались, потом: и сестры Гончаровы; и, разумеется, сам Пушкин. О грязной же «голубой» связи Дантес, с бароном Геккерном, граф Нессельроде, - и, следовательно, стоящий, за ним, царь! – специально подпускал толки, - и слухи о ней! - скорее всего, именно через салон своей жены, графини М.Д. Нессельроде. Слухи и толки, которые, - не так уж и косвенно! – подтверждает, нам, именно больше чем полутора вековая пушкиниана.
Совершенно очевидными становятся задачи и цели, преследуемые царем, и при даче им, через принца Вильгельма Оранского, второго, 1835-36 годов, - выделим, опять чрезвычайно продолжительного! - отпуска, барона Геккерна, из Петербурга.
Ибо помимо указанного, выше:
1. Усыновления, бароном Геккерном, Дантеса, что было, еще раз выделим, уже царским поощрением - именно Дантеса за его верную службу. Но которое, усыновление, в большей части своей, оказалось, по исследованию некоторых пушкинистов, - смотрите книгу Н. Раевского, «Портреты заговорили»! – то ли фиктивным, то ли - совсем несостоятельным. Это, сейчас, не столь уж и важно.
2. Покупкой, бароном Геккерном, - за счет контрабанды антиквариата из России! – земель во Франции (Что было прямым поощрением, царем, и самого барона Геккерна.), названный, выше, второй отпуск Геккерна имел, у высших заговорщиков (У царя и у графа Нессельроде.), и некоторые другие задачи и цели заговора.
Так через только что указанный второй отпуск, названный барон, собственно, и временно отключался, царем, именно из заговора против поэта. Отключался, кстати, и для того, чтобы он не навредил - именно им.
И для того, чтобы через письма Дантеса, к нему, ввести его, по приезде его в Петербург, уже именно в новую реальность: в «страстное увлечение», Дантеса, именно женой поэта. Что было наиболее, пожалуй, важным именно для высших заговорщиков.
Кстати, Геккерн, - практически до приезда его в Петербург в 1836 году! – еще практически не знал, что и он втянут, через Дантеса, в царский заговор против Пушкина. И, тоже, кстати, таких тайных подстав, в николаевском заговоре, очень много.
Одна из них, например, граф В.А. Соллогуб, втянутый, в заговор, через - «некоторых дам». Так что барон Геккерн, здесь, вовсе не исключение. Попробуем объяснить, вам, только что выделенное, выше, несколько поподробнее.
По первому. Нессельроде и царь прямо опасались, к примеру, не только злого языка барона Геккерна, отмеченного, в 1829 году, еще Д.Ф. Фикельмон (Смотрите, об этом, в наших предыдущих книгах.), но и опасались его нежелательного, для них, вмешательства в заговор. И опасались его вмешательства – и в их делах. В дела, обусловленные не только указанным тендемом, но и самим предстоящим, в скором времени, усыновлением, бароном, Дантеса. Поэтому граф и царь, временно и выпроводили, его, именно из Петербурга.
Не менее важным, для них, было и второе: не выключать, его, именно из заговора против Пушкина. Вот эту задачу и разрешал, - через письма! – именно Дантес. В общем, они выпроводили Геккерна, из Петербурга, и для того, чтобы, потом, уже представить его, барона Гекерна, - и именно через письма Дантеса к нему! – перед свершившимся фактом.
Фактом «безумной влюбленности», Дантеса, именно в жену Пушкина. А отсюда и очень важный вывод для нас, смысл которого примерно в следующем: всё в письмах Дантеса, к Геккерну, - за 1835-36 годы, - соответствует истине, за исключением, только, наиглавнейшего, в них: его «безумной влюбленности» в Н.Н. Пушкину.
Вот такая у них получилась интрига и против самого барона Геккерна. Интрига, которая, кстати, тоже оказалась – успешной. Ибо барон Геккерн, заранее подготовленный Дантесом через его письма, к нему, - о «безумной влюбленности» в жену поэта! - не только поверил Дантесу, но и стал помогать, ему, в этом деле. Стал помогать практически сразу же после своего приезда, в 1836 году, в Петербург, именно в «сводничестве».
В начале преследуя, скорее всего, свою цель, а именно: разрубить, или как-то уничтожить, связь, - или влюбленность! - Дантеса - в жену Пушкина. Связь, способную погубить: и его - как посланника, и Дантеса - как военного, карьеры! Его недовольство «безумной влюбленностью», Дантеса, в жену Пушкина было ярко выражено - в одном из его писем к Дантесу, которое Дантес точно и отразил - в ответном письме, к барону, - от 6-го марта 1836 года! - через следующие строки:
«И еще одно странное обстоятельство: пока я не получил твоего письма, никто в свете даже и мысли её при мне не произносил. Едва твое письмо пришло, словно в подтверждении всем твоим предсказаниям…».
К 17-му октября 1836 года, - и уж, тем более, к 4-му ноября того же года! - он, скорее и вероятнее всего, уже знает, - вероятно, через объяснение Дантеса с ним! - о том, что в Дантесе вовсе не угасла - его «безумная страсть» к жене поэта. Может быть, даже уже знает, от того же Дантеса, и о том, что втянут, в придворную интригу, именно против Пушкина и - его жены. Здесь уже не исключен - и такой вариант. Больше того, этот вариант и наиболее объективен.
3. Я влюблен как безумный
Поэтому нам очень важным представляется, в настоящее время, познакомить, вас, хотя бы с самой схемой вовлечения, заговорщиками, Н.Н. Пушкиной в придворную интригу против своего мужа. Ранее пушкинисты, - увлеченные, не раз уж выделяемой нами, выше, концепции П. Щеголева о «взаимовлюбленности Дантеса и жены поэта»! – как говорят, на сто процентов верили, - в этом вопросе! - только искренности самого Дантеса.
И познакомить, вас, - и именно по полной переписке Дантеса, с бароном Геккерном, за 1835-36 годы! - с самой логикой появления, - и реализацией! - в заговоре, заговорщиками, разумеется:
- только что выделенных вам, выше, их задач и целей;
- с самой логикой появления в письмах Дантеса, к Геккерну, именно его «безумной влюбленности» в жену Пушкина.
Что представляется нам, кстати, даже более важным, чем первое.
А она, по только что обозначенной, перед вами, переписки, не так уж, в принципе, и сложна. Вот, перед вами, хотя бы наиболее общая схема событий, - в письмах Дантеса, к Геккерну! - ведущих именно к только что выделенной, выше, «взаимовлюбленности» бравого кавалергарда и жены поэта, которой в реальности, еще раз подчеркнем, не существовало.
В письме от 1-го сентября 1835 года Дантес «вдруг» напоминает, барону Геккерну, именно о своей тайной «Супруге». Пример из письма: «Бывшая моя Супруга в большом отчаянии…» (Далее смотрите более подробно, об этом, выше.). И, уже в письме от 26-го ноября 1835 года, тоже уже приведенного, нами, выше, сообщает ему, что «в следующем письме сообщу тебе об окончании моего романа». Таким образом, сердце Дантеса уже освободилось и, следовательно, его ждет, - в скором времени! – новый роман.
Что, по его письмам, через некоторое время и происходит именно в виде «безумной влюбленности». Логика появления её, - «взаимовлюбленности» кавалергарда и жены поэта! - как видите уже и сами, очень и очень строгая. В реальности же: Дантес вовсе не покончит с Идалией Полетикой; и с Н.Н. Пушкиной, разумеется, не «взаимовлюблен». Но, по тайному указанию, графа Нессельроде, - уже, то есть в скором времени! – введет, барона Геккерна, именно в выделяемую, здесь, «взаимную влюбленность». Вот это мы и видим, собственно, в его дальнейших письмах к барону.
Впервые он упоминает, в полной переписки, о Н.Н. Пушкиной, а так же об его влюбленности в неё, в письме к Геккерну от 20-го января 1836 года. Практически, кстати, именно словами о его, - с Н.Н. Пушкиной! – «взаимовлюбленности». Письмо так у Дантеса, практически, и начинается: «А хуже всего, что я влюблен как безумный».
А только что выделенную, выше, «взаимную влюбленность» он выражает – то есть выделяет, подчеркивает! - далее, в письме к барону, через следующие строки: «А всего ужаснее в моем положении то, что она тоже меня любит».
Сразу же приплетая, в этом же письме, и свои слова о «бешеной ревности поэта». Например, через следующие строки своего «послания» к Геккерну: «Видеться же нам до сих пор было невозможно, ибо ее муж безобразно ревнив».
Кстати, большой отрывок, именно из этого письма, и был опубликован, в 1946 году, указанным, выше, французским писателем Анри Труйая. Далее же Дантес, у которого, несомненно, были и задатки писателя, «повествует» Геккерну, в своих письмах, именно о развитии своего романа с женой поэта, что тоже – логично.
В действительности же такого развития – нет и в помине. А есть развитие сплетен о «взаимовлюбленности», - она, кстати, именно в такой «одежде» и появилась в петербургском свете! – не столько, - и сколько! - самим Дантесом, - даже совместно с Идалией Полетикой! – а именно царем и графом Нессельроде.
Развитие сплетен, графом и царем, через сам николаевский двор и самые влиятельные петербургские салоны типа салона графини Нессельроде. Через что петербургский свет, собственно, и «загудел» - именно по этой «теме».
Вот вам, собственно, и почти всё о рождении, в николаевском заговоре, именно выделяемой, здесь, «взаимовлюбленности» Дантеса и Н.Н. Пушкиной, о которой, - до сих пор! - любят поговорить - почти все наши пушкинисты. Дантес, еще раз выделим, даже совместно с усилиями Идалии Полетики, не способен был, - с таким эффектом, разумеется! – породить, её, в петербургском свете. Мы, о ней, еще поговорим, наверное, и дальше.
Здесь же попутно будем выделять перед вами, в последующих письмах Дантеса к барону Геккерну, не только её, но и… еще более интересное, для вас: дальнейшее развитие - самого николаевского заговора против Пушкина.
Вход Дантеса в дом Пушкина
В письме от 2-го февраля 1836 года он уже сообщает Геккерну, к примеру, о том, что он уже вошел в её дом, то есть вошел в дом - именно Пушкина: «У меня более чем когда-либо, причин для радости, ибо я достиг того, что могу бывать в её доме».
«Таким образом, - комментирует Серена Витале письмо Дантеса, - мы можем теперь более точно, чем ранее, - январь 1836 года! – датировать время, когда Дантес был принят в доме Пушкиных».
Комментирует, правда, только в пользу Дантеса и, разумеется, не в пользу Н.Н. Пушкиной: она, - как и П. Щеголев в свое время! - винит, в возникновении дуэли, только Н.Н. Пушкину. Наш же комментарий – совершенно другой.
Во-первых, Дантес вошел в дом Пушкиных, скорее всего, вновь по пиководамовскому…27-му января. Между 20-го января и 2-ым февраля 1836 года (Личная датировка, Дантесом, своих писем к Геккерну, только что выделенных, вам, выше.) ведь как раз и стоит, - уже не раз разбираемое нами, выше, число! - николаевское 27-ое января.
Во-вторых, вошел, разумеется, не на правах влюбленного, в Н.Н. Пушкину, бравого кавалергарда, а именно на правах претендента в женихи: то ли к Екатерине Гончаровой, то ли к её сестре, к Александрине. Кстати, в выделяемой, здесь, переписке он ни разу не выделит: ни старшую сестру, ни среднюю сестру, из сестер Наташи Гончаровой. Из сестер, на самой старшей, из которых, ему придется, в довольно-таки скором времени, даже жениться. Упор у него, в письмах к барону, будет сделан только на выделяемую, здесь, «взаимную влюбленность», до которой было, в реальности, еще - ой как далеко.
Пиководамовский поручик
В-третьих, в этом же письме он сообщает, барону Геккерну, что он получил, наконец, чин «поручика», что тоже является, - у царя Николая первого! – пиководамовским. Причем, сразу же по двум положениям. По 28-му января, тоже являющимся, как вы уже знаете, пиководамовским. И по самому чину «поручик», связанным у царя, через «Пиковую даму», с тайным выпадом поэта, в ней, в сторону Александра I. Выпадом через сатирическое производство поэтом, поручика Томского, именно в ротмистры. Вспомните заключительное предложение пушкинской повести: «Томский произведен в ротмистры и женится на княжне Полине».
Вот как Дантес дает, в выделенном, выше, письме к Геккерну, своё производство - именно в поручики, а Серена Витале, опубликовавшая названную, выше, переписку, комментирует выделяемое, здесь, производство Дантеса, - ровно за год до его дуэли с поэтом! – именно в поручики: «Я приберег добрую новость. Я только что произведен в поручики».
Серена Витале делает, по этому поводу, следующий комментарий, вовсе не подозревая, при этом, что уже «льет воду» - именно на нашу мельницу: «Дантес был произведен в поручики Кавалергардского полка 28 января 1836 года. Во французской армии этот чин равен лейтенанту».
Нам до французов, право, пока и дела нет. А вот, что она выделила: и 28-ое января, и «поручика», - что до неё сделал, к примеру, и П. Щеголев в своей знаменитой книге! – это – очень и очень даже похвально. Так как и она отразила, здесь, факты, освещающие - именно николаевский заговор против Пушкина. А не какую-то, там, взаимную влюбленность, Дантеса, с женой поэта. Взаимную влюбленность, которой, в реальности, и не было никогда. Это мы попытаемся показать, вам, чуть ниже.
Другие моменты
Кстати, говоря, о «взаимной влюбленности» Дантеса и жены поэта, следует выделить, в ней, и следующие моменты и положения. Положения, тоже уже, в какой–то степени, характеризующие именно наличие николаевского заговора против Пушкина. И самое важное из обозначенных положений, это то, что Дантес, уже сам испускающий сплетни именно о своей взаимной влюбленности с женой поэта, в письмах к барону выставляет себя, перед Геккерном, чуть ли не сверхпорядочным человеком. Да еще и - с высокоразвитым чувством чести.
Интересно это положение именно тем, что оно будет иметь прямое продолжение - именно на конечной стадии николаевского заговора против Пушкина. Не только барон Геккерн, но и сам Дантес будут, в ноябре и в январе, - в дуэльных инцидентах 1836-37 годов! - прямо-таки показывать, всем, что они – чрезвычайно благородные и порядочные люди не только по отношению к жене поэта, но и, разумеется, к самому поэту.
Выставляя через свое благородное происхождение, - и, разумеется, через свою честь! - на первое место - именно своё благородство. Хотя это – далеко, - и совсем! - не так. Через свое, чрезвычайно развитое, благородство они, кстати, и чернили, в только что названных дуэльных инцидентах, именно поэта. Выливая, где это было возможно, несусветную грязь не только на всех трех сестер Гончаровых, но и, разумеется, на самого поэта. Это – первое.
Не менее важно, здесь, и второе. В реальности же в большей степени, чем Дантес и Идалия Полетика, вместе взятые, - еще раз выделим это! – компрометировал Н.Н. Пушкину, в выделяемое, здесь, время, именно Николай I. Компроментировал: как через свой двор, так и, как вы уже тоже знаете, через свои салоны. Свои салоны, через которые он, собственно, и управлял слухами, толками, сплетнями, а то и - самим мнением петербургского света.
Это прекрасно видно, кстати, и из письма Дантеса к барону Геккерну от 6-го марта 1836 года. Где он, - выпирая, наружу, именно свое благородство и честь! – выделяет, в качестве глашатая сплетен, именно наследника престола, в будущем своем - Александра II. Более точно, наверное, в качестве человека, сообщившего о сплетнях двора и света, на счет Дантеса, именно бравому кавалергарду.
Вот, хотя бы, небольшая выдержка из этого письма, подтверждающая, нам, и первое и второе: «В тот же вечер я еду на бал при дворе и Великий Князь-наследник шутит со мной о ней, отчего я тотчас заключил, что и в свете, должно быть, прохаживались на мой счет».
Реально же «прохаживались», - на счет Н.Н. Пушкиной! – не только сам Дантес с Идалией Полетикой, но и царь с Нессельроде. Оттого, собственно, свет вдруг и «загудел», - мощно! - именно по этой теме. Кстати, Николай I тайно провел необычайно злобную, - и активную! – компанию, по травле Н.Н. Пушкиной, и в 1835 году (Смотрите, об этом, выше и в наших предыдущих книгах.), что Пушкин моментально и отразил в одном из своих писем. Приводить мы, его, пока не будем (Может быть, выделим, его, в дальнейшем.).
Здесь же уже с обязательностью выделим, что, - помимо только что выделенной травли жены поэта, петербургским светом, идущей, собственно, от самого царя! - Николай I провел, и тоже в указанные, выше, пиководамовские числа, то есть через 27-ое и 28-ое января 1836 года, и компанию против самого поэта (Уже особо выделим именно это обстоятельство.), проверив его, тем самым, на готовность его, - если, здесь, можно так выразиться! - к дуэлям. Проверил: и через продажного профессора Санковского, и через некого Богомолова; и - через «некоторых дам» (Или через специальную подставу, в заговор, графа В.А. Соллогуба.).
4. Дуэльные вызовы Пушкина
Свидетельство же тому – три, - в начале февраля 1836 года (Уже тоже особо выделим и это обстоятельство, так как в пушкиниане, это обстоятельство, объясняется, до настоящего времени, необычайной нервозностью, поэта, именно в это время.
Какая, однако, нелепость. Травят - жену, травят - самого поэта, а пушкинисты - смиренно докладывают, нам, именно о его необычайной нервозности и теряются даже в догадках, от чего же она возникла, у поэта.)! – письменных дуэльных вызовов Пушкина, именно в начале февраля 1836 года, Хлюстину, князю Репнину и графу В.А. Соллогубу. Так что и здесь всё идет, в реальности, именно по плану, или линии, николаевского заговора против поэта.
Кстати, поэт остро чувствует, в это время, удары: и по жене, и по себе. Но Николай I производит, их, эпизодически, внезапно и, через своих людей, с многих сторон. Поэтому, поэт - то вскипает, то чуть-чуть успокаивается, еще даже не осознавая, конечно, что именно он является: как объектом нападения, так и царской интриги против себя. И так продолжается, практически, до осени 1836 года.
И вот такова приблизительная и наикратчайшая схема николаевского заговора именно до осени 1836 года, в которую мы не внесли, разумеется, все события и обстоятельства, из жизни Пушкиных-Гончаровых, зимой и летом 1836 года.
Фальшивый дуэльный инцидент
Остается только выделить вам еще несколько, очень важных, моментов, событий и обстоятельств, поясняющих, - и окончательно проясняющих (Я надеюсь на это.)! – николаевский заговор против А.С. Пушкина.
Первое. Исходя из только что изложенного, вам, выше, следует с однозначностью считать ноябрьский, 1836 года, дуэльный инцидент Дантеса, с поэтом, фальшивым дуэльным инцидентом. Кстати, инцидентом, о котором пушкинистами прошлого, - да и настоящего, времени! - создано (И создается до настоящего времени.) огромное количество работ в неверном направлении и освещении. В основном – в духе не раз упоминаемой нами, выше, концепции П. Щеголева.
Инцидентом, придуманным, - и созданным! - Николаем I: для маскировки своего заговора, против поэта, в «одежду» - именно «плохих семейственных отношений Пушкиных-Гончаровых»; именно для сильнейшей компрометации, в нем, не только всех трех сестер Гончаровых, но и - самого Пушкина. А это, напомним вам, тоже одна из наиглавнейших задач николаевского заговора против нашего Великого поэта.
Совершенно очевидными становятся, при этом, и другие задачи и цели выделяемого, здесь, фальшивого, или ложного, ноябрьского, 1836 года, дуэльного инцидента. А это, еще раз выделим, именно компрометация и чернение царем, и его сообщниками:
- имени, славы и чести самого Пушкина;
-сведение, поэта, на роль «безобразно ревнивого» (Выражение Дантеса, которое проскальзывает, нередко, и у самого царя в его переписки того времени.) мужа;
- чести и достоинства - всех трех сестер Гончаровых; и прочее.
В этом – его основное предназначение. На виду у всего великосветского Петербурга «постирать белье» Пушкиных-Гончаровых. Выделив при этом: и взаимную влюбленность Н.Н. Пушкиной и Дантеса; и втюренность, в Дантеса, Е. Гончаровой; и, разумеется, - и обязательно! - тайное сожительство, самого поэта, с Александриной Гончаровой. И прочее, что на ум взбредет - «великосветским кумушкам».
5. Главная атака заговорщиков - на жену поэта
Второе. Из той же полной переписки Дантеса с Геккерном, за 1835-36 годы, опубликованной, как вы уже знаете, итальянской профессоршей Сереной Витале в России, в петербургском журнале «Звезда», только в сентябре 1995 года, становится совершенно очевидным: как заговорщики, - тайно руководимые, царем: Дантес, Геккерн, Нессельроде, Идалия Полетика, и другие (Мы дали вам, - первых четырех сообщников царя! – по их зловещей значимости в николаевском заговоре.)! – «подвели», саму Н.Н. Пушкину, к указанному нами, выше, свиданию-провокации её, с Дантесом, на квартире Идалии Полетики 2-го ноября 1836 года.
Я назвал этот «подвод» жены поэта, разумеется, - условно и только для себя! - «главной атакой, заговорщиков, на жену поэта». Разумеется, ни о какой взаимовлюбленности, здесь, и говорить не приходиться. Это – самая настоящая интрига-провокация.
К сожалению, я не могу подробно раскрыть вам в главе, - хотя и имею к этому возможность! – само содержание этой интриги-провокации. Для этого необходимо - большое пояснение. Однако нельзя уже оставлять, вас, без знаний - хотя бы основной сути этой «атаки». Поэтому наикратчайшее выделим, здесь, именно её суть и сам механизм этой «атаки».
А она началась, в конкретном своем очертании и, уже, исполнении, с переезда, Пушкиных-Гончаровых, осенью 1836 года, с дачи в Петербург. Уже вечера у Карамзиных, в дом которых Дантес тоже вошел заранее, свидетельствуют, нам, об этом. Смотрите, к примеру, письма С.Н. Карамзиной, в пушкиниане или в книги П. Щеголева, от 19-го сентября и 18-го октября 1836 года.
Письма, в которых С.Н. Карамзина, старая дева, - и отпетая петербургская сплетница! - уже «комментирует», в них, именно «взаимовлюбленность» жены поэта и кавалергарда. Другими словами, комментирует именно сплетни, испускаемые самим Дантесом, Идалией Полетикой, - и самим царем Николаем первым! - через свои салоны.
Потом последовало тайное письмо Дантеса, - скорее всего, через Идалию Полетику! - к Н.Н. Пушкиной, если исходить из названной, выше, переписки Дантеса с Геккерном, датированного, нами, не позднее 16-го октября 1836 года. Разумеется, с признанием в нем, кавалергардом, своей любви к жене поэта.
Вот он когда, оказывается, реально признался, Н.Н. Пушкиной, в своей любви к ней. Признался не в январе или в феврале 1836 года, - как он клялся в письмах к Геккерну! - а именно к 15-ому или к 16-ому октября 1836 года.
Вот подтверждение этому, взятое, нами, из письма Дантеса, к Геккерну, от 17-го октября 1836 года: «А еще остерегайся употреблять выражения, которые были в том письме».
Хотя до этого, еще раз выделим, он, начиная с января 1836 года, совместно с Идалией Полетикой, только и делал, что распространял, в свете, сплетни не только об указанной, выше, «взаимной влюбленности», но и, даже, о своем сожительстве с женой поэта.
Вот подтверждение тому, взятое, нами, из книги Н. Раевского «Портреты заговорили»: «Его товарищи по полку, по-видимому, искренне считали Наталью Николаевну любовницей своего однополчанина». Подтверждает, - только что выделенные, вам, сплетни Дантеса, о жене Пушкина! - и рассказ-воспоминание, 1887 года, князя А.В. Трубецкого, кстати, специально приуроченного, им, именно к 50-ти летней годовщине со дня смерти Пушкина с целью нового чернения: как Пушкина, так и всех трех сестер Гончаровых.
И который, то есть рассказ, пушкинисты прошлого тоже брали в качестве аргумента, обвиняющего, именно жену поэта, в возникновении январской дуэли 1837 года.
Однако продолжим разговор именно об «атаке». Хотя Дантес на этом вечер, как явствует из его письма, и не изъяснился с женой Пушкина, но она, «атака» на жену поэта, началась - именно с этого вечера. Так как, после названного, выше, вечера, последовало, как явствует из его письма к Геккерну, следующее событие, точно описанное, в письме, самим Дантесом:
«Сегодня вечером она едет к Лерхенфельдам, так что, отказавшись от партии, ты улучшишь минутку для разговора с ней». А это ни что иной, как – первое сводничество, Геккерна, на названном, Дантесом, вечере у Лерхенфельдов.
Потом последовало еще одно, или два, подобных же - «сводничеств». Что явствует и из двух, - в ноябрьском, от 21-го ноября 1836 года, и январском, от 25-го января 1837 года! – «ругательных» писем Пушкина, к барону Геккерну.
Вот, хотя бы, одна выдержка из январского оскорбительного письма поэта, к Геккерну, подтверждающая именно «сводничество» барона: «Вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына». Как видите, Пушкин обладал, к этому времени, достоверной информацией об этом.
А после них («сводничеств»!), - перед, 2-ым ноября 1836 года, или в этот же день! – последовало и письмо Дантеса, к Н.Н. Пушкиной, с угрозой застрелиться, если она - не прибудет на свидание. Последовало письмо, тайно переданное ей, - как явствует из пушкинианы (Воспоминание А.П. Араповой, княгини Веры Вяземской, и других.)! - именно Идалией Полетикой.
И Наталья Николаевна, всегда с добротой, и с уважением, относящаяся к людям, и знающая об ухаживании, Дантеса, за своей старшей сестрой, Е. Гончаровой, - но еще не знающая о сплетнях света вокруг сестер Гончаровых и Пушкине! – боясь, что Дантес действительно наделает глупостей, решилась - на свидание с ним.
На свидание, чтобы восстановить мир, то есть прежние, или дружественные, отношения, и положить конец - именно его ухаживанию за ней. Здесь присутствует - именно женская логика жены поэта. Что именно и добивались, от нее, заговорщики.
Здесь даже можно выделить
некий «план сестер Гончаровых»
Который, кстати, очевиден. И инициатор, - и главный реализатор! - которого – именно жена поэта. Это именно она, сломив довольно-таки стойкое сопротивление своего мужа, - что очень отчетливо обнаруживается именно по письмам Пушкина к жене! – привезла, в середине октября 1834 года, старших сестер Гончаровых - в Петербург.
Привезла с надеждой, что они как-то устроят, свои судьбы, именно в столице, где: и женихи были богаче, да и их было - гораздо больше, чем в провинциальной Москве того времени. Чем моментально и воспользовался, как вы уже знаете, Николай I. Кстати, «план сестер Гончаровых» я специально выделил в одной из своих, еще, к сожалению, не опубликованных, книг.
Пояснение В.Б. – Добивались заговорщики, в общем-то, полного успеха в своей афере, а именно: измены её, с Дантесом, поэту. Об этом свидетельствует, нам, воспоминание, о свидании-провокации, княгини В. Вяземской, записанное П.И. Бартеневым:
«Когда она осталась с глазу на глаз с Дантесом, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя»! Здесь интересно отметить и письмо царя, к брату Михаилу Павловичу, от 3-го февраля 1837 года: «Тогда жена Пушкина открыла мужу всю гнусность поведения обоих, быв во всем совершенно невинна».
Интересно же это тем, что: и царь, и княгиня В. Вяземская, были хорошо проинформированы об указанном, выше, поведении Дантеса на свидании-провокации, что тоже выделяет, их, именно как заговорщиков. Кстати, в названных, выше, воспоминаниях княгиня В. Вяземская, - и её супруг, П. Вяземский! - вновь чернят Пушкина и всех трех сестер Гончаровых. Однако закончим, все же, именно показ событий в выделяемой, здесь, «атаке».
«Свидание» Дантеса, - с Н.Н. Пушкиной! – состоялось. И, после этого, немедленно последовал пасквиль, уже заранее подготовленный царем. И, через графа Нессельроде, выученный Дантесом, - для внедрения, его, в жизнь! - наизусть (Смотрите, об этом, выше и в наших предыдущих книгах.). Вот такова главная суть содержания выделяемой, здесь, «атаки» заговорщиков - на жену поэта.
После достижения которой, - свидания-провокации 2-го ноября 1836 года! – николаевский заговор и перешел, - через пасквиль поэту и его друзьям от 4-го ноября 1836 года! - в свою «открытую», или в активную, стадию именно уже в виде «плохих семейственных отношений Пушкиных-Гончаровых».
Оставаясь, по главной своей сути и направленности, тем же заговором. И вот такова главная суть истинного хода описанных вам, выше, событий николаевского заговора, так и не вскрытого - пушкинистами прошлого.
Остается только выделить, что именно через ноябрьский, 1836 года, фальшивый дуэльный инцидент, начнет постепенно взводиться и сам механизм николаевской, заранее продуманной, до мелочей, дуэли Дантеса, с поэтом, 27-го января 1837 года. Приуроченной царем, как вы уже хорошо знаете, к дате «похорон» Пушкиным, в тайной «Пиковой даме», Екатерины II.
Механизм, который, - через спуск курка меткого стрелка Дантеса на Черной речке на дуэли! - и оборвет, практически, жизнь великого Гения. Это, помимо чернения и компрометации Пушкина, - и всех трех сестер Гончаровых! - еще одно предназначение, или функция, ноябрьского, 1836 года, фальшивого дуэльного инцидента. Ну а сейчас продолжим разговор - именно об «екатерининских датах и числах».
6. Единый ряд
Их (дат!), кстати, очень много в николаевском заговоре. И они, - как и главные даты заговора, только что приведенные, нами, выше! - тоже весьма искусно рассыпаны и замаскированы, царем, по всем четырем годам заговора, его, против Пушкина через: бесконечные рауты, приемы, балы, праздники и церемониалы царского двора и петербургского света.
Поэтому мы, в целях сокращения объема главы, соберем их, - не все, разумеется, а - для примера и наглядности! - в единый ряд.
Соберем уже и для того, чтобы вы увидели, наконец, - через даты, сценические фрагменты, которые мы начали исподволь приводить, вам, начиная уже с первой нашей книги, и николаевские «награждения», которые уже тоже не забыты нами! - и всю насыщенность, ими, николаевского заговора. И увидели, наконец, само содержание этого, в общем-то, довольно-таки уникального заговора.
Вот весьма приблизительный, - то есть далеко не полный, или не абсолютный! - общий вид ряда «екатерининских дат» в николаевском заговоре против Пушкина.
1833 год
6-ое февраля – предположительное (Дату необходимо уточнить - будущим пушкинистам.) награждение Николаем I, барона Геккерна, орденом «Святой Анны» при отправке, его, в продолжительный отпуск 1833 года.
Пояснение В.Б. – графиня-императрица Анна Федотовна, - и царица Анна Ивановна! - есть в главной зашифровке «Пиковой даме», расшифрованной, вам, во второй главе нашей второй книги. Здесь мы уже не будем расшифровывать её, вам.
6-ое марта – предположительное (Дату необходимо уточнить - будущим пушкинистам.) присвоение царем, Екатерине Тизенгаузен, - второй внучки Кутузов и сестры графини Д.Ф. Фикельмон! - звание «фрейлины» с последующим переездом её, в мае, в Зимний дворец;
6-ое октября – Дантес готовится к отъезду, с Геккерном, из Германии, в Петербург, на пароходе «Николай I» (Взято, нами, из книги П. Щеголева.);
6-го ноября (День смерти Екатерины II.) – награждение царем, графа Шарля Фикельмон, австрийского посланника в Петербурге и мужа Д.Ф. Фикельмон, - «награждение» как рогоносца! – орденом «Андрея Первозванного». Ордена, имеющем в своём названии, как мы уже указывали выше, двусмысленность.
Кстати, этим же «баловалась» и Екатерина II, иронично награждая, этим орденом: то Орлова, то Потемкина, а то и других своих фаворитов. Намекая им, через название ордена, что он, то есть фаворит, у неё – первозванный.
Подтверждение этому – дневниковая запись Д.Ф. Фикельмон от 10-го ноября 1833 года, взятая, нами, из книги Н. Раевского «Портреты заговорили»: «В ноябре 1833 года (запись Дарьи Федоровны от 10-го ноября) ему был пожалован высший русский орден – Андрея Первозванного, который иностранным послам давали в очень редких случаях. При отъезде из России (Состоявшемуся 20-го июля 1840 года.) он получил еще более редкое отличие – бриллиантовые знаки к этому ордену».
Награда, разумеется, высокая. Но, - именно через отзыв, Шарля Фикельмон, из Петербурга! - царь Николай I лишал, его, высокооплачиваемой работы. И заставлял его, и его жену, - особенно её! – навсегда покинуть не только Петербург, но и - Россию. И, главное, лишал, именно её, внучку Кутузова, источника существования. Что было местью, царя, именно внучке нашего великого полководца; – пояснение В.Б.
Кроме того, смеем напомнить, вам, и историю награждения Александром I, императора Франции, Наполеона, данной нами, вам, еще в начале нашей первой книги. Которая вызвала, - как вы, наверное, еще помните! - настоящий гнев и возмущение не только у англичан и пруссаков, но и - у высшей русской знати.
Потом Александр I, явно ухаживающий, в 1823 году, за Д.Ф. Фикельмон, - совсем ещё, кстати, молоденькой и неопытной! - назначил, как вы тоже помните, хорошую пенсию её матери, то есть дочери М.И. Кутузова, графине Е.М. Хитрово. Что тоже вызвало в Петербурге, того времени, полускандал. Ибо все знали, какую глубокую неприязнь питал, Александр I, именно к фельдмаршалу Кутузову: как за Аустерлицы, так и - за 1812 год.
А Пушкин ведь имел роман, после названных, вам, событий, и с Е.М. Хитрово. В общем, и здесь поэт перешел дорогу, - если учесть, что Александр I – умер! - именно императору Николаю I. Кстати, и Дантес знал о названном, выше, тихом скандале. Это прекрасно видно из его полной переписки с Геккерном, в которой так и брызжет, наружу, именно его ненависть и неприязнь. И именно к Е.М. Хитрово.
Вот Николай I, в связи именно с этими событиями и обстоятельствами (особенно с первыми из них.), и “наградил” её мужа, - за рогоносность! – именно орденом “Андрея Первозванного”. И, разумеется, с тем, что именно внучка Кутузова, Д.Ф. Фикельмон, легко позабыла своего “милого Александра”. Предпочтя, при этом, не Николая I, тоже имеющего на неё виды, а именно Пушкина!
Это, разумеется, главное в николаевской интриге - именно против Д.Ф. Фикельмон. Даже дал потом, то есть перед отъездом, и бриллиантовые знаки к ордену. А вот высокооплачиваемой работы – лишил. Что, собственно, и является - именно его местью всей семье Кутузова.
Далее Николай I будет прослеживать линию Д.Ф. Фикельмон, практически, до конца заговора против А.С. Пушкина. Делая ему, при этом, то одни, то другие “сюрпризы”. Это вы увидите, собственно, и сами: в нашем дальнейшем материале о заговоре. Поэтому прослеживаете эту “линию”, в нашей книге, уже самостоятельно. Мы же продолжим разговор - именно об екатерининских датах.
Примечание В.Б. - Пребывание Д.Ф. Фикельмон, в 1823 году, в Петербурге, с “влюбленной дружбой”, её, с Александром I, дало, - при возникновении взаимовлюбленности поэта с внучкой Кутузова в 1830-ом году! - очень оскорбительную, для Николая I, “любовную позицию”.
О ней мы попытаемся рассказать, вам, в других разделах и главах предлагаемой вам, сейчас, книги. Посмотреть же, её, вы уже сможете в нашей второй книги, в Приложении к ней (Смотрите, там, «Схему поклонников».).
К 14-му декабря (А это очередная годовщина выступления декабристов.), царь «наградит» Нессельроде и Кочубея – огромными суммами денег: по двести тысяч рублей каждому (Более подробно, об этом, несколько ниже.).
1834 год
К 6-ому января – «награждение» царем, писателя-доносчика Ф.Ф. Вигеля, пиководамовской, как вы уже тоже знаете, «звездою». Он же находился, как вы уже знаете из выше изложенного, вам, материала, в числе приглашенных Пушкиным, на чтение им «Бориса Годунова», московских литераторов.
Вигелевский же анекдот о смерти Екатерины II, с «Императорским сообщением Пушкину», - приуроченный царем, как вы уже знаете, к 6-му ноября 1836 года! - только что рассмотрен, нами, выше. В этот же день, - то есть - тоже 6 января! - Михаил Павлович «поздравит» Пушкина, как вы уже тоже знаете из изложенного вам, выше, материала, с «камер-юнкером». На что поэт ответит, ему, прямой дерзостью. И здесь всё взаимосвязано - у царя-интригана.
6-го декабря (Зимний день именин Николая I.) – пиководамовский бал в Аничковым с попыткой, царя, тайно «показать», поэту, сценический фрагмент «Императрица в белом и белый человек». Будет «показан» поэту, царем, 12-го декабря, в день рождения Александра I (Смотрите рис. № 3). Более подробно, об этом, несколько ниже.
И предположительная дата присвоения царем, Екатерине Гончаровой, звание «фрейлины». Дату необходимо, разумеется, уточнить будущим пушкинистам. Придворное звание присваивается, царем, для того, чтобы, потом, повести Дантеса, с Екатериной Гончаровой: и на вечер, 16-го ноября 1836 года, у Фикельмонов в Салтыковский особняк; и на бал, 17-го ноября 1836 года, к С.В. Салтыкову. Где будет объявлена помолвка его, с Екатериной Гончаровой. Помолвки, как бы вновь возвращающей, Екатерину II, в объятия камергера елизаветинской эпохи, С.В. Салтыкова. Смотрите рис. № 10.
Здесь, царь-«сценарист», как бы заново переигрывает «свадьбу мертвецов», устроенную, Павлом I, при отпевании и похоронах, им, Екатерины II и Петра третьего. В этом – главный смысл этой помолвки и сценического фрагмента в целом (Смотрите его, воочию, на рис. № 10).
Потом будет и венчание Дантеса, с Екатериной Гончаровой, 10-го января 1837 года, в католической церкви «Святой Екатерины». Тоже имеет связь, как вы, наверное, догадываетесь уже и сами, с “Императорским сообщением Пушкину”, данным им, поэту, через вигелевский анекдот о смерти Екатерины II. Далее просматривайте эту “линию”, в нашей книге, самостоятельно.
1835 год
Предположительно к 6-му ноября (Дату необходимо уточнить - будущим пушкинистам.), - то есть к очередной годовщине со дня смерти Екатерины второй! - Дантес узнал, разумеется, от графа Нессельроде (Он - его тайный прямой начальник, и – руководитель заговора.) о том, что ему необходимо будет жениться - на Екатерине Гончаровой.
Косвенно свидетельствует нам, об этом, его разговор с графом В.А. Соллогубом, 17-го ноября 1836 года, в котором интересна, для нас, следующая его фраза об его женитьбе на Екатерине Гончаровой: «Вот уже год, как старик Геккерн не хочет позволить мне жениться».
Геккерн, «год назад», еще не имел даже право позволять, - или не позволять! - ему жениться. Так как еще не был, даже, его «приемным отцом». Кроме того, в письмах, к барону Гекерну, он тоже ни разу не упоминает, как вы уже знаете из вышеизложенного материала, о двух сестрах Натальи Николаевны. Здесь Дантес - явно врет, В. Соллогубу, именно на счет Геккерна.
Кстати, он, на такие дела, был просто мастер: с разными людьми он и говорил всегда, как отмечают пушкинисты во многих своих работах, по-разному. Правда – в его фразе «вот уже год». Предположительно год назад Великий Комбинатор, граф Нессельроде, и предложил, ему, названную, выше, женитьбу на Екатерине Гончаровой, что ему и врезалось в память. Этим и интересна, для нас, выделенная, выше, его фраза.
24-го ноября – сценический фрагмент «Дантес, Пушкин и Николай I на празднике тезоименитства (или дне ангела!) Екатерин». Приурочен, царем, к религиозному празднику «Святой Екатерины». Будет рассмотрен, нами, при разговоре о сценических фрагментах заговора. Продолжает, в заговоре, именно “линию” (или - мотив!) Екатерины II.
1836 год
К 6-му ноября: свидание-провокация Дантеса, с Н.Н. Пушкиной, 2-го ноября, на квартире Идалии Полетики; диплом-пасквиль Пушкину, и его друзьям, по городской почте, от 4-го ноября.
Оба эти события приурочены Николаем I, - как вы уже знаете по “Императорскому сообщению Пушкину” от 6 января 1834 года! - к сорокалетию со дня смерти Екатерины II. Еще раз выделим, что свидание и диплом реализовывают, у царя-сценариста, именно “Императорское сообщение Пушкину”.
К этому же дню, - или к дате 24-го ноября (Ко дню тезоименитства Екатерин, или к религиозному празднику «Святой Екатерины».):
- 16-го ноября – Николаем I специально создается сценический фрагмент «Приход Екатерины Гончаровой, в белом платье, в особняк Салтыковых», в котором и жила, в то время, именно Д.Ф. Фикельмон.
Следовательно, царем продолжена, здесь, и “линия” Д.Ф. Фикельмон. Линия, выделяющая, в николаевском заговоре против поэта, оскорбительную, для Николая I, уже как-то выделенную нами, выше, “любовную позицию”. Где, - еще раз напомним, вам! - император Александр I – именно рогоносец. И рогоносец – именно по любовной связи, поэта, с внучкой Кутузова, тайно отраженной им, в «Пиковой даме», именно через её «автобиографическую сцену».
-17-го ноября – тоже специально созданный, Николаем I, сценический фрагмент «Помолвка Екатерины Гончаровой, с Дантесом, на бале у С.В. Салтыкова».
- 23-го ноября 1836 года произошла и не афишируемая, никем, аудиенция, царя, с Пушкиным. Аудиенция, на которой Николай I, пообещав, поэту, как-то утихомирить зарвавшихся мерзавцев, Дантеса и Геккерна, - им же тайно поощряемых, через Нессельроде, на действия против Пушкина! – возьмет с поэта слово «ничего не предпринимать, против них, без ведома царя». Через что, собственно, окончательно развяжет им, обоим Геккернам, руки.
Выделим, что 23-го ноября – это канун праздника «Святой Екатерины», о чем царь, обладающий феноменальной памятью, безусловно, знал.
1837 год
10-го января – венчание Дантеса, с Екатериной Гончаровой, в католической церкви «Святой Екатерины». Дата относится, безусловно, к «екатерининским датам и числам», так как отнесена Николаем I, через только что указанную, выше, церковь, именно к Екатерине II.
Кроме того, здесь, то есть в своем заговоре против поэта, Николай I выделяет, - разумеется, только для своих высших сообщников! – и молебен Александра I, в католической церкви “Святой Екатерины”, предназначенный для победы им, как вы уже знаете по первой книги, над Бонапартом.
Здесь Дантес, через тайную николаевскую подставу, как бы тоже молит себе победу, но только, разумеется, победу именно, по инсценировке Николая I, над “пресловутым Пушкиным”.
Кстати, здесь, царь-”сценарист”, выделяет и свою приверженность, как вы уже тоже знаете из первой нашей книги, к политике именно Екатерины II. Так как все “действо” происходит, у царя, именно в церкви “Святой Екатерины”. Далее мы уже не будем подчеркивать, вам, и эту “линию”. Поэтому уже следите за ней, то есть за её проявлением в николаевском заговоре, самостоятельно.
Не позднее, по исследованию С. Абрамович, 17-го января – сценический фрагмент «Пушкин на коленях» (Более подробно, о нём, в разговоре о сценических фрагментах николаевского заговора.).
Главный же тайный смысл, - выделяемого, здесь, сценического фрагмента николаевского заговора! - состоит примерно в следующем. Состоит в том, что Николай I именно через “постановку Пушкина на колени” как бы окончательно и заканчивает, в заговоре, “линию” Д.Ф. Фикельмон. Линию, ведущую к оскорбительной для Александра I, - и для него самого! – “любовной позиции”. Смотрите, её, в книге «Пушкинские тайнозаписи».
Заканчивает - именно через постановку, Пушкина, на колени. Более подробно, об этом сценическом эпизоде заговора, смотрите, у нас, ниже, то есть в последующих наших разделах и главах. Сами же разговоры, - о Д.Ф. Фикельмон, об Александре I, и т.д., - мы, здесь, и закончим. Поэтому выделяйте их, в нашем дальнейшем материале, самостоятельно.
23-го января – пиководамовский бал у Воронцовых-Дашковых. Бал, на котором Дантес, - чтобы вызвать именно ответные действия поэта! - поведет себя, нагло и разнуздано, именно по отношению к Н.Н. Пушкиной. Начало взвода дуэльного механизма николаевского заговора.
27-го января – день исполнения, Дантесом, тайно заказанной Николаем I, через графа Нессельроде, дуэли с поэтом. Он напрямую связан, царем, с «похоронами» поэтом, в «Пиковой даме», именно Екатерины II.
Как видите уже и сами, ряд «екатерининских дат и чисел», в николаевском заговоре, весьма впечатляющий. Для полноты, и логики повествования, коротко поясним, вам, хотя бы некоторые его элементы.
Пояснение некоторых элементов заговора
Вот как, к примеру, поясняет нам, сам А.С. Пушкин, - не осознавая, разумеется, этого! – сценический фрагмент «Императрица в белом и белый человек» (Смотрите рис. № 3). Который царь, хотел тайно «показать» поэту, 6-го декабря 1834 года, то есть в день своих зимних именин, а «показал», поэту, 12-го декабря, то есть в день рождения Александра I:
«6-го декабря. Завтра надо будет явиться во дворец. У меня еще нет мундира. Ни за что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами, молокососами 18-летними. Царь рассердиться, - да что мне делать? <…> Я все-таки не был шестого во дворце – и рапортовался больным. За мной царь хотел послать фельдъегеря или Арнта» (Запись дается - в большом сокращении.).
Выделим, что царь и здесь, - как и в рассмотренных нами, выше, случаях с запиской карандашом и в разговоре с Жуковским о смерти поэта! - не только недоброжелателен, но и - угрожающ по отношению к Пушкину. А это, ведь, все моментально разносится - по всему великосветскому Петербургу. Другими словами, он, через свое поведение и отношение к поэту, уже специально и компрометирует его.
Есть, здесь, и второй, не менее важный момент. Дело здесь в том, что у царя, по отношению именно к Пушкину, всегда наготове: и – фельдъегерь, и – жандарм. Вспомните, как он был доставлен, царем, на московскую, 1826 года, аудиенцию с помощью фельдъегеря. Вспомнит о жандарме, царь, и при отправке, уже мертвого Пушкина, в Михайловское, в Святогорский монастырь.
«Покажет» поэту названный фрагмент, как вы уже знаете, 12-го декабря, в день рождения Александра I. Вот как нам об этом свидетельствует, - вновь не осознавая, разумеется, этого! – сам поэт через свой дневник:
«18-го декабря. Третьего дна был я, наконец, в Аничковым. Пояснение В.Б. – «Третьего дня», среда, это, как раз, день рождения Александра первого, 12-го декабря. Это несложно определить - по самому дневнику поэта. Опишу все в подробности, в пользу будущего Вальтер Скотта. Придворный лакей по утру явился ко мне с приглашением: быть в 8 часов 30 минут в Аничковым, мне в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно. В 9 часов мы приехали. Гостей было уже довольно. Государыня была вся в белом, с бирюзовым головным убором; государь – в кавалергардском мундире».
Пояснение В.Б. – Парадный мундир кавалергарда, как вы уже знаете, белесового цвета. Запись дается - в большом сокращении. И вновь смотрите рис. № 3, на котором я, с помощью художника, выделил: и царскую чету в «белом»; и Пушкина в «мундирном фраке», то есть в мундире ненавистного, ему, «камер-юнкера».
Заметим, что только что выделенный, перед вами, сценический фрагмент, - участники которого – сама царская чета: императрица, «играющая», в сценическом фрагменте, именно роль императрицы Екатерины II, и сам царь! – очень зловещ: как по своему предназначению, в заговоре, так и по своим смысловым оттенкам.
По предназначению он выполняет, в заговоре, ту же роль, что и приход Ф. Вигеля к Пушкину, 6-го января 1834 года, «Николаевского вестника к Пушкину от покойницы Екатерины». И фрагмент, явно скопированный, царем, со смыслового содержания эпиграфа к пятой главе «Пиковой дамы» (Смотрите, об этом, выше.).
А фрагмент имел уже, у царя-«сценариста», и более расширенное значение: что именно императрица Екатерина II, в «белом платье», отомстит в заговоре, через своего внука, царя Николая I, дерзкому поэту. Отомстит: за вскрытие, им, всех её тайн царствования; за компрометацию (Острейшие сатирические выпады.): как её самой, так и всех её потомков.
Весьма зловещи и смысловые оттенки. Так царь, обрядив поэта в мундирный фрак камер-юнкера (Смотрите - выше и рис. № 3.), сделает из Пушкина не поэта, а презренного и ничтожного перед ним, императором, - и, разумеется, перед императрицей Екатериной второй! – камер-юнкера. Тайно «показав» ему, при этом, что поэт будет уничтожен - именно кавалергардом. И - именно «белым человеком» (Для этого он: и надел парадный полковничий мундир кавалергарда; и уже сделал, - из блондина Дантеса! - тоже кавалергарда.). Вот таково, как видите уже и сами, истинное отношение, царя, к Пушкину: оно полно ненависти к поэту.
Я же, здесь, впервые выступаю перед вами, - с легкой руки самого поэта! – именно в роли «будущего Вальтер Скотта». А выделяю эту роль потому, что поэт, заведя свой дневник, не раз, и не два, упрашивал, своих будущих исследователей, - через фразы: «Шиш потомству!» и т.д.! - исследовать именно его дневник.
А про будущих Вальтеров Скоттов можно сказать примерно следующее. Это идёт из царской «рецензии» на «Бориса Годунова», выделенной, нами, еще в нашей первой книги. Что пушкинисты прошлого - так и не сделали (Исследовали, но – не в том направлении.).
Заканчивая же разговор о только что выделенном, перед вами, сценическом фрагменте заговора, выделим, что «белое платье императрицы», то есть «белое платье Екатерины II», в котором она была положена, Павлом I, в гроб, так и засверкает потом, - то есть в «открытой», или в активной, стадии заговора! - через белое платье Екатерины Гончаровой:
- и на вечере у Д.Ф. Фикельмон в «доме старинной архитектуры», - то есть – в салтыковском особняке! - в котором Пушкин, как вы уже знаете по раскрытому вам, выше, тайному содержанию «Пиковой дамы», «собственноручно» поднимет пистолет и, потом, «умертвит» Екатерину II. Засверкает - 16-го ноября 1836 года;
- и на бале, 17-го ноября этого же года, у С.В. Салтыкова;
- и при венчании, 10-го января 1837 года, Дантеса, с Екатериной Гончаровой, в католической церкви «Святой Екатерины».
Здесь мы видим, кстати, не только логику царя. И, разумеется, его сценические «способности» как сценариста! Но и видим реализацию им, в жизнь, необыкновенной, или даже уникальной, мести Пушкину.
Мести, перед которой меркнет не только «громкий подвиг Раевского», - упомянутый Пушкиным и выделенный потом, П. Щеголевым, через письмо Жуковского! - но и сама, «единственная в своем роде», месть поэта, Геккерну. Месть, которую тот собирался учинить, барону, при поиске им, поэтом, автора пасквиля. И месть, о которой мы знаем - из того же письма Жуковского.
Здесь царь, зная и о «громком подвиге Раевского», оказался, если можно так выразиться, сыном своего времени. Месть его, Пушкину, - за его, пушкинскую, Историю России и выпады против царей-самозванцев! – уникальна и в этом отношении.
7. Дантес, Пушкин и Николай I
на празднике «Святой Екатерины»
Заканчивая же разговор о «екатерининском ряде», - к сожалению, конечно, так как далеко не всё сказано о нём! – выделим, вам, еще один николаевский сценический фрагмент. Фрагмент, названный нами, в обозначенном, выше, ряде, «Дантес, Пушкин и Николай I на празднике «Святой Екатерины».
И фрагмент, поставленный царем-«сценаристом», - если взять во внимание уже выделенную нами, выше, статью С. Ласкина «Дело» Идалии Полетики», которую мы, вас, просили запомнить! - именно 24-го ноября 1835 года. Другими словами, это именно в день тезоименитства Екатерин.
Вот как выдержка из статьи С. Ласкина, об Идалии Полетики, закончена, нами, только что выделенным, выше, предложением: «В дальнейшем имя Пушкина не встречается» (Смотрите выдержку, из статьи С. Ласкина, в нашем разговоре о дате 27-го января.).
А Семен Ласкин продолжает её, далее, так: «Приглашали во дворец по списку, и в этот последний для Пушкина прием Дантес приглашен не был. Единственное совпадение приглашений было 24-го ноября 1835 года, в день тезоименитства Великой княжны Екатерины Михайловны».
Заметим, что выделение названного, выше, николаевского сценического фрагмента стало возможным благодаря опубликованию, Сереной Витале, полной переписки Дантеса, с Геккерном, за 1835-36 годы. В этом – и уникальность фрагмента. А уникален он еще и тем, что открывает его, нам, - и рассказывает нам, его! – сам Дантес в письме, к Геккерну, от 28-го декабря 1835 года.
Дантес, являющийся, - и по выдержке из статьи С. Ласкина, и по своему письму! – участником выделяемого, здесь, сценического фрагмента заговора. Фрагмента, вновь созданного, нам, именно царем. Вот как он открывает и рассказывает его, нам, в названном, выше, письме. В письме, тоже, - почему-то! – датированным, им, именно пиководамовским, то есть 28-го декабря, числом:
«На последнем балу в Аничкове Его Величество был чрезвычайно приветлив и беседовал со мною очень долго. Во время разговора я уронил свой султан, и он сказал мне смеясь: «Прошу вас быстрее поднять эти цвета, ибо я позволю вам снять их только с тем, чтобы вы надели свои», а я ответил, что заранее согласен с этим распоряжением. Император: «Но именно это я и имел в виду, однако, как вам невозможно быстро получить назад свои, советую дорожить этими», на что я ответил, что его цвета уж очень хороши, и мне в них слишком приятно, чтобы спешить их оставить; тогда он многократно со мною раскланялся, шутя, как ты понимаешь, и сказал, что я слишком уж любезен и учтив, причем, все это произошло к великому отчаянию присутствующих, которые съели бы меня, если б глаза могли кусать».
Здесь примечательно и то, что сама Серена Витале, рьяная защитница Дантеса и поклонница П. Щеголева как «Великого пушкиниста», - а он, у неё, «Велик»: именно из-за своей ложной концепции и именно за «скабливание, им, позолоты с памятника Пушкину»! – сделала такое пояснение к только что выделенному, здесь, разговору, царя, с Дантесом: «Речь идет о белых плюмажах из страусовых перьев императорской гвардии, воткнутых в султан, и о белых цветах французского королевского дома».
Ещё раз выделим, П. Щеголев, у неё, и «первый пушкинист», начавший, как вы уже знаете, «соскабливать позолоту с памятника Пушкину». Во вступительной статье к полной переписке Дантеса, с Геккерном, она призывает, к этому же, к «соскабливанию позолоты с памятника поэту», и будущих пушкинистов.
Мы же, наиярчайшее выделяя и «белый цвет» (О чем, Николаю I, говорить с Дантесом, - когда где-то рядом Пушкин! – как не о «белом цвете».), все же обратим, ваше внимание, на смысловое содержание только что выделенного, перед вами, николаевского сценического фрагмента заговора. А оно – тоже зловеще у царя.
Если в предыдущем фрагменте Николай I только обозначает Дантеса, - через свои мундир кавалергарда! – то, - в этом фрагменте! - он прямо, но тайно, «показывает», поэту, именно Дантеса как будущего его убийцу (Кстати, Дантес был специально познакомлен с Пушкиным, как следует из воспоминаний Данзаса, секунданта поэта, еще в середине 1834 года. Когда тот, будучи временно «холостяком», - из-за отъезда Натальи Николаевны, в 1834 году, в Полотняный завод! – обедал в ресторации Дюма.).
Здесь есть, кстати, и нюанс. Как мы отмечали выше, разговаривая с Дантесом о «белых цветах», царь, вполне возможно, поглядывал, в это время, и на Пушкина. Посматривал на поэта, находящегося, в этот момент, где-то рядом. Не исключено, что на поэта посматривали, в это время, и его высшие соучастники: Нессельроде, Михаил Павлович и Бенкендорф. Соучастники императора, которые, после завершения бала, бурно обсудят, с царем, только что выделенный эпизод. Изображая его, вполне возможно, и в лицах. Дальше мы коротко поговорим об александровских и николаевских рядах.
II. Александровские и николаевские даты
Их, по сравнению с екатерининскими датами и числами, не так уж и много. Но, тем не менее, их тоже необходимо хоть как-то выделять, так как царь заложил и в их появление, в заговоре, немалое содержание. Содержание, нередко раскрывающее и его дальнейшие намерения, - и, разумеется, планы! - в разворачиваемой, им же, интриге против поэта. Начнем, пожалуй, с александровских дат. Тоже, как и в предыдущем случае, попытаемся свести, их, в единый ряд хотя бы для наглядности, вовсе не стремясь, при этом, к их полному перечислению.
1833 год
12-го декабря – создание царем, через Бенкендорфа, «Николаевского медного всадника» (Смотрите об этом, более подробно, в нашей первой книги.), с соответствующими царскими пометами на пушкинском «Медном всаднике», после которых разгневанный поэт и положил, свое произведение, именно в «стол».
Еще раз напомним, вам, что, - через, выделяемые здесь, нами, сценические фрагменты и действия! - царь Николай I выделяет, или ведет, в заговоре против Пушкина, именно линию Александра I. Именно по этой линии реально произойдет, потом, придворная церковь с николаевской панихидой, в ней, по Пушкину. И, в этот же день, подвал, этой церкви. Подвал, с хранящимся Николаем I, в нём, чучелом лошади. Лошади, на которой Александр I и въехал, в Париж, как - «победитель Бонапарта».
1834 год
25-го апреля или, по пушкинскому дневнику, «среда на святой неделе» - праздник совершеннолетия наследника престола, в будущем своем – Александра второго. Сценический фрагмент с использованием царем, в заговоре, имени «Александр».
Вот как он выглядит по большой дневниковой записи поэта:
«Среда на святой неделе. Праздник совершеннолетия совершился. Я не был свидетелем. Это было весьма торжественное государственное и семейное. Великий князь был чрезвычайно тронут. Присягу произносил он твердым и веселым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться – и залился слезами. Государь и государыня плакали тоже». И так далее.
Следует, здесь же, напомнить вам, что наследник престола, в будущем своем – Александр II, упомянут, Дантесом, в его письме, к Геккерну, от 6-го марта 1836 года, который, прекрасно зная слухи и толки при николаевском дворе, пошутил, - над Дантесом! - именно на счет жены поэта, Н.Н. Пушкиной. Более подробно, об этом, смотрите выше.
Фрагмент организовывался царем, разумеется, не для одного Пушкина. Но Пушкин должен был присутствовать, - как «камер-юнкер»! – на только что выделенной, перед вами, церемонии. Поэтому здесь следует проверить, нет ли, в камер-фурьерском журнале, пометы об отсутствии Пушкина на выделяемой, здесь, церемонии.
Ибо такая помета уже существует на религиозном празднике «Святого Александра Невского», 1836 года. Что уже свидетельствует, нам, о следующем. Царь всегда прослеживал именно присутствие, поэта, на устраиваемых, им, придворных, - и других! – церемониалах.
Ещё раз напомним вам, что царь Николай I прослеживает через свои сценические фрагменты, - устроенные, им, через организацию церемониалов царского двора! - и “линию” (или – мотив!) Александра I в заговоре против поэта.
Настоятельно просим, вас, уже самостоятельно прослеживать, в николаевском заговоре против Пушкина, и екатерининский, и павловский, и александровский, и, даже, николаевский мотивы. Ибо мы уже просто не способны постоянно напоминать, вам, именно о них. У нас же есть, помимо этого, и множество других задач и целей, которые мы и пытаемся разрешить и раскрыть, перед вами, именно в предлагаемой вам, сейчас, книге.
28-го апреля – дворянский бал в честь совершеннолетия наследника престола. Бал, использованный, царем, и для выделения, в заговоре, главных дат его. Смотрите, о них, выше. В частности, для выделения, им, числа смерти Петра Великого. Числа, взятого, им, именно со дня его смерти, то есть с даты 28-го января 1725 года. Подтверждается нам дневниковой записью поэта от 3-го мая.
Вот хотя бы одна строка, из его дневника, подтверждающая именно это: «Прошедшего апреля 28-го был, наконец, бал, данный дворянством по случаю совершеннолетия великого князя» (Заметим, что «Пиковая дама» именно в апреле месяце вышла, у поэта, в свет.).
12-го декабря – создание Николаем I, в день рождения Александра I, сценического фрагмента «Императрица в белом и белый человек» именно для Пушкина. Фрагмент заговора только что рассмотрен, нами, выше.
1835 год
Очередной календарный год пока пропущен, нами, по Александру I. Причина: дневник поэта заканчивается - февралем 1835 года. Но, зато, не пропущен, этот год, по Павлу первому.
6-го января 1835 года – придворный бал, приватный маскарад.
Или сценический фрагмент заговора, - вновь созданный нам, царем-«сценаристом» (Даже 6-ое января вновь повторяется, - как екатерининское число, разумеется! - именно у царя-интригана. Вспомните приход Вигеля, к поэту, именно 6-го января 1834 года.). Фрагмент условно назван, мною: «Николаевский двор в мундирах времен Павла I».
Вот хотя бы одна строка, - из большой пушкинской дневниковой записи от 8-го января 1835 года! - подтверждающая продолжение, - или дальнейшее развитие николаевский заговор против Гения! - именно по пушкинской Истории России: «6-го бал придворный (приватный) маскарад. Двор в мундирах времен Павла I-го». Далее читайте, пушкинский дневник, самостоятельно.
Мы же выделим, здесь, само предназначение этого бала. Николай I, выделяя «екатерининское число», - и бал-маскарад времен Павла первого! - наиярчайшее отразил, в заговоре, именно похороны Павлом первым, пятого декабря 1796 года, Екатерины II и Петра третьего. И здесь он прослеживает - именно пушкинскую Историю России.
Кстати, продолжит он, пушкинскую Историю России, и через «постановку», им же, праздника «Святых Петра и Павла». Это мы дали, вам, для того, чтобы вы и этот религиозный праздник, - использованный царем для наполнения скрытой части своего заговора против Пушкина! - внесли в свой «реестр памяти». Я же, работая с очень сложным, для автора, материалом, просто могу и забыть о нём, то есть - пропустить его.
1836 год
30-го августа – праздник «Святого Александра Невского». Николай I, через своих высших соучастников (Сам он, по каким-то причинам, отсутствовал на религиозном празднике.), «поставил» сценический фрагмент: «Императрица Екатерина II (Её роль выполняла, в выделяемом, здесь, фрагменте, жена царя.), Александр I (Роль, только что названного выше, царя выполнял, в выделяемом, здесь, фрагменте заговора, наследник престола, в будущем своем – Александр II.) и Пушкин на празднике святого Александра Невского».
Пушкин, кстати, на самом празднике был, но не присутствовал - в Елагинском дворце, сославшись на недомогание жены. Что сразу же и зафиксировал, - как случайно установила С. Абрамович по камер-фурьерскому журналу! – один из тайных николаевских шпионов за поэтом. Напротив фамилии Пушкина там существует помета – «не было». По камер-фурьерскому журналу, кстати, как, в свое время, и С. Ласкин (Смотрите, об этом, выше.)
Завершая же ряд, подчеркнем, что в царском заговоре еще в 1834 году появилась: и – придворная церковь, которую царь тоже использует, потом, уже для осквернения мертвого поэта. Вот дневниковая запись Пушкина, от 16-го апреля 1834 года, подтверждающая, нам, именно это (Кстати, пушкинская «Пиковая дама» только что вышла в свет. Может быть, Николай I и «пристегнул» придворную церковь, - тайно присутствующую, у поэта, именно в его повести! – именно по этому случаю.).
Или запись, поэта, свидетельствующая, нам, именно о наличии, существовании в реальности у царя, и этого намерения: «Возвратившись, нашел я у себя на столе приказ явиться к графу Литте. Я догадался, что дело идет о том, что я не явился в придворную церковь ни к вечерне в субботу, ни к обедне в вербное воскресение».
Кстати, только что приведенный вам, выше, эпизод поразительно похож на эпизод 12-го декабря 1833 года с «приглашением», - как вы, наверное, ещё помните! - графом Бенкендорфа Пушкина к себе. По поводу, как вы помните, «Медного всадника». Смотрите - выше и первую нашу книгу.
Еще раз подчеркнем, что Николай I реализует, - только что выделенное, вам, намерение! - уже после смерти Пушкина. Тайно перевезя, его гроб, именно в придворную Конюшенную церковь. Об этом мы надеемся более подробно поговорить - почти, наверное, в конце предлагаемой вам, сейчас, книги. Если, разумеется, не забудем о только что обозначенном вам, выше, нашем обещании.
Уже достаточно хорошо мы поговорили, об этом, и во второй нашей книги. Сам же выделяемый, здесь, эпизод, или фрагмент заговора, я назвал, - даже при отсутствии поэта на только что выделенных мероприятиях царя! – именно «Придворной церковью». С церкви, вновь скопированной, царем-«сценаристом», - еще раз выделим! - именно с пушкинской повести. Или скопировано, им, с «панихиды» по Екатерине II в придворной церкви. С панихиды, тайно изображенной, поэтом, именно в его «Пиковой даме».
В целях сокращения объема главы, мы только что выделенный вам ряд с александровскими датами – вообще пояснять не будем, надеясь, что вы уже стали самостоятельно понимать, или предугадывать, смысловое содержание выделенных в нем, мною, дат или фрагментов николаевского заговора против поэта, стоящих за этими датами.
О николаевской же дате, найденной нами в заговоре, мы уже частично рассказали, вам, в пояснениях к «екатерининским датам и числам». Именно 6-го декабря 1834 года, в день своих зимних именин, Николай I, как вы помните из выше изложенного, вам, материала, попытался «показать», Пушкину, сценический фрагмент «Императрица в белом и белый человек». «Показал» его, поэту, в день рождения, - умершего уже! - Александра первого: 12-го декабря 1834 года.
Обязательно же к этой дате следует добавить следующее. Николай I повернул в 1834 году, свой заговор против Пушкина, от Е. Тизенгаузен к Е. Гончаровой. Повернул заговор - практически сразу же после приезда всех трех сестер Гончаровых, в октябре 1834 года, в Петербург. И повернул, его, буквально за полтора месяца. Что - исключительно.
Как, например, необычное поступление Дантеса, в 1834 году, прямо в русскую гвардию. Смотрите, об этом, выше. Так как именно к 6-му декабря 1834 года, в свои зимние именины, присвоил («наградил»!) старшей Гончаровой, имя которой тоже было – Екатерина, звание «фрейлины». Через что и повел, - в заговоре против поэта! - мощный «екатерининский мотив». А сейчас, тоже наикратчайшее, попытаемся раскрыть вам, в нашем повествовании, главное о николаевских «награждениях», тоже уже неоднократно упомянутых, нами, выше.
Пятый раздел.
Николаевские «награждения»
Их, в заговоре, не так уж и много, но все они, в общем-то, не малозначительны! Поэтому - тоже выделим, их, в единый ряд. И в целях сокращения объема предлагаемой вам, сейчас, главы. И, главное, в целях показа, вам, их расположения в николаевском заговоре, а также в целях показа, вам, самой уникальности николаевского заговора против нашего Великого поэта.
Но дадим, этот ряд, уже по-особому: выделим, в нем, только два главных момента. Сами же царские «награждения» будем наикратчайшее объяснять и пояснять, вам, уже при создании, нами, именно только что обозначенного, выше, николаевского ряда.
1833 год
«Награждение», царем, Геккерна предположительно, как вы уже знаете, в феврале, орденом «Святой Анны» с целью его поощрения. Имеет в заговоре, как вы уже тоже знаете, тайную сторону, о которой мы уже рассказали, вам: как в главной зашифровке «Пиковой дамы», так и - совсем недавно: в нашем разговоре о «екатерининских датах и числах».
Здесь же еще раз выделим, что названное, выше, царское «награждение» связано, у царя, примерно со следующим. Оно связано, у него, как с царствованием графини-«императрицы» Анны Федотовны, под которой Пушкин скрыл именно Екатерину II. Так и связано, у императора, с царствованием императрицы Анны Ивановны, дочери Ивана Алексеевича (Ивана V). Сводного, как вы уже знаете, брата и соправителя Петра Великого.
При которой, то есть при Анне Ивановне, через ее любовника, барона Бирона, немцы и получили, при русском дворе, наиболее мощное влияние. Через что и обеспечили себе, потом, - при Фридрихе Великом! - успех династической интриги против российского государства.
Династической интриги, о которой мы довольно-таки подробно рассказали, вам, в нашей первой книги.
Присвоение Е. Тизенгаузен, - предположительно в марте или в апреле, как вы уже тоже знаете из вышеизложенного материала! – звание «фрейлины» с целью создать в дальнейшем, в николаевском заговоре против Пушкина, именно мощный «екатерининский мотив». И нанести тайный удар - по «Кутузовским дамам». Дочери Кутузова – Е.М. Хитрово. Внучкам Кутузова: Е.Ф. Тизенгаузен и - Д.Ф. Фикельмон. Графиня Фикельмон, которая, забыв, по понятиям Николая I, о «влюбленной дружбе» 1823 года с императором Александром I, предпочла, при этом, не Николая I, а именно поэта.
Пояснение В.Б. Первое. В заговоре проходит - и линия личной мести, Николая I, Пушкину за его, - как вы уже тоже знаете из изложенного вам, выше, материала! - «целенаправленное хамство» по отношению к двум царям. По отношению: к уже умершему Александру I и к здравствующему – к Николаю I.
Другими словами, месть именно за тайную любовь, поэта, к внучке Кутузова. И, разумеется, за их взаимоувлечение друг другом. Еще раз напомним вам, что об «утаенной любви» поэта писалось, и пишется до сих пор, очень много. Здесь мы берем только тот её аспект, который прямо, - и непосредственно! - повлиял на трагическую развязку судьбы поэта. Надеемся поговорить, о нем, в последующих отделениях предлагаемой вам, сейчас, книги.
Здесь же пока выделим, вам, хотя бы небольшое, но, все же, именно подтверждение только что выделенному, здесь, обстоятельству. Александр I прозвал «Кутузовских дам», в 1823 году, очень оригинально. Дал, им, элегантное – «Любезное трио».
Не забыл, об этом обстоятельстве, и Николай I. И именно - в своем заговоре против Пушкина. Он, по приезде всех трех сестер Гончаровых в Петербург, прозвал их, тоже элегантно, «Пушкинским трио».
Пустив вслед этому «элегантному» циничное дантесовское – «Трехбунчужный паша» (Взято, нами, из пушкинианы. И – у самого П. Щеголева. Разговор, об этом, будет продолжен нами, скорее всего, несколько ниже.).
Второе. Николай I, как вы уже тоже знаете, все-таки не удержится от удара по «Кутузовским дамам», о котором мы говорили, с вами, совсем ещё недавно. Как вы уже знаете, нанесет удар, по графу Фикельмон, через австрийского канцлера, князя Меттерниха: в июле 1840 года граф будет отозван, им. И - навсегда покинет, вместе с женой, графиней Д.Ф. Фикельмон, Петербург.
В этом и разгадка тайной неприязни Меттерниха к графу Фердинанду Фикельмон, мучившая, пушкинистов прошлого, своею неразрешимостью (Смотрите, к примеру, книгу Н. Раевского «Портреты заговорили», в которой он и выделил неприязнь, Меттерниха, к графу.).
Третье. Тайная недоброжелательность царя, к «Кутузовским дамам», выпирает, например, и через Дантеса – через его письмо к Геккерну от сентября 1835 года, (письмо без даты): «Только добрая Элиза…встала на его защиту. Она-то свою никогда не теряет…. Как видите, она никогда ничего не забывает, чтобы сохранить благоволение своего Правителя; и, право, когда наблюдаешь за этой женщиной и видишь, что она не может совершить ничего, в чем не было бы честолюбивого умысла и интриги, начинаешь находить это возмутительным».
Выделим, здесь, и новое положение из биографии Дантеса. Он ненавидит графиню Хитрово за то, что она, - задолго до дуэли распознавшая, в Дантесе, врага Пушкина! – отказала, ему, в своем доме. А она, поэта, любила! И отказала ему, скорее всего, и в доме Д.Ф. Фикельмон, её дочери.
А графиня Фикельмон была, в начале, именно покровительницей Дантеса, так как у него было заранее подготовленное, царем, рекомендательное письмо и к ней. Здесь же уже наступило время выделить, что Николай I нанесет, удар, и по чувствам Пушкина к Д.Ф. Фикельмон, буквально поставив поэта – на колени. Более подробно, об этом, ниже. Однако продолжим разговор именно о николаевских «награждениях».
А к ним относится и «награждение», 6-го ноября, - то есть именно в «екатерининскую дату»! - графа Шарля Фикельмон, очень дорогим орденом «Андрея Первозванного».
Награждения с целью, как вы помните из изложенного вам, выше, материала, выделения, его, именно как рогоносца. И с целью, чтобы Пушкин, при приезде с пугачевских мест, сразу же узнал, от «Кутузовских дам», об этом николаевском «награждении».
И стал, разумеется, ревновать, Д.Ф. Фикельмон, именно к царю Николаю I. «Любовная линия» личной мести, царя, поэту, - назовем её так! - продолжена императором, в заговоре, именно через только что названное награждение. Выражает, у царя, «любовную позицию», тоже тайно взятую, им, из пушкинской повести. Она, наверное, будет дополнительно объяснена нами, вам, несколько ниже.
Как вы уже тоже знаете, оно, только что выделенное, выше, николаевское «награждение», подтверждено дневниковой записью Д.Ф. Фикельмон от 10-го ноября 1833 года. Вот что пишет, об этом, тот же Н. Раевский:
«В ноябре 1833 года (запись Дарьи Федоровны от 10-го ноября) ему был пожалован высший русский орден – Андрея Первозванного, который иностранным послам давали в очень редких случаях».
Кстати, здесь мы тоже наблюдаем, - как и в случаях поступления, Дантеса, в русскую гвардию и присвоение, Е. Гончаровой, придворного звания фрейлины! - именно «николаевскую исключительность». Наблюдаем исключительность, которая, как видите уже и сами, напрямую связана, у царя-«сценариста», именно с заговором против поэта. Раньше же, - то есть в прошедшие два века! – и эти эпизоды вызывали, у пушкинистов прошлого, недоумения: типа указанных нами, выше, недоумения самого П. Щеголева.
Дневниковая запись Пушкина от 14-го декабря. Пожалуй, самое важное, - из-за чрезвычайно долгого поиска, его, пушкинистами (А они - искали его. Это прекрасно видно - из самой пушкинианы.)! – николаевское «награждение». И первый главный момент из выделяемой, здесь, серии царских «награждений».
Главная суть, его, заключена в следующем. Любой исследователь, начинающий работать по дуэльной истории А.С. Пушкина, всегда, в первую очередь, искал в материалах, именно оплату, царем Николаем I, «услуг» Дантеса. Всегда подозревая при этом, что «незыблемая концепция» П. Щеголева (Так её назвал - пушкинист Я. Левкович в своих пояснениях к книге П.Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина».) – «не совсем чиста».
Не чиста, она: и из-за своей «легковесности»; и из-за взятия П. Щеголевым, - в виновники возникновения дуэли! - как жены поэта, так и двух остальных её сестер. В этом – главная особенность всей пушкинианы прошлого!
«Услуг», разумеется, именно за убийство им, на дуэли, Пушкина. И, разумеется, не находил её (Вся пушкиниана прошлого прямо-таки пронизана неудачными попытками многих пушкинистов найти - именно оплату, царем, «услуг» Дантеса.). А, благодаря именно дневниковой записи А.С. Пушкина, от 14-го декабря 1833 года, это становится – возможным.
Выше мы неоднократно говорили о комбинационном мышлении «Великого Комбинатора» (По Пушкину – казнокрада.), графа К.В. Нессельроде. Говорили – не случайно. Скорее всего, что именно он предложил, царю, изыскать сумму для оплаты услуг Дантеса, - который, кстати, только что появился в Петербурге! - из государственной казны. Из казны через статью о… «бедствии народном» (Так пушкинисты весьма часто называют, в своих работах, выделяемую, здесь, дневниковую запись поэта. Называют так потому, что и поэт преподнес нам её, в своем дневнике, - как вы скоро увидите по самой дневниковой записи поэта! - примерно под этим же «флагом».).
Вот эта «несселородовская статья», - о расходах! - и дана, нам, самим А.С. Пушкиным через запись в дневнике от 14-го декабря 1833 года. Статья, по которой царь, памятуя и о выступлении декабристов 14-го декабря 1825 года (А он ежегодно отмечал эту дату, - как вы помните по тому же дневнику поэта! - балом во дворце и благодарственным молебном.), и отыщет, - или найдет, откроет для себя, с помощью казнокрада Нессельроде! – деньги: четыреста тысяч рублей. Четыреста тысяч - именно на будущую «услугу» Дантеса.
Вот как выглядит царское «награждение», Нессельроде и Кочубея, у поэта в его дневнике:
«Кочубей и Нессельроде получили по двести тысяч на прокормление своих голодных крестьян, - эти четыреста тысяч останутся в их карманах. В голодный год должно стараться о снискании работ и об уменьшении цен на хлеб; если же крестьяне узнают, что правительство или помещики намерены их кормить, то они не станут работать, и никто не в состоянии будет отвратить от них голод. Все очень соблазнительно. В обществе ропщут, - а у Нессельроде и Кочубея будут балы – (что тоже есть способ льстить двору)».
Здесь же выделим и следующее. Первое. Если учесть, что Нессельроде, - как казнокрад! - все мерил через взятки и определенные суммы (таксы за сделки!), то царь затратил бы (А, может быть, и затратил, так как Несельроде ничего не упускал из своих цепких рук.), на вступление Дантеса в гвардию, еще тысяч двести.
Да, если еще учесть и суммы, которые царь обязательно дал, - за хитроумность, инициативу и верность! – и Нессельроде, и Кочубею, еще хотя бы сто тысяч, то получиться, уже, триста тысяч рублей. А итоговая сумма будет уже, тогда, под семьсот тысяч. Да плюс еще содержание Дантеса, в гвардии, в течение трех, с лишним, лет. Итоговая сумма потянет уже, тогда, на восемьсот тысяч рублей.
Второе. Исследователи обнаружили и тайную финансовую подпитку Дантеса, царем, через негласное пособие ему. Вот факт, взятый, нами, из книги Н. Раевского «Портреты Заговорили»: «Аммосов (По воспоминаниям Данзаса, секунданта Пушкина; - пояснение В.Б.) утверждает, что, «во внимание к его бедности, государь назначил ему от себя ежегодное негласное пособие». Негласное ежегодное пособие да плюс положенное, по закону, жалование кавалергардского, - то есть – гвардейского! – офицера.
Которое было равно, кстати, пяти тысячам рублей, то есть абсолютно совпадало, у царя, именно с жалованием Пушкину. Получается, уже, не так уж и плохо. Не менее ценно, для нас, и исследование, этого же вопроса, Е. Драбкиной. А она добавляет, к только что изложенному материалу, еще и следующее: «Он получил из собственной шкатулки Николая I годовое содержание в пять тысяч (рублей ассигнациями) и, сверх того, дармовую квартиру и двух лошадей из придворной конюшни».
Так что вопрос об оплате царем, «услуг» Дантеса, разрешен нами, - в наиболее общих и приблизительных, разумеется, очертаниях и подсчетах! - благодаря именно ведению, поэтом, своего дневника.
Кстати, четыреста тысяч рублей были ему выданы, скорее всего, именно после оказания, им, главной своей услуги царю: смертельного ранения им, на дуэли, поэта. Этой же суммой объясняется и безоговорочная женитьба, его, на Е. Гончаровой.
Женитьба, которая буквально шокировала, тогда, петербургский свет. И причины возникновения, которой (женитьбы Дантеса на Е. Гончаровой.), тоже тщетно искали - именно пушкинисты прошлого.
А вывез он их, из России, под охраной - целых двух жандармов! Вот как этот момент фиксирует нам, в дневнике, А.И. Тургенев, сделавший, еще раз выделим, очень много точных наблюдений и по заговору, царя, против нашего Великого поэта: «19-го марта. Встретили Дантеса, в санях с жандармом, за ним другой офицер, в санях. Он сидел бодро, в фуражке, разжалованный и высланный за границу…».
Фиксирует, разумеется, не осознавая их. Как и, совсем недавно, Пушкин - в своем дневнике. Всего лишь говоря, нам, о «бедствии народном». А высылка Дантеса из России, - но в санях императорского двора! – на которую Николай I - вынужден был пойти из-за явного возмущения, русской общественности, убийством, на дуэли, Пушкина, это тоже – николаевский сценический фрагмент. Я назвал его, разумеется, только для себя, «Ссылочно-высылочным разъездом».
А назвал так потому, что Николай I именно в этот день, 19-го марта 1837 года, организовал и тайный «выезд» из Петербурга, - в кавказскую ссылку или на войну! – и М.Ю. Лермонтова, посмевшего, через стихотворение «На смерть поэта», встать на защиту именно Пушкина. А сейчас, все-таки, продолжим разговор об оплате Дантеса, царем, чтобы уже как-то - и завершить его.
Еще раз выделим, что «первичный капитал» (Есть, у пушкинистов прошлого, и такое выражение.), созданный Дантесом с помощью Нессельроде и царя, - за его убийство Пушкина на дуэли 1837 года (Этот «капитал» пушкинисты прошлого - тоже обозначили в своих работах.)! – потом помог постепенно выдвинуться, Дантесу, в пожизненные сенаторы Франции. С годовым должностным окладом в 30-ть тысяч франков (Взято, нами, из пушкинианы.).
А это тоже ведь - именно оплата, царем, «услуг» Дантеса. Общие же затраты царя, - на создание и проведение заговора и убийства Пушкина!– вообще, надо предполагать, астрономические.
А к ним следует отнести: и закрытие глаз, правительства, на контрабанду, Геккерном, антиквариата из России; и устройство его потом, в 1842 году, на долгую службу, - по 1875 год! – посланником в Австрию. И оплата, царем, «услуг» сломленного им, в 1829-32 годах, князя П. Вяземского под 80 тысяч. Если учесть, разумеется, его годовой доход, от должности, в двадцать тысяч. И так далее.
Здесь интересно, кстати, выделить, что Вяземский был сломлен царем, скорее всего, через его жену, княгиню Веру Вяземскую, урожденную Гагарину. Имеющей связи - с Михаилом Павловичем, братом царя. Названная связь видна из письма Елены Павловны, жены Михаила Павловича: «Я вижу иногда Вяземского, как и твоих протеже - семью его…».
В общем, точную сумму назвать, здесь, весьма сложно. Однако к миллиону, - или даже к полутора миллионам! - она - явно подходит. Однако продолжим разговор именно о николаевских «награждениях».
Насильственное присвоение Пушкину, 27-го декабря 1833 года, низшего придворного звания «камер-юнкера» с целью:
1.Унизить, поэта, на всю Россию.
2. Сделать поэта - обязательным участником придворных церемониалов: приемов, раутов, балов, религиозных и светских праздников, дней рождения и именин. С целью «показа» ему - сценических фрагментов.
3.Держать, Пушкина, в постоянном напряжении. Так как каждый свой вход во дворец, - а Пушкин стал бывать, там, чуть ли не еженедельно (Это видно из его дневника.)! – поэт считал оскорбительным, для себя. Оскорбительным - из-за надевания, им, именно мундира камер-юнкера.
4.Явного «внимания», царя-ловеласа, к Н.Н. Пушкиной. А царь, специально усиливал давление, на поэта, и с этой стороны. Усиливал давление исходя именно из роли «влюбленного друга» Н.Н. Пушкиной. Роли, явно позаимствованной им, кстати, именно из «влюбленной дружбы», 1823 года, Александра I с Д.Ф. Фикельмон.
Что делало взаимоотношения Пушкина, с царем, еще более напряженными. И что вызывало, в Петербурге, и различные сплетни именно о только что выделенном, выше, «внимании» царя, к жене поэта. Сплетни, которые, тоже, кстати, отражены именно в пушкиниане прошлых веков. И так далее.
Это, кстати, второй главный момент из выделяемой, здесь, серии николаевских «награждений». А дневниковую запись поэта, от 1-го января 1834 года, где поэт рассказывает, нам, именно о насильственном присвоении ему, царем, «камер-юнкера», - 27-го декабря 1833 года! - с объяснениями и пояснениями, её, - смотрите выше, в нашем разговоре о дате 27-го января.
Имеет этот момент, разумеется, и внешнюю, - или демонстративную, что ли! - сторону. Именно показушную «дружбу» царя, с поэтом. Именно показушное «благоволение» царя, к поэту. Через которую царь искусно обманет не только петербургскую общественность, но и, - в какой-то мере, разумеется! - самого поэта.
И нам хотелось бы, – особо выделить! – именно этот нюанс николаевского заговора против Пушкина. Особо выделить и потому, что некоторые пушкинисты выделяют, как это не странно, благоволение и, даже, дружелюбие, царя, к поэту. Выделяют, кстати, практически до настоящего времени!
Однако, - как ни мягко он стелил! – спать-то, поэту, все равно было – жестко. Поэтому напряженные отношения поэта, с царем, отразятся - не только в письмах его к жене, к примеру. Но и отразятся, даже, через воспоминание, о них, самого царя, записанным, бароном Корфом, в 1848 году.
Где поэт свои слова «Не только мог государь, но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моей женою», - сказанные им, по воспоминаниям самого царя, «за три дня до дуэли»! - видимо сознательно ввел с целью:
- и прямо надерзить царю за его, далеко не галантное, отношение к себе и к своей жене;
- и, скорее всего, бросить ему, прямо в лицо, хотя и замаскированное, но, все же, уже именно обвинение в причастности и самого царя к делу с Геккерном и Дантесом.
Всё же поэт обладал, к этому времени, уже достаточно большим объемом истинной, или достоверной, информации в своем поиске авторов пасквиля. Настолько большой информацией, что уже не верил и обещанию царя как-то утихомирить зарвавшихся мерзавцев.
Кстати, я весьма настороженно, - и именно из-за феноменальной памяти царя! – отнесся и к его словам - «за три дня до дуэли». Настороженно потому, что «три дня после роковой ночи» существуют - и у Пушкина в его «Пиковой даме». Другими словами, царь «встретил» Пушкина 24-го января 1837 года, именно в день «смерти», в «Пиковой даме», Екатерины II.
Я назвал эту «встречу», - считая и это - николаевским сценическим фрагментом заговора! – «Последней встречей». Пушкинисты же и здесь иногда доходят, - только! – до «легкой» дерзости, поэта, самому императору.
1834 год
6-го января, то есть вновь в «екатерининское число», царь, «наградив» Ф.Ф. Вигеля пиководамовской «звездою», «запускает» его, в дом Пушкина, именно для рассказа, поэту, анекдота о смерти Екатерины II. Где зашифровано, как вы уже знаете, «Императорское сообщение Пушкину» (Смотрите, об этом, выше.).
«Звезда» же выводит, нас, и на тайный «показ» царем, Пушкину, его знаний о состоявшемся, в ночь с 23-го на 24-ое декабря 1832 года, ночном любовном свидании, поэта, с внучкой Кутузова, с графиней Д.Ф. Фикельмон.
Выводит и через предложение третьей главы «Пиковой дамы», уже приведенное нами, вам, выше. В нем есть, кстати, дополнительные автобиографические сведения. Так что выделим его, вам, вновь, обратив, ваше внимание, именно на них:
«Один из них изображал мужчину лет сорока, румяного и полного, в светло-зеленом мундире и со звездою; другой – молодую красавицу с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудреных волосах».
А они примерно таковы. Много говорит, - о внешнем облике как Д.Ф. Фикельмон, так и ее мужа! - замечательный пушкинист Н. Раевский в книге «Портреты заговорили». Например, «орлиный нос», унаследованный Дарьей Федоровной от своего знаменитого деда, описывает в книге, - через рисунок Пушкина! – так:
«Долгое время, однако, не было известно ни одного портрета Дарьи Федоровны. Вплоть, до 1930 года, был опубликован лишь набросок Пушкина, определенный А.М. Эфросом. По его мнению, этот рисунок следует датировать концом 1832 года или началом 1833 года. Он был сделан Пушкиным на полях черновика, использованного затем в «Медном всаднике».
А. Эфрос справедливо замечал: «Пушкин же, свободно изобразив резкую удлиненность профиля, крупный изогнутый нос, в то же время сумел передать, что модель была красавицей, одной из прекраснейших женщин петербургского общества 1830 годов» (Запись дается в большом сокращении.).
Неосознанно выделил он, в книге, и первый словесный портрет графа Шарля-Фердинанда, сделанный Пушкиным, скорее, - и предпочтительнее всего! - со слов Е.М. Хитрово, и тайно внесенный, им, в концовку седьмой главы «Евгения Онегина» (Наверное, перед самым её опубликованием.) через строку: «Кто? Толстый этот генерал?» (Кстати, он тайно ввел тогда, в только что названную вам, выше, главу, и П. Вяземского, который еще тоже не был знаком, в то время, с Д.Ф. Фикельмон. Ввел через строки: «У скучной тетки Таню встретил, К ней как-то Вяземский подсел И душу ей занять успел». Через что, тоже, кстати, выделил и «любвиобилие» именно своего «друга».). А «генерал» у Пушкина, в седьмой главе «Онегина», кстати, тоже не случаен, ибо Шарль Фикельмон тоже был, по его биографическим данным того времени, именно генералом.
Так что «орлиный нос молодой красавицы» и «мужчина лет сорока, румяный и полный, в светло-зеленом мундире» возникли, у поэта, еще в седьмой главе «Евгения Онегина». И Эфрос был, безусловно, прав, - и - точен! - в своей датировке пушкинского шаржа-рисунка Дарьи Федоровны. Датируя, его, именно «концом 1832 года или началом 1833 года».
Может быть, - или, точнее, предпочтительнее всего! - именно с этого, только что выделенного, перед вами, рисунка поэта, на полях черновика, и начинается именно его настоящая, то есть тайная и шести плановая, «Пиковая дама».
Другими словами, начинается, у поэта, именно второй черновик его, знаменитого сейчас, на весь мир, шедевра. Ведь время-то датировки, А. Эфросом, пушкинского рисунка как раз и совпадает – с тайным ночным любовным романом Пушкина с Долли Фикельмон в ночь с 23-го на 24-ое декабря 1832 года.
Для нас же он, пушкинский рисунок, ценен не только своей «биографичностью», но и тем, что именно датировка этого рисунка, сделанная А.М Эфросом, вновь подтверждает, нам, возникновение, у поэта, именно второго черновика «Пиковой дамы». И именно - в только что выделенное вам, выше, время.
Кстати, выделенные поэтом, в третьей главе «Пиковой дамы», портреты графа и графини, только что приведенные, вам, выше (Смотрите их.), биографичны, по крайней мере, еще по трем своим свойствам или признакам.
Первое. Это – свадебные портреты Дарьи Федоровны и её мужа, висевшие, в пушкинское время, именно в гостиной Дарьи Федоровны.
Второе. Мундир австрийской армии традиционно был - именно светло-зеленого цвета. Остается он, кстати, таким – и сейчас.
Третье. Пушкин, тайно введя в повесть и автора портретов, французскую художницу Виже Либрен (Смотрите третью главу «Пиковой дамы».), на мой взгляд, несколько иронизирует, по этому поводу, над Дарьей Федоровной. Ибо названная художница была, по воспоминаниям её современников, именно плохим портретистом.
Названную иронию мы, разумеется, опустим. А вот именно ввод её, поэтом, в свою «Пиковую даму» - тоже биографичен именно для Дарьи Федоровны и ее мужа. Он, ввод, раскрывает, нам, биографический эпизод из их жизни – их свадебное путешествие именно в Париж. О чем, кстати, поэт был хорошо наслышан, скорее всего, или от самой Дарье Федоровны, или же - от её матери, графини Е.М. Хитрово.
Выделенная же Пушкиным «звезда», на пиководамовском портрете графа Фердинанда, отразилась потом, у царя-«сценариста», именно через награждение им, - именно пиководамовской «звездою»! - писателя-доносчика Ф.Ф. Вигеля. И отразиться, ещё, в его заговоре против поэта через награждение, графа Фикельмон, орденом «Андрея Первозванного», через что царь и обозначит, его, - тайно, разумеется! - именно как рогоносца.
И еще одно, не менее важное. Примерный смысл, его, в следующем.
Введя в свой заговор против Пушкина, - через писателя-доносчика Ф.Ф. Вигеля со «звездою»! - Императорское сообщение Пушкину, царь именно через пиководамовскую звезду начал вести, в заговоре, и «любовную линию» личной мести поэту. Линию, уже отраженную, нами, выше. И вот - истинная причина награждения, царем, австрийского посланника.
Истинное же отношение царя, к нему, было, из-за Дарьи Федоровны, - да и из-за взглядов самого Фердинанда Фикельмон! – неприязненным. Как только, 3-го мая 1839 года, умрет Е.М. Хитрово (Пушкин - уже убит царем!), так Николай I «спустит собак» - и на Шарля-Луи (По-немецки Карла Людовика!) Фикельмон. 20-го июля 1840 года, как вы уже знаете, он, совместно с женой, навсегда покинет не только Петербург, но и – Россию.
8-го февраля. Царь присваивает Дантесу первичный офицерский чин, чин «корнета». Присваивает чин с целью сделать, из него, именно «белого человека с белой головой» (Смотрите, об этом, выше и, к примеру, в нашей первой книги.). И с целью сделать его, потом, именно пиководамовским «поручиком».
6-го декабря. Царь присваивает звание «фрейлины», в день своих зимних именин, Екатерине Гончаровой с целью поворачивания, своего заговора против Пушкина, именно в сторону сестер Гончаровых. Цель здесь, кстати, тоже совершенно очевидна:
- для большей компрометации, и чернения, Пушкина, - именно через поведение сестер Гончаровых в Петербурге! - в «открытой», или в активной, стадии своего заговора. С задачей: маскировки самого заговора; сокрытия, его, именно в одежду плохой «пушкинско-гончаровской семейственности». Смотрите, об этом, выше;
- для нанесения тайного, но мощного, удара по Пушкину, его жене и по двум сестрам Гончаровым. И, следовательно, по самому имени, чести, славе, авторитету и достоинству Пушкина.
Еще раз выделим, что Екатерина Гончарова поведёт у царя, - через тайную подставу, её, в заговор! - и главный, то есть именно «екатерининский мотив». Что у царя тоже будет немаловажным именно в его сценическом заговоре против поэта.
Кстати, Александрине Гончаровой, играющей, в николаевском заговоре против Пушкина, значительно меньшую роль (Роль, как вы уже знаете, тайной сожительницы Пушкина.), Николай I присвоит звание «фрейлины» - только в 1839 году. Вот факт, почерпнутый, нами, из книги Н. Раевского «Портреты заговорили»: «Александра Николаевна получила это звание 1-го января 1839 года».
Далее Н. Раевский, очень, кстати, наблюдательный пушкинист, делает тоже, не менее ценное для нас, наблюдение: «Во дворце она не жила и придворной службы, по-видимому, не несла». Безусловно, - и – разумеется! - так как и царский заговор, против Пушкина, почти закончился. А почти закончился потому, что он закончится, у императора-«сценариста», на блестящей карьере П.П. Ланского, тоже тайно, от общества, организованной царем (Более подробно об этом, если не забудем, ниже.).
1836 год
28-го января. Присвоит Дантесу чин «поручика». Награждение вызвано к жизни тем, что Александр I, - «ходивший» у Пушкина, в тайной «Пиковой даме», именно «поручиком»! - в Заключение повести все же станет у поэта, - сатирично, разумеется! – «ротмистром». «Томский произведен в ротмистры и женится…».
Указанное «награждение» вновь связано у царя, в заговоре, с датой смерти Петра Великого. Что тайно означало пожелание смерти Пушкину на дуэли: 27-го января, то есть в день «похорон» в «Пиковой даме», поэтом, Екатерины II; или же – 28-го января. В дату смерти именно Петра Великого.
Устроит он, блестящую карьеру, и П.П. Ланскому, второму мужу Н.Н. Пушкиной, сделав, из него, «генерал-лейтенанта». Чему будет неоднократно удивляться, - или вновь недоумевать! – даже сам П. Щеголев. А это тоже, у царя, пиководамовское. И тоже – николаевское «награждение».
Бывшего, в 1836 году, именно «ротмистром», П.П. Ланского царь-«сценарист» сделает генералом потому, что тайно подразумевал, за ним, именно Александра I. И потому, что именно через женитьбу П.П. Ланского, в 1844 году, на Н.Н. Пушкиной, тайно «переженил», - как вы уже знаете из нашей второй книги! – Александра I с дамы легкого поведения, то есть с Идалии Полетики, именно на вдову поэта.
Кстати, весьма интересную, - и важную до настоящего времени! - информацию о женитьбе П.П. Ланского, на Н.Н. Пушкиной, мы дали еще десять лет тому назад в книге «Самодержец и Поэты». Вот хотя бы одна выдержка из неё, которая и дополнит, наше повествование, именно по выделяемой, здесь, теме:
«И вот, чтобы все-таки подчеркнуть «виновность» Н.Н. Пушкиной перед Россией и человечеством, Николай I делает блестящую карьеру П.П. Ланскому, второму мужу жены поэта. Вновь явно намекая великосветскому Петербургу на свою «мужскую благосклонность» к Наталье Николаевне или, даже, на интимную связь с женой поэта. Ибо П.П. Ланской через 11 лет после убийства поэта становится генерал-майором, а через год – и генерал-адъютантом императорской свиты.
Кроме того, он задним числом «оформляет», П.П. Ланского, ротмистром-«охранником» при спровоцированном свидании Натальи Николаевны с Дантесом. Ещё раз выделим, что Ланской - «свидание» не охранял. Он был в это время, как установлено современными исследователями, в Витебской и Могилевской губерниях. Для «наблюдения за набором рекрутов».
Для чего все это было необходимо Николаю I? Да для того, чтобы еще раз подчеркнуть сценичность своего заговора и, разумеется, «виновность» Натальи Николаевны в гибели Пушкина. С романом «Евгений Онегин», то есть с быстрым замужеством жены поэта, Строгановы, как явствует из вышеизложенного, явно «пролетели». Ничего у них с этим не получилось.
Но Наталья Николаевна была формально, по своей украинской родословной, княгиней (Гончаровы тоже, как и Загряжские, ведут, свой род, от украинского гетмана; – сие минутное, или эксклюзивное, что ли, пояснение В.Б.). И вот тогда вновь пригодилась пушкинская «Пиковая дама»: «Томский произведен в ротмистры и женится на княжне Полине». Так вот, эту николаевскую «живую картину» и «оформили» Строгановы, подобрав, для этой цели, бывшего в 1836 году ротмистром П.П. Ланского
Другими словами, здесь, в николаевском заговоре, налицо еще одна николаевская «живая картина», почерпнутая императором из содержания пушкинской повести. Блестящая карьера П.П. Ланского объясняется и тем, что прототипом князя Томского, в «Пиковой даме», является император Александр I. И здесь Николай I не захотел уступить - ни на йоту.
Интересно отметить и следующее. Строгановы, видимо по заказу Николая I, подыскали для Н.Н. Пушкиной не просто мужа, а «коадъютора», то есть «заместителя» «венценосного рогоносца» графа Д.Л. Нарышкина. П.П. Ланской, родившийся в 1799 году, одногодок А.С. Пушкина. И здесь Николай I с упорством маньяка поддерживает идею «заместителя венценосного рогоносца», впервые «предложенную» им, 4 ноября 1836 года, Пушкину в дипломе-пасквиле. И здесь мы неожиданно выходим - на николаевский заговор против Гения».
Эксклюзивное пояснение В.Б. – Таким образом, Н.Н. Пушкина не только досталась врагам поэта, - это мы выделили, вам, выше! – но и была повторно выдана замуж, еще раз выделим, именно за николаевского «заместителя коадъютора», то есть именно за одногодка А.С. Пушкина, П.П. Ланского. Что является, у царя Николая I, явно «пиководамовским. И, что, сейчас, важнее, взято, царем, именно уже с диплома-пасквиля. Взято с пасквиля, тоже сочиненного, злопамятливым императором, скорее всего, лично.
А это, даже уже спустя десять лет после опубликование, мною, книги «Самодержец и Поэты», имеет большое значение именно для понимания, нами, замыслов, намерений и действий царя Николая I в заговоре против поэта, так как уже ясно и отчетливо указывает, нам, что, - и из чего! - исходит - именно у царя-«сценариста».
Блестящая карьера П.П. Ланского имела и чисто практическую задачу в николаевском заговоре. Первое. Именно через новое замужество, Н.Н. Пушкиной, царь еще раз осквернял нашего Великого поэта. Второе. Через её (карьеры П.П. Ланскому!) организацию, царь постоянно поддерживал слухи и толки, в Петербурге, о якобы продолжающейся его любовной связи с женой поэта. Через что вновь чернил, обливал грязью, не только жену поэта, но и - поэта, уже давно погибшего на дуэли.Более подробно об этом, если не забудем, несколько ниже.
Ну и, пожалуй, последнее замечание именно по николаевским «награждениям». Некоторые пушкинисты, не буду называть, здесь, фамилии, откуда-то берут, еще, и сто тысяч рублей. Сто тысяч, якобы данных, царем, именно в помощь семье погибшего поэта. Да, еще, и - в золотых рублях. Вновь, именно через это обстоятельство, подтверждая свое утверждение - о благосклонности, царя, к поэту. Не знаю, откуда они берут, всё это. Это – первое.
Второе. Николай I, всегда именно афиширующий свою «дружбу», с поэтом, просто вынужден был, после смерти Пушкина, как говорят, не «ударить в грязь лицом». Ибо тогда немедленно возникли бы, у русской общественности, и многочисленные вопросы именно по скупости царя. Вновь ведущие, её, именно к поиску причин возникновения пушкинской дуэли. Так что именно здесь, он, и постарался.
Более же серьезные, то есть именно профессиональные, пушкинисты, пишут, об этом, очень объективно. Начинают – с «Записок императора Николая о милостях семье Пушкина», на смысловом содержании, которых, и строят, потом, именно свои исследования и расчеты. Поэтому проделаем, этот путь, и мы.
Коротко, разумеется. Николаевская «Записка…» имеет следующее содержание:
1. Заплатить долги;
2. Заложенное имение отца очистить от долга;
3. Вдове пенсион и дочери (вероятно – ошибка!) по замужество;
4. Сыновей в пажи и по 1500 рублей на воспитание каждого по вступление на службу;
5. Сочинение издать на казенный счет в пользу вдовы и детей;
6. Единовременно 10 тысяч.
Теперь об исследовании пушкинистов. Вот что пишет, именно на эту тему, пушкинист Я. Левкович, в комментариях к книге П. Щеголева: «В ходе работы Опеки было установлено, что общая сумма долгов составляла 138 988 рублей (из них 44 тысячи Пушкин был должен казне)».
Так что Николай I и здесь «потратился», если еще учесть и издание сочинений поэта в 11-ти томах, еще примерно на полмиллиона рублей. И, как видите уже и сами, денег, на свой заговор, не жалел. Хотя и запретил, как вы знаете по нашим первым брошюрам, издание пушкинской «Истории Петра I».
Видимо опасаясь, что исследователи выйдут – именно на тайную пушкинскую Истории России. Да еще и ерничал, при этом, перед Жуковским, почти прямо сказав ему, - играя в словесность: «Мы еле довели его до смерти христианской»! – что именно он, император Николай I, убил Великого поэта.
Вот, совсем коротко, и о николаевских «награждениях» в заговоре. Заметим, и даже уже выделим, здесь, что даже собрание их, в единый ряд, уже многое проясняет.
К примеру, во взаимоотношениях царя, с поэтом. Или: в возникновении, в 1837 году, пушкинской дуэли; как царь оплатил «услуги» Дантеса и Геккера, и прочее.
Уже особо выделим, здесь, что все они, без исключения, несут у царя, в заговоре против Пушкина: какой-то вполне определенный смысл; решают, у него, те или иные задачи заговора; и прочее. Это мы и попытались раскрыть, вам, при разговоре о них.
А сейчас коротко поговорим - именно о сценических фрагментах николаевского заговора, уже неоднократно упоминаемых, нами, и уже, даже, исподволь выделяемых мною, вам, выше.
Шестой раздел.
Сценические фрагменты заговора
1. Вступление
В связи с тем, что мы начали исподволь, еще с первой нашей книги, не только рассказывать о многих сценических фрагментах, но и, через выдержки из разных источников, заставлять всматриваться в предлагаемые, вам, фрагменты и эпизоды николаевского заговора, в заключение предлагаемой главы мы уже не будем составлять, из фрагментов, единый ряд.
Их, фрагментов, в николаевском заговоре, - как вы уже убедились, наверное, и сами! - довольно-таки много. Поэтому одно перечисление название, их, займет, в главе, довольно-таки большое место. Теперь, коротко, о самих фрагментах.
А они сценичны - именно из-за этого своего свойства. Всматриваясь в тот, или другой, эпизод, или во фрагмент, словесно отображенный: то в дневнике поэта, то в воспоминаниях и в переписке современников Пушкина, начинаешь действительно видеть некую сцену или «картину».
Сцену, исток которой идет у царя, - тайно «поставившую» её, тем или иным образом! - именно из тайного содержания пушкинской «Пиковой дамы» или из других обстоятельств. К примеру, тайного соперничества царя, с поэтом, на счет внучки Кутузова.
А сам смысл «сцены» дает, - как, например, в театральной сцене или на рисунке! – не только само смысловое содержание, этой «сцены», но и даёт, не редко, дальнейшие намерения царя в заговоре против Пушкина.
Кроме того, мы продолжим разговор, о сценических фрагментах, и в следующей книге, в книге «О надругательствах над Пушкиным и Лермонтовым». Которая и будет заключать, собственно, исследовательский цикл именно по николаевскому заговору против Пушкина и Лермонтова.
Поэтому, в заключение предлагаемой вам, сейчас, главы, мы выделим смысловой содержание хотя бы еще нескольких николаевских сценических фрагментов, что и приведет, в конечном итоге, к обобщенному показу, вам, и этой уникальной особенности николаевского заговора против нашего Великого поэта.
Начнем, их раскрытие, с указа на то, что уже целый ряд, их, довольно-таки неплохо изложен, мною, в книге «Самодержец и Поэты». И не только изложен, но и проиллюстрирован, там, через вполне определенные рисунки, сделанные, мною, через художника. Так что вы сможете, при желании, познакомится с содержанием, николаевских сценических фрагментов, и по только что названной вам, выше, книги.
Здесь же, продолжая разговор о них, исподволь начатый, нами, еще с указанной вам, выше, нашей первой книги, выделим, к примеру, саму необычность появления Дантеса. Разумеется, в Петербурге.
Фрагмент «Приезд Дантеса, с Геккерном, не пароходе «Николай I».
Здесь уже постарался, на наш взгляд, сам граф К.В. Нессельроде, нашедший Дантеса, как вы уже знаете, по своим многочисленным родственным связям именно в Европе, видимо решившийся подольстись, царю-деспоту, и по самому появлению Дантеса, в Петербурге.
Главный смысл этого эпизода заключен - примерно в следующем. Пароходы были тогда, в России, еще большой редкостью. Поэтому граф, учитывая именно это обстоятельство, привез, Дантеса, именно на пароходе, носящем, к тому же, и имя - «Николай I». И получился, естественно, подарок царю. Получилось, что именно Николай I привез, в Россию, будущего убийцу нашего Гения.
Я условно назвал этот фрагмент (Смотрите рис. № 1.): «Приезд Дантеса, с Геккерном, на пароходе «Николай I» (Еще раз выделим вам, что Дантес, в николаевском заговоре, ведущий по отношению к барону Геккерну, а не наоборот, как считалось, по пушкиниане прошлого. Это прекрасно видно, кстати, тоже еще раз выделим, из его полной переписки с бароном, уже не раз выделенной нами, вам, выше.). И он, только что названный фрагмент, неосознанно отражен, как вы уже знаете, самим П. Щеголевым.
Вот как он полностью выглядит в его книге «Дуэль и смерть Пушкина» (Повторную запись даем, чтобы не нарушить саму логику выделяемого, здесь, повествования.): «В хронике «Санкт-Петербургских ведомостей» за 11-ое октября 1833 года мы читаем: «Пароход «Николай I», совершив свое путешествие за 78 часов, 8-го сего октября прибыл в Кронштадт с 42-мя пассажирами, в том числе нидерландский посланник барон Геккерн. А с ним вместе «Николай I» привез и Дантеса». Думаю, что царь Николай I, читая, поутру, например, названную газету, принесенную, ему, самим Нессельроде, был весьма доволен его инициативой.
И не только доволен, но и – восхищен. Ибо уже через два месяца, 14-го декабря 1833 года, он, через того же графа Нессельроде, - невероятного, еще раз выделим, казнокрада и взяточника, что не раз выделял, нам, и А.С. Пушкин! – найдет и статью, - опять же через того же Нессельроде! – по оплате, им, будущих «услуг» Дантеса. Найдет статью, по которой сразу же и изымет из казны – четыреста тысяч рублей. Прикрытых им, как вы уже тоже знаете из выше изложенного, вам, материала, именно «бедствием народным», то есть именно неурожаем (Эта сумма будет храниться у Нессельроде, еще раз выделим, до момента выезда Дантеса, 19-го марта 1837 года, в санях императорского двора, - да еще и под охраной двух жандармов! - во Францию.).
Кстати, этот элемент чрезвычайно ярко проявляется и в современной, нам, европейской политике. Примеры: не выдача России, Европейским Союзом, Гусинского и Березовского именно как громаднейших казнокрадов, укравших, у России, миллиарды долларов. Невыдача, разумеется, по политическим, - как они трактуют! - а не по криминальным аспектам их деятельности в России. Деятельности, прямо приведшей к ограблению, ими, именно российского государства и, следовательно, каждого русского человека. Что – прямо и непосредственно. И что - и доказывать-то! - не надо.
Фрагмент «Николаевский медный всадник»
Пушкин же, - уже в то время являющийся гордостью России (Уже особо подчеркнем это.)! - «получит» от Николая I, за два дня до этого, то есть 12-го декабря, в день рождения Александра I, своего «Медного всадника». Всадника, за которым будут скрыт у царя, - как вы уже тоже знаете! - «Николаевский медный всадник».
Всадник, уже торжественно прославляющий - полководческие способности именно Александра I как «победителя Бонапарта». В конце концов, «Николаевский медный всадник» выльется, у Николая I, в «александрийский столп» (пушкинское выражение!) на Дворцовой площади» Петербурга. А 27-го декабря «получит» от него, как вы уже тоже знаете, и «камер-юнкера». Видите, как всё, здесь, политично. И – взаимосвязано. И – абсолютно сходится.
Фрагмент «Подготовка к похоронам Пушкина»
Весьма примечателен и еще один сценический фрагмент, который я хочу, вам, показать. Николай I, обладающий, как вы уже знаете, перлюстрированным вторым черновиком «Пиковой дамы», думая о развитии «екатерининского мотива» в заговоре, еще в начале 1834 года («Пиковая дама» еще не опубликована поэтом.) подметит роль черного цвета в «екатерининском мотиве». Подметит роль черного цвета, идущую, у него, именно из «похорон» Пушкиным, в пятой главе повести, - в придворной церкви! - Екатерины II.
Вот как этот факт фиксирует, нам, сам А.С. Пушкин в «Пиковой даме» и в своем дневнике. В повести: «Кругом стояли ее домашние: слуги в черных кафтанах с гербовыми лентами на плече и со свечами в руках; родственники в глубоком трауре, дети, внуки и правнуки».
В дневнике, через запись от 26-го января 1834 года (Заметим, что николаевскому заговору, против поэта, уже год.): «В четверг бал у князя Трубецкого, траур по каком-то князе (то есть принце), дамы в черном. Государь приехал неожиданно. Был на полчаса. Сказал жене: «Из-за башмаков или из-за пуговиц ваш муж не явился в последний раз?». Подъедет, скорее всего, именно по чьей-то подсказке; - пояснение В.Б.
Пояснение В.Б. – Здесь Николай I оценивал - именно черный цвет. Убедившись в «сочности» черного цвета, - который он использует в ноябре 1836 года и в январе 1837 года! – сразу же вспомнит и о Пушкине. Я условно назвал, этот фрагмент: «Подготовка к похоронам Пушкина»!
Фрагмент «Придворный траур»
А вот как он использует, - только что всё выделенное, перед вами! - обстоятельство уже в «открытой», или в активной, стадии заговора. Он, перед помолвкой Дантеса, с Екатериной Гончаровой, объявит, через придворный указ (Это – исторический факт.), именно о глубочайшем трауре в связи с годовщиной смерти французского короля Карла X. Это, еще раз выделим, именно исторический факт, отмеченный и некоторыми пушкинистами прошлого.
И, в связи с этим, «белое платье Екатерины» Гончаровой, готовящейся к помолвке, наиярчайшее засверкав на фоне черного цвета траура, так и врежется в память современников поэта, отразившись: и в их письмах, и в их воспоминаниях. И - не один раз. Что и выделит, нам, сразу два николаевских сценических фрагмента: у Д.Ф. Фикельмон, в Салтыковском особняке; и у богатого дворянина пушкинской эпохи - С.В. Салтыкове.
Фрагмент «Дантес и «Екатерина»,
Пушкин и Д.Ф. Фикельмон –
в Салтыковском особняке»
Кстати, через эпизод появления Е. Гончаровой, в белом платье невесты, на рауте у графини Д.Ф. Фикельмон, царь продолжит, в заговоре, и «любовную линию» своей личной мести Пушкину за победу, его, над сердцем красавицы-посольши. И, разумеется, за свое поражение. Завершит же её, «любовную линию» мести, как вы скоро увидите и сами, в мастерской знаменитого художника К.П. Брюллова.
Вот как только что обозначенный, перед вами, первый сценический фрагмент, с «белым платьем Екатерины II» на «похоронах» её, Пушкиным, в «Пиковой даме», выглядит у самого П. Щеголева через внесение им, в книгу, воспоминания графа В.А. Соллогуба:
«Вечером 16-го ноября граф Соллогуб поехал на большой раут к графу Фикельмон, австрийскому посланнику. … «На рауте, - вспоминает граф Соллогуб, - все дамы были в трауре, по случаю смерти Карла X. Одна Катерина Николаевна Гончарова, сестра Н.Н. Пушкиной (которой на бале не было), отличалась от прочих белым платьем. С ней любезничал Дантес» (Запись дается - в сокращении.).
Как видите уже и сами, январский, 26-го января 1834 года, фрагмент, - траур, дамы в черном одеянии! - преобразился у царя, в активной стадии заговора, в самый настоящий сценический фрагмент. Обстоятельство, подмеченное, кстати, по чьей-то подсказке и доложенное – царю.
Здесь может быть, кстати, и другой вариант: приказ царя, Пушкину, явиться на бал к князю Трубецкому, который не был исполнен поэтом. Преобразился в сценический фрагмент, который я условно назвал: «Дантес и «Екатерина, в белом платье»; Пушкин и Д.Ф. Фикельмон - в салтыковском особняке». Пушкин тоже присутствовал, кстати, на этом рауте: запретил, Екатерине Гончаровой, разговаривать с Дантесом; - пояснение В.Б.
Фрагмент «Дантес и «Екатерина»
на балу у С.В. Салтыкова»
А вот как выглядит у П. Щеголева, даже и не подозревающего, что он, через свое повествование, выделяет именно сценический фрагмент николаевского заговора, и сама помолвка Дантеса, с Е. Гончаровой. Специально организованная, царем, именно у богатого дворянина пушкинской эпохи, С.В. Салтыкова. Абсолютного, кстати, тезки камергера елизаветинской эпохи, С.В, Салтыкова.
Которого Екатерина II, осуществляя свой замысел (и план) по не допуску, Павла I, к престолу (Это – основное предназначение её «Записок».), взяла в своих мемуарах, - или в своих «Записках»! - в отцы для Павла I.
Выглядит, именно по тексту книги П. Щеголева, так: «Вечером (17-го ноября; - пояснение В.Б.), на балу у С.В. Салтыкова, свадьба была объявлена, но Пушкин Дантесу не кланялся». Кстати, глубочайший траур, - по Карлу X, - еще не отменен царем. Поэтому и на балу, у С.В. Салтыкова, «белое платье Екатерины», Гончаровой, так и сверкало – именно на фоне черного цвета траура.
Есть у П.Щеголева свидетельства о помолвки Дантеса, с Е. Гончаровой, и от многих других современников поэта, но мы, их, уже не можем привести вам. Названные же, выше, фрагменты «поставлены» царем:
- первый – за счет введения всеобщего траура и использование, царем, раута и салтыковского особняка;
- второй – тоже за счет использования всеобщего траура и использования бала, - и дворянина пушкинской эпохи! - С.В. Салтыкова.
Вопрос постановки, царем, своих сценических фрагментов, в заговоре, нами в книге, разумеется, не рассматривается. Однако и он должен быть - рассмотрен, в будущем, профессиональными пушкинистами.
Фрагмент «Я только хотела
узнать у вас»
Выделим только, пожалуй, выдержку из письма графини С.А. Бобринской, да обращение самой императрицы Александры Федоровны к Екатерине Тизенгаузен за разъяснением «неожиданно случившейся» (На самом деле она планировалась, царем, именно для маскировки заговора против Пушкина.) помолвки Дантеса с Е. Гончаровой.
А обращение царицы интересно ещё и тем, что императрица его выспрашивает - именно у сестры Д.Ф. Фикельмон. И, - как вы уже знаете по нашим предыдущим брошюрам, как у первой кандидатуры в «Екатерины».
Вот как она выглядит у пушкиниста Я. Левковича: «Сомнения Смирнова о мотивах брака Дантеса разделила даже императрица. Свою фрейлину Е. Тизенгаузен (Сестру Д.Ф. Фикельмон; - пояснение В.Б.) она спрашивает: «Я так хотела бы узнать у вас подробности невероятной женитьбы Дантеса. Неужели причиной явилось анонимное письмо? Что это – великодушие или жертва!».
Заметим, еще раз, что – ни то и не другое. Это, первое, продолжение организации и реализации, царем, именно екатерининского мотива. Второе. Это – маскировка царем, через женитьбу Дантеса на Е. Гончаровой, своего заговора против Пушкина именно:
- в «одежду» плохих «семейственных отношений Пушкиных-Гончаровых»;
- создание, в «открытой» стадии заговора, фальшивого ноябрьского дуэльного инцидента. После которого последует, к определенной дате, настоящий дуэльный инцидент с совершением именно дуэли;
- создание царем, именно через женитьбу Дантеса на старшей Гончаровой, мертвой связки, обоих Геккернов, именно с Пушкиным Другими словами, перед вами, здесь, самая настоящая дворцовая интрига против Пушкина со всеми её хитросплетениями.
Фрагмент «Перед нами
разворачивается драма»
А вот как выглядит помолвка Дантеса, с Е. Гончаровой, в письме графини С.А. Бобринской к своему мужу. Муж её, кстати, прямой потомок второго, после Павла I, внебрачного сына Екатерины II, названного графом Бобринским. Рожденного, Екатериной II, от Григория Орлова. Историю же третьего её внебрачного сына, тоже от Г. Орлова, отданного, ею, в семейство князя Бельского, - с которым мать Екатерины, по приезде в Петербург в 1744 году, сразу же завела любовный роман, нужный, ей, для придворных интриг в пользу прусского короля! - нам, пока, неизвестна.
Вот оно, письмо, перед вами:
«Под сенью мансарды Зимнего дворца тетушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно лишь одно белое платье, и это непорочное одеяние невесты кажется обманом (Как она здесь близка к истине; – комментарий В.Б. – Это и есть – обман.)! Во всяком случае, её вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами развертывается драма, и это так грустно, что заставляет замолкнуть сплетни».
Вот такова главная суть еще двух сценических фрагментов николаевского заговора против Пушкина.
2. Пушкин – на коленях
Завершим же мы, - весьма долгое повествование наше, об уникальном николаевском заговоре против Пушкина, в котором, как видите уже и сами, много драматических и трагических событий! - показом, вам, еще одного сценического фрагмента, который я условно назвал – «Пушкина - на коленях!».
И фрагментом, который вновь связан, у царя, с мотивом камергера «С.В. Салтыков». И он, следовательно, связан - и с «екатерининским мотивом». Ибо рисунок Брюллову заказала, как вы скоро увидите и сами, Елизавета Павловна Салтыкова, урожденная Строганова.
И который, собственно, завершает у него, по его замыслу, «любовную линию» его личной мести поэту за одержанную над ним, - царем! – победу поэта, над сердцем красавицы Д.Ф. Фикельмон, внучки Кутузова.
Пушкинист Светлана Абрамович датирует этот эпизод не позднее 17-го января 1837 года (Ранее он датировался, пушкинистами, тоже - «за четыре дня до смерти поэта».). Мы здесь, в датировке, с ней - вполне согласны.
Но это, все же, не эпизод из жизни Пушкина, а именно николаевский сценический фрагмент заговора, против поэта. Фрагмент, в котором царь «изобразил», через специальный заказ княгиней Е.П. Салтыковой, художнику К.П. Брюллову, рисунка, именно «Съезда на бал».
Вот как он, «Съезд на бал», выглядит, кстати, у Пушкина в его «Пиковой даме» (Чтобы не нарушать логику повествования, мы вынуждены давать, вам, некоторые записи повторно.):
«Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта и дипломатический башмак. Шубы и плащи мелькали мимо величавого швейцара» (Смотрите - вторую главу «Пиковой дамы».).
А вот как он выглядит по дневниковой записи А.Н. Мокрицкого. Записи, не раз приведенной - пушкинистами прошлого времени. Совсем, разумеется, в другом толковании и в освещении, её, пушкинистами:
«Сегодня в нашей мастерской было много посетителей – это у нас не редкость, но, между прочим, были Пушкин и Жуковский. Сошлись они вместе, и Карл Павлович угощал их своей портфелью и альбомами. Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его дивными акварельными рисунками, но когда он показал им недавно законченный рисунок «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне», то восторг их выразился криком и смехом. Да и можно ли было глядеть без смеха на этот прелестный, забавный рисунок? Смирнский полицмейстер, спящий посередине улицы на ковре и подушке – такая комическая фигура, что на нее нельзя глядеть равнодушно. Позади него, за подушкой, в тени видны двое полицейских стражей: один сидит на корточках, другой лежит, упершись локтями в подбородок и болтая босыми ногами, обнаженными выше колен, как две кочерги, принадлежащие тощей фигуре стража, еще выдвигают полноту и округлость форм спящего полицмейстера, будучи изображенным в ракурсе, кажется оттого еще толще и шире.
Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это сокровище, но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой, и Карл Павлович, уверяя его, что не может отдать, обещал нарисовать ему другой. Пушкин был безутешен: он с рисунком в руках встал перед Брюлловым на колени и начал умолять его: «Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня, отдай мне этот».
Не отдал Брюллов рисунка, а обещал нарисовать другой. Я, глядя на эту сцену, не думал, что Брюллов откажет Пушкину. Такие люди, казалось мне, не становятся даром на колени перед равными себе, Это было за четыре дня до смерти Пушкина».
Художник Мокрицкий был, безусловно, прав. Такие люди даром на колени не становятся. Вдоволь насмеявшись над бытовыми подробностями рисунка Брюллова, похожий на шарж или сатирический юмор, А.С. Пушкин вдруг осознал, что он держит в руках… отражение своей «Пиковой дамы». Нельзя даже представить себе, что он почувствовал - в это мгновение.
Наверное, вспомнился: незабываемый вечер, 2-го декабря 1832 года с решающим объяснением между ним, и Д.Ф. Фикельмон; все его, и вечера 23-го декабря 1832 года, волнующие, его, мгновения….
И, на фоне угнетающей обстановки последних двух с половиной месяцев, наступила разрядка: Великий поэт встал на колени перед Великим художником, все еще не веря, что ему не отдадут, поразивший его, в самое сердце, рисунок Брюллова с его… «Пиковой дамой»!
Любил Николай I - душещипательные сцены. Но – придумать такое! Как видите, и здесь пушкинская жизнь буквально натыкается на царскую ненависть. И здесь мы выходим на грустные размышления о причинах трагической развязки жизни поэта, обусловленных его тайным соперничеством с негодующим, от этого соперничества, злопамятливым и подлым императором. Сколько же надо жестокости, цинизма и подлости, чтобы придумать – именно такое.
Остается только выделить, что описанную, выше, сцену, – Пушкин, с рисунком, на коленях перед Брюлловым! – изобразил другой наш Великий художник. Изобразил Илья Репин, в дошедшем, до нас, великолепном рисунке. Найдите и посмотрите его.
Это и есть сценический фрагмент николаевского заговора против Пушкина, неосознанно отраженный, нам, именно художником Ильей Афанасьевичем Репиным. Заодно найдите и рисунок Карла Павловича Брюллова, собственно и давший ход выделяемому, здесь, николаевскому сценическому фрагменту. На этой ноте мы, пока, и остановимся.
3. Фрагменты из книги
Закончим же наикратчайший разговор о сценических фрагментах николаевского заговора, против Пушкина, краткими пояснениями рисунков-иллюстраций к книге «Самодержец и Поэты», которые мы перенесли и в предлагаемую вам, сейчас, третью работу нашего книжного цикла.
И которые тоже выделяют, в николаевском заговоре, вполне определенные его эпизоды и фрагменты. Через только что обозначенные пояснения мы не только расширим ваши знания, о николаевском заговоре, но и попытаемся как-то показать, вам, и сами истоки названных фрагментов: откуда они появились именно в николаевском заговоре.
Начнем, разумеется, с рисунка № 1 (Посмотрите на него, внимательно, в предлагаемой вам, сейчас, книге.). Перед вами, здесь, не только само прибытие Дантеса, с Геккером, в Кронштадт на пароходе «Николай I» (Имя парохода видно на борту корабля.), но и подобострастное приветствие (С глубоким поклоном!) корреспондентом «Санкт-Петербургских ведомостей», - присланного в Кронштадт - именно графом Нессельроде (Смотрите, об этом, выше.)! - будущих исполнителей убийства А.С. Пушкина.
На рисунке № 2 изображен писатель-доносчик, Ф.Ф. Вигель, только что награжденный, Николаем I, пиководамовской «звездою» (Она видна, у него, на правой стороне его мундира.). И внимательно, - и с большим интересом! – слушающего, его, Пушкина. А рассказывает Вигель, разумеется, анекдот о смерти Екатерины II с тайно зашифрованным, в нем, «Императорским сообщением Пушкину», о которых вы знаете, из изложенного вам, выше, материала, уже довольно-таки многое.
На рисунке № 3 художником запечатлен сценический фрагмент «Императрица в белом и белый человек» (Смотрите, о нём, выше.), в центре которого запечатлена, - в белом! - именно царская чета (Николай I в белесовом мундире полковника кавалергардского полка. И его жена, императрица Александра Федоровна, в белом платье.), где Николай I поглядывает на стоящего, с кем-то, Пушкина. Действие происходит, как вы уже знаете, в Аничковым дворце.
Рисунки № 4 и № 5 – парные, то есть, сопряжены - именно друг с другом. Рисунок № 5 – это исток, находящийся, у поэта, именно в его «Пиковой даме». А рисунок № 4 – это именно отражение, Николаем I, пиководамовского эпизода, через сценический фрагмент, именно в заговоре.
На рисунке № 5 художник изобразил - знаменитый диалог между Германном и знатной старухой (В потаенной «Пиковой даме» - между Пушкиным и, как вы уже знаете, Екатериной II.). Из которого П.И. Чайковский создал потом, - в одноименной опере «Пиковая дама» (Создал, разумеется, по своему незнанию именно тайного Пушкина.)! – знаменитую, и сейчас, арию.
Вот начало этого диалога в словесном изображении А.С. Пушкина (Дается - в сокращенном виде.): «В спальню вбежали три горничьи. … Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Старуха молча смотрела на него, и, казалось, его не слыхала» (Смотрите третью главу повести и рисунок № 5.)
А вот, - эта же сцена! - в николаевском заговоре через воспоминание, этой сцены, внука Дантеса, Луи Метмана, собственно и выражающая - именно сценический фрагмент заговора:
«Даже престарелая девяностолетняя Н.К. Загряжская, к которой Дантес явился перед свадьбой, спросила его: «Говорят, что вы очень красивы, дайте на себя поглядеть» и велела принести две свечи, чтобы получше его рассмотреть. «Действительно, вы очень красивы», - сказала она, закончив осмотр» (Смотрите рисунок № 4.).
Как видите уже и сами, и здесь сценические элементы заговора не только налицо, но и взяты, Николаем I, именно из содержания пушкинской повести.
Парны и рисунки: № 6 и № 7; № 8 и № 9, раскрывающие: как «главную атаку», заговорщиков, на жену поэта (Смотрите, об этом, выше.), так и истоки, - аж целых двух николаевских сценических фрагментов заговора! - участники которых:
- в первой паре рисунков (Смотрите рисунки № 6 и № 7.) – Идалия Полетика и Н.Н. Пушкина (Смотрите рисунок № 6.);
- во второй паре (Смотрите рисунки № 8 и № 9.) – Дантес, Н.Н. Пушкина и дочь хозяйки квартиры, у которой жила, с мужем, Идалия Полетика (Смотрите рисунок № 8.).
Вот что мы писали, об этом, в книге «Самодержец и Поэты: «Интересны сведения пушкинистов и о свидании Дантеса с Н.Н. Пушкиной на квартире Идалии Полетики 2-го ноября 1836 года.
Сразу же выделим, что названное «свидание» спровоцировано, заговорщиками, угрозой Дантеса покончить с собой, если Н.Н. Пушкина не явится на него, и максимально приближено, Николаем I, именно ко дню смерти Екатерины II – к 6-му ноября. Само же «свидание» распадается, при его анализе, на две николаевские «живые картины».
Первая из них, это тайная доставка, Идалией Полетикой, письма Дантеса, к жене поэта, с требованием, кавалергардом, свидания: «Он написал ей письмо. … Цель его была добиться свидания» (Смотрите воспоминание А.П. Араповой, о Пушкине, и рисунок № 6, на котором Идалия тайно передает, Н.Н. Пушкиной, только что названное письмо Дантеса.).
Но точно такая же сцена существует и в «Пиковой даме» А.С. Пушкина: «…быстроглазая мамзель принесла записку из модной лавки. Германн требовал свидания» (Смотрите рисунок № 7, парный с рисунком № 6 именно в этом отношении.).
Кстати, Дантес, здесь, просто интриган, - как и пушкинский Германн в «Пиковой даме». Вспомните, мы писали, именно об этом, выше. Следовательно, и здесь не может быть и речи о какой-то взаимной влюбленности кавалергарда и жены поэта, развенчанной нами, выше, еще и по полной переписке Дантеса, с Геккерном. И, тоже, кстати, интриганство Дантеса, против жены поэта, наиболее ярко и проявляется именно через только что выделенную вам, выше, переписку.
Вторая картина, то есть само «свидание» Дантеса, с женой поэта, - с угрозой его застрелиться, если Н.Н. Пушкина не отдаст, ему, себя. Так мы называем сейчас, кстати, сценический фрагмент заговора:
«Пушкина рассказывала княгине Вяземской и мужу, что когда она осталась с глазу на глаз с Геккерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя» (Смотрите рассказ княгини В.Вяземской, записанный П.И. Бартеневым, в книги самого П. Щеголева.) и, далее: «Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. По счастью, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в комнату, и гостья бросилась к ней» (Смотрите, там же, и рисунок № 8.), тоже взято, Николаем I, именно из содержания пушкинской повести.
Вот как, эта сцена, выглядит в пушкинской «Пиковой даме»: «Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости» (Смотрите первую главу повести и рисунок № 9, на котором названный, Пушкиным, Ришелье и домогается, графини Анны Федотовны, почти точно таким же способом, как и Дантес, то есть с пистолетом у своего виска.).
На рисунке № 10 изображен, как вы уже знаете из вышеизложенного, сценический фрагмент объявления, заговорщиками, помолвки Дантеса, с Е. Гончаровой, на балу, 17-го ноября 1836 года, у богатого дворянина пушкинской эпохи, Сергея Васильевича Салтыкова. Салтыкова, абсолютного тезки, - по имени, отчеству и, даже, фамилии! - камергера елизаветинской эпохи. Тоже - С.В. Салтыков. «Утвержденного» Екатериной II, в её «Записках», именно на «должность» отца для императора Павла первого.
Взят Николаем I, названный фрагмент, как вы уже тоже знаете по изложенному вам, выше, материалу, из «Записок» Екатерины II. И, разумеется, из пушкинского предложения пятой главы повести об «англичанине», «худощавом камергере» и Екатерины II. И, разумеется, её «побочном сыне», Павле! Предложения, которое мы, вам, уже не раз приводили выше.
На бале у Салтыкова царит, как вы уже знаете, траур, объявленный, Николаем I, в годовщину смерти Карла X. Все – в черном одеянии. Только одна Екатерина Гончарова, на бале и рисунке, в «белом платье», то есть в платье невесты (Смотрите рисунок № 10, где всё, это, и запечатлено художником.).
Рисунки № 11, 12 и 13 - тоже взаимосвязаны между собой. Так как во многом сценичны следующие фрагменты и эпизоды николаевского заговора:
1. Как дантесо-пушкинская дуэль, 1837 года, - которую царь Николай I «скопировал» именно со знаменитой дуэли хладнокровного Евгения Онегина с поэтом Владимиром Ленским, взятой, им, из пушкинского романа «Евгений Онегин» (Смотрите рисунок № 11, где художником изображена - именно эта дуэль, и рисунок № 12, где изображена дуэль Дантеса, с Пушкиным.).
Кстати, здесь нелишне выделить, в дополнении к книге «Самодержец и Поэты», и следующие два обстоятельства. Первое, из них, можно выразить примерно так. Дуэль происходит между мужчинами, - один из которых – поэт (Поэт Владимир Ленский!)! - «друживших» именно с сестрами.
В начале заговора, как вы уже знаете по изложенному вам, выше, материалу, Николай I брал, во внимание, внучек Кутузов, Е. Тизенгаузен, и именно её сестру, графиню Д.Ф. Фикельмон! По роману «Евгений Онегин»: с Ольгой и с Татьяной Лариными, являющимися – родными сестрами. Дуэль происходит, из-за неуважительного отношения Онегина, к Ольге, что практически совершает и Дантес по отношению к жене поэта, к Н.Н. Пушкиной.
Близко к первому и второе обстоятельство. По приезде сестер Гончаровых, в середине октября 1834 года, в Петербург, Николай I взял во внимание, для совершения дуэли Дантеса, с Пушкиным, тоже сестер. На этот раз - именно сестер Гончаровых. Где на неуважительном отношении Дантеса, - к жене поэта! - и была построена именно последняя атака заговорщиков на А.С. Пушкина, начатая, ими, с бала, у Воронцовых-Дашковых, 23-го января 1837 года.
2. Так и первая дуэль поэта М.Ю. Лермонтова, с французом Эрнестом Барантом, 16-18 февраля 1840 года. Дуэль, которую царь, Николай I, уже «скопировал» - именно с дуэли француза Дантеса, с поэтом Пушкиным. Причем, по многим «параметрам».
К примеру: по месту дуэли – на Черной речке; по французам, дуэлирующих против поэтов; по пистолетам. По пистолетам, которые уже приняли участие - именно в дантесовской дуэли (Дантес брал, их, именно у Эрнеста Баранта.). И по пистолетам, одним, из которых, и был смертельно ранен – Пушкин. И прочее. Смотрите рисунок № 13, на котором барьерами, между противниками, служат шпаги или сабли, с которых и была начата именно баранто-лермонтовская дуэль.
Так что и здесь всё не только сценично, но и - сходится, как говорят, с точность математического расчета. Только М.Ю.Лермонтов на рисунке № 13 должен держать пистолет - дулом вверх, а не в сторону Эрнеста Баранта. Здесь у художника, несмотря на мои пояснения ему, ошибка. Лермонтов потом, то есть после выстрела, по нему, Эрнеста Баранта, и выстрелит - именно вверх, а не - во француза Баранта. Это прекрасно видно из его объяснения названной дуэли, данное, им, в письме к Михаилу Павловичу, брата царя.
Вот небольшой отрывок из этого письма, выделяющий именно стрельбу, Лермонтова, не во француза Баранта, а именно «на воздух»: «Ибо, сказав, что выстрелил на воздух, я сказал истину, готов подтвердить оную честным словом, и доказательством может служить то, что на месте дуэли, когда мой секундант, отставной поручик Столыпин, подал мне пистолет, я сказал ему именно, что стреляю в воздух, что и подтвердит он сам».
Кстати, так же он будет держать пистолет и в своей последней дуэли, в дуэли с Н.С. Мартыновым, вновь организованной царем, через своих высших сообщников и рядовых её исполнителей, к 13-15 июля 1841 года, то есть именно ко дню казни, им, пятерых декабристов-руководителей в 1826 году.
И заговорщики, точнее, исполнители николаевской дуэли (Отставной майор Н.С. Мартынов, А.А. Столыпин-Монго и князь Васильчиков-младший.), будут прекрасно знать, что Лермонтов не будет стрелять - по своему дуэльному оппоненту.
И не только знать, но и воспользуются, именно этим обстоятельством. Воспользуются знанием, что М.Ю. Лермонтов будет стрелять, если останется после дуэли в живых, именно вверх, а не в Мартынова. Кстати, Лермонтов, в последней дуэли, и стоял именно с дулом вверх. Намеренно показывая, при этом, Мартынову, что не будет стрелять в него.
И потому, собственно, Лермонтов и будет убит Мартыновым – наповал. Ибо Мартынов, не боясь выстрела поэта, долго и тщательно прицеливался в него. Вот, вам, еще один факт из второй (да и первой!) лермонтовских дуэлей, тоже практически не подчеркнутый - лермонтоведами двух прошедших веков (Они как будто сговорились, с пушкинистами прошлого, в описании, ими, дуэльных историй наших Великих поэтов.).
Последние два рисунка, заказанные мною художнику, рисунок № 14 и рисунок № 15, тоже парные. Смерть графини-императрицы (Смотрите рисунок № 15, на котором, Германн-Пушкин, с пистолетом.) произошла, как вы уже знаете из изложенного вам, выше, материала, без четверти три утра.
Художник фиксирует нам, это мгновение, на своем рисунке № 15 через часы, на которых время – именно «без четверти три». Смотрите пятую главу «Пиковой дамы» с указанием в ней, поэтом, именно этого времени. Вот это предложение: «Он взглянул на часы: было без четверти три».
Кончина же Пушкина произошла, как вы уже тоже знаете из изложенного вам, выше, материала, тоже - «без четверти три», но только, разумеется, пополудни. И, разумеется, 29-го января 1837 года. Кстати, знаете вы, об этом, и по пушкиниане.
Художник указывает, нам, это мгновение, - на рисунке № 14, - тоже через часы, на которых время – тоже «без четверти три».
Подсказку же П. Вяземского фиксирует через фигуру третьего (если идти слева направо) или второго (если идти справа налево) человека, то есть именно через П. Вяземского, стоящего, в мгновение кончины поэта, с сестрой милосердия.
Вот таковы истоки еще нескольких сценических фрагментов николаевского заговора против Пушкина. Как видите уже и сами, смысловая суть, этих фрагментов, не только всегда зловеща, но и – омерзительна. Хотя она, через рисунки, почти и - документальна.