На улицу вышли двое. Я и баклан. По имени его не помню. Себя тоже. Нет, себя помню.
Я Эл.
-Куда? – спрашиваю.
-Покурить, трахнуть баб, убить пивка, сотворить какую-нить невъебенную ***ню, а потом спать, - говорит баклан.
-Ни *** себе.
-Сам в ахуе, - говорит.
Ну ладно. Вышли мы, идём по улице. Цель: хата какого-то пидора. Не помню, как звать. Там телки, курево, пивко и т.д.
Ночь. Фонари светят. Холодно, но не очень так.
Мы выглядим круто. Парни в кожанках. Накаченные мачо. Хэйр у меня зеленый, как сопля. У него – рыжий, как патлы стервозной сучки.
Я пытаюсь вспомнить, как его зовут. Но ни ***.
-Слы, - говорит он. – Ты помнишь, где этот урод живёт?
-Неа. А чо, - говорю.
-Просто я тоже не помню. Помню, в каком-то дворе. А в каком, не помню.
-Да? – спрашиваю. А сам пытаюсь вспомнить, как зовут этого баклана.
-Я чо думаю. Ща куда-нить не туда припрёмся.
-Да? – спрашиваю.
А сам думаю – где-то я уже видел этого парнягу. Гашиш не отпускает. Помню, какие-то глюки. Потом тупил страшно.
А сейчас этот парнища. Мать его, откуда он нарисовался?
А мы тем временем пересекаем всякие дворы, заваленные дерьмом, бутылками, окурками. Деревья выше нас. Кусты ниже нас. Переходим дороги по светофору, хотя машин нет.
-Я чо думаю, - опять он говорит. – Нам пригодятся пушки.
-Какие ещё пушки ****ь, - говорю. Мне представляется Наполеон, ряды солдат с мушкетами, пороховой дым, крики, резня. – Какие ещё пушки *****?
-На, - говорит он и суёт мне в руки пистолет.
Я беру с удивлением и вижу, как проходящие мимо две телки – блонди и брюнетка – с ужасом смотрят на меня, на баклана, на пистолет в моей руке.
Я торопливо прячу оружие.
-Нах это? – говорю.
-Я чо думаю, - говорит. – Надо спешить.
Я чувствую, что он несёт какую-то ***ню. Но в чём она состоит – не догоняю. Мозг подернут дымкой отупения.
-Да? –спрашиваю.
-Я чо думаю, - говорит. – Откроет жирный такой. С пузом. Ты помнишь его.
-Да?.. – я не помню никакого жирного.
-Кладём этого толстого уёбка. Дальше. Там две комнаты и кухня. Чо делаем. На кухне навряд кто-то есть. Одна комната сразу направо. Чуть подальше зал. Я захожу в комнату и кладу там всех. Пока суд да дело, ты идешь в зал и кладёшь всех, кто там есть.
-Да?
Я чувствую, что он несёт какую-то ***ню. Но почему-то не отказываюсь. Достаю пистолет, проверяю обойму. Полный магазин. Патроны бронзово поблескивают в свете фонарей. Вставляю обратно, передергиваю затвор, целюсь в какого-то кота. Сука. Ненавижу котов. Так и убил бы.
-Ты поосторожнее с этим, - говорит баклан.
Я ставлю на предохранитель и прячу пистолет во внутренний карман кожанки.
Ещё минут пять мы идём молча по всяким грязным подворотням, обходя ночных шлюх и недремлющих алкашей.
-Подожди, - говорю я. – А если не мы их кладём, а они нас?
-Нихуя, - говорит он, и я понимаю, что мы вошли в какой-то тёмный прокуренно-обоссанный подъезд и поднимаемся по ступеням.
Я достаю пистолет, снимаю с предохранителя, перекладываю его в наружний карман куртки.
Баклан достает свой пистолет, дергает затвор и оставляет оружие в опущенной руке.
Мне не страшно.
Все чувства отсутствуют напрочь.
Мы проходим пролёт.
В неуютной полутьме слышны наши тяжело-гулкие шаги.
Окна грязные, с царапинами и трещинами. На потолках черные крючки. Так развлекается умная молодежь. Прикрепленные жвачкой и сожженные спички.
Когда мы оказываемся возле двери, обитой кожей, баклан жмёт на звонок. Обычный звонок, совсем не предвещающий кровавого пира, который мы собираемся учинить.
-Вроде эта дверь, - говорит баклан и чешет макушку дулом пистолета.
Дверь открылась. На нас смотрит девчушка лет шестнадцати. Симпатичная, черные волосы, разделённые пробором. Длинные ресницы, томные губы. Короче, всё на месте.
Баклан машинально наставляет на неё ствол, и мы все трое тупо смотрим друг на друга. Она на нас, мы на неё.
Девчонка, кажется, совсем не боится.
-А где жирный? – спрашивает баклан.
Я понимаю, что на девчонке только короткая ночнушка в горошек и трусики, а глаза пустые. Под наркотой трахалась, - сразу осеняет меня. А моя осенялка ещё ни разу не ошибалась, хотя это и отдаёт какой-то мистикой.
-Игорь! – кричит она. – Тут тебя! – и шаркающей походкой уходит на кухню. Там она медленно достаёт из холодильника бутылку с минералкой, отвинчивает крышку и пьёт жадно, с полным безразличием к нам, к нашим стволам и Игорю.
Засмотревшись на её волосы и попку, на изящный изгиб её спины, я упускаю момент, когда из правой комнаты выходит Игорь.
Прежде чем я успеваю что-то понять, меня оглушают два выстрела, и толстяк падает замертво в коридоре. Баклан, не мешкая, подскакивает к дверному проёму комнаты, что справа, и я вижу, как он прицеливается и палит, прицеливается и палит. Я не вижу тех, в кого он ебашит, но сознаю, что им сейчас несладко. Мне слышно, как что-то опрокинулось, потом какой-то звон, будто что-то посыпалось на пол, и крики вперемешку с матерными стонами.
Я вспоминаю, что должен идти в зал и укладывать возможных неприятелей. Я лениво достаю пистолет и медленно иду в зал. На ходу снимаю с предохранителя. Меня не очень-то волнует, что из-за моей медлительности о н и успеют приготовиться к отпору и уложить меня. Я под наркотой, и такой расклад кажется мне сказочным.
Я вхожу в зал и вижу такую картину. Один, худощавый и с голым торсом, выбрасывает из шкафа всю одежду – видимо, ищет обрез или охотничье ружье. Другой, лысый, приземистый, с пивным брюшком, мучительно пытается вставить рожок в АК-47. Но руки его дрожат от страха, и у него не получается. Когда я вхожу, их глаза мгновенно уставляются на меня, и я понимаю, что им конец. Я вижу, что они тоже это поняли, это отражается в их глазах (я успеваю заметить картину с голой тёлкой на стене и прозрачно-белые занавески – и это мне кажется отличным фоном для того, что сейчас произойдёт).
Я стреляю в худого – попадаю в его худые собачьи ребра, стреляю ещё раз – его отбрасывает на журнальный столик, который разбивается вдребезги. Второму удаётся вставить рожок, но теперь нужно передёрнуть затвор. И он делает это, а я жду, хотя вполне успел бы всадить в него пулю. Я как бы играю со смертью. Он передернул затвор, я знаю, что его палец уже на гашетке, - я стреляю ему в голову, и автоматная очередь ударяет почти над самой моей головой.
Мгновение я созерцаю то, что получилось. Два неподвижных трупа. Забрызганные кровью обои. Мутно-ржавое пятно люстры в пороховом тумане.
Я чувствую себя героем.
Я возвращаюсь в правую комнату. Баклан набивает сумку деньгами, которые разбросаны повсюду, как конфетти на свадьбе.
Я ни о чём его не спрашиваю, но он мне отвечает:
-А что ты думал? Тёлки и наркота даром не бывают! Для этого нужны деньги!
Кругом трупы и развороченная обстановка. В одном из трупов я узнаю женщину. В руке у неё револьвер. Нет, не револьвер - мобила.
Я понимающе киваю и иду на кухню.
Брюнетка сидит на стуле, задрав одну ногу и прижав её к груди, так что её трусики видны полностью. Маленький подбородочек покоится на коленке. Она читает журнал.
Я сажусь рядом, беру со стола мятную конфетку, разворачиваю, кладу в рот.
-Всех уложили? - спрашивает она, не отрываясь от журнала.
-Угу, - говорю.
-Эту сучку тоже?
-Угу. А кто она?
-Новая пассия этого ублюдка Игоря. Он охуел до того, что трахался с ней на моих глазах.
Я не очень-то разбираюсь в перипетиях их семейной жизни, но что-то до меня доходит.
Она чешет себя под правой грудью. И продолжает читать. Я жду, что она спросит что-то ещё.
-Кровищи много налилось? – спрашивает.
-Ну вроде как.
-Круто!
Она откладывает журнал и смотрит на меня. Ночнушка на ней с глубоким вырезом, и я вижу начало её грудей. Но гораздо больше меня возбуждает её высокий открытый лоб, над которым чёрные волосы, и её темные глаза с оттенком привлекательной шлюховатости.
-А со мной что? – спрашивает.
-Не знаю, а что.
-Убьёте меня? Или изнасилуете?
-А ты что хочешь?
Входит баклан. За спиной сумка. Рукавом вытирает пот со лба. Смотрит на трусики девчонки (нога её до сих пор задрана).
-А с тобой что делать, киска? – говорит он.
-Съебись нахуй, - говорит красотка, а потом смотрит на меня и говорит:
-Я в постели просто взрыв. Все так говорят.
-Вот как? – удивленно так спрашиваю.
-Пора уходить, - говорит баклан.
-Идём с нами, - говорю я ей.
-Мне нужно взять кое-какие вещи, - говорит она.
-Я жду, - говорю.
Она уходит в зал, покачивая попкой.
-Девчонку надо прикончить, - говорит баклан. - Она нас заложит.
Я вижу, что он волнуется.
Я приставляю пистолет к его груди и спускаю курок. Баклан падает трупом.
-Давно пора, - кричит мне девка из соседней комнаты.
Через минуту она выходит в джинсах и глянцевито-черной куртке, с сумкой на плече. Достает зеркальце и красит губы.
Так она ещё красивее.
-Прямо щас отсосать? – говорит она.
Подходит ко мне, садится на коленки на липкий пол.
-Потом, - говорю.
-Я так и подумала, - говорит она и с размаху ударяет меня по лицу.
Я едва не слетаю со стула – такой сильный удар.
Я прижимаю руку к окровавленной губе.
Девчонка смотрит на меня и улыбается жестоко и эротично.
Мне ясно, что она доставит мне много приятных моментов.
Она по-прежнему на коленках. Я хватаю её за волосы и наматываю их на свой кулак.
Она улыбается.
Когда волосы стягиваются, как гитарные струны, выражение боли появляется на её лице, она ойкает, и я целую взасос в её открывшийся, чтобы ойкнуть, рот.
Наши языки соединяются и борются, влажные.
Во рту у неё сладко.
Она кусает меня в окровавленную губу, и я подскакиваю от боли.
Она разражается смехом, и я вижу, как по её подбородку тонкой струей стекает моя кровь.
-Ты психопатка, - говорю я и толкаю её в грудь ногой.
Она падает на спину, продолжая трястись от смеха. Сбоку от неё мертвый баклан. В соседних комнатах трупы.
А я стягиваю с неё эти чертовы джинсы, потом эти чертовы трусы и вонзаю член в её мокрую тесную щёлку, которая сжимается при каждом новом приступе её истеричного смеха.
Туман безумия плавает по комнатам, и я ебу девку всё неистовее. Она хохочет, и я зажимаю ей рот рукой. Она хохочет мне в руку, рука становится мокрой от её горяче-смеющегося дыхания.
-Сука, - говорю я. - Сука, - и ебу её.
Баклан, лежащий рядом, поднимает кверху своё туловище (как если бы он качал пресс), открывает глаза и говорит загробным голосом:
-Выеби её в рот.
-Заткнись, - говорю я.
-Выеби её в рот, - повторяет он монотонно.
-Заткнись, никчемная галлюцинация, - говорю я, но следую её совету.
Девка сосёт жадно и бешено, и я боюсь её острых зубок.
Теперь мне реально страшно.
-Молодец, - говорит баклан и смотрит на меня.
-Заткнись! – кричу я в ярости, нащупываю пистолет и стреляю в баклана. Пуля срывает часть его плеча, но он всё так же спокойно смотрит на меня, будто ничего не произошло. Тогда я стреляю ему в голову. Теперь на меня смотрит лишь половина его лица, но всё так же безразлично и спокойно.
-Молодец, - говорит это полулицо.
-Да что за чертовщина! – кричу я и пытаюсь подняться на ноги.
Но девка держит меня.
-Отпусти! – кричу я, изнемогая от ненужного теперь наслаждения.
Продолжая сосать, она хватает меня за соски и больно их скручивает.
-Идиотка! – кричу я, отдирая от себя её руки. Наконец, мне удаётся встать.
Я выбегаю из квартиры на вонючую лестничную площадку и, шатаясь, спускаюсь вниз. За мной по пятам – девка, сверкая обнаженной ****ой.
Тут я понимаю, что я, в свою очередь, сверкаю обнаженным ***м. Мои штаны остались в квартире. Похуй. Я выбегаю на улицу и бегу. Бегу. Бегу. Полунагая тёлка, сверкая ****ой, несётся за мной. Это немыслимое безумие тянется безумно, немыслимо долго. Я не верю, что оно закончится.
-Куда ты? – кричит она. – Куда?
А по темному небосводу катилась голая луна, окружённая кудреватыми завитками подтаявших облаков, и голубоватыми огоньками подсверкивали звезды, отражаясь в грязных лужах, среди разбросанных шприцев, презервативов, обугленных пипеток и прочего дерьма.
И неслась полуголая шлюха за полуголым нарком. И все видевшие это в окно в один голос утверждали, что ничего более странного, обыденного, отвратительного и прекрасного им не доводилось видеть на своём веку.
Не вижу причин, чтобы оспорить это весьма дельное замечание.