Вторая декада июля подходила к столь ожидаемому концу. Всё, казалось, замерло, но лишь для того, чтобы сорваться с места – ещё быстрее, выше и дальше. Планета готовилась к открытию XXII летних Олимпийских игр. Вместе со всеми готовился и Сергей Владимирович. Он обеспечил себе место если не в первом ряду олимпийского стадиона, то, по крайней мере, у экрана цветного телевизора, ещё две недели назад договорившись с удачливым обладателем оного.
Телевизор был один, а желающих увидеть церемонию хоть отбавляй, и все они, затаив дыхание, следили за великолепным представлением. Сергей Владимирович вместе со всеми в едином порыве раздувался от гордости за Родину вообще и за Столицу в частности.
В это самое время Зайцева Ирина Петровна под далекий невнятный рёв восторженных Лужников, что через распахнутые форточки доносился до родильного дома на Фотиевской, мучаясь в потугах, с минуты на минуту собиралась подарить ему сына. Личные переживания новоиспеченной матери без труда затмили общемировой масштаб поистине грандиозного события.
Спустя четверть часа молоденькая акушерка положила на грудь уставшей, но невероятно счастливой женщины пищащего краснокожего младенца. «Олимпиец!» – улыбнулась девушка. И, конечно, Ирина Петровна легко согласилась с этим утверждением. Уж у кого как, а у неё был свой повод для гордости – крохотный Антошка, рьяно присосавшийся к груди.
Когда пришло время отдавать сына в школу, Ирина Петровна и Сергей Владимирович, не обнаружив за отпрыском склонности к точным наукам, тут же нашли в этом плюс, решив, что нелюбовь к математике есть признак гуманитарного таланта, и определили мальчугана в специальную школу с углубленным изучением иностранных языков.
Спустя десять лет юный Антон предпринял несколько безуспешных попыток попасть в ряды российской армии. Это его несовременное желание произрастало из героического прошлого деда, дослужившегося в годы Великой Отечественной войны до полковника авиации. Несостоявшийся призывник мечтал если не превзойти, то хотя бы повторить дедовы успехи. Но астигматизм зачеркнул надежды не только на карьеру лётчика, но и на перспективы военного переводчика. И пока все сверстники, не щадя себя, косили от службы, Антон горевал о своей гражданской доле.
Спустя ещё пять лет, с отличием защитив диплом по теме «Особенности артиклей в португальском и английском языках», как оказалось позже, лишь затем, чтобы никогда больше не возвращаться к особенностям ни английских, ни, тем более, португальских артиклей, Антон занялся поисками работы, в чём вскоре преуспел. Его пригласили на должность аналитика в крупную американскую компанию, не предупредив, однако, в чём именно будет заключаться анализ. А смысл оного состоял в том, чтобы находить в Интернете статьи на английском и переводить их на великий и могучий.
Если бы Антон уже тогда знал, что статьи будут содержать в себе лишь скупую информацию о технических характеристиках электрических чайников, то он бы сто раз подумал о том, стоит ли принимать предложение. Но тогда он не знал, а теперь – привык.
_________
Рабочий день Антона Зайцева начинался всегда одинаково – с приветствий:
– Добрый день… Добрый день.., – говорил, он лавируя между кьюбиками, – здравствуйте.., – оповещал он присутствующих о своем прибытии, пробираясь к своему рабочему месту.
– Здорова, Денисыч! – ставил он точку в этом ежедневном ритуале, пожимая сухую ладонь своего сменщика Жени.
Разбуженный Антоном, тот потёр свободной рукой щёку, на которой отпечаталась клеточка следов от клавиатуры.
– Сергееч! – ответил Евгений, высвобождаясь из рукопожатия, для того, чтобы тут же схватить «мышку».
– Ну, как оно тут? – дежурно поинтересовался Антон.
– Пашем, – привычно ответил Женя, спешно закрывая «окошки» и заканчивая сеанс работы, – Новость слышал?
– Какую?
– О… Завтра особый день!
– Что опять? Снова чей-то день рождения?
Антон не любил дни рождения сотрудников по нескольким причинам. Во-первых, это было недёшево, во-вторых, неинтересно, в-третьих – обязывало.
– Нет, – вставая из-за стола и потягиваясь, успокоил его Женя, – Завтра в двенадцать часов, – торжественно продолжил он, – тридцать четыре минуты, пятьдесят шесть секунд, как я уже сказал, завтра – седьмого числа, восьмого месяца, две тысячи девятого года наступит «момент икс»!
– Да?
– Включи мозг! Если записать всё по-порядку, будет один, два, три, четыре… Дошло? Ну.., я пошёл… И не забудь загадать желание, – подмигнул Женя, ретируясь.
Зайцев сел за компьютер и принялся анализировать, однако данные о технических характеристиках чайников легко заместились мыслями о заветном желании, загадать которое теперь казалось первостепенным. Он не долго мучался с выбором. Дело было в том, что мысли и желания Антона кружили в сфере повышенного интереса по отношению к одной особе.
Татьяна, Таня, Танюша и Танечка – та самая, как хотелось ему думать, девушка, чьи качества представляли собой сплошные добродетели. Иными словами, Антон был влюблён.
Он вспомнил, как поражался капризам судьбы, благодаря которым, Танечка – такая чудесная и необычная – очутилась на одном из шашлычных корпоративов. Позднее выяснилось, что в роли «капризов судьбы» выступал хозяин дачи – контент-менеджер, подругой жены которой и оказалась Таня.
После того случая Танечка стала частью их компании. Сфера её интересов поражала. Простираясь в широких границах от кулинарных рецептов до пульсаров и теории струн, она затрагивала самые разнообразные стороны человеческой и, да и не только человеческой, деятельности. Громадные зелёные глаза взирали на мир с неистребимой жаждой познания, а на живом красивом личике читалось: «Да! Я получаю удовольствие от всего этого!». Легкая и тонкая она, казалось, не ходила, а летала. Трепет – вот что испытывал Антон, каждый раз, когда они встречались. Зайцев вздыхал, робел, мямлил. А потом, прокручивая очередную встречу, ругал себя за идиотизм и нерешительность.
Он был уверен, что если удастся завоевать расположение Танечки, то именно она станет той самой, с которой можно прожить счастливо до конца дней и умереть в один час. И так он убедил себя в этом, что даже заверения хорошего приятеля Юрика в том, что Танюша, де, только и выжидает, когда какой-нибудь лопух вроде Зайцева, обладающий главным достоинством холостяка – пропиской в ЦАО – падёт жертвой этой, как он выразился, Femina Aranei, не изменили его мнения. Юрик, с присущим ему пессимизмом, утверждал, что и стройные ножки, и прочие девичьи прелести, как, впрочем, и мифические умственные способности Танечки, являются всего лишь совершенными орудиями, единственное назначение которых состоит в том, чтобы прибрать к рукам московскую жилплощадь. Однако эти речи не имели большого успеха, ибо гораздо раньше Антон убедил себя в том, что Юрик просто завидует.
Итак, сосредоточием желаний нашего героя была Танечка. Он потратил более часа, сочиняя письмо, в котором приглашал властительницу своих дум на первую встречу без свидетелей. Отправив его, Зайцев твёрдо решил завтра в «момент икс» загадать, чтобы Танюша согласилась на свидание.
Придя с работы почти в полночь, Антон тихонько, чтобы не разбудить маму, пробрался на кухню, разогрел котлеты с макаронами и поужинал. Закрыв дверь своей комнаты, он подошёл к вечно работающему компьютеру и перво-наперво проверил электронную почту. Ответа от Танечки не было. Тогда он синхронизировал компьютерные часы с точным московским временем и вывел их прямо на «Рабочий стол». После чего вполне удовлетворённый приготовлениями, уснул под неторопливый сонм будущих возможностей, которые, несомненно, последуют сразу, как только он загадает заветное желание.
_________
Утро ворвалось в его чудесную потустороннюю реальность требовательным голосом будильника. Просыпался Антон, как правило, лишь в двенадцать. Но сегодня был необычный день, поэтому в десять нетерпеливый влюблённый уже добривал подбородок.
Организовав кружку кофе и соорудив огромный бутерброд, Зайцев сел за компьютер. Почта пестрила спамом, но долгожданного письма так и не было. Антон запасся терпением и приготовился ждать. Не успел он сделать и пары глотков, как запела трубка домашнего телефона.
– Да? – настороженно спросил он.
– Привет! Не разбудил? – поинтересовались с другого конца.
– Да нет, – хмуря брови, пытался по голосу определить звонившего Антон.
– Слушай, дело на сто миллионов! Корастылёв в Москве проездом сегодня… Я знаю, что ты до двух свободен…
– Лёш, ты что ли?
– А говоришь, проснулся… Короче, ты сможешь прямо сейчас подъехать на Фрунзенскую? Я с ним на половину первого договорился. Посидим часок-другой в «Му-му»?
С Алексем Антон дружил со студенческих времён. Вообще-то, Лёша, был, пожалуй, единственным, приятелем, сохранившимся с конца девяностых. Корастылёв же, о котором говорил Лёша, – тоже бывший одногруппник – вопреки всеобщему желанию немосквичей зацепиться за столицу, сразу после окончания вуза вернулся на родину. С тех пор Антон его и не видел. Зайцев с радостью посидел бы с ними в «Му-му», как, впрочем, и в любом другом заведении, но половина первого никак не вписывалась в план по загадыванию заветного желания.
– Что ж ты заранее не предупредил? – с досадой упрекнул он Алексея, хотя и понимал, скажи ему тот обо всём вчера, результат был бы тот же, – не могу сейчас.
– Занят, да?
– Никак не могу, извини.
– А чего так рано вскочил?
– Да, понимаешь…
– Работа?
– Угу, – не стал опровергать эту ложь Антон.
– Да ладно… Жаль, конечно, – бодро заявил Алексей, – ну… бывай.
Доедая бутерброд, Зайцев вяло шарил по блогам. Великолепное настроение уступило место неудовлетворённости, схожей с тем чувством, когда ты понимаешь, что можно было сделать что-то хорошее, но – увы и ах – возможность упущена. Взгляд то и дело возвращался к циферкам на часах в правом верхнем уголке монитора.
В шестнадцать минут двенадцатого зажужжал мобильник. Антон скосил на него глаза. На дисплее значилось «Гарик».
Безудержная, доведённая до крайности, увлечённость футболом выделяла Гарика среди прочих коллег. Это качество делало его буквально незаменимым во время всевозможных посиделок. И если бы не один досадный пустячок, то они бы друг в друге вообще души не чаяли. Но, к сожалению, пустячок состоял в том, что Гарик Рамшанович, или просто Горилла, как прозвали его подчинённые за внешнее сходство с данным представителем животного мира, был не только страстным болельщиком московского «Спартака» но и Тим-лидером – то есть непосредственным начальником Зайцева. А значит, он вряд ли звонил для того, чтобы обсудить последний матч «Локомотив» – «Динамо». Нажав на ответ, Антон приложил трубку к уху и приготовился к отпору.
– Не разбудил? – неоригинально поинтересовался Гарик.
– Нет, – привычно ответил Антон.
– Зайцев, тут такие дела, – с места в карьер понёс Горилла, – Буквально через полтора часа в наш отдел нагрянет проверка из головного офиса. А у меня два стола пустуют. Выручи – прикрой спину! Просто посиди за Сашиным столом.
– Гарик, ты извини… но…
– Слушай, я тебе премию выбью. Тыл просто необходимо прикрыть.
– Я бы с удовольствием…
– Зайцев! Какие там у тебя дела? Ты же обычно диван давишь до полудня.
– Не могу... Я… э-э… другу обещал помочь, – нашёлся Антон.
– Помочь? Другу? А я тебе что, уже и не друг? Ты понимаешь, что два пустых стола из восьми – это двадцать пять процентов недоукомплектации?
– Я всё понимаю, но не могу. Переезд у него, – войдя во вкус, продолжал врать, верящий в волшебство «момента икс», Зайцев, – Найди кого-нибудь другого.
– Да нет никого! Ты последний! Перенесите переезд. Я сам помогу потом тащить этот рояль!
– Нет у него рояля, – пробормотал Антон.
– Тем более! Ну? Давай…
– Нет.
– Эх, Зайцев… Раз в жизни попросил выручить… Привет другу.
Антон аккуратно выключил и отложил в сторону мобильник. Неприятное чувство собственной неправоты противно царапало виной. Чтобы заглушить его, он принялся злиться на всех этих людей, которые именно сейчас решили вмешаться в его жизнь: Лёша, Корастылёв… Гарик ещё со своей недоукомплектацией!
Желая отвлечься, он пошёл на кухню, включил чайник и закурил. До «момента икс» оставалось чуть меньше часа. Антон лениво помешивал чай, когда зашла мама. Зашумевшая вода заглушила звуки, доносящиеся из консерватории, на которые Антон уже давно привык не обращать внимания. Ирина Петровна принялась мыть посуду. Закончив с этим, протёрла со стола, после чего полезла во внутренности кухонного стола.
– Да где же она? – не понятно у кого спрашивала она.
Потушив третью сигарету, Антон встал и направился к себе.
– Сына! – догнал его окрик матери.
– Мм? – неохотно отозвался он.
– Не могу найти ту кастрюлю… с голубыми цветочками… Помнишь? Эмалированную…
– И?
– Может на антресолях?
Антон развернулся:
– И?..
– Залезь наверх, а…? – попросила Ирина Петровна.
– Сейчас?
– Ну а что? Ты обещал там прибраться ещё весной.
– Мам… Ну, не сейчас же!
– А почему нет? До работы ещё есть время... Что? Давай, просто достань всё оттуда, а разберусь я сама. И кастрюля найдётся.
Антон прикинул, сколько он сидел на кухне. Выходило, что у него в запасе около получаса.
– Далась тебе это кастрюля…
– Далась! У тебя зимой снега не допросишься! – завела обычную песню Ирина Петровна, упирая руки в боки.
– Потом… Я сейчас занят.
– Чем? Я видела… Сидел курил, нет бы матери помочь…
– Ну, не начинай, – он отвернулся и пошёл по длинному тёмному коридору к себе.
– Так сложно! Такой здоровый! Тебе туда забраться – раз плюнуть, а мне на две табуретки вставать.., – вдогонку ему кричала женщина.
– Сказал: приду с работы – сделаю, – отрезал Антон.
– Не сделаешь! Опять пошёл за компьютер! Только и знаешь, что пялиться в него! Последнее зрение посадишь скоро!
– Говорю же, сделаю! – огрызнулся он, захлопывая дверь в свою комнату, которая тут же отворилась.
– Похлопай! Похлопай у меня! – Ирина Петровна появилась на пороге, сжимая в руке кухонный нож, – сейчас я ему провода то пообрезаю!
Антон осторожно пятился от весьма решительно настроенной родительницы. Угроза имела реальную основу. Однажды, отчаявшись оторвать сына от окаянной машины, она перерезала провода «мышки» и клавиатуры. Тогда он просто расстроился, ну а сейчас взбесился:
– Ма-ам? С ума не сходи! А-а! Антресоли! Кастрюли! Дались они тебе!
Бросив взгляд на монитор, он обнаружил, что до «момента икс» есть минут двадцать пять и понял, что спорить – себе дороже. Разъярённый Зайцев бросил:
– Не трогай ничего здесь! Пошли! – и широкими шагами вышел из комнаты.
Он придвинул стул, забрался на него, открыл дверцы и погрузил голову во мрак потолочных полок. Ирина Петровна топталась внизу, уже жалея о шантаже:
– Антошенька, – осторожнее там… темно… вдруг стекло?
На что он только пыхтел, шаря вслепую и пытаясь выудить из недр ненавистных антресолей хоть что-то. Наконец ему удалось подцепить одну из коробок. Он подтянул её ближе и достал зажигалку, чтобы подсветить.
– Ч-чёрт.., – чиркал Антон снова и снова, но та, как на зло не работала. Окончательно озверев, он рванул коробку на себя. Звук рвущегося картона смешался с его ругательствами.
– Антоша! Не разбей там ничего! – заволновалась мать.
– Чего там бить!? Старьё!! Чего ты там боишься разбить? Кастрюлю?
Ещё раз дёрнув, он разорвал коробку окончательно. Какая-то мелочь вывалилась из неё и, прокатившись по пололке, посыпалась вниз, со звонким хлопками ударяясь об пол.
– Чёрт!!! Мама! Осторожно – порежешься! – он спрыгнул, стараясь не наступать на разноцветные осколки от ёлочных игрушек, – Ну, что? Добилась своего?
Ирина Петровна прикусила губу и молча отправилась на кухню. Когда она вернулась с веником и совком, Антона в коридоре уже не было.
_________
Приперев дверь своей комнаты единственным стулом, Зайцев встал перед монитором. С половины первого он уже неотрывно смотрел на часы, прокручивая снова и снова, будто мантру: «Пусть Танюша согласится на свидание… Пусть Танюша согласится на свидание». Цифры, отсчитывающие минуты, едва перетекли в две троечки, как снова завибрировала трубка.
Антон вздрогнул и посмотрел на неё, как на скорпиона – с отвращением и ужасом, но тут же вернул взгляд часам. Мобильник продолжал жужжать. Зайцев снова покосился на него. Казалось, тот ползёт прямо к нему. Нервы Антона сдали, он схватил трубку, но опоздал – на дисплее красовалось: «Пропущенные вызовы: Таня». Он тут же перезвонил. Издевательски короткие гудки были ему ответом.
Перепугавшись, что упустил момент, он быстро глянул на часы – 12:34:21… 22… 23…После чего с облегчением выдохнул и вернулся к прерванной мантре, но опять вмешался телефон. Это снова была Она! На этот раз Зайцев решил ответить.
– Привет! – приятный Танюшин голос тёплой волной омыл его.
– Привет, – буркнул он, не отрываясь от меняющихся цифр, – я… занят.
– Чем?
– Я…я.., – Антон не моргая следил затем, как тридцать девять трансформируется в сорок, – …я перезвоню через минуту.
– Да не надо. Я быстро. Просто хотела спросить, твоё предложение всё ещё в силе?..
– Предложение?..
– Ну, – растерялась Танечка, – в письме…
Он слушал её в пол-уха, думая лишь о том, как успеть вовремя загадать желание.
– Ах… это…
Секунды перевалили за пятый десяток. Внезапно Зайцева прошиб пот. От «момента икс» его отделяло пять.., четыре.., три…
Так и не дождавшись ответа, Таня обижено бросила:
– Ну, раз ты так занят…
И отключилась.
Цифры торжественно выстроились в правильный числовой ряд и замерли. Но в следующее мгновение, шестёрка в хвосте, подмигнув на прощание, сменилась на семёрку.
– Таня? – с опозданием спросил он у нудно гудящей трубки.
___________
Перезванивать Антон не стал. Мрачный и злой он оделся и вышел из дома. Ехать на работу было рано, но он всё равно пошёл в сторону «Театральной» и осел в «Макдональсе», где провёл около часа, безучастно наблюдая за проходящими мимо людьми, обмакивая в сырный соус и отправляя в рот остывшую безвкусную картошку-фри.
На работу Зайцев опоздал. Несмотря на это Женя всё ещё был на месте.
– Сергееч! Привет! – расцвёл он улыбкой.
– Привет.
– У нас тут весело было. Всем офисом орали.
– Да? Ну-ну… А проверка была?
– Проверка? Ходили тут какие-то… Слушай, как только двенадцать тридцать три стукнуло, все начали кричать: «Ура!». И так целую минуту. А ты как?
– Не то чтобы… Да, занимаетесь всякой фигнёй здесь, – проворчал Антон, – давай, дуй уже… Мне работать надо.
Следующий час Зайцев старался уйти в работу с головой. Чайники-чайники окружив его, позвали в свой хоровод. Он копировал, вставлял, редактировал текст, снова копировал… И вдруг работа застопорилась. Антон сидел и смотрел в монитор ничего не выражающим взглядом. Прошла минута, вторая. Через пять минут компьютер перешёл в спящий режим. Антон продолжал сидеть. Именно в таком положении его и застал Гарик:
– Ну, что, Зайцев? Помог?
– А?.. – повернулся он на голос.
– Другу… с переездом.
– А-а… Да, конечно.
– Ну, я рад. А то меня ты откровенно подставил. Эти ревизоры чёртовы всех по головам считали… И мне то ещё что? А вот шефу достанется и за меня и за другие отделы! Я то легко ещё отделался, хотя и не ожидал от тебя подставы такой... Зайцев, а ты чего это с выключенным монитором сидишь? – только теперь заметил неладное Гарик, и так как подчинённый не отвечал, добавил, – ты чего не работаешь, Зайцев?
– Работа! Работа! Да идите вы все с этой работой!!! – неожиданно взорвался Антон.
Вскочив с места, он схватил рюкзак и, спотыкаясь, то и дело натыкаясь на мебель, вывалился из офиса. Хлопнула дверь, логически дополнив зайцевский вопль, оглушительно прозвучавший в тишине, разбавленной лишь постукиванием пальцев по клавиатуре и кликаньем «мышек».
– Эй! Ты чего!? – вслед ему, крикнул Гарик.
Он выбежал в холл, но Антон не стал дожидаться лифта. Шум его спешных удаляющихся шагов раздавался на лестнице. Гарик побежал туда и, перегнувшись через перила, позвал:
– Зайцев! Антон! Не дури!
Шум шагов прекратился.
– Я то как раз поумнел! – возбуждённо заявил бывший аналитик, – И вот ещё что! Если я ещё хотя бы минуту… хотя бы минуточку своей жизни отдам чайникам, то перестану уважать себя! Всё! Хватит! – выкрикнул он и побежал вниз.
Гарик вернулся в кьюбик Зайцева, сел за его место и пошевелил «мышку». На экране раскрытым каскадом окон белело несколько интернетных страниц. На самой верхней красовалось две – в фас и профиль – фотографии какой-то модели электрочайника. А ниже под ними располагалось рекламное объявление следующего содержания: «Чайник «DreamXLine». От мечты до её воплощения всего лишь один момент – момент «Х».
_________
Торопиться Антону было некуда, поэтому из метро он вышел не на «Театральной», как всегда, а станцией раньше – на «Тверской». Живя в центре, он, тем не менее, уже забыл, когда последний раз гулял по Тверскому бульвару.
Он не спеша шёл мимо полупустых афишных стендов, стоящих на огромных несоразмерных подставках-полусферах, мимо Сергея Есенина, исподлобья глядящего на тщедушного, болезненного крылатого жеребёнка, мимо площадки с деревянными идолами, вкопанными в землю. Гранитная крошка, разбросанная на аллее, утыканной канализационными люками, шуршала под ногами. На лавочках сидели какие-то люди. Антон прикурил очередную сигарету от той, что всё ещё дымилась в пальцах. Бульвар заканчивался новенькой детской площадкой с разноцветными качелями и горкой. Внезапно до Антона дошло, что деревянные «идолы» изначально задумывались тоже для детских игрищ.
Он перешёл дорогу к зданию «ТАСС», похожему на огромные, поставленные друг на друга телевизоры, и двинулся по утыканному противопарковочными колышками тротуару Большой Никитской, снизу доверху заставленную лесами и сверху донизу завешенную тряпками.
Минув мрачноватый коричневый театра Маяковского, он перешёл на другую сторону улицы. Тут и там на площади возле консерватории кучкавались люди. Петр Ильич, не дать не взять, сочинял очередной шедевр, глядя мимо них куда-то в сторону крохотного магазинчика «Продукты». Кто-то ждал кого-то. Кто-то кого-то уже дождался. Дворник сметал окурки в совок.
Неожиданно для себя, Антон повернул в сторону касс. Купив билет на ближайший концерт, он поднялся на самую галёрку Большого зала. Бабулька-контролёр, неодобрительно покачав головой, шикнула на него, велев отключить телефон, порвала билетик и всё-таки пропустила в перерыве между выступлениями. Во время аплодисментов, Антон присел на самый край жёсткой деревянной скамьи. На сцену вышла женщина, чтобы объявить следующий номер и сразу удалиться, уступив место музыканту. Тонкий молодой человек устраивался за органом. Эту паузу – между красиво поставленным голосом и первыми аккордами фуги – заполнила перекличка из кашля, вернувшая Антона в детство, а точнее в деревенские ночи, наполненные псиной брехнёй.
И вдруг наступила Музыка. Невообразимая, опрокидывающая, пробирающая до мурашек. Что-то новое, неведоманое но прекрасное вошло в его жизнь. Антон утратил способность думать, превратившись в существо исключительно воспринимающее. Звуки. Напряжение плеч музыканта. Движение его локтей и головы… И тут всего на несколько ударов сердца в нём выкристаллизовалось чувство совершенной ясности. Раковина мироздания робко приоткрыла сворки и тут же захлопнула их.
Фуга закончилась также внезапно, как и началась. Антон пришёл в себя от шума аплодисментов. Когда к нему вернулась способность соображать, он попробовал понять, как ему удалось прожить столько лет в соседнем доме и ни разу (ни разу!) не побывать в консерватории? Но он так и не успел обдумать это, потому что снова зазвучала Музыка.
Придя домой, предваряя расспросы матери, обеспокоенной его ранним возвращением, Антон с порога сообщил:
– Я уволился! И не спрашивай – почему!
– Уволился? – не удержалась Ирина Петровна, – но как же..?
– Мам, всё прекрасно! Давай я лучше антресоли перетрясу?
Женщина пожала плечами:
– Антресоли?.. Конечно… Антош, если хочешь… Я там убрала осколки.
Для начала, наконец-то вкрутив лампочку в коридоре, Антон полез наверх – в пыльные дебри старого хлама, вытягивая на свет на какую-нибудь коробку, заглядывал в неё и сообщал:
– Обувь!
– Давай её сюда! – командовала снизу Ирина Петровна.
Он аккуратно передавал коробку с барахлом в руки матери и лез за следующей.
Когда наступил черед посуды, Антон спустился вместе дребезжащей ношей. На кухне вместе с мамой они начали вызволять старенькие, видавшие виды, кастрюльки, миски и дуршлаги. Выудив эмалированный пожелтевший чайник, Антон обрадовался ему, как старому другу:
– Сколько раз я его палил!
– Да! Поставишь на огонь и уйдешь к себе… А он – гори, – улыбнулась Ирина Петровна.
– Его оставляем, – не терпящим возражений тоном, сообщил он, ставя чайник на плиту.
Спустя пару часов Антон сидел на кухне и слушал, как старенький, прохудившийся чайник шипит на огне. И было в этом звуке столько теплоты и уюта, что его, наконец, отпустило, и он смог без неприязни посмотреть в тот угол, где сиротливо обмотанный проводом ни в чём не повинный электрическим собрат закипающего чайника, ожидал своей очереди на выброс.
Антон вытащил мобильник и выбрал номер. Всё плохое, что могло случиться, уже случилось, и хуже этого могло быть только одно – Танечка могла не взять трубку. Но сейчас Антон уверовал в то, что этого не произойдёт.
– Привет, – сказала она, и ему сразу стало легко.
– Танюш, – ответил он, – Ты извини меня…
Она помолчала и всё же спросила:
– Ты зачем звонишь?
– Я хотел сказать… что всё в силе. Предложение моё… Конечно, если ты не передумала.
– Ах… это.., – растягивая гласные сказала Таня, отчего Антона как будто окатило холодной водой. Ему стало ужасно неловко за то, как закончился их последний разговор. И тут Таня рассмеялась:
– Испугался?! Ха-ха! Испугался! Признайся.
– Ага, – выдавил Зайцев и, собрав всё мужество, уточнил, – Тань? Так что? Поужинаем вместе?
– Прямо сейчас?
– А чего ждать?
Под паром, задребезжала крышечка чайника. Антон прикрутил газ.
– И правда, – услышал он улыбку в её голосе, – чего ждать?
Да… А электрический чайник Зайцев закинул на антресоли. Мало ли…