Кукловод

Марина Зейтц
У каждого из нас- свой кукловод.
                Важно его вовремя вычислить.
(Автор)
               
               
                Глава 1.

   Алик бывал очень убедительным, когда хотел ее уговорить. Он осторожно придерживал Киру за локоть, заглядывал в глаза ласковым взглядом из-под густых белесых ресниц, говорил негромко и вкрадчиво. Постепенно рука его оставляла не сопротивляющийся локоть жены и скользила ниже, поглаживая талию. Кира была еще в раздумьях - возражать или нет, а голос Алика становился бархатным, и уже начинали появляться сомнения, не хочет ли муж чего- нибудь совсем другого, как в это самое мгновенье он резко менял тактику уговора и твердо выдвигал требование. Вот и сейчас между ними происходил подобный разговор.
- Ребенку там будет лучше! – твердо произнес Алик, убирая руку,  -Там воздух, козье молоко и питательные дедушкины яйца!- он запнулся,  услышав, как Кира отреагировала на последний тезис, - и нечего смеяться! Посмотри, дочь совсем синяя от городского смога. Помнишь, я ей купил красное платье, такое классное, в горошек, так она в нем на приведение была похожа - бледная, под глазами круги, щеки зеленые.
- Это я щеки зеленкой мазала от, от аллергии - мрачно сказала Кира, в глубине души понимая, что на этот раз придется сдаться . Тем более, что аллергию с помощью зеленки победить так и не удалось. Бессильна она против аллергии! Но Кира об этом, к сожалению, не знала и поэтому совершенно напрасно добавила зеленую нотку в палитру и без того не украшенного цветами теплой гаммы личико дочери.

 Ребенок Алиса, четырех лет от роду, действительно производил впечатление типичного городского заморыша. Правда, при более пристальном взгляде, удавалось различить совсем не робкий взгляд, упрямо сложенные пухлые губки и тогда внешняя слабость телосложения уже не казалась такой болезненной. Кроме того, девочка обладала на редкость вредным и упорным характером, и справиться с ней порой было непросто. Алиса не посещала детского садика, целыми днями находилась в квартире, а длительные прогулки зачастую не удавались из-за плохой погоды. Конечно, ей нужно было «на свежий воздух»!
-- Я там провел все свое детство! -  убеждал Алик, - там природа и вообще!  Последний аргумент он привел, стоя у окна и поглощая свой любимый бутерброд: большой кусок колбасы, положенный на не менее внушительный кусок сыра. От такой нездоровой пищи любой сразу бы заболел чем-нибудь ужасным, связанным с грубым нарушением диеты, а супруг хоть бы что. Ничем никогда не болел - высокий, широкоплечий крепыш. Едва заметная хромота – купаясь когда-то в речке, наступил на горлышко битой бутылки и поранил сухожилие, ничуть его не портила. Видимо, действительно, налицо было полезное воздействие свежего воздуха, козьего молока и чрезвычайно питательных яиц - тех самых, дедушкиных. На основе этих животворных ингредиентов сельской жизни и был заложен в далеком детстве фундамент могучего организма.
Кира часто и с удовольствием поглядывала исподтишка на мужа - такого сильного, надежного, заботливого. Когда он делал предложение, убеждая безотлагательно выйти за него, и сомнений не возникло, что с ним она точно будет как за той самой «каменной стеной», за которую так часто стремятся наивные девушки.
      - Значит, решено! – подвел итог жизнерадостный супруг и вытер руки об занавеску. Занавеска была старая и выглядела непрезентабельно. Алик ею не дорожил - давно намекал, что все тут нужно обновить. 
    - Завтра едем в «Липки»!
Так называлось это родовое гнездо. Там, в старом доме, и проживал Аликов дед - среди кур, коз и некоторых других обитателей, с которыми Кире еще предстояло познакомиться.
Кира уступила. Она всегда уступала мужу, такому убедительному в своих доводах. Он решал все. Это он сказал, что Кире вовсе незачем выходить на работу, хотя она окончила техникум и получила интересную специальность мебельного дизайнера. Он уговорил жену всецело посвятить себя домашним заботам и теперь не без удовольствия наблюдал, как супруга целыми днями хлопочет у плиты.  Только один раз Алику тоже пришлось уступить. Произошло это когда Кира объявила о своей беременности. Последовала затянувшаяся пауза, во время которой выражение лица Алика становилось каким-то все более и более скучным. В то же время, выражение Кириного лица тоже медленно менялось: от светящегося радостью до горестно- решительного.   
-Ты как хочешь, а я буду рожать! - твердо сказала она, вспомнив тоскливый запах маминых лекарств, ее виноватые глаза, которыми та смотрела на отца. Конечно, мать не рассказывала, чем болела, но дочка знала, что это какая-то особая «женская» болезнь и произошла она оттого, что мать не захотела иметь еще одного ребенка и сделала неудачный аборт. Муж пытался было воззвать к ее, Кириному, здравому смыслу, убеждая, что нужно пожить еще «для себя», что ребенок «свяжет руки», но на этот раз весь дар убеждения расточался им впустую. Кира была непреклонна. В конце концов Алику пришлось уступить… Он почему-то был уверен, что обязательно родится мальчик. И даже сам поклеил заранее в комнате голубые обои с изображением летящих гусей- лебедей. Кире обои не понравились, но она ничего не сказала.  Она тогда делала свою первую куклу.

Охота делать кукол поразила ее внезапно, на пятом месяце беременности – вдруг приснилась златокудрая красавица с фиалковыми глазами, в шикарном платье. На ногах куклы были надеты белые атласные туфельки, она помахала Кире изящной ручкой и послала воздушный поцелуй. Проснувшись, Кира схватила ножницы, проволоку, клей и, зарывшись с головой в платяной шкаф, стала лихорадочно трясти старыми кофточками и юбками, коих там скопилось немало.
Алик, пренебрежительно взглянув на все это безобразие, особого внимания Кириному увлечению не придал, списав его, по-видимому, на прихоти будущей матери. Куклу Кира делала долго, старательно, и та получилась настоящей красавицей. Нарядную, большую, чуть ли не в человеческий рост, ее пришлось посадить на стул в той самой комнате, которой вскоре предстояло стать детской.
Прошло положенное время и Киру увезли в роддом, где она успешно родила довольно мелкую, но очень активную и крикливую девочку. Малышку назвали Алисой и молодой папа, вопреки Кириным сомнениям, очень к ней привязался и с большим усердием стал покупать сначала розовые костюмчики, потом платьица, снабженные бантиками и рюшами, стараясь нарядить дочку как можно красивее. Он, кстати сказать, и от Киры требовал быть облаченной в юбочки и сарафанчики, чему та не слишком радовалась, так как ее больше устраивали удобные джинсы и футболки. Зато изготовленную куколку она нарядила вполне во вкусе своего супруга.



Глава 2.

Из дневника.

Здесь мне очень нравится, пожалуй, я поживу еще в этом доме! Мне спокойно и удобно, народу мало, да и какой это народ? До чего же все глупы и жадны, я не перестаю удивляться человеческой примитивности! После ссоры с тобой мне было больно, а потом стало просто скучно. И тут в голове моей созрел Великий План.  Я и не думал, что здесь, именно здесь я смогу его осуществить! Но все складывается очень удачно. Мне нужно доказать всем, и тебе, в первую очередь, как вы все были неправы по отношению ко мне!  Вы меня недооценили. Если бы ты видел, знал! Но тебе до меня нет никакого дела, ну что ж! В конце концов, идея и меня самого захватила всерьез, и я теперь ни перед чем не остановлюсь!



Он очень рано лишился родителей. Можно сказать, мальчик их совсем не помнил, так, что-то очень смутное…Они были актерами в небольшом провинциальном городке. Закончив областной театральный ВУЗ, родители получили распределение в «глубинку», да так и остались там, служить в городском театре. Они именно так и говорили всем: «мы служим в городском театре».
 Ставили там исключительно классику. Никаких новомодных веяний их, сильно пьющий режиссер, не допускал. В городке было сложно с яслями. Маленького, только начавшего ходить мальчика, родители брали с собой за кулисы.  Там он играл на куче тряпок, спал на реквизите и ел лапшу «Доширак» в антракте. Он был худым и замкнутым ребенком, часто простужался от закулисных сквозняков, и тогда родители оставляли его дома под присмотром соседки, которая, как и режиссер маленького театра, была пламенной поклонницей древнегреческого бога Бахуса. Правда, в отличие от образованного режиссера, вряд ли знала имя этого божества. Она и с театральной  классикой была не знакома, что вносило в ее запойное существование более приземленные мотивы, в отличие  от работника искусства, чьи возлияния сопровождались интеллектуальными изысканиями, творческими порывами и повышением работоспособности.
 Тетя Степа, как все ее звали, напившись малокачественного продукта, который сама и производила из старой, потерявшей всякий приличный вид, картошки, произносила всегда одну и ту же тираду, смысл которой состоял в том, что ей глубоко наплевать на мнение окружающих, а потом ложилась спать, сотрясая стены с ободранными обоями богатырским храпом. Внешне она была до противного похожа на продукт, из которого получала свой мутноватый напиток, на ту самую картошку.
Режиссер, напротив, потреблял благородный напиток коньяк, или то, что в местном магазинчике бойкая, веселая продавщица выдавала за него, и к мнению окружающих  относился с истинно интеллигентным трепетом. На репетициях он бывал строг, требовал от артистов беспрекословного подчинения и на малейшее проявление самоволия реагировал бурными потоками цветистых выражений. Причем на самых любимых актеров больше всего и кричал.
Усмешкой судьбы являлось то, что звали его также Степой, то есть Степаном. Ни на какой овощ он похож не был, но поразительно напоминал известного всей детворе доктора кукольных наук, синьора Карабаса Барабаса - особенно походил на колоритного бородатого сеньора, когда с волнением наблюдал из-за кулис за своей очередной постановкой.  Борода его, правда, не была столь длинной, но зато отливала красивым каштановым оттенком.
  Родители трехлетнего мальчика являлись одними из самых любимых актеров, которыми он очень дорожил. Ну и ругал чаще остальных, зачастую при ребенке, не понимавшем, почему сердитый страшный дядя кричит на маму и папу, а те молча сносят обиду.  Трагично, что именно этот режиссер и стал, в конце концов, виновником театрального пожара, вспыхнувшего внезапно, от его непотушенной сигареты «Житан».  При ликвидации пожара родители малыша погибли. Они слишком поздно спохватились, и огонь отрезал им путь к спасению. Погибли они на сцене, где столько лет играли чужую жизнь.

Сам мальчик в это время находился, по случаю очередной простуды, под крепко дремлющим оком тети Степы, играя под столом в пустые бутылки. Добрая тетя Степа предоставляла пустую стеклотару для детских игр, так как старые игрушки, машинки и наборы строительных деталей, запас которых исправно пополнялся добросовестными родителями, быстро теряли для него привлекательность.
  Осиротевшего бедолагу забрали дальние родственники в далекую деревню. Там мальчика хорошо кормили, и он начал постепенно выправляться. Из бледного худышки вымахал здоровенный детина, легко справляющийся с прицепом дров, предназначенных для зимнего отопительного сезона. Он практически не играл с детьми, так как трудился по хозяйству, пересекая двор своей тяжелой, прихрамывающей походкой и задерживаясь ненадолго у старого забора, за которым играли соседские ребятишки.

Куклы… они тревожили его воображение. Парнишке очень хотелось взять их в руки, хотя бы потрогать, но он сдерживался.  Яркие, нарядные, они будили воспоминания о запахе кулис, их костюмы были чем-то похожи на театральные, их румяные лица были словно загримированы, возможно, они напоминали ему родителей. Старые, потрепанные куклы, были похожи на какую- то большую серую женщину - он помнил, что она жалела его, а почему, он не помнил. Оставалось лишь смутное чувство, что женщина эта была хорошей.
Недавно он снова увидел кукол, вызывающе нарядных и каких-то несправедливых…. По отношению к нему? Ко всей его обыденной, тусклой жизни, к его, непонятым никем страданиям, когда ребенком засыпал он под кучей старого театрального тряпья, никому не нужный, словно обуза, которую таскали за собой сперва родители, потом родственники. Мама, папа… какими они были далекими, чужими… а он их так любил! Куклы равнодушны к любви…К его, никем не оцененной, любви. Они были только куклами. Без души.
Разве кто-нибудь мог подумать, что он способен полюбить?  Но вот теперь, когда, среди обычной, монотонной жизни появилась эта яркая, красивая женщина, все изменилось. Он ее полюбил. Ее хотелось потрогать. Как поразила она воображение, когда возникла перед ним впервые.  Вот она! В синем платье с белым кружевом, в белых босоножках… В пепельных кудрях – бант-заколка.  Кукла… Опять кукла!

Из дневника

Не думал я, что все будет так просто! Есть кандидат!  Приезд этой девушки, красавицы, каких мало, потряс меня. Я в нее на самом деле влюбился, это то, что мне нужно. Чувствую, все сложится удачно!  Я прославлюсь, у меня появился шанс! И стану таким, как ты, а не тем жалким неудачником, дураком, каким ты меня считаешь. Появилась прекрасная идея… Я собираю травы.  Дед мне поможет! Он тщеславен, ах, как просто использовать людей, надо только определить «точку»… Это ведь твои методы – не правда ли?

*********

Ее глаза были голубыми, ресницы - длинными, а волосы, собранные в густой пучок, отливали золотистыми бликами. По ним ползали муравьи, им не было дела до девушки, лежащей около цветущего куста сирени. Она лежала как-то странно, неестественно вывернув руки и ноги, как будто они были из ваты. Чем-то она напоминала большую, брошенную капризным ребенком куклу. Кожа, еще вчера теплая, загорелая и такая нежная, какой бывает кожа очень молодых девушек, сегодня приобрела бледно - восковой вид и выглядела твердой, холодной и какой- то безразличной.
И ей уже все было безразлично. Еще утром девушка бежала на речку, чтобы искупаться, прежде чем вплотную засесть за учебники. До приезда родителей нужно было выучить несколько страниц. Она бежала, размахивая полотенцем, и вдруг увидела под кустом что-то блестящее. Шкатулка или сундучок - не игрушечный, настоящий, смутно поблескивал в густо разросшейся траве. Она наклонилась, все внимание было приковано к удивительному предмету -  похоже старинный, вон как блестит!...  Она не услышала звука прерывистых, неровных шагов. Тупой удар в затылок застал врасплох, она не успела даже вскрикнуть. Смерть настигла почти мгновенно – ясным солнечным утром, под цветущим кустом сирени.
Темная человеческая фигура на фоне светлого неба стала производить какие-то непонятные действия с телом погибшей девушки. Сложно было понять – что он делал?  Мужчина тяжело дышал, негромко ругался, потом голос стал более довольным, видимо его хозяин достиг своей цели. Закончив странные манипуляции и оглядев результаты своих действий, он неспешно удалился, отчетливо прихрамывая. Он знал, что этой тропинкой никто не ходит, кроме обитателей маленькой темно-зеленой дачки, сплошь заросшей шиповником и сиренью, следовательно, риска для него никакого не было.
Хозяева дачи, родители убитой девушки, приехали вечерней электричкой. Не застав дочь за учебниками, по которым та готовилась к поступлению в ВУЗ, пошли искать дочку к реке. Злополучный куст сирени рос совсем недалеко, так что долго искать не пришлось… Отец тут же, около тела дочери, набрал по телефону все необходимые номера. Еле живую от горя мать увезла «Скорая» в ближайшую больницу.
Спустя некоторое время отец, сидя за шатким столиком на веранде, давал показания молодому оперу. Служителю закона, которого из-за его молодости все звали просто Костик, было не по себе. Это было первое самостоятельное расследование, и парень очень волновался, сумеет ли справиться с этим делом. А очень хотелось, ведь девушку жаль, такая симпатичная, и такая молодая…



Надо сказать, что поселок «Липки» был очень тихим и совершенно не криминальным. Население состояло в основном из женщин неопределенного возраста, которые держали коз. Густой травы и сочного кустарника вокруг поселка было пропасть, поэтому проблем с питанием очаровательных парнокопытных не возникало. Представители мужского рода этих тонкорунных созданий не были столь очаровательны, как козочки-дамы, зато козлы славились бесстрашием и заботливостью, как и подобает настоящим мужчинам.
А вот с мужчинами человеческого племени в поселке был напряг. Правда, у одной из бабушек гостил сосланный родителями за какие-то неведомые прегрешения внук- студент по фамилии Кукин, а у другой - громкоголосой и жадноватой до денег держательницы козьего стада, проживал с недавних пор хмурый, неразговорчивый племянник. Он помогал своей тетке в трудоемком деле содержания семи козочек, одного козла и периодически появлявшихся козлят.  Источником основного дохода местных обитателей была продажа козьего молока жителям соседнего коттеджного поселка, охотно покупавшим целебный диетический продукт. Иногда на лето сердобольная женщина сдавала комнатку приезжим из города, но обычно это держалось в тайне. Квартирантов выдавали за дальних родственников. Мало ли что скажут односельчане!
 Как уже упомянуто ранее, мужчин в поселке было до обидного мало. Самым колоритным из них являлся, конечно, дед, к которому ехали сейчас по проселочной дороге на старой «Ниве», поминутно проваливаясь в рытвины и купаясь в обильной пыли, Кира с ребенком Алисой.
 Деда звали Серафим, и он полностью оправдывал свое возвышенное имя. Крыльев, правда, не имел: не только шести, щедро обозначенных великим поэтом, но и обычных, двух.  Голосом он отличался громоподобным, носил густую седую бороду и вполне мог чего-нибудь напророчить. Как оказалось по приезде, дед проживал не один, а с бабкой, маленькой глухой старушкой. Возможно, она оглохла от дедова медвежьего баса в процессе их долгой супружеской жизни, а может, по мере прогрессирования ее глухоты дед все более и более напрягал голосовые связки, извлекая из недр своей изрядно волосатой груди эти могучие басы.
Имени супруги дед вроде бы не произносил, с просьбами к ней не обращался, но юркая старушка всегда как-то угадывала, что именно нужно грозному мужу в данный момент, и своевременно появлялась с требуемым предметом. Так как дед ростом сильно превосходил свою половину, по правде сказать, она являла скорее его треть, то Серафиму оставалось только опустить руку, и необходимая вещица уже легко перекочевывала в его требовательную длань.
Глянув на деда, Кира поняла, что такое абсолютная монархия. Разногласий в этой семейке в принципе не могло быть. Даже бойкая Алиса, непрерывно вертевшая головой и непрестанно задававшая различные вопросы своим тоненьким, но очень пронзительным голоском, поглядев снизу вверх на своего нехилого деда, как-то примолкла. Налицо были два субъекта, открыто демонстрирующие живительное действие на человеческий организм липкинского воздуха - муж Алик и дед Фима. Вот они, благодатные «Липки»! Интересно, откуда произошло такое название? Кира, как ни старалась, ни одной липы тут не заметила.
Кира с семейством приехала утром, а уже на следующий день весь тихий поселок был взбудоражен известием об убийстве семнадцатилетней девушки, дочери соседей.


Глава 3..

Алик был очень обеспокоен произошедшими событиями. Впрочем, как он весьма авторитетно заявил, милиция обязательно во всем разберется. Кире с ребенком было велено не ходить на речку и вообще, находиться под дедовым неусыпным оком.
- Я уверен, что это какое-то недоразумение! - снова и снова твердил муж, стараясь быть убедительным изо всех сил. - Никогда такого тут не было и быть не могло. Домой мы не вернемся!
 Можно было подумать, что поселок этот – какое-то заговоренное место. Вот где угодно могут убивать ни в чем не повинных молодых девушек, а здесь – исключено. Но ведь случилось же…
 Кира, хоть и была очень напугана, не стала спорить и принялась заниматься обустройством помещения, выделенного им в  родовом гнезде. Комната находилась на втором этаже и была довольно-таки странной. Длинная и узкая, она скорее походила на коридор. Две кровати рядом поставить было невозможно, поэтому они располагались, так сказать, цепочкой, одна за другой. Первая кровать находилась возле окна, вторая возле двери. Дверь и окно таким образом, были прямо напротив друг друга, и Кира ощутила явственный сквозняк.
- Сифонит, однако!- сказала она и решила положить Алису на ту кровать, что ближе к двери, сама же расположилась у окна. Придверная, если так можно выразиться, кровать была к тому же меньше и более приличной на вид, но над ней нависала широкая антресоль, воздвигнутая там неизвестно для каких целей. Кира потрясла ее, основательная полка держалась крепко.

- Мамочка! - проговорила сообразительная Алиса. - Пусть это будет полочка для кукол!
Небольшую коллекцию красавиц Кира привезла с собой. Местные жители столпились за воротами и внимательно наблюдали, как Фимин внук выгружает свое семейство.  Вынося кукол из машины, Кира поймала неодобрительный дедовский взгляд. Он даже пробормотал себе что-то под нос, но из-за шума ворчащего мотора она не расслышала, что именно. Скорее всего, красотки ему не понравились.
 Кира согласилась с дочкой и стала рассаживать на полке златокудрую девицу и куклу-цыганку, сделанную, когда Алисе было уже года два, в результате просмотра занудного серила о бесконечных цыганских страданиях. Вторая кукла получилась черноокая, смуглая, с монистом на шее и руками, украшенными браслетами.
Алик отнесся к этим созданиям без восторга. Впрочем, у него были свои странности – он не любил кукол – вообще, ни в каком виде.
Заправив обе кровати, Кира подошла к окну, чтобы оценить вид, открывающийся из него на двор.
 Длинные грядки сплошь заросли какой-то буйной ранней зеленью, ей показалось, что это щавель, хотя поручиться за верность своих наблюдений Кира бы не смогла. Посреди огорода стояло выразительное чучело - странным было то, что на голове его красовались рога. То ли морда, то ли лицо этого крайне неприятного объекта, было сделано из чего-то, на вид металлического. Позднее Кира обнаружила: головой служил старый котелок. Туловище представляло собой обмотанный тряпками бочонок. В этот бочонок справа и слева были воткнуты две метелки, как видно призванные изображать руки: они получились длинными, воздетыми к небу, зато ног не имелось вообще. Вокруг основания бочонка в грунт был высажено что-то воинственное, скорее всего – лук: среди острых листочков виднелись увенчанные наконечниками стрелки. Грустное козье мемеканье, доносившееся из сарая, являлось прекрасным музыкальным сопровождением этому явлению.
- Черт! – выругалась негромко Кира, которая, впрочем, делала это очень редко, - надо же такое изваять!
 В это время в комнату вошел чем-то чрезвычайно довольный Алик. Обняв ее сзади и нежно дуя в завитки тяжелых волос, сползающие по тонкой шее, он поведал о том, что это, так сказать, огородное чучело, сделал он сам. Давно, когда был еще ребенком, и назвал его «Кукловод».
Когда Кира спросила, что это за странное имя, Алик, смеясь, объяснил, что пугал чудовищем соседских девчонок. Когда, мол, они начинали свои девчачьи игры, он выбегал с котелком, к которому приладил козьи рога, и кричал: «Вот придет Кукловод!!! Разобьет ваш хоровод!!!» Девчонки с визгом разбегались, а он очень веселился. Потом поставил голову с рогами на старый бочонок, да и забыл про него. Хозяйственный дед приспособил это чудище к огородной службе в качестве пугала.
 - Прикол, да? -  спросил супруг и потащил ее в сторону кровати…благо ребенок, утомленный дорогой, сладко спал.
- Погоди! - Кире совершенно не понравился его рассказ, - а что вообще означает «кукловод»? Это ведь тот, кто дергает за нитки и заставляет всех плясать? В кукольном театре, да?
- Вся наша жизнь – театр! – провозгласил довольный Алик.
- Это я уже где-то слышала…  ведь это можно понимать гораздо шире…
- Не думай о ерунде, лучше меня поцелуй! – вкрадчиво намекнул супруг.
Кира еще о чем-то подумала, однако противиться мужниной воле не стала.

Стремление Алика не пускать Киру на работу, держать ее постоянно возле себя, или, по крайней мере, под присмотром близких родственников, имело под собой все основания. Скорее всего, это стремление было не вполне осознанно, и понималось им как забота о жене и ребенке. Оно придавало Алику в его собственных глазах значимость и вес, укрепляло авторитет среди друзей.
Кира была красавицей… и смутное желание привязать ее покрепче к дому играло, вероятно, не последнюю роль.  Довольно скучно описывать красивую наружность, зато созерцание ее составляет истинное удовольствие. На нее можно было смотреть и смотреть - нежная, тонкая красота вызывала в памяти работы художника Гёза, написавшего множество прелестных женских головок. Даже суровый, несклонный к восторженности дед Фима одобряюще крякнул, глядя на роскошные пепельные волосы, собранные на макушке в классический узел, удивленные бирюзовые глаза под изящными бровями и тонкую талию. После произведения вышеописанного звука дед Фима посмотрел на внука и почему-то еще и хмыкнул. Смысл этого звука остался присутствующим неясен.
Бесшумная глухая старушка накрывала в «зале» - большой прохладной комнате на первом этаже. Был подан душистый мед в сотах, козий твердый сыр, а также картофельные драники в глубокой глиняной миске. Пища непривычная, незнакомая. Запивалось это все травяным чаем, заваренным дедом собственноручно в огромном чайнике в виде красного петуха. Вкус чая также был, мягко говоря, странноват.
После чая путешественники захотели спать. Слишком много впечатлений выпало на их долю. Алик, впрочем, куда-то торопился и ночевать в поселке отказался, сославшись на неотложные дела. Вскоре, сквозь подступавшую дрему, Кира услышала звук мотора: Алик поспешно уехал в город.

Ночь царила над небольшой рощицей, окружающей спящие дома. Они стояли поодаль друг от друга - так, что соседи не видели и не слышали, что творится за чужими заборами. В темноте что-то жалобно скрипнуло, прошуршали тяжелые ветки… Где-то залаяла собака, но вяло, словно по привычке. Тишина была неустойчивой, настороженной, и в то же время тягуче-сонной. Густые тени укрывали узкие тропки, а неширокая дорога, проходящая через центр населенного пункта, казалась в свете луны незнакомой и опасной. Выходить на нее не хотелось, куда привычней было тихо красться вдоль забора в надежно укрывающей темноте. Вот и сейчас узкой тропкой, прижимаясь к дощатому укрытию, пробиралась какая-то мужская фигура, направляясь прямиком в сторону дома деда Серафима. 
         Было очень тихо, маленький поселок «Липки» спал. Кто бы мог подумать еще совсем недавно, что именно здесь произойдут трагические, труднообъяснимые события? Поселок смотрелся до смешного тривиальным, и даже убогим.
     Все остальные селения уже были раскуплены предприимчивыми бизнесменами, везде стояли шикарные новые дома, вместо огородов с картошкой сияли изумрудной зеленью газоны, искусственные пруды и бассейны полнились прозрачной отфильтрованной влагой. С высоты двухметровых заборов пристально вглядывались в лица непрошенных визитеров электронные глаза. И только «Липки» оставались такими же, какими они были во времена Аликова детства. Буйная, не покоренная садовыми дизайнерами зелень; луга, овраги, цветущие кустарники. Запах трав, пыли, скотных дворов… Звуки простой деревенской жизни.
Однако не все жители поселка спали в эту ночь. Во дворе одного из домов топтался какой-то человек. Постояв недолго, всматриваясь в занавешенные окна, он ушел в ночь, заметно прихрамывая. 

  Из дневника.

Ну вот, все правильно!  Все складывается как нельзя удачно для моего плана.   Идеи сами плывут в руки, не думал я, что так здорово все сложится. А что? Кукол-то все видели, которых она привезла, они же огромные, яркие.  Про них тебе расскажу потом, когда все получится, когда докажу,… Куклы какие интересные, первая – блондинка, вторая - брюнетка…  Сперва она блондинку выгружала, потом эту, на цыганку похожую… первый-то вариант- не было проблем, а вот второй! Надо присмотреться… что-то такое я где-то видел… как хорошо, что я с дедом подружился!

************
      
 Глава 4.


Не успела Кира немного привыкнуть к сельской жизни, как уже пролетела целая неделя. Хозяева усадьбы вставали рано. Дед торопливо завтракал и уходил к своим требовательным питомцам. Они громко мекали, кудахтали, а также лаяли и мяукали. Мяукала трехцветная кошка Зинка, чье многочисленное потомство наводняло дворы местных жителей. Вот и сейчас она вывела в большой мир, полный солнечного июньского тепла, вкусных запахов молока и неведомых пока чарующих звуков, пятерых толстопузых котят. Котята были лобастыми, черно-белыми и сплошь все мужеского пола. Видимо, природа таким образом компенсировала нехватку мужчин в поселке.  Эти черно-белые котята вырастали в дальнейшем в громадных котяр, которые, истово вопя и сцепляясь в шипящие, утробно орущие и катающиеся по траве клубки, делили поселковую территорию и немногочисленных проживающих в некоторых дачах изящных кошечек. Кира не раз просыпалась по ночам от запредельных звуков кошачьих баталий.
Странного вида пес - длиннотелый и очень лохматый, с банальным   именем   Шарик находился в плену ржавой цепочки, которая настолько сужала круг его жизненных интересов, что пес приобрел с течением своей собачьей жизни привычку философически смотреть на некоторые, предъявляемые ему, требования.  Такие, как например, охрану территории дачи и прилегающего к ней двора. Он сильно сомневался, что хриплое  тявканье может препятствовать вторжению на участок недружественных сил, поэтому лаял только тогда, когда хотел кушать. Тем более, что незнакомого народу в последнее время явно прибавилось. Этот самый посторонний люд шлялся по участку и днем и ночью. Шарик самоустранился от всякой ответственности, говоря по-просту, по-деревенски, забил на все и почти не вылезал из большой будки, только ежели поесть.
Девочке Алисе очень понравились обитатели небольшого поместья. Она с удовольствием возилась с малыми котятами, поила их свеженадоенным молоком и повязывала им голубые ленточки на толстые шейки. Философствующий пес Шарик иногда разрешал погладить свою длинную костлявую спину и почесать кудрявую шерстку на затылке. За это Алиса должна была вынести после обеда что-нибудь вкусненькое, например, малообъеденную косточку. Куры, ведомые куда-то воинственным петухом, не обращали на девочку никакого внимания, зато козы очень полюбили Алису, и она часто увязывалась за ними на выпас, к речке, куда ходить было строго-настрого запрещено.
 Но вы попробуйте, удержите на дворе четырехлетнюю, крайне любознательную девчушку! Вот и Алиса постоянно куда-то пропадала из поля зрения бдительной матери, и та тут же опрометью бросалась искать ребенка.

Молчаливая слабослышащая старушка, у которой, как выяснилось, все же было имя - звалась она Никой, сокращенно от Вероники, тихо хлопотала по хозяйству, наводя повсюду чуть ли не идеальный порядок, готовила еду для всех домашних, включая и животных, помогала мужу. Свое личное время она проводила у телевизора, слушая новости, а также иногда сидела подолгу у окна, наблюдая пыльную, унылую дорогу, ведущую в соседний новомодный поселок. Груженые стройматериалами КАМАЗы настолько разбили эту дорогу, что та совершенно утратила былую романтичность и превратилась в типичную раздолбанную трассу, каких много в российской глубинке. Быть может, молчаливая Ника вспоминала свою молодость, романтичные свидания у поросшей ромашками и лютиками обочины красивой сельской дороги?
Но вернемся из утраченных нерентабельных далей в практичную повседневность. Девочка Алиса громко плачет? Нет, просто капризничает…


          - Мама! - ныла, как заводная, Алиса. – хочу куклу-ребеночка! Это все взрослые тети, а я хочу, чтобы у них была дочка!!! Я ведь у тебя есть. И у всех теть есть дети, а у них никого!!
 Она так надоела Кире своими приставаниями, что та, наконец, сдалась.
- Видишь, я уже делаю! - Кира оторвалась от работы и критично осмотрела свое незаконченное творение. Она обматывала проволочно-пенопластовый остов белыми тряпками. Сейчас закончу туловище, буду руки-ноги делать. Тебе младенца нужно или постарше? – спросила она, держа в зубах кончик длинной белой тряпки.
-Такого, как я! Чтобы как мне, четыре годика! – провозгласила Алиса и помахала перед носом непонятливой матери четырьмя растопыренными пальчиками. Пальчики были тоненькие, но торчали воинственно. Чтобы платье, как у меня, туфли чтобы и носочки чтобы тоже!.
Маме не очень хотелось делать куклу- девочку. Не вдохновляла ее эта идея. А, может, Кира просто беспокоилась из-за странного поведения мужа - он постоянно куда-то отлучался, был как-то странно возбужден, даже хромать стал больше обычного.
 Кроме того, в его отношении к ней, Кире, стали появляться грубовато- снисходительные нотки. Он совершенно с ней не считался! Ей хотелось сходит куда-нибудь вместе, а он как будто не слышал просьбы жены.

Уходить далеко от дома Кире строго воспрещалось. На все вопросы муж отвечал уклончиво, по мелочам советовался обращаться к деду, а его самого попусту не беспокоить…. Ей было тревожно, неуютно, да и просто скучно сидеть все время дома. Вот и сейчас, она сидит в душной комнате, за стеной громко орет телевизор, передающий последние новости. Кира подошла к полуотворенной двери, заглянула внутрь комнаты. Видимо, глухая старушка что-то все же слышит, потому что, сидя вплотную к экрану, она кивает согласно головой, туго повязанной синим платком в горошек. Алиса прислушалась, ей показалось, что она услышала знакомое название «Липки».
- В поселке «Липки» К….области произошло второе уже по счету убийство молодой девушки, - приподнятым тоном  сообщал   диктор. – Первое случилось всего неделю назад, ….ведется расследование… подключилось областное управление…
У Киры словно ватой заложило уши, она поплелась на свое место, опустилась на скрипучую кровать.  Второе убийство, у них, в «Липках»! - ей стало настолько не по себе, что она просидела несколько минут молча, тупо глядя на незаконченное кукольное туловище. Руки и ноги нелепо торчали в разные стороны. Лицо без глаз, носа и рта казалось каким-то жутковатым.
- Черт! Отсюда нужно уезжать! Необходимо!!!
Кира достала из кармана мобильник и начала звонить мужу, безуспешно набирая его номер, и вновь повторяя набор. Абонент был временно недоступен.

Тогда она отправилась искать деда Фиму, чтобы сообщить ему о своем желании уехать отсюда – может, автобус ходит до города? Деда не было ни в сарайчике, где проживали козы, ни в курятнике. С трудом нашла погруженного в неведомое занятие сельского труженика: он сидел в маленькой комнатке, заботливо пристроенной к летней кухоньке, в которой варили еду для животных. Кира заглянула туда через окошко. Перед дедом были разложены какие-то корешки, высушенные травки, что-то, отдаленно напоминающее козий помет и совсем уж непонятные объекты органического происхождения, при виде которых Кира невольно поежилась.
 Все настойчивые попытки как-то привлечь к себе внимание были полностью проигнорированы. Она покашливала, громко вытирала ноги о половичок, стучала по дверному косяку, и, наконец, просто звала его по имени. Дед был не на шутку увлечен своим занятием, которое заключалось в том, что он брал попеременно то один то другой ингредиент, толок в маленькой ступке, а затем смешивал в большой  посудине и высыпал в маленькие баночки, похоже, из-под детского питании. Весь целиком поглощенный этими действиями он также был недоступен. Временно или уже безвременно…Кира тут же вспомнила странный вкус дедовых травяных чаев, которые щедро предлагались им к завтраку. Не из этих ли сомнительных артефактов он их заваривал? Хорошо, хоть на ужин пили козье молоко.
- Валить надо отсюда, и как можно скорее. - прошептала себе под нос Кира и снова пошла названивать пропавшему неизвестно куда супругу. Она не могла заметить притаившегося в кустах черноплодной рябины, щедро украшенной белыми цветочками, неизвестного ей молодого человека. Она и не заметила. А он постучал три раза в дверь условным стуком и вошел в каморку. Вот его-то впустили без проблем!

            Вскоре весь поселок гудел от ужасных слухов. К концу дня сложилась яркая картина жутких преступлений, любовно наполненная местными кумушками шокирующими подробностями:
 Некий маньяк, обладающий неимоверной силой, убивает всех попадающихся ему на пути женщин ударяя их камнем по голове. После этих неблагородных действий он изуверски калечит трупы, выворачивает им руки и ноги, бросая их по обочинам дорог, и, прихрамывая, удаляется в свое логово. Про хромоту и физическую силу диктор сообщил отдельно, перечисляя вероятные приметы убийцы.
Надо сказать, что второй жертвой преступника стала жена некого гастарбайтера молдавской национальности. Муж ее трудился штукатуром в том самом поселке, куда вела утратившая романтизм проселочная дорога. Также на этой стройке были задействованы брат, брат мужа и какие-то еще, сложно определяющие свое родство по отношению к погибшей, молдавские граждане.
 Она варила еду, относила ее в обеденные часы прямо на стройку, дабы не прерывать драгоценное, не слишком щедро оплачиваемое рабочее время, а также следила за суровым бытом наемных тружеников. В тот день шла, как обычно, вдоль запыленной трассы, пока некий предмет не привлек внимание. Это была блестящая женская сумочка, валяющийся под густыми кустами ракитника, или ольховника, или ивняка?  Трудно сказать, как называются эти обильно растущие вдоль дорог довольно неприглядные и полные всяческого комарья, кусты
 Женщина наклонилась, чтобы подобрать находку, даже ухватила ее рукой. Под ногтями убитой были впоследствии обнаружены частички золотистой искусственной кожи, из которой обычно и изготавливают такие модные, недорогие аксессуары.
Итак, она успела взять сумочку, но… дальнейшее нам уже известно, так что можно и не повторяться. Последовал сильный удар по голове. Злодей оттащил убитую от дороги за кусты, так, что с проезжей части ничего не было видно. Сумку с обедом он бросил в канаву, настолько заросшую, что кошелку потом с трудом нашли. Предмет, посредством которого совершилось преступление, также был найден в канаве.  Это был камень. Как и в первом случае, на нем присутствовали микрочастицы хлопчатобумажной ткани, по-видимому, от перчаток, какими пользуются при выполнении грязной работы. Как в первом, так и во втором случае на орудиях убийства обнаруживались следы крови, совпадавшие с группой крови безжалостно убитых женщин.
Внешность второй жертвы была характерной для женщины южной национальности. Яркая, черноглазая, смуглая…  Видимо, при жизни ей очень нравились блестящие украшения, поэтому и бросились в глаза зевакам, обступившим найденный за обочиной дороги труп, блестящие монетки на шее и сверкающие в лучах утреннего солнца металлическим блеском браслеты.  Она напоминала цыганку, а, может, и являлась ею на самом деле. Руки и ноги жертвы были неестественно вывернуты и даже как будто сломаны в нескольких местах. Никаких действий сексуального характера преступник не совершал, как и в случае первой жертвы. Убитые напоминали поврежденных кукол, брошенных злым мальчишкой – похоже, он с ними просто «играл»…

Можно бы приписать второе преступление действиям некого злобного скинхеда, ополчившегося на весь гастарбайтерский род, да подходящей кандидатуры поблизости не было. А следствие было уверенно, что изувер находится где-то неподалеку.  Кроме того, первая жертва, убитая таким же способом, была ярко выраженной славянской внешности.

Глава 5.

Кира чувствовала себя совершенно выбитой из колеи, если можно так выразиться, представив в виде ровной, накатанной колеи всю прежнюю, довольно беззаботную жизнь. Самое неприятное впечатление за сегодняшний день произвел повторный просмотр новостей за вечерним чаем. Именно чаем, так как дед, вопреки обычаю, почему-то не поставил на стол молока. Как выяснилось впоследствии, оно пошло на изготовление козьего сыра.
 Так вот, в новостях были показаны фотографии обеих жертв «липкинского маньяка», как окрестили преступника падкие на сенсации репортеры. На одной фотографии улыбалась красивая девушка- блондинка, еще живая, фото было взято из семейного архива. На другой безучастно смотрела на зрителя не менее красивая, но уже, к сожалению, мертвая, цыганка- молдаванка. Прижизненных фотографий у нее не оказалось.
 Кира просто оцепенела, когда поняла, что эти жертвы поразительно похожи на кукол, тех самых, которых она изготовила еще дома, а потом привезла сюда, в «Липки»! Страшная мысль всколыхнула ее сознание:
«А вдруг следующей жертвой будет девочка, как только Кира доделает куклу- ребенка. Маленькая девочка, ее дочка!»
 В голове мутилось, она машинально глотнула еще чаю, но вкус у него был настолько непонятный, что Кире стало еще хуже. Странно, но Алиса пьет этот необычный чай с видимым удовольствием, похоже, он вообще идет ей на пользу!
Кира отвлеклась на минуту от этих неприятных мыслей …и тут же к ним вернулась… Ситуация вырисовывалась поистине жуткая.  Убийца хорошо знает ее кукол, к тому же он из местных! Своих жертв убивал в той же самой последовательности, в которой она кукол делала, то есть – знаком с этой последовательностью.  Он обладает большой физической силой, он, наконец, черт побери, хромает!!!
Мороз пробежал по спине… А хорошо ли она его знает? Говорят, маньяки – милые люди, любят семью… Вспомнился рассказ о «Кукловоде», ничем не мотивированный запрет на возвращение домой. Живешь вот так и никогда не догадаешься…
 Почему бы не представить себе, что – он… Да-да! Именно – он, Алик!  Не уезжает, как говорит, в город, а прячется где- нибудь здесь, рядом… И поэтому до него сейчас не дозвониться!!! Киру затрясло, у нее начинался жар.
Она обвела воспаленным взглядом большую комнату, которая называлась «залой». Два широких окна выходили в палисадник с фасадной стороны дома. Под окнами буйно пламенела летняя клумба, и свет из окна подчеркивал алый цвет лепестков. Кира смотрела не на клумбу, а на хорошо видную центральную дорогу, которая была пустынна, достаточно освещена, и чем больше Кира смотрела, тем явственнее казалось, что по противоположной стороне, полускрытый тенями, вдоль дороги кто-то, прихрамывая, идет. И этот кто-то ей кажется очень знакомым. Во рту у нее пересохло, по спине поползли мурашки.
- Да что же это, - прошептала Кира, нервно посмеиваясь, - ну ведь не муж это мой, в конце-то концов! У него, конечно, есть недостатки, он самоуверен, мало считается с моим мнением, вернее, и даже вовсе не принимает его в расчет…  но ведь не станет он убивать несчастных девушек, за то, что они похожи на моих кукол! Хотя сам говорил, что кукол не любит…Нет! Это уж слишком… 
Не успела она додумать, как зазвонил телефон. Он заиграл веселенькую мелодию… «Призрак оперы»! Она сама поставила эту музычку, чтобы знать, кто звонит.  Это звонил супруг, не подозревающий пока, какую именно мысль обдумывала в это самое время напуганная до состояния тихой паники, жена.
- Ну все! - радостно сообщил он, жди сюрприз!! Готово!!! - затем послышались какие-то шумы, хваленая «Теле-2» плохо обеспечивала связь, и контакт прервался.
Кира пыталась что-то кричать в ответ, но коварный телефон выдавал только треск и гудки. Она сунула мерзкий аппарат в карман сарафана, украшенный кантиком, воланчиком и даже, вроде, бантом, -  покупает же супруг где-то такие вещички! - и, подхватив засыпающую на ходу Алису, потащилась по узкой скрипучей лестнице на свой второй этаж, в комнату-трамвай. Там слабо горела маленькая прикроватная лампочка под матовым абажуром.  Уложила дочку, резко дернула выключатель. Свет погас …

- С меня хватит! Завтра же уеду! - она посмотрела на спящую, набегавшуюся за день Алису. Та успела загореть, от прежнего «заморыша» не осталось и следа. Круглые щеки, без всяких признаков аллергии, разрумянились во сне.
 А вот Кире сегодня явно было не до сна. Она нервничала, ее постоянно знобило, хотелось лечь и укрыться с головой, как в детстве, чтобы ничего не видеть и не слышать.  Она постояла, глядя в узкое, чем-то очень тревожащее окно, выходящее во двор. Ей показалось, что кто-то стоит в тени раскидистого куста, росшего на заднем плане, и казавшегося сейчас, ночью, при свете луны, совершенно черным. Тот, кто шел вдоль дороги, проник к ним на двор???

Из дневника

Готово! Теперь пришла очередь моей красотки! Я волнуюсь, даже сердце замирает… Какое прекрасное чувство, какое не испытанное ранее волшебное ощущение… Ну что же, заманить дочку совсем не сложно, а мать прибежит за ней прямо в мои объятия! Она ведь тоже кукла. Какой ей будет сюрприз! А потом я уеду. Я, сделавший все, что нужно. Доказавший свою изобретательность и хитрость, ум и хладнокровие.

*********
 
          Он снова стоял около дома, глядя, как в окне второго этажа за занавеской мелькают смутные тени.  Его тянуло к дому, как магнитом. Он был осторожен и ничем себя не выдавал, просто стоял и смотрел на подсвеченное бледно-желтым светом пятно.  Тоска наполняла сердце, мысли путались, какие-то неясные образы, виденные в кино и запомнившиеся просто так, случайно, возникали в сознании. Вслед за ними всплывали в памяти тихие звуки старых мелодий, мелодии эти кружились вокруг и таяли в воздухе, не объясняя ничего и не принося облегчения. Светящееся окно, наконец, погасло.  Он все стоял, не уходил…

  Кира прилегла на свою неудобную кровать, отвернувшись от окна.  Тут же неприятное ощущение того, что кто-то смотрит со двора, заставило онеметь затылок, и это ощущение никак не проходило. Голова кружилась, все же наверно поднялась температура, простудилась  – все эти сквозняки! Она, погрузившись в болезненное оцепенение,  уже не могла повернуть непослушную шею, глянуть во двор.
 Взгляд Киры был обращен на сидящих на полке кукол. Луна светила в плохо занавешенное окно, превращая красоток в зловещие призраки. Кукла-цыганка сидела в профиль, а кукла-блондинка почти что в фас. Между ними, полулежа, располагалась куколка- девочка, уже с лицом, но еще без одежды, Кира не помнила, когда успела сделать куколке глаза и рот, но ясно видела их на круглом белом личике.  Вдруг показалось, что блондинка полностью повернула лицо, которое постепенно оживало, становясь все более и более похожим на лицо убитой девушки. Ощущение кошмара стало сжимать Кирину грудь, она не могла пошевелиться… Дыхание затруднилось, воздух поступал в легкие через силу. Пошевелиться она не могла.
А куклы, действительно, оживали. Вот цыганка заговорила быстро, нараспев: «Дай, погадаю тебе, красавица! Не о том ты думаешь, не того любишь! Доберется он до тебя… Не успеет луна через дорожку перейти, как месяц рожки покажет, рожки у него дли-и-и-нные-е-е, ко-о-о-озьи!!»
Последние слова она прокричала страшным, завывающим голосом. Кира помнила, что за ее головой расположено окно, а там, за окном, освещенное мертвым лунным светом, стоит страшное рогатое чучело.  Нет! это стоит Алик, ее муж! - у него блестящая железная голова с козьими рогами, длинные метелки растут из туловища-бочонка, тянутся к окну…  к ее, Кириной голове, к шее. Сейчас они сомкнутся на горле, оплетут прутьями, задушат… Она мучительно попыталась двинуть рукой…
Затылок заледенел, могильный холод потек по спине, совсем лишая возможности двигаться. Тут блондинка оскалила в жуткой улыбке голубоватое мертвое лицо, стала медленно раскачиваться из стороны в сторону,  тихо подвывая: «Он приде-е-е-ет, при-дет! Жди ег-о-о-о-о, и он при-дет!!» ….Внезапно она будто подавилась, что-то вроде  гавканья стало вырываться из ее открытого рта: «Он! Он! Он!» Цыганка присоединилась к этим скорее собачьим, чем человеческим звукам, приплясывая на полке, пока не свалилась на бок, вывернув руки и уставившись в потолок пустым, безжизненным взглядом.
 Кире хотелось крикнуть: «Кто придет? Кто Он?» и она уже набрала побольше вязкого, тяжелого воздуха в грудь, чтобы закричать, но крик застрял где-то в онемевшем  горле. Да и зачем спрашивать, если она знала ответ, она чувствовала его гибельное присутствие у себя за спиной, страшное слово:
«КУ-УУУУУ—КЛ- О-О—ВО-ООО-Д » - диким мявом  звучало  у нее в ушах.
  Вдруг дверь комнатки распахнулась! Загрохотали чудовищные шаги по старым половицам. Кто это???
 Черная тень метнулась из открывшейся двери и силуэт - мужской, огромный, вроде бы действительно с рогами, или Кире это только показалось, под жуткое завыванье и душераздирающие вопли, наклонился над кроватью Алисы.
Он пришел! Он тянет к девочке руки!!!
Кира собрала последние силы. 
          -  Скорее!  На помощь!!! -  Она встала уже с постели, отталкиваясь непослушными, как будто ватными руками, как вдруг маленькая куколка- ребенок, вскочив на тонкие белые ножки, пронзительным голоском крикнула: «Бей его!»
Большие куклы с лицами убитых девушек, прекратив безобразную вакханалию, обрели вдруг свои кукольные лица, подскочили на полке и ринулись на врага.  Да и сама полка почему-то внезапно поднялась вверх, словно взлетела, и упала, обрушилась на тянущийся к спящему ребенку силуэт.
Раздался дикий грохот…

Кира зря полагала, что Алиса спала!  Девочка давно проснулась от всех этих звуков, которые, как вы, конечно, поняли, издавали вовсе не потусторонние силы, а не на шутку расходившиеся коты и разбуженный ими пес.
Тут не только ребенок бы испугался – от таких воплей   у взрослого волосы встали бы дыбом…   
 Алиса захотела ринуться под защиту матери, и резво вскочила на ноги.
Встав во весь рост, она свалила тяжелую полку, нависающую над кроватью. Плохо проверила Кира прочность этой конструкции, как видно.
Полка рухнула и куклы посыпались на голову наклонившегося над Алисой мужчины. Сама же полка ощутимо стукнула его по затылку, да так, что он на какое-то время потерял сознание и свалился на пол. Поднявшись наконец на подгибающиеся непослушные ноги, Кира тупо смотрела на лежащего на полу, четко освещенного луной мужчину – до тех пор, пока не узнала в нем своего мужа.
- Я так и думала – прошептала она. – Негодяй! Маньяк…
 Кира еще минуту смотрела на него, как будто запоминая увиденное, потом все завертелось у нее перед глазами, и она тихо осела рядом с кроватью.


 Алика, вернувшегося из города заполночь, первым заметил дед Серафим. Он выглянул из своей каморки, проследил взглядом за внуком и скрылся, ничего не сказав.
У деда было важное задание – он следил за мужчиной, который, прихрамывая, вошел на участок не так давно, и теперь стоял в тени, глядя на окно второго этажа.  Дед Серафим вел слежку уже второй раз, такая была команда: следить, глаз не спускать! 
Должны были подтвердиться кое-какие данные, а именно запрос, посланный в областное Управление Внутренних Дел. В этом документе местные представители органов по охране правопорядка интересовались неким субъектом, вызвавшим в свете последних событий большие подозрения в причастности к убийствам двух девушек, и обнаруженном недавно в поселке «Липки».
Когда подозрения подтвердились, деду Фиме, на чьем подворье стал появляться этот самый субъект, было велено незаметно наблюдать за ним, чтобы не спугнуть…
 Потом, по сигналу, дед должен был постараться чем-нибудь отвлечь его внимание. Остальное, то есть захват преступника, будет производить молоденький
оперуполномоченный Костя и приданное ему районом подкрепление. И вот, этот самый объект наблюдения стоял сейчас напротив окна, расположенного на втором этаже, а дед Фима прятался поодаль. Казалось, мужчина, замерев неподвижно в темном углу двора, весь погрузился в свои мысли, задумчиво глядя на слабо освещенное окно.
И вдруг –о, ужас! Громко и как-то особенно мерзко заорали коты. На этот вопль подал голос даже индифферентный ко всему пес Шарик, а затем в доме раздался женский крик! Затем страшный грохот, снова крик, теперь уже вроде детский…
Мужчина вздрогнул и суетливо попятился. Шум поднялся невообразимый, и все это настолько испугало непрошенного гостя, что он поспешно метнулся в сторону и…  попал прямо в могучие объятия деда Фимы, который от нервного подъема еще и гаркнул ему прямо в ухо: «Стой, антихрист!»
        Дальнейшие, могущие за тем последовать, действия преступника, полностью нейтрализовала оперативная группа. «Липкинский маньяк» был схвачен и обезврежен. Вместе с ним был временно задержан и студент Кукин, принесший деду Фиме редкие корешки, которые он, по просьбе самодеятельного целителя, накопал ночью в дальних лугах.


      Его тогда поймали прямо там, на рынке, где он ударил продавщицу, которая торговала куклами, дешевыми куклами китайского производства. Он сунул в карман не только сумку с деньгами, но и несколько кукол, ведь именно они и привлекли внимание!  При аресте странный юноша не оказал никакого сопротивления и охотно отдал сумку с деньгами, но никак не хотел расставаться с куклами.
Вел он себя неагрессивно, скорее даже подавлено. Не понимал, за что его задержали, подумаешь – ударил, ведь не сильно… То, что его «сильный» удар мог свалить с ног лошадь, он в расчет не принимал.   В камере ни с кем не разговаривал, кроме молчаливого и обиженного на весь свет Михаила, задержанного за наезд на пешехода, будучи в состоянии легкого подпития. Вскоре ситуация с Михаилом прояснилась, пешеход оказался незлопамятным и снял обвинения, а может тому поспособствовала тетя того самого Михаила, навестившая потерпевшего с некими «дарами», но Михаил вскоре был отпущен, отделавшись только временным лишением водительских прав, и поступил в полное распоряжение хлопотливой родственницы.
А странный юноша бежал, оглушив потерявшего бдительность охранника и выпрыгнув на ходу из машины, когда его перевозили из одного следственного учреждения в другое. Ему удалось скрыться, ведь несмотря на свой физический дефект - хромоту, он был очень силен и вынослив. Поиск велся, но как-то вяло, и беглецу удалось разыскать своего приятеля - сокамерника Михаила.  Конечно, тетка Михаила знала, из каких мест явился молчаливый друг племяша, но как-то не задумывалась, чем это может обернуться. К тому же бесплатная и безотказная рабочая сила ей была очень кстати.
 
Вот этот молодой человек и стал основным подозреваемым по делу об убийстве двух женщин. Надо сказать, что главную роль в раскрытии и поимке преступника сыграла некая Вероника Аркадьевна, она же слабослышащая супруга деда Серафима, она же бывший сотрудник уголовного розыска, ныне находящаяся на заслуженном отдыхе, то бишь на пенсии. Зоркая Вероника Аркадьевна, глядя на простиравшийся перед ее окнами тракт, ведущий в соседний поселок, подметила, что племянник жадной до денег соседки, хмурый Михаил, внезапно обрел себе помощника.
 Туда, в модное поселение, нужно было ежедневно таскать тяжелую поклажу - бутылки с козьим молоком. Сгорбленный от тяжести силуэт уныло пылил по трассе каждое утро, а вот с недавних пор ту же ношу, но гораздо более легко стал относить в селение другой человек. Внешне он походил на Михаила, одет был в его куртку, но - чуть выше, шире в плечах и, вдобавок, хромал. Само по себе это, конечно же, не являлось криминалом. Но Вероника умела, как никто, сопоставлять и складывать разрозненные факты! Когда приехала Кира с дочкой, этот парень очень внимательно наблюдал за процессом заселения молодой женщины с дочкой в дом. Бдительная старушка обратила внимание, что ему понравились куклы – он не мог отвести от них взгляда.  Когда произошло первое убийство, сходство жертвы с первой куклой было очевидным, но не внушало подозрений. А вот когда погибла вторая… Таких совпадений не бывает!
Это и заставило призадуматься, тем более, что при опросе граждан, бойкая тетка заявила о наличии у нее только одного племянника, о чем и узнала Вероника Аркадьевна от молодого оперуполномоченного. Стало ясно, что здесь дело нечисто.
          Вскоре, выйдя утром на прополку грядок с цветной капустой, которую неискушенная в сельском хозяйстве Кира приняла за щавель, бабушка Ника - бывший следователь, обнаружила незнакомые, характерные мужские следы, аккурат под Кириными окнами. Тот, кто оставил эти следы, хромал!  Ответ на запрос – не имеется ли в картотеке подходящий субъект, пришел после второго убийства. В ответе было ясно сказано, что ведется розыск бежавшего из-под стражи преступника, совершившего жестокое ограбление уличной торговки куклами. Приметы прилагались. Сомнений, если они и были, не оставалось. План захвата разрабатывался совместными силами.

          Он, впрочем, ни в чем так и не признался.  Он никак не мог понять, почему его столь упорно расспрашивают о каких-то женщинах, ведь он говорил только о куклах!  Дальнейшее его пребывание в психиатрической лечебнице тюремного типа, где содержались опасные преступники, было полно тоски и недоумения. Он никак не мог понять, почему его увезли оттуда, где была красивая девушка, которую он никак не мог забыть, несмотря на проведенное ему мощное медикаментозное лечение. Он же ничего не делал, просто стоял и смотрел!  Иногда он видел девушку во сне, как она выглядывала из своего окна на втором этаже, и махала ему рукой. Бедняге этого было достаточно. В отличие от остальных пациентов, юноша был тих, послушен и много времени проводил на пищеблоке, где помогал тете Паше, рыхлой неопределенного возраста тетке, удивительно похожей на тетю Степу из далекого детства.
        Тетя Паша жалела его, и частенько подкармливала из тех продуктов, что иногда оставались невостребованными по какой- либо причине и распределялись среди медперсонала. Постепенно ему стало лучше, он окончательно погрузился в свои грезы и был, наверно, даже счастлив…

   Глава 6.

И вот Кира покидает поселок «Липки». Маньяк пойман. Машину ведет бедный Алик с перевязанной головой. Он всю дорогу молчит.
 Кира сидит, устало наклонив голову, и задумчиво смотрит в окно. Алиса, напротив, чувствует себя превосходно, вертится по сторонам, грозя опрокинуть корзинку, полную крупных куриных яиц, а может даже и повредить бутылки с козьим молоком. Девочка явно окрепла в результате поглощения натуральных продуктов, раз смогла уронить такую тяжеленную полку на голову родного отца. Впрочем, она в этом не так уж и виновата. Да и как винить маленького ребенка, если ее разбудили вопящие, как черти в аду, коты! А уж увидев неожиданно человека около своей кровати, она вовсе испугалась, вскочила, схватилась, потеряв равновесие, за антресоль… кто же знал, что она рухнет! Хорошо еще, травма у отца оказалась несерьезной, небольшой ушиб, легкое сотрясение…  Все пройдет, сказали в сельском травмпункте, и не такое проходит!!!

  Из дневника.

       Как жаль, что никто никогда не прочитает моего дневника! Гениально задуманное, виртуозно исполненное преступление осталось нераскрытым! Я всех обманул, ты мог бы мной гордиться, папа! Ты никогда меня не воспринимал всерьез, смеялся надо мной! Как жаль, что никто не узнает, что я сделал! Потому, что я сожгу свой дневник, нельзя оставлять такую улику!
Но не удержусь, расскажу все по порядку. Когда меня выгнали из этого совершенно не нужного мне института, за глупость, шалость, неудавшуюся шутку с этой зазнавшейся девкой… ты кричал на меня, обвинял в том, что я ни на что не способен!
 Не то плохо, что глупость сделал, а то, что так глупо попался!!! Твои слова меня поразили… а если совершить преступление, если сделать так, что все подозрения упадут на кого-то другого?
      Ты в таких делах большой спец, не так ли?… Не такой уж я дурак, вижу кое-что. Ты единолично завладел компанией, а два твоих бывших друга теперь где??? Гениально. И я решил тебя превзойти! Сознание этого вернет мне покой, я превзойду тебя, я уже это сделал.
Два убийства… Ситуация была настолько удобной, что идея пришла мгновенно. Его забрали, этого придурка! Он или сумасшедший, или просто слабоумный. Правильно, они все агрессивны, опасны, их место в тюрьме.
      А как я здорово придумал с хромотой! Я-то не хромаю…Но -  положил камешек в кроссовку. И все - улика! Размер обуви у нас с придурком одинаковый, рост и вес примерно тоже. Как тут не воспользоваться.
       Скажу честно, стукнуть камнем по голове первую девицу было сложно. Меня потом долго тошнило. Но - идея! Нужно было решиться, и я представил себе - что я - это он, чудовище, играющее в куклы! И стало легко и просто. И руки- ноги я ей вывернул так, будто это сделал тупой и злобный ребенок! И все получилось.
       Вторую оформил без проблем…  Уже не боялся, даже понравилось. Стал думать, как бы подобраться к этой красотке, впрочем, ее на дешевую безделушку не возьмешь, но ведь у нее был ребенок, писклявая девчонка, дочь… Она-то все время убегала со двора и я уже придумал как ее утащить. А на эту писклю нетрудно было бы и красотку заманить. Я там уже свой был – с дедом этим -  громовержцем сдружился.
      Но тут случился дурацкий переполох во дворе, и все закончилось. Меня сразу отпустили, ведь я всего-навсего принес корешки… да и не хромал я, отпечатков пальцев на орудиях убийств – камнях - не оставлял, кроссовки выбросил. Идеальные преступления – вот как!  Еще бы они меня не отпустили! Жаль, все так быстро закончилось, я только вошел во вкус.  Но я все равно считаю, я свой план выполнил! Ты бы мог мной гордиться.

**********
Перевернув последнюю страницу дневника, оперуполномоченный Константин ненадолго задумался. Перед ним лежали улики – эти записки и тускло- золотистый кошелек, купленный студентом Николаем Кукиным накануне второго убийства на маленьком станционном рыночке, где его хорошо запомнила продавщица.  Да, еще перчатки! Нитяные белые перчатки, в которых обычно делают грязную работу… Оба раза он надевал эти перчатки, Костя был уверен в этом, оставалось только доказать с помощью анализа внутренней поверхности на ДНК.
Вычислить и арестовать Николая не составило бы большого труда. Константин рассуждал так: во-первых, бывший заключенный, взятый перед домом деда Серафима, согласно заключению медэкспертизы, не слишком вписывался в психологический портрет фигуранта по этому делу. Здесь действовал образованный, склонный к амбициям субъект, одержимый некой маниакальной идеей, страдающий совершенно другими отклонениями в поведении, чем этот дефективный. Хотя «игра в куклы» - это был козырь следствия…
Нужна была зацепка. Открыто проверять студента (да и был ли он студентом, на самом деле, неизвестно!) Костя не рискнул. Он рассудил: если во втором деле фигурировал кошелек, то и в первом что-то должно было быть! Ведь за чем-то наклонилась первая жертва! Он решил незаметно порасспросить хозяйку, сдававшую жилье этому Кукину. Никаким внуком он, ей, конечно же, не был. Бабка вспомнила, что недавно затерялся куда- то ее старинной работы сундучок, для рукоделия.  Она не обнаружила его на обычном месте, а, потом, представьте, нашла! За комод упал. Когда это было? А, вот, когда первую девушку тот сумасшедший убил!
Все было бы, таким образом, не так уж и сложно. Сложность была в другом. Николай Кукин оказался сыном известного человека. Бизнесмен и политик в настоящее время, в прошлом он был широко известен, как говорится, в узких кругах…
Он не был наивен, этот молодой опер. Он прекрасно понимал, что эти улики слабоваты перед опытным адвокатом, что Кукина, конечно же, скорее всего отпустят. Пересматривать дело не станут - ведь преступник найден, арестован и осужден.
 И все же, хоть он и добыл улики не совсем законно, изъял из тайничка …  его долг – поделиться своими соображениями…

  Эпилог. Год спустя.

           Кира уже год как ходит на работу, а девочка Алиса - в детский сад.  Кира постепенно забыла события той ужасной ночи. Алику она свой страшный сон- видение не рассказывала, но сам факт того, что она могла предположить убийцею собственного мужа, заставил заново осознать свое к нему отношение. Выводами она ни с кем не поделилась, продолжала жить с ним как прежде, только взгляд Киры, когда она иногда задумчиво смотрела на своего супруга, стал каким-то другим, не таким как раньше. Может быть та самая «каменная стена», за которой ей так хотелось оказаться вначале замужества, теперь представилась в виде плотного занавеса, за которым – ярко освещенная сцена, а на ней разыгрывают некую пьесу куклы, ведомые умелым кукловодом? Кто знает… может быть, и так.  Ее муж Алик очень изменился.   Он многое понял, и мысль о том, что чуть не стал причиной трагедии, которая могла постигнуть жену и дочь,  поразила его. Он тогда очень спешил, хотел сделать им, Кире и Алисе, сюрприз! Долго разрабатываемый проект наконец-то принес доходы, и Алик задумал полностью отремонтировать их «двушку», сделать, так сказать, евроремонт, выбросить всю рухлядь, купить новую, красивую мебель. За две недели титанических усилий успел провернуть почти все намеченное и мчался, чтобы рассказать Кире о том, какой подарок им готовит. Он тогда отключил на время телефон, чтобы ничто не отвлекало. Выходит - был так увлечен своей идеей, что забыл о них, таких дорогих для него жене и дочери.
             Столь важное для него дело, как ремонт, они доделывали вместе, ведь Кира была в этой области дипломированным специалистом. И все последующие решения, касающиеся их семьи, они теперь принимали на равных. Дальнейшая судьба кукол осталась неясной, во всяком случае, Кира не забрала их с собой в город. Одна мысль о блондинке и цыганке повергала ее в ужас. Обе красотки остались в «Липках», дед отнес их на чердак, и что с ними потом стало, никому не известно. Так как в пылу захвата страшного маньяка козлорогое  чучело полностью развалилось, то туда же, на чердак, была заброшена его рогатая голова, а туловище с метелками разобрано на составляющие части. Впрочем, маленькую куклу- ребенка Алиса не пожелала оставить - упаковала в свой чемоданчик, и отвезла домой.

Дед Серафим подобрал травы, составил некий сбор и лечит им всех желающих. Жена его теперь слышит намного лучше. Вместе со слухом в ней проснулось чувство противоречия, и она нынче по любому поводу спорит с дедом. И Серафим во многом с ней соглашается, ведь супруга – известная в поселке личность, оказавшая незаменимое содействие поимке преступника.

Бывший студент Кукин, обнаруживший пропажу некоторых своих, очень дорогих для него, вещей, срочно выехал в город. Там он имел долгий и малоприятный разговор со свои родителем, после чего отбыл куда-то в далекие, теплые и не слишком цивилизованные края…

А оперуполномоченный Константин утонул, купаясь в быстрой речке, что, конечно, странно - ведь он всегда был хорошим пловцом.