*********** В соавторстве с Моржом *************
http://www.proza.ru/avtor/coronel
.
.
.
.........................«Если хотите знать, то чем привлекают анекдоты народ, а?
......................... А именно тем, что в анекдотах используются приёмы психоделики.
......................... Но кто-нибудь когда-нибудь об этом задумался, а?»
............................................... (Нателла Климанова)
В последнее время становится все более модным утверждать, что рефлексивная поэтика Пушкина является препятствием для понимания читателями сложной архитектоники и философии современных поэтический текстов, например, психоделики. Апологеты психоделики для доказательства этого положения подтягивают тылы с философской поэтикой Тютчева, который, вроде как, продолжил в своём творчестве традиции Ломоносова, и которая в своё время не получила должную оценку у современников и всегда была на аристократических задворках русской поэзии.
Подобные «мосты традиций» явно упускают из виду последние находки русских поэтов, отразившихся в репунсивности.
Репунсивность – это направление в поэзии (и шире – в литературе), построенное на интуитивном применении тщательно структурированной и точно сбалансированной системы приёмов реполингвистики в сочетании с широко применяемыми литературными средствами, совокупность которых обусловливает образование единого транстекстуального континуума, воздействующего на читателя таким образом, что при этом возникает эффект экспоненциального усиления восприятия текста, обусловленный увеличивающейся степенью сопричастности и повышенной направленностью семантического поля на читателя, сопровождающийся текстуально-индуцируемыми эмоционально-репологическими модуляциями у последнего, характеризующимися различными степенями продолжительности и интенсивности. Репунсивность широко использует такие приёмы, как взаимодействие и суперпозиция нескольких непараллельных смысловых и идейных пластов, микростуктурированная архитектоника, использование гиперреализма, эффекта нарушенного ожидания, сфокусированной экспрессии, суггестии и трансфиксии (не-экспрессивной формы реподелического воздействия на читателя), а также широкое привлечение трансцендентных концепций. Реповлияние текстов вызывает у читателя ступенчатое впечатление – от резкого отрицания до гомерической реакции. Замечательно, что воздействие, сходное по действию с веселящим газом, вызывается исключительно эмоциональным воздействием.
Родоначальником репунсивности в поэзии по праву является Эдуард Шляпников (ЭШ), совершенно незаслуженно находящийся на периферии внимания современных литературных критиков и знатоков словесности. Впрочем, сам автор вполне осознает то, что опередил свое время: «Все с каждым годом я более и более понимаю, что родился в несвое время, и хотя даже здесь связал судьбу с службой в вооруженных силах, тем не менее чувствую, что лаконичнее бы пришелся ко дворам Древней Руси» («Дума о не своевременности», статья, М., 18 июня – 19 июня 2008г.).
Разоблачая либеральных ренегатов в политике, философии и литературе, произведения Шляпникова «зажигают волю уничтожать» эти «постыдные мерзости» во имя того идеала жизни, который раскрывается в гражданской лирике поэта.
Стихи посвящены самым актуальным вопросам времени: межнациональным конфликтам, службе Отечеству, гонке вооружения, обороноспособности государства, законопослушанию, дискриминации сексуальных меньшинств, проблемам ЖКХ, и так далее.
Чтобы понять и оценить глубину гражданской мысли и новаторства поэтических приёмов автора, нужно понять и вычленить матрицу из текста. Рассмотрим один из них («Коршун железный в небе висит...»):
Коршун железный в небе висит
Хмуриться жаркое солнце
Волга течет , обмывая гранит
Лишь золотиться оконце
В трюмах течет пробитая течь
Боеприпасы сыреют
Жаркая будет на палубе сечь
Стяг гордо реет на рее
Льдины ломая носом вперед
Судно стремиться на стрежень
Битвы сегодня не важен исход
Знаем , враг будет повержен
Бомба упала на абордаж
Значит , осталось не много
И на груди крестом патронтаж
Символ знамения Бога!
Интересный, в высшей мере насыщенный, плотный, образный текст, реальный в каждой букве, в каждом описании действительности бытия: следуя за пристальным взором Шляпникова, мы наблюдаем, как к предопределениям, тяготеющим над человечеством, присоединяется внутреннее предопределение, верховное ананке – человеческое сердце, и картина боя приобретает трагический и возвышенный характер, где присутствует гиперреальность другого драматического бытия, с затекстовой извечной идеей богоискательства и богоборства.
В первой строфе своего гениального произведения поэт с помощью художественно-выразительных приемов рисует гнетущую атмосферу ожидания: хмурится жаркое солнце (вероятно, его закрывают зловещие, предгрозовые тучи или дымы пожарищ), плещется, бурлит неспокойная река, высоко в небе парит мрачной птицей самолет – на беду всему разумному и мирному. И лишь где-то далеко, слабым, но жизнеутверждающим огоньком, свечой для одиноких путников, золотится оконце. Откуда взялось оно посреди столь тягостного пейзажа? И вот тут читатель и испытывает тот же шок и удивление, что и сам автор от своей идеи – оказывается, оконце принадлежит борющемуся за жизнь кораблю, который, подобно умирающему животному, сражается за свою жизнь. Сражается до последней капли крови, ибо:
Жаркая будет на палубе сечь
Стяг гордо реет на рее.
Хочется отметить, что это место аллюзирует читателя на песню о великом русском крейсере «Варяге», до последнего стоявшем за честь российского флота и своей страны в целом. И тут мы встречаемся со своеобразным сочетанием социально-исторического и обобщенно-философского изображения реальности. Оно сказывается и в идейно-тематическом содержании произведения, и в трактовке отдельных образов. Ведь далее мы читаем:
Льдины ломая носом вперед
Судно стремиться на стрежень.
Да, непросто приходится команде корабля - ведь против нее и силы природы, и коварный враг. Да, нелегок, а подчас и мучителен, путь идейных и нравственных поисков правды жизни. - Но судно все так же гордо и уверенно летит вперед, как и столетия назад, когда мужественные предки нынешних покорителей речных просторов рассекали безбрежные воды, выходя из-за далеких островов на стрежень, по водотоку.
Читая это место, как-то по-особенному проникаешься великой прозорливостью автора и его связью с родной русской литературой. И в то же время, трудно не вспомнить греческий миф об аргонавтах, с боями и испытаниями вернувших похищенный золотой запас страны на родину. – Удивительная актуальность и своевременность темы!
Очень даже уместно и понятно теперь, отчего здесь, в этом замечательном произведении, нарастающим крещендо звучат последние строки:
Бомба упала на абордаж
Значит, осталось не много.
В них Шляпников воплощает боль и страдания жертв распадающегося на части мира, предельным выражением общественного и нравственного уродства которого предстает в сознании поэта война – бесчеловечная бойня (что подчеркивает неологизм «не много»). Об этом свидетельствует завершающий аккорд:
И на груди крестом патронтаж
Символ знамения Бога!
Стихотворение небольшое по размеру и объёму, но, благодаря репунсивности и работе методов и ритмов репопсихологии, - текст приобретает, воистину, великолепный масштаб и размеры гениального, прозорливого произведения. Здесь, в конце, где поэт трансфиксирует мысль и трансцендентную идею произведения в неожиданном, ином ракурсе восприятия, становится виден активный, антивоенный вызов Шляпникова милитаризированному миру, призыв к демократической массе не отдавать жизнь в угоду тем, кто наживается на народном горе.
Результат синтаксического эксперимента у ЭШ получился ошеломляюще удивительный. Когда автор гнёт и изменяет синтаксис привычных словосочетаний и его логику, то наяву начинает проявляться в языке иная реальность и НЕЧТО, которое можно отобразить только в поэзии. С помощью именно поэтических методов Шляпников напоминает о существующих социальных и нравственных нормах жизни, необходимости «жить по-человечески чисто, честно, весело», приближаясь к Творцу.
Тем не менее, гражданская тематика, героика несет в себе глубокий лирический подтекст. Наиболее ярко взаимосвязь войны и любви обозначена Шляпниковым в романсе «Слышишь звук как будто кто то»:
Слышишь звук как будто кто то
Свищет через щель в зубах?
Это с вражьих самолетов
Бомбы сыпят в пух и прах!
Словно гарпии над нами
Эти птицы пронеслись…
Маша черными крылами
Бомбы сбрасывая вниз….
Люди панике поддались
Побежали кто куда….
Только мы с тобой остались
Вместе раз и навсегда
Мы стоим руками взявшись
Среди дыма и огня
Ничего уже не страшно
Если любишь ты меня
Револьвер достав с кармана
Я стреляю наугад
Вижу , в облаке дурмана
Падает подбитый гад!
Через дым заря алеет
Сколько б не было врагов
Всех на свете одолеет
Настоящая любовь...
Разительную разницу между трансфинитной психоделикой Чёрного Георга и обличительной лирикой Эдуарда Шляпникова нужно просто почувствовать.
В то время, «цветастые Урги» Г.Черного, лидера психоделического движения, «входят на улицу», Э.Шляпников, основатель репунсивности, пошёл иным путём, путём сгибения и огибания синтаксиса подобно цирюльнику, который мог скручивать из косички гвоздь.
Не смотря на противоречивость и нелогичность штампов, удивительным образом прорисовывается невероятная, фантастическая личность любящего Солдата. В то же время, без всякого нажима автора и его повторов и декламации, в произведении слышится и воспринимается правдивость и реалистичность авторской интонации.
Солдат Шляпникова – не простой человек, он – с револьвером.
Солдат не прячется от вражьих самолетов, не ходит просто так по улицам, а стоит с Любимой на виду, на высоте развалин.
Всего шесть четверостиший в стихе, а впечатлений – масса.
У Шляпникова четырнадцать глаголов стоят рядом, среди них – «стоит» и «одолеет».
Невозможно не согласиться, что Солдат вышел улицу, чтоб победить смерть, спасти свой мирный мир.
Вокруг – паника, свист, гарпии, Маши, дым, огонь, а Герои стоят и защищают свою любовь, весь человеческий мир.
Этот подвиг Солдата, совершаемый во имя любви, был непростым. Можно сказать – страшный подвиг, потому, что от такого подвига – щель в зубах, пух и прах, в который летят бомбы. Тут – настоящий жар, дым и огонь, но Солдат мира в человеческом мире своей стойкостью отстаивает Любовь!
Строки с анаколуфами («Свищет через щель в зубах», «Бомбы сыпят в пух и прах» и пр.) опять и снова повергают читателя в изумление фантастической реалистичностью образа Солдата, который, несомненно, был в неизмеримом пространстве «среди дыма и огня», – то есть не в самом центре войны, а в неких пределах войны.
Так кто же этот Солдат?
Демон? Воланд? Ангел? Йодо?
Страшный Черный Дембель!?
Для автора Солдат – воплощение Любви.
После знаменательной борьбы Солдата и его возлюбленной враги пали «в облаке дурмана», а сквозь «дым заря алеет». Заметьте, Солдат стрелял не прицельно, а наугад – его рукой водила Любовь! И Герои с врагами один на один «остались вместе раз и навсегда» - анаколуф, который в репунсивности Шляпникова переворачивает смысл и Идею произведения и показывает, что Любовь победит даже одна на один с многочисленными, вооруженными до кончиков ногтей врагами!
Не об этом ли в своё время писал другой поэт 20 века Пастернак («Свеча горела»)?
Противоречие и нарушение логики – особый приём в репунсивности, который пока не имеет своего собственного названия, но который предпочтительно называть – "анаколуф Шляпникова".
О любви писали и мечтали не один век поэты разных поколений. Но, кажется, лишь в 21 веке Эдуарду Шляпникову удалось, экспериментируя в репунсивности и сгибая синтаксис русского языка до пружинной плотности, реально войти в соприкосновение с Любовью через слияние Мысли и Идеи.
В результате мы видим шедевр русской современной поэзии 21 века.
Тема любви незаметно пронизывает все творчество Шляпникова.
В произведении «В лесу кукушка полночь отбивает» высокое чувство возникает у Солдата даже к прекрасной изменнице Родине:
«Но вот снаружи скрипнула калитка
Старушки дочь еды нам принесла
Лицо ее и милую улыбку
Я не забуду больше никогда...
…И прежде чем в меня попали пули
Я заглянул в ее прекрасные глаза
И понял я тогда , крича от боли
Она предательницею была!!»
Смерть и любовь – знакомые сюжеты, но ТАК передать их, как это сделал Эдуард, невозможно без принципов репунсивности. В этом репо-тексте ЭШ мощно сработал приём трансгрессии – переворота символичной идеи, воплощенной в страшном, шокирующем поступке красивой девушки. Двусторонняя связь автора и читателя прослеживается по всему тексту. Автор созерцает проблему войны, иронизирует над ней и озаряется идеей красивого предательства. Мастерство автора состоит в том, чтобы искусно удерживать внимание читателя на матрице текста, в котором точно просчитаны все методы и художественно-выразительные приёмы, включая использование трансгрессии и экспрессии. Всю эту работу с текстом Эдуард Шляпников проделывает мастерски, достигая при этом максимального воздействия на восприятие читателя.
Таким образом, текст ЭШ правдив и натуралистичен, гиперреален и символичен. Он насыщен символами-метафорами, эллипсами, плеоназмами и анаколуфами. В заключительной строфе работает приём трансгрессии, в результате чего происходит «двустороннее - авторское и читательское - выхождение за рамки обыденного мировоззрения, освобождение от мыслештампов, более глубокое понимание – через вчувствование – мира в себе и себя в мире».
И в завершение – еще один выдающийся пример любовной лирики Эдуарда, комментарии к которому излишни («Если вдруг займеться сердце рано по утру»):
Если вдруг займеться сердце рано по утру
Есть проверенное средство как унять хандру
Про родимую станицу вспоминаю я
Где красавица , девица ждет меня моя
Я вернусь , сверкая бляшкой на своем ремне
Даже встречная дворняжка улыбнется мне
Путь укажет дым печурки над моей избой
В ноги кинеться дочурка шумною гурьбой
Хоть и плакать не серьезно в возрасте моем
Горлом в коме встанут слезы , видя отчий дом
Нет родимее пената , чем где рос , мужал
Дом родной меня в солдаты стоном провожал
Все осталось как и было , все как у людей
Только крышу покосило от косых дождей
То что крышу покосило - это не беда
Все путем мужская сила в доме есть когда
Попрошу смолы у ели , заберусь на верх
И смолой замажу щели , станет лучше всех
И красавица , девица за мои труды
Поднесет мне коромысло , полное воды
А когда наступит ночька , сядем у реки
Будем слушать , как стрекочат в чаще светлячки
И домой вернувшись вместе , стоя на крыльце
Я найду губами перси на твоем лице
Эдуард Шляпников пришёл в 21 век, век русской поэзии, напомнить и, более того, - возродить истинные ценности высокой смысловой поэзии, предназначение которой – «неизменно давать людям всё наслаждение, какое они способны испытывать; оставаться всегда светочем жизни, источником всего прекрасного, источником всего прекрасного, благородного и истинного, что ещё может существовать в годины мрака» (Перси Б.Шелли)