Живут они на одной лестничной площадке, двое зеленоглазых первоклашек. Школа рядышком, в трехстах метрах от дома. И для них огромный шик зимой по утрам: когда родители уже ушли на работу, прибегать в школу раздетыми, вызывая зависть одноклассников.
Они очень дружны между собой, хотя, конечно, ссорятся каждый день «на всю жизнь». Одним словом, они не успели обзавестись кандалами комплексов, все у них запросто. Выёживаются они друг перед другом запросто и завидуют открыто, честно, что ли…
Ни Эдик, ни Алешка не знают о том, что на первом родительском собрании их успели уже разделить на «математические способности» и «тонкую поэтическую натуру». В шахматы счет у них примерно равный. О фильмах про индейцев говорят – «наши победили»; одинаково бескорыстно дружат они с тетей Катей, билетершей из кинотеатра, которая пускает их играть на автоматах. Она живет на первом этаже их подъезда, и они знакомы с ней «давно-предавно».
Вот такие ребята. Их папы с мамами просто здороваются, столкнувшись на лестничной площадке, а они еще и в гости друг к другу ходят.
Они доигрывали в гостях у Эдика шахматную партию. По телевизору через полчаса мультики, но папа Эдика запрещает в отсутствие взрослых включать телевизор. Мало ли, несчастный случай какой произойдет, пояснил он. Они вот доиграют сейчас и к Алешке пойдут.
Алешка проигрывает третий раз подряд. Морщит свой конопатенький блестящий носик, обиженно кусает нижнюю губу – отыграться не успеет.
Эдик нетерпеливо стучит кулачком по коленке, часто поднимает голову, смотрит на часы. Тут-то он и вспомнил про свою давнишнюю гордость, вернее, даже гордость не только его, но реликвию всей семьи.
- Сейчас, - он побежал в спальню, долго шуршал там, что-то громко шептал. Нашел ключик от ящика трюмо, в котором хранились грамоты родителей и эта вот штучка – дедовское удостоверение личности офицера. Реликвией вообще-то было, наверно, не само удостоверение, а скользящая размашистая строчка на нем, написанная почему-то зелеными чернилами. «В штаб армии допустить. 12.11.42. Буденный».
Вот это да! Такую бы штучку, такого бы деда Алешке! Он оглох от близости истории. «Эту книжку держал Буденный…Буденный». А теперь я держу. Бу-ден-ный.… С какой же тоскливой завистью смотрел Алешка на друга.
- А кем был твой дед?
- Самым главным по самым секретным поручениям, - скромно важничал Эдик.
… Эдик ушел после мультиков к себе, а Алешка, оглушенный, сидел и смотрел на мерцающую безмолвную таблицу телевизора. Дедов своих вспомнил, ничего особенного: один в войну с голоду помер, а другой хоть и воевал и награды были, но все равно.… Если есть на свете счастье, так вот так – с Буденным знаком. Самый главный по самым секретным…
С тяжелым, набрякшим болью сердцем, Алешка перерыл чемоданы и шкафы, нашел фотографии одного из дедов, фотография второго деда была единственная и хранилась, видимо, родителями где-то глубоко.
Дед молодой – морская пехота, шрам через лоб, на виске кончается, на груди две медали. Дед старый – сутулый, орденские планки в два ряда, зеленые петлицы лесничего на кителе.
Жалко, что дед незнаменито воевал. Алешкины глаза блестели, припухшими губами чмокнул он деда, вытер фотографию и положил на место. Шмыгнул холодным носиком и, одуревший от съедающей тоски, оделся и поплелся на улицу, куда-нибудь.
Мама пришла вечером с работы уставшая, как всегда нервная. Отец задержался, у него стендовые испытания. Алешка с Эдиком были как-то в этом сверкающем грохоте.
- Каша не тронута. Ел что-нибудь? Уроки все уже? – Мама «заряжала» холодильник продуктами из сумки.
- Угу.
- Двойку что ли схватил? Что скукоженный? – мама спрашивала резко и сердито. Посмотрела на пришибленного Алешку. – Ну-к иди-к сюда. Глаза покажи… Больной видок, - холодной рукой потрогала лоб Алешки.
- Нет, все нормально, - неожиданно тихо и сипло выдавил сын.
Он сидел на кухне, следил за тем, как энергично снует по квартире мама. Переоделась, поставила чайник, спросила что-то, Алешка ответил.… Ковыряя пальцем штукатурку у розетки, собрался с духом, тихо и тяжело спросил:
- Мам…
-А?
- Мам.… А у деда нашего… большие, - он подбирал, но так и не подобрал такого нужного и точного слова, так и сказал – «большие» ордена были?
Мама наводила порядок на трюмо. В зеркало она долгим взглядом посмотрела на оцепеневшего в ожидании Алешку.
Будто кто-то невидимый выключил ту энергичную нервную скорость, с которой она только что двигалась, выключились заодно ее раздраженные усталые мысли, которые она даже не пыталась собрать. Серьезно и так же, как Алешка, она ответила:
- Да, были. Большие, - светло улыбнулась про себя. – А что?
Как силился Алешка, если б кто знал! Нахмурил до боли в голове брови, куснул губу, а она, проклятая, все равно предательски дрогнула.
- У Эдика… у деда…короче, у них подпись Буденного есть, - он повернулся спиной к маме, обидно было за неожиданно пискляво получившееся последнее слово. А мама прекрасно знала своего сильного сына. Между прочим добавила:
- Один орден деду сам товарищ Сталин вручал, в Кремле, а другой маршал Жуков на Красной площади перед строем. Оркестр даже играл…
Алешка откашлялся как ни в чем ни бывало и, не поднимая головы, ушел в спальню. Взорвалось облегченное сердце. Он тихо заплакал и выстраданно счастливый неожиданно уснул.
Это ничего, что мама соврала Алешке? Деду Алешкиному ордена вручали в окопах.