Мои взрослые дневники (ах, как хотелось бы здесь написать: «отличались поиском высоких истин, смысла жизни, философскими изысканиями, неистово заоблачным полётом мысли, etc.» – но увы!) чаще всего были наполнены сетованиями на мою собственную лень.
Непритворность таких сетований легко проверялась по датам записей – действительно промежутки между ними бывали порой космическими.
Второй отличительной чертой дневников были попытки писать портреты знакомых, а ещё чаще – незнакомых, но не до конца выдуманных людей. Новеллы эти были иногда крайне бесхитростны, а иногда – просто перенасыщены играми фантазии. Всё зависело от исходного «ребра», из которого я творил ту или иную личность, от моего настроения, от… да Господи, от чего только не зависит количество и качество слов и образов на кончике пера – даже от малейшего дуновения доносящейся откуда-то музыки, которое расправляется со словами так же бесцеремонно, как ребёнок – с мириадами мыльных пузырьков, вылетающих из нехитрой китайской игрушки и толкущихся в пространстве комнаты иллюстрацией броунова движения… (Сравнение не ахти какое, но оно только что придумано, и его появление само тоже зависело от сотен каких-то неуловимых факторов. Кроме того, оно позволяет продолжить его – дескать, как и мыльные пузыри, слова, только что «толкавшиеся» в голове и просившиеся на перо, тоже могут вдруг «лопнуть», исчезнуть куда-то, уйти надолго или насовсем и уже никогда не прийти тебе на ум в тех же сочетаниях и вдохновенных падежах).
Иногда я вдруг беру в руки эти старые записи и перечитываю их. Должен сказать, что большей частью это не так уж интересно. Однако…
Илл.: Мориц Эшер. Портрет мужчины