Раскройте рты, сорвите уборы -
По улице чешут мальчики-мажоры.
Раскройте рты, сорвите уборы -
На папиных "Волгах" – мальчики-мажоры.
Кичевая дрянь задернута в тело.
Душа это? Нет? Какое вам дело?
И так вся легко соплякам и просто -
Папаша добьется служебного роста.
Папаша попросит весь зал кричать ему "бис".
Папаша исполнит любой сыночка каприз.
ДДТ. МАЛЬЧИКИ-МАЖОРЫ
Глава 1
– Хорошо бы сейчас выйти замуж и уйти в декретный отпуск. А после декрета как раз кончится срок моей каторги. И прощай школа – сразу же уволюсь! – Оля, размечтавшись, оторвалась от настольного зеркала, в которое смотрелась, подводя контурным карандашом правый глаз.
– Чтобы уйти в декрет, совсем не обязательно выходить замуж, – рассмеялась Таня.
Она уже закончила свой макияж и попросила:
– Посмотри на меня, всё нормально?
Ольга придирчиво посмотрела на подругу:
– И это всё? Наложи ещё тени на веки и румяна поярче, ты куда идёшь – в ресторан или в школу?
– Вот именно, в ресторан, а не на панель. Я не хочу шокировать своих уважаемых коллег.
– Но там же освещение будет другое, и твой макияж станет совсем незаметен.
– Ну и пусть.
– Нет, я так не могу, ну, что ты за скромняга. Давай я тебе сама личико нарисую.
– Хорошо, но с условием, если мне не понравится, я всё смою.
– У меня не может не понравиться, я в общаге часто девчонок красила, всем нравилось.
И Татьяна отдалась в руки Ольге.
Закончив колдовать над Татьяной, Оля отправила её любоваться своей работой в ванную комнату, а сама сосредоточилась над своим левым веком. Судя по правому глазу, ей предстояло сотворить шедевр, не уступающий кисти Тициана.
В ванной над умывальником висело овальное зеркало, в которое можно было увидеть себя почти по пояс. И то, это зеркало им удалось купить только к Новому году, а до этого девушки могли себя разглядеть крупным планом лишь на работе.
Критически изучив свое отображение в зеркале, Таня решила, что смывать макияж не будет. Светло-бежевые румяна на скулах зрительно расширяли её немного удлиненное лицо. Черные, чуть изогнутые брови Таня никогда не красила, Ольга тоже их не тронула, зато четко подвела ей глаза и наложила золотисто-коричневые тени на веки. Тушь густо лежала на ресницах. Блестящие карие глаза казались огромными. На губы Оля тоже не пожалела краски. Четкие, будто резные, губы были безупречно накрашены помадой темно-красного цвета. Таня раскрутила бигуди, тяжелые пряди густых темных волос легли на её плечи. Тоненькая, хрупкая, среднего роста, с нежным трогательным лицом, Татьяна казалась ровесницей своих старших учеников, что очень смущало её первое время в школе. Сейчас, благодаря умело наложенной косметике, черты её лица стали резче, само лицо – строже, и уже невозможно было принять её за школьницу.
Прежде чем сделать прическу, Таня переоделась. Ольга всё ещё колдовала над своим лицом. Таня принесла в ванную табуретку с кухни, и встала на неё, чтобы посмотреть на себя ниже линии плеч. Красный финский костюм – подарок отца, – безукоризненно сидел на её изящной фигурке. Под красную гипюровую блузку с круглым вырезом без пуговиц надевался шелковый топ на узеньких бретелях. Расклешённая юбка была сшита из более плотной ткани и доходила до середины колена.
Спустившись с табуретки, Таня принялась за волосы. Она расчесала их массажной щёткой, уложила пышную чёлку, зачесав её на бок и приоткрыв гладкий прямой лоб. Лаком для волос сбрызнула прическу. Баллончик был легким, лака в нём оставалось немного. Она со вздохом поставила его на полку. Лак был дефицитным товаром, как и многое другое.
Она немного покрутилась пред зеркалом. "Просто зверски красива" – самодовольно подумала Таня, свысока глядя на свое отражение, приподняв подбородок и опустив веки. Но выдержать роль женщины-вамп долго не смогла, и бесхитростная улыбка оживила её лицо. "Так – тоже ничего", – решила красавица, и вышла из ванной.
Вернувшись в комнату, Таня увидела, что Ольга закончила свою виртуозную работу, да так, что её старания вряд ли окажутся незамеченными. Сероглазая блондинка со светлыми ресницами и бровями, и полными, будто припухшими губами, обычно не выделялась – но сейчас её лицо притягивало к себе взгляд. Накрашена она была чересчур ярко, но эти сочные, припухшие губки, даже такие ярко-розовые, придавали ей по-детски невинное, чуть капризное, как у обиженного ребенка, выражение. Черный ГДР-овский костюм с люрексом подчеркивал свежесть её нежного лица. Оля встала – она была ниже и поплотнее Татьяны – прокрутилась вокруг себя.
– Декретный отпуск тебе, Усова, по-моему, обеспечен. Ты сегодня неотразима, – оценила Таня ее вид.
Таня и Оля приехали в этот город по распределению после окончания Томского Университета и работали в школе первый год. Татьяна вела математику в пятых и девятых классах. Ольга преподавала химию. До приезда в город девушки не были знакомы. Здесь им в общежитии дали комнату с кухней и ванной. От многоквартирного дома общежитие почти ничем не отличалась – ни длинных коридоров, ни строгих вахтеров на входе, – только нестандартной планировкой комнат, да наличием служебных помещений и телефона-автомата на первом этаже. В основном в общежитии жили молодые семейные пары, и днём около дома гуляли мамаши с колясками.
Таня с Олей были довольны своим бытом. Из переписки с университетскими друзьями, которые получили более выгодные места по распределению, они поняли, что с жильем-то как раз они и выиграли. Вот с работой всё было гораздо сложнее. Татьяна вообще не рассчитывала учительствовать в школе, она закончила механико-математический факультет и мечтала работать в вычислительном центре НИИ или, на крайний случай, какого-нибудь завода. Но в прошлом году на распределении разнарядка на учителей в университете была очень высокая, и у неё не осталось выбора. Хорошо хоть не в деревню отправили. Поначалу ей было очень тяжело в школе, но по прошествии стольких месяцев, она втянулась в работу. Ольга же, наоборот, тихо ненавидела свою профессию. Ей было трудно с учениками, они раздражали её своею тупостью, леностью, и ещё миллионом грехов, перечислением которых она занималась всё свободное от школы время. Она уже несколько раз ходила в ГОРОНО, безуспешно пытаясь уволиться и получить трудовую книжку. И в очередной раз ей повторяли, что проститься со школой она сможет, честно отработав три года.
Прожив в чужом городе больше полугода, подруги имели ограниченный круг общения, который замыкался на учителях их школы. В основном это были педагоги со стажем. Как и всё общество того времени, они были очень политизированы. Шел четвертый год перестройки, все жили последними событиями своей страны, дышали ветром перемен. И партийная конференция, и I съезд народных депутатов казались интереснее любого детективного романа.
Ближе всего наши героини подружились с Андреевой Людмилой Александровной, Людой, самой молодой, кроме них, учительницей химии. Она работала в школе третий год после окончания института. Таня с Олей часто заходили к Люде в гости в общежитие с длинными темными коридорами и обшарпанными стенами. Комнату в этом общежитии получил Виталий, муж Людмилы, на своем заводе, и сам отремонтировал её. Из мрачного коридора девчонки попадали в теплое уютное гнездышко, где славно щебетала болтушка пяти лет – дочка Андреевых.
Вне школы молодые учительницы практически ни с кем не общались, даже с соседями по площадке. Познакомиться с мужчинами в городе было практически негде. Из дискотечного возраста они уже вышли, а в рестораны одинокие женщины, по их мнению, ходят только "сниматься". Единственным их развлечением были походы в кино, или концерты редких гастролёров. Да и работа отнимала много сил и внимания. Практически всё их время было посвящено главному кумиру школы – плану.
Вот почему в этот субботний вечер они с удовольствием посвятили себя процессу шлифовки внешности. Сегодня в ресторане "Центральный" должно было состояться торжество, куда были приглашены учителя их школы и представители ГОРОНО. Их коллеге, учителю русского языка и литературы, Надежде Семеновне Зиминой присвоили звание "Заслуженный учитель РСФСР".
Стол был заказан в общем зале ресторана, и это внушало надежду, что вечер не будет слишком официальным и скучным.
Татьяна была в прекрасном настроении, ей хотелось кружиться по комнате. "Вот ещё одна Наташа Ростова, – подумала про себя Таня, – вроде бы не в первый раз иду в кабак. Это всё весна, с приходом весны всегда ждешь чего-то нового".
До ресторана можно было проехать две остановки трамваем, но девушки пошли пешком. Было тепло, они не стали надевать головных уборов, чтобы не помять прически. Теплый легкий ветерок ласкал их искусно нарумяненные лица и развевал волосы. Они так давно не веселились, что одна мысль о предстоящем развлечении пьянила их. Весенний воздух был пропитан любовным томлением, звенел, как натянутая тетива, от предчувствия счастья. Неужели наступит время, когда весна для них станет лишь сезоном обострения хронических болезней? Невозможно было даже себе представить это сейчас.
Ресторан был полон, свободных мест не было, и припозднившиеся посетители уходили ни с чем. Таню с Олей встретил физрук, проведя мимо швейцара. Зал был огромный. Их стол находился слева от входа, на некотором возвышении. К нему вели две ступеньки у входа в зал и столько же ступеней у эстрады.
Учителя были в основном с супругами. Как и полагается, звучали поздравления и тосты в честь виновницы торжества. После второго бокала шампанского у Татьяны закружилась голова. Ей стало хорошо и немного грустно. Их стол на помосте, как на палубе корабля, медленно покачиваясь, уплывал в неизвестное.
Услышав "Желтоглазую ночь" – один из последних шлягеров – подруги пошли танцевать. Народу пока танцевало мало, публика ещё не разогрелась. И после танца девушки вышли в туалет – поправить прически. В фойе Ольга "стрельнула" сигаретку у мужа исторички. Вообще-то Ольга не курила, но тут вспомнила старую студенческую привычку. Она уговорила Татьяну выйти на улицу, постоять с ней за компанию, пока она курит.
Желающие попасть в ресторан уже разошлись. В сторонке стояла лишь группка курящих мужчин. К дверям подошли двое молодых людей, девушки думали, что они, как и остальные гости, развернутся и уйдут. Ольга докурила, и учительницы пошли назад. Как ни странно, новые посетители ещё беседовали со швейцаром.
– … только служебный столик, – услышали девушки слова швейцара.
– Разрешите пройти, – попросила Татьяна молодых людей посторониться. Оба гостя были высокими и симпатичными, а один, что пониже, с пепельно-русыми волосами – так и вовсе красавчик.
– С превеликим удовольствием, – ответил рослый блондин, пропуская девушек.
– Ну, если здесь сегодня такие красавицы, посидим и за служебным столом, – обратился "красавчик" к швейцару.
Девушки вернулись на свои места. За время их отсутствия принесли горячее, и они принялись за мясо. Им прекрасно было видно весь зал, и они смогли пронаблюдать за новыми посетителями. Тех провели за пустой столик в противоположном углу зала. Официантка принесла приборы, но клиентам, вероятно, что-то не понравилось, и они заставили ее принести новые бокалы. "Наглецы, – переглянулись подруги, – вместо того, чтобы радоваться, что их пропустили, гоняют бедную официантку". ВИА заиграл очередной шлягер, заставив девушек забыть о незнакомцах и пойти танцевать.
Подруги не пропускали ни одной "быстрой" песни. Татьяна обожала танцевать, она уже не помнила, когда танцевала в последний раз, ведь нельзя же считать те случаи, когда, услышав дома по радио зажигательную мелодию, она бросала всё, чем бы ни занималась – школьные тетради или посуду в раковине, и начинала кружиться по комнате.
На медленный танец её пригласил один из тех парней, с которыми они столкнулись у входа, тот, что пониже и посимпатичнее. Вёл он легко и спокойно, завязал с Татьяной нехитрый разговор, задавая простые вопросы о её жизни. О себе он не сказал практически ничего, кроме своего имени – Максим. Рядом с ними танцевал друг Максима с Ольгой. После танца оба юноши проводили своих партнерш к столу. За банкетным столом народу стало меньше – высокое начальство разошлось. Шампанское кончилось, и девушки выпили красного вина.
– Как тебе этот "кандидат"? – поинтересовалась Таня у Ольги. Та безнадёжно махнула рукой:
– Да так, "зелень" ещё. Зовут Сашей, учится вместе с "твоим" на третьем курсе политеха.
– Вполне созрел, чтобы отправить тебя в декрет.
– Тебя, Кислицына, зациклило с этим декретом. Расскажи лучше про своего.
– Я знаю только, что его зовут Максим. Он всё больше сам расспрашивал.
– Симпатичный.
– Ага, только слишком самоуверенный.
– Это тоже плюс. Неуверенный, думаешь лучше?
– А никак не думаю. Всего-то один танец, завтра он про меня забудет, и я не стану забивать себе голову.
Девушки выпили по бокалу вина и вернулись к эстраде танцевать. Таня солгала Ольге. Интерес, проявленный к ней симпатичным юношей, придал Татьяне новый заряд энергии, а крепкое вино заставило этот заряд вспыхнуть. Она танцевала весело, азартно, несмотря на легкое опьянение, её движения были плавными и точными. Почти все из оставшихся учителей вышли танцевать и образовали свой круг. Как пламя, полыхала она среди танцующих. Красная пышная юбочка то взлетала, приоткрывая ноги, то опускалась, любовно обнимая их. Начался медленный танец, и её тут же пригласил физрук. Таня с радостью приняла приглашение. Но что-то царапнуло у неё в душе, когда она увидела, что Максим танцует с яркой брюнеткой в бордовом платье. "Его тянет на красный цвет" – решила Таня.
Танец закончился. Вернувшись на своё место, она смогла наблюдать, как Максим проводил свою партнершу к столику в центре зала, за которым никого не было – её соседи танцевали. Максим вскоре вернулся с бутылкой вина и бокалом со своего стола и сел напротив брюнетки на свободный стул. Эта девица Тане определенно не нравилась. Слишком тонкие полукругом брови, слишком маленький темно-вишневый ротик. Брюнетка оживленно болтала, Максим изредка кивал головой. Он разлил вино по бокалам и что-то сказал, подняв свой фужер. Они чокнулись, выпили, закусили. И вообще, брюнетка слишком стара для него. Ей уже лет двадцать пять-двадцать шесть. Максим снова разлил вино. Брюнетка все говорила, Максим слушал её, улыбаясь. Они подняли бокалы. Впрочем, ей идут и слишком тонкие брови, и маленький ротик, решила Татьяна, просто в ней говорит уязвленное самолюбие, что Максим быстро нашёл ей замену, когда физрук пригласил её на танец. Брюнетка ещё говорила, когда Максим, всё также улыбаясь, медленно вылил вино из своего фужера в горшочек с пельменями перед брюнеткой. Так же медленно он поднялся и пошёл к своему столику. Брюнетка осталась на месте с приоткрытым ртом. В эту минуту музыка резко оборвалась, и в тишине раздался визг. Тане показалось, что это визжит брюнетка, потому что, она так и не закрыла рот. Видимо, Максим тоже так подумал – он оглянулся посмотреть на брюнетку. Та что-то выкрикнула, наверное, ругательство, но его никто не услышал, в этот момент с новой силой грянула музыка, завершая мелодию "Желтоглазой ночи".
Ольга вернулась на место. Оказывается, это её визг огласил зал. Сильно захмелевший физрук, выделывая танцевальные па, внезапно подхватил Ольгу сзади за талию и, пытаясь подкинуть её, приподнял над полом. Ольга и закричала от неожиданности. Таня рассказала Ольге о том, что видела за центральным столиком.
– Вот ведь подлец, – закончила Таня свой рассказ.
– Но ты же не знаешь, что она ему сказала, – попробовала не согласиться Оля.
– Всё равно так нельзя обращаться с девушкой.
– Ты слишком правильная.
– Я просто представила себя на её месте. А если она эти пельмени ещё не доела?
– Ага. И осталась голодной. Не замечала, что ты такая практичная, – Ольга засмеялась.
– Дело не в пельменях, просто он некрасиво себя вёл.
– А, по-моему, он красиво держится. Смотри, как вальяжно поманил официанта.
– Не хочу даже на него смотреть.
– Ладно, давай лучше проветримся, всё равно ансамбль ушёл на перекур, – предложила Оля.
На этот раз ее угостил сигаретой физик. Постояли недолго – на улице стало холоднее. Когда они вернулись, в глубине сцены всё ещё играл магнитофон, и подруги сели на свои места. Некоторые учителя, что постарше, уже разошлись, за столом осталась непринужденная весёлая компания. Девушки выпили со всеми вина.
– Можешь успокоиться, Кислицына, твоя подопечная не останется голодной, – Оля взглядом показала на уже знакомый столик с брюнеткой, перед которой официант ставил новый горшочек с пельменями.
Как только заиграл ансамбль, девушки пошли танцевать. Таня полностью отдалась мелодии. Она – солнечный зайчик, скачущий по траве, Фрэзи Грант, бегущая по волнам, небесная пери, парящая над землей. Начался медленный танец, и вот она уже парит в объятиях Максима.
Максим быстро опустил её на землю.
– Ну что, потом к кому пойдем, к тебе или ко мне? – деловито осведомился он тоном, не вызывающим сомнений о цели предложения.
Таня растерялась от такой наглости. Да он просто хам, привык, что девчонки бегают за ним табунами.
– Ни к кому, – поспешила она ответить, опасаясь, как бы её замешательство Максим не принял за размышление над выбором.
– Где-нибудь здесь найдем местечко покувыркаться? – не унимался Максим.
– Я не занимаюсь акробатикой, – гордо отвергла предложение Татьяна.
– Я не такая, я жду трамвая, – сбил с нее спесь Максим.
– Неплохой образчик местного дворового фольклора, – Таня сделала вид, что нисколько не смутилась. – Я еще такого не слышала.
– Интересуешься?
– Да, знаешь, иногда помогает в общении с учениками.
– Могу помочь, как и с акробатикой. Ты зря ее отвергаешь так сходу. Боюсь, ты многое потеряла. Это очень полезное и приятное занятие, – в его голосе послышались назидательные нотки, – и ведь никогда не поздно начать.
За ним просто обязаны были бегать девчонки. Высокий, стройный, прекрасно одетый, он был не просто смазливым красавцем. У него было тонкое, и в тоже время мужественное лицо, а серые глаза смотрели нагло и самоуверенно.
– Так что предлагаю тебе свои услуги в качестве тренера, – нахально продолжал он. – К занятиям готов приступить прямо сегодня.
Тане было неприятно слушать эту пошлость.
– Если я захочу, то найду кого-нибудь поопытнее и солиднее, – попыталась она его осадить, указав на разницу в возрасте.
Но Максима это нисколько не смутило.
– Ты никогда не узнаешь, что теряешь, пока не попробуешь, от чего отказываешься. Правда, здорово сказал?
– От скромности ты не умрешь, – Таня постаралась вложить как можно больше иронии в свой голос.
– Если не нравится свежеиспеченный афоризм, напомню тогда известное изречение: "Лучше сделать и каяться, чем не сделать и каяться".
– Мне больше нравятся слова: "Лучше не сделать то, что хочешь, чем делать то, что не хочешь", – Таня повторила любимую присказку куратора их студенческой группы.
– Ну, это не для меня, – отмахнулся Максим, – я живу по принципу: "Не жалей о том что сделал, жалей о том чего не сделал".
– А ты прыткий юноша.
Максим наклонился к ней и очень интимно прошептал ей на ухо:
– Опытный. Клянусь тебе, ты ни о чем не пожалеешь, даже захочешь ещё, – Максиму нравилось смущать её. Он хотел продолжить разговор, но танец закончился.
Он хотел продолжить разговор, но танец закончился. Провожая её на место, Максим повторил:
– Я всегда буду рад тебе помочь. Ты ещё подумай.
– Не о чем больше думать, я всё сказала, – отрезала Таня.
Таня пропустила следующий танец, задумчиво ковыряясь в тарелке с мясом. Честно говоря, жаль, что такой красивый парень оказался столь испорченным. Нужно было сразу же залепить ему пощечину. Растерявшись, она вступила с ним в пререкания, а запоздалая плюха выглядела бы неуместно. Да он и не понял бы за что. Он же сделал ей одолжение – удостоил её своим вниманием! Нет, в нынешнее время, чтобы дать пощёчину, нужны более веские основания.
За столом сидели всего несколько человек, многие танцевали, мужчины вышли покурить. Музыканты заиграли "Лаванду". Таня посмотрела на место, где сидел Максим. Он уже шёл в её сторону.
– О, я обожаю эту песню! – воскликнула Татьяна, глядя на учителя физкультуры, который только что вернулся из "курилки" в зал.
– В таком случае, Танечка, я вас пр-р-риглашаю, – язык его уже слушался плохо.
Двигаясь по проходу между столиками, Таня заметила, что Максим пригласил молодую женщину в темно-синем платье, сидевшую за соседним с банкетным столиком. Таня обманулась, Максим шёл не к ней. Тане стало обидно, что она напрасно вынудила изрядно выпившего физрука пригласить её на танец. Слава богу, держался он хорошо и танцевал ровно. Рядом оказалась Ольга, она опять танцевала с Сашей, и выглядела довольной.
Сели за стол, уже принесли кофе. Доиграв, последнюю мелодию, исполнители стали откланиваться. Кто-то сунул им деньги, и, предупредив, что это прощальная песня, заиграли шлягер "Музыка нас связала". Вечер подходил к концу. Несмотря на недоразумение с Максимом, это был один из самых приятных вечеров, прожитых Татьяной в этом городе.
Чтобы сократить путь домой, шли дворами. Темное пространство между домами слабо освещалось желтым светом электрических лампочек под козырьками некоторых подъездов. Зыбкий туман в голове от выпитого вина, прежде чем окончательно выветриться на вольном воздухе, ещё больше сгустился. Таня пересказала Ольге свой разговор с Максимом во время танца. Ольга засмеялась:
– Так он оказывается тренер! Интересно, у него услуги платные?
Тане тоже стало смешно.
– Ну что ты! Он работает на общественных началах.
Они начали придумывать всякие подробности о вымышленных тренировках, и чем глупее они были, тем смешнее становилось подругам. Они смеялись всё громче и громче, до боли в животе, то, сгибаясь пополам, то, распрямляясь, чтобы набрать воздух в легкие. Вот одна уже вроде бы успокоилась, но, взглянув на подругу, умирающую от смеха, она вновь начинает смеяться. Содрогаясь от хохота, девчонки остановились, не в силах сделать и шага.
– Ой, и нам расскажите, мы тоже хотим посмеяться, – неожиданно рядом раздался знакомый голос.
Увлекшись, девушки не заметили, как к ним подошли Саша с Максимом. Оба радостно улыбались, довольные собой и жизнью.
– Вряд ли вам это покажется смешным, – с трудом произнесла Таня, ещё задыхаясь от смеха.
– Вы считаете, что мы лишены чувства юмора? – обиделся Александр.
– Да, нет, просто ничего особенного, – постаралась смягчить свой ответ Татьяна.
– Это о нашем, о девичьем, – пришла ей на помощь подруга.
– Ой, как интересно, может, откроете нам свои девичьи секреты? – спросил Максим.
– Да так, тренера одного вспомнили, – равнодушно сказала Ольга.
– Кажется, я его знаю. Действительно смешно, – сказал Максим.
– Ну, вот, я один ничего не понял, – возмутился Александр.
– И лучше не надо, – успокоил его Максим.
– Не, я так не могу! – продолжал Саша. – Я прошу, я просто требую, чтобы вы мне всё объяснили. Давайте сядем вон на ту скамейку, и вы поделитесь своими секретами, а поделюсь с вами вот этим, – Саша вытащил из кармана горлышко бутылки.
– Что, в кабаке не хватило? – резко спросила Ольга.
– А что такого, посидим, выпьем за знакомство.
– Шурик, я тебя не узнаю, – обратился к другу Максим, – ты опустился, как собачьи уши. Таких интеллигентных девушек приглашаешь пить из горлышка где-то в подворотне. Ты забыл, что они учат детей, воспитывают подрастающее поколение.
– Ой, пусть и меня возьмут на воспитание, а то я такой невоспитанный, – попросил Саша.
– Оно и видно, – прокомментировала Ольга.
– Ну, красавицы, извините, очень уж я люблю весёлых девчат. А вам сейчас в какую сторону? – спросил Саша.
Они пошли вместе мимо сонных домов, опустевших песочниц и застывших качелей. Девушки шли рядом между ребятами, Максим шагал справа от Тани. Они шли и трепались вроде бы ни о чём, но Татьяна ловила внимательные взгляды Максима.
– А вы живете в одном доме? – спросил Саша, когда девушки дружно свернули к своему подъезду. На здании общежития, где жили подруги, не было никакой таблички, и мало кто знал, что это не жилой дом, а общага.
Когда Таня ответила утвердительно, Александр обрадовался:
– Макс, нам очень повезло, будем вместе ходить в гости.
– А вас, кажется, ещё никто в гости не приглашал, – строго сказала Оля.
– Я, думаю, это не за горами. Правда, Танюша? – спросил Максим.
– Много чести, – буркнула Таня.
– Ну, ладно, мы идём домой – сказала Ольга.
– Не уходите, время-то ещё детское, – попросил Александр.
– Я замерзла, – поежилась Таня. Между плащом и спиной у неё была лишь сетчатая гипюровая ткань, и вечерний холод беспрепятственно пробирался между лопатками.
– А мы поможем согреться, хочешь внутри, – и Саша похлопал себя по карману, – а хочешь снаружи.
И Сашка захохотал.
– У нас строгие родители, могут выйти нас встречать, – сказала Ольга. – Прощайте.
Она открыла дверь подъезда и зашла внутрь.
– Ага, прощайте, – Таня шагнула вслед за подругой.
– А мы не прощаемся, до скорого свидания, – услышала она прежде, чем за ней закрылась дверь.
– До чего наглые рожи, – заговорила Оля, когда девушки вошли в свою квартиру на третьем этаже. – Занимаются какой-нибудь мелкой фарцовкой, а апломба как у Рокфеллера.
– А про родителей ты напрасно, я Максиму рассказала, что мы живём вдвоём в общежитии, – сказала Татьяна.
– Какая, Таня, ты всё-таки простая, могла бы все сразу и не выкладывать. Я наврала Сашке с три короба, – проворчала Оля.
– Предупреждать надо.
– Ну, кто знал, что они провожать будут. Ладно, в следующий раз заранее будем разрабатывать "легенду".
– А все-таки вечер прошел отлично, я натанцевалась от души, – произнесла Таня, выходя из ванной.
– Если бы не в школу послезавтра, я была бы абсолютно счастлива, – откликнулась Оля.
Через день, в понедельник, резко похолодало. И даже не верилось, что несколько дней назад можно было гулять одетыми совсем по-летнему. Когда юные учительницы возвращались домой с работы, неожиданно с неба посыпалась снежная крупа. На сухой асфальт падали белые круглые горошины и разбивались, брызгами рассыпаясь на мелкие осколки, словно маленькие снежные бомбочки.
– Привет, девочки! – с ними поравнялись их новые знакомые.
– Здравствуйте, – девушки продолжали быстро идти. Было холодно.
– Мы так и думали, что встретим вас возле школы, – сказал Максим.
– Проверяете нас что ли? – спросила Таня.
– Нет, просто боимся, что вы без нас скучать будете, – ответил Саша.
– Ещё не успели, – отозвалась Оля.
– Макс, нам кажется не рады, – трагично понизив голос, обратился Саша к другу.
Максим внимательно посмотрел на девушек и ответил Саше:
– Да, нет же, старик, они бешено рады, просто растерялись от счастья.
Саша облегченно вздохнул:
– Фу, а я уж испугался.
Ребята шли рядом с девушками, вроде бы продолжая пустой треп, и Таня не поняла, как получилось, что она идет рядом с Максимом позади Ольги и Саши. А Максим отдавал дань ее неприступному поведению – утверждал, что еще никогда раньше ему не приходилось встречать столь достойную, сколь и красивую девушку. И хоть Таня не привыкла к комплиментам – парням, с которыми она встречалась в институте, легче было доказать какую-нибудь лемму, чем отпустить комплимент девушке – слова Максима не трогали ее, слышалась в них какая-то фальшь, слишком затерто они звучали.
Уже у подъезда, поравнявшись с поджидающими их Сашей и Олей, Максим сказал:
– Как сегодня холодно.
– А девушки пригласят нас к себе в гости, погреться. Да, красавицы? – спросил Саша.
– Не пригласят, – ответила Таня.
Ей хотелось сказать что-нибудь смешное и хлесткое, но она ничего не могла придумать. Татьяна всегда завидовала людям, которые никогда не лезут за словом в карман.
Максим вновь стал поучать друга:
– Пойми, старик, девушки идут с работы, они устали. Это ты, Золотухин, на лекциях спал, а они пытались вдолбить знания, таким как ты, недоумкам.
Всё это было похоже на спектакль, в котором роли были хорошо отрепетированы. Не первый раз друзья оттачивали свое мастерство диалога. Они зашли за подругами в подъезд и стали подниматься по ступеням вслед за ними. Максим продолжал:
– Пусть девочки пока отдохнут, почистят перышки, а вечером мы все вместе забуримся в кафешку или кино. Согласны, народ?
Девушки остановились у своей квартиры.
– Я согласен, – сказал Саша.
Оля вытащила ключи из сумки и стала открывать дверь, предоставив право решать судьбу их вечера Татьяне.
– Мы никуда не пойдём, нам нужно проверять тетради.
Тане не понравился свой ответ, как-то по-дурацки он прозвучал, при чем тут тетради, она в принципе не хочет с ними встречаться.
Максим осуждающе посмотрел на Таню:
– Будет очень печально, если вы так и засохнете над своими тетрадками. Пока.
И они с Сашей легко сбежали по лестнице вниз.
Глава 2
На этом ресторанное знакомство не закончилось. Прошло несколько недель с того дня, как они ходили в ресторан, но будто – несколько месяцев, настолько навязчивыми оказались новые друзья. Они сталкивались, словно случайно, с подругами на улице, приходили домой, правда, дальше порога так и не продвинулись. Вели себя молодые бездельники так, словно не сомневались, что их приходу рады. "Да любая девушка будет счастлива, если на них обратит внимание хоть один их них. А эти молодые учителки только ломаются. Разумеется, возраст и положение не позволяют им сразу броситься в объятия таких крутых парней. Девушки хотят немного пококетничать, ну что ж, посмотрим, это даже интересно", – читалось на их лицах.
Вероятно в глубине души они, особенно Максим, понимали, что это не просто кокетство, а что-то более серьёзное, но отвергали этот факт, как невероятный. И напрасно подруги пытались что-то объяснить, их слова отскакивали, как мячик от ракетки. Парни в каждой фразе отыскивали какой-то скрытый смысл или неясное обещание. Это был слаженный дуэт, роли в котором были распределены давно. Саша – веселый, разбитной парень, позволяющий себе рассказать неприличный анекдот при девушках, или прозрачно намекнуть о своих сексуальных желаниях. Максим – ироничный сдержанный циник, частенько одергивал Сашку, когда тот якобы чересчур зарывался, или сокрушенно качал головой, как бы извиняясь за друга: "Что поделаешь, такой уж он человек".
Ольга уверяла Таню, что не против любовного приключения, но её не устраивал партнер.
– Знаешь, Кислицына, – рассуждала она иногда по вечерам, – я бы хотела иметь друга, но Золотухин мне не нравится. Ты считаешь, что я слишком придирчива? Да ты посмотри, какие у него губы толстые, и нос широкий. Почти урод. И вообще он кажется тупым. То ли дело Максим – красивый парень.
– Спереди апостол, а сзади черт бесхвостый, – отвечала Таня. – Можешь забрать его себе.
– Заберешь его, как же. Да он с тебя глаз не сводит. Да меня и возраст не устраивает, на три года моложе.
Конечно, насчет возраста Ольга права, но к Саше она чересчур строга, её, как и большинство людей, раздражало в других то, что не нравилось в себе – чересчур полные губы, нос "картошкой". Таня считала Сашу вполне симпатичным парнем, просто на фоне Максима он проигрывал во внешности. Александр напоминал Тане героя русских народных сказок. У него были прямые, совершенно белые, без малейшего оттенка волосы, такого цвета девушки добиваются безжалостным обесцвечиванием перекисью, а ему такие волосы достались от природы, причем он не был альбиносом. Лицо круглое, еще по-детски пухлое, с нежным розовым румянцем на щеках. Брови широкие, светлые и под ними голубые-голубые глаза. Нос действительно "картошкой", и губы слишком полные, но это не портило его. Он казался настолько искренним и открытым, словно все мысли отражаются на этом простодушном лице. Но в глазах светился хитрый ум, с удовлетворением отмечающий смущение собеседника в ответ на его дерзкие шуточки. Простой – да, может быть, но не тупой, нет.
Несомненно, Максим привлекал всё внимание к себе, хоть и был ниже Саши и не так разговорчив. Высокий гладкий лоб, черные прямые брови, тонкий нос, ледяные серые глаза, черствый рот – всё было безукоризненно мужественно в правильном овале лица. И только пушистые густые ресницы не соответствовали надменному взгляду, смягчая его холодный огонь. Прямые волосы пепельного цвета были по-модному коротко подстрижены, придавая общему виду завершенность, отточенность. Но Татьяну эта почти совершенная красота отталкивала, она словно боялась поверить ей, где-то прячется в нем червоточина, должна быть гнильца.
Наверное, вся беда в том, думала Татьяна, что они с Олей своим пренебрежительным отказом уязвили самолюбие ребят, теперь те стараются доказать им, а прежде всего себе, что и в этот раз будет так, как они решили. Но неужели она первая, кто отверг ухаживания Максима? Похоже, он добивался её взаимности не потому, что ему нравилась молодая учительница, а потому что он не привык проигрывать. Удовлетворившись, он быстро бы её бросил, как ребенок бросает, разобрав, дорогую игрушку, которую так слезно выпрашивал у родителей. Но она – не игрушка, которую можно сломать. По характеру она мягкий и уступчивый человек. Но уступчивость её была небезгранична. И если пытались, как ей казалось, сокрушить её гордость, в ней просыпалось упрямство, и тогда Татьяна не узнавала себя. Чаще это происходило в таких ситуациях, когда, трезво рассуждая, гордость надо было прятать в карман.
Татьяна могла бы вспомнить не один эпизод из своей жизни, когда действовала по принципу качелей: чем сильнее её толкали, тем сильнее она отвечала. Но в Томске был один случай, и Таня до сих пор была не вполне уверена, что поступила правильно, не последовав примеру подруг. Тогда поздно вечером, она с соседками по комнате Аллой и Соней, возвращалась с последнего сеанса из кинотеатра Горького в своё общежитие пешком. Учебный год только начался, было довольно тепло. Уже стемнело. Неизвестно, что заставило их пойти не по оживленному проспекту Ленина, а по параллельной ему, но тихой и пустынной улице Советской, на которой стояло общежитие, ведь в общаге ходили слухи, что в этом районе по ночам ошивается какая-то банда и пристает к прохожим, и даже кого-то изнасиловали. Когда до общаги оставалось уже довольно близко, из городского парка вышли трое молодых ребят и поспешили в их сторону. Компания была ещё вдалеке, но девушки прибавили шагу, а парни не только не отстали, но и догоняли. На улице кроме них никого не было, когда ребята приблизились настолько близко, что стали слышны их голоса, робкая Соня крикнула "Бежим!" и припустила вперед, за ней бросилась Алка. Таня же не смогла себя заставить бежать вместе с подругами. Она считала унизительным удирать от одной лишь тени опасности. На улицах ещё не совсем темно, в горсаду, наверняка, гуляют люди, через каждые десять минут мимо проносятся трамваи, совсем недалеко остановка, сейчас, правда, пустынная. Ребята, по-видимому, тоже побежали, потому что сзади послышался топот ног. Татьяна заставила себя не оборачиваться, и даже пошла медленнее, чтобы доказать прежде всего себе, что не боится. Пробивающийся росток страха, она успокаивала мыслью, что парни просто спешат на остановку, завидев сзади трамвай. Ей было стыдно не только показать свой страх, но и испытывать его. Её догнали и окликнули:
– Девушка, скажите, пожалуйста…
– Что? – дернулась Таня.
– А который сейчас час?
Она взглянула на наручные часы:
– Половина двенадцатого.
– А куда ваши подружки побежали?
– Хотят успеть на программу "Взгляд".
– А нам показалось, что они любят передачу "Спокойно ночи, малыши".
Тут Таня увидела, что девчонки далеко впереди остановились и смотрят на них. У Тани потеплело в груди от благодарности, что девчонки не забыли о ней. Ребята проводили Татьяну до общежития. Эта троица, действительно, частенько развлекалась вечерами, останавливая девушек, чтобы узнать время или как пройти на улицу Фрунзе. У общежития Таню ждали подруги, злые на неё за то, что она заставила их волноваться. Но парни быстро заговорили им зубы, а через год эта история закончилась свадьбой Аллы с одним из их новых знакомых.
В сентябре на место Аллы к ним в комнату поселилась девушка с младшего курса. Таня с Соней надеялись, что последний год они будут жить в комнате вдвоем, и поэтому без особой радости приняли новую соседку. Но и неприязни к ней не проявляли. Как-то вечером втроём они делали вид, что добросовестно занимаются, а на самом деле болтали обо всём на свете, постепенно перешли на сокровенные темы. И их соседка неожиданно выложила им о том, как её изнасиловали в прошлом году. Она засиделась в чужом общежитии в гостях у своей землячки, и когда возвращалась в своё общежитие, уже стемнело. Она долго ждала троллейбуса, и когда вышла на своей остановке, то решила сократить дорогу к дому и пошла дворами. Но путь домой оказался намного длинней, чем она рассчитывала. Девушка слышала, что за ней кто-то идёт. Сначала она не обратила на это внимания, но потом её стало раздражать, что невидимые попутчики идут почти вплотную за ней и не обгоняют, и уже хотела обернуться назад, чтобы разглядеть их, но тут её крепко схватили с двух сторон за руки, и затащили в подъезд. От страха и неожиданности она даже не смогла закричать. Двое парней завели её на второй этаж к мусоропроводу. Девушка пыталась вырваться, но так и не смогла выдавить из себя и звука. Ей предложили на выбор: или она сама выбирает одного из парней, или её попользуют оба.
– И что ты? – одновременно спросили Таня и Соня.
Конечно, она выбрала первый вариант, показав на одного из них пальцем. Второй деликатно, если можно так выразиться, отошел к лифту. Когда всё кончилось, парни даже проводили её до общежития, а по дороге пошло шутили, но на прощанье серьёзно сказали, чтобы она даже не думала обращаться в милицию. Ты сама согласилась, напомнили они.
– А что потом? – спросила Таня.
– Я сделала аборт.
– Почему же ты не кричала, никого не позвала?
– Мне было так стыдно, – и девушка заплакала.
Соня бросилась её обнимать и утешать. А Таню вдруг обожгла неприятная мысль.
– Ты их хорошо запомнила?
– Я так хочу про них забыть, но не получается.
Таня бросилась к коробке с фотографиями. Она быстро нашла снимки с Алкиной свадьбы и показала соседке. К счастью, ни в женихе, ни в его друзьях жертва не признала своих палачей.
Много дней подряд после этого Таня прокручивала в голове эту историю. Ей было ужасно жалко свою соседку, она кипела негодованием на её насильников. И только тогда она поняла, как глупо поступила, когда не бросилась бежать с подругами, а гордо осталась идти одна. И в тоже время она не была уверена, что поступила бы по-другому, если бы история повторилась. Почему-то не верилось, что с ней может случиться что-то плохое.
Татьяна вышла из школы одна, Ольга ушла домой много раньше. Сегодня у Тани было шесть уроков, а потом она ещё осталась в учительской заполнить отчет. Несмотря на яркое солнце, было холодно из-за сильного северного ветра. Таня зябко поежилась, зачарованно глядя на ветви тополей, плавающие в зеленоватой дымке крошечных клейких листочков. "Только пятое мая, а листья уже распустились. В Нижневартовске в это время все деревья ещё голые", – вспомнила Таня свой город. Она быстро пошла к воротам школьного двора – мерзнуть не хотелось. Сзади неё громко хлопнула дверь и мимо неё с криками пронеслась ватага мальчишек, не замечающих ни ясного солнца, ни дымчато-зеленых деревьев.
Школа находилась в тихом переулке, куда лишь изредка заезжали автомобили. Таня вышла за ворота. В кармане дороги, напротив школы, стояли две машины. Зеленые "Жигули" она знала – за Антониной Сергеевной Слинковой, самой элегантной женщиной школы, заехал муж. Вторую машину, белую "Волгу", Таня ни разу здесь не видела. Она опустила голову, пряча лицо от ветра, и стала переходить дорогу, не глядя по сторонам, уверенная, что дорога пуста.
Когда она поравнялась с "Волгой", её передняя дверца открылась. Рука, открывшая дверь, показалась ей знакомой, вернее не сама рука, а рукав костюма хозяина руки. Такой модный костюм из варёной джинсовки она видела только у Максима.
– Привет, – Максим повернулся к ней, но из машины не вышел.
– Здравствуй, – откликнулась Таня.
Таня оценивающе посмотрела на Максима и его машину. Она просто физически ощутила, как её отношение к нему меняется.
Вопреки крылатой фразе Ильфа и Петрова, автомобиль в нашей стране для многих является, и ещё долго будет являться роскошью. И когда такой молодой парень сидит за рулём "Волги", это невольно вызывает любопытство и уважение. У Тани тоже зашевелились эти чувства. Она считала Максима просто красивым парнем, уставшим от побед над ровесницами и переключившему свое внимание на более взрослое поколение. (Год работы и самостоятельной жизни позволял, по её мнению, отнести себя к другому поколению.) Спокойную властность, таящуюся в его сильном голосе, уверенных движениях, твердой походке, она считала следствием избалованности, как родителями, так и слабым полом. И она с небрежной лёгкостью отвергала его грубоватые попытки сближения. Как многие девочки, Таня с детства мысленно рисовала образ своего будущего избранника. Он не должен быть красивым, по крайней мере, не внешние данные будут главным его достоинством. Но она его узнает сразу, потому что верила в любовь с первого взгляда, и считала, что если в первую минуту любовь не станет владычицей их сердец, то не станет никогда. Она донесла свои романтические представления до 22 лет, хотя жизнь пока её только разочаровывала. Стоило ей сблизиться с каким-нибудь парнем, который ей очень нравился, как она словно трезвела. Все недостатки, несовершенства её друга словно выпячивались, становились выпуклыми, отчетливыми, как будто она видела его другими глазами. В ней словно поселялся внутренний оценщик, который скрупулезно взвешивал все его поступки, движения, порывы и выставлял отметки, увы, отрицательные. Ей хотелось гордиться своим другом, восхищаться им, но у неё не получалось. Влюбленность проходила, и отношения постепенно затухали, а потом и прекращались сами собой. А через некоторое время он снова видела в нём хорошего милого парня, и даже слегка ревновала, если он встречался с другой. Она так и не сумела довести ни одного своего роман до более интимных отношений, чем поцелуи.
– Садись, подвезу, – предложил Максим.
Она не могла вот так с ходу запрыгнуть в его машину. Наверняка, он на это и рассчитывал, что она "купится", увидев его автомобиль. Но если Максим ей не нравился сам по себе, то автомобиль вряд ли здесь поможет.
– Я тебя отвезу куда нужно, – сказал Максим. – Я специально тебя жду. Поговорить надо.
– О, какая честь! – вскликнула Таня. – За мной ещё никто специально не заезжал.
– А не специально? – поинтересовался Максим.
– По правде, говоря, тоже.
– Тогда садись.
– Нет, Максим, я не хочу. Чао.
– Ах, какие мы гордые! – восхитился Максим и, заметив, что она собралась уходить, ловко выскочил из машины.
– Подожди, ты боишься что ли? – он схватил её сзади за руку.
Таня повернулась к Максиму. Ветер растрепал её отросшую чёлку, длинные волосы лезли в глаза, мешая смотреть. Максим несильно сжимал её запястье.
– Отпусти, – она потянула свою руку, пытаясь освободиться.
Максим сжал пальцы крепче.
– Да не бойся ты, ничего я тебе не сделаю.
Таня уже злилась, и сильнее вырывала свою руку. Дурак, её можно было уговорить по-хорошему, но если начинают применять силу, она становится упрямой.
– Послушай, а ты не ошибся? Тебе, похоже, нужна другая девица, которая клюнет на твой автомобиль. И не надо будет руки выкручивать, она сама впорхнет к тебе в салон. А мне твои дешёвые приемчики претят.
– Ну, извини, забыл, что ты у нас особа романтическая, презираешь всё материальное. В следующий раз приеду на велосипеде, подвезу тебя на раме, или на багажнике, как хочешь. Очень романтично.
– Максим, дело не в этом. Просто мне с тобой не интересно.
– А у меня к тебе как раз очень интересный разговор. Но если ты так хочешь, поговорим здесь, на виду у всей школы. Но я не отпущу тебя, пока не скажу всё.
Максим перехватил её запястье другой рукой, он встал прямо напротив неё. Таня вновь услышала голоса детей, выбежавших за ворота школы. В соседней машине водитель, возможно, видит их борьбу через стекло "Волги". И вот-вот должна появиться Антонина. Нет необходимости вырываться и убегать у всей школы на глазах, достаточно того, что видел муж Слинковой. Чего ей бояться, это же смешно. Мальчик хочет объясниться в любви, что ж придётся его разочаровать.
– Ну, хорошо. Думаю, что этот разговор не затянется надолго, а то я терпеть не могу серьезных разговоров, – миролюбиво произнесла Таня.
– А это зависит от тебя.
Максим разжал свои пальцы, но не сразу отпустил руку, а подержал на своей ладони.
– Какие тонкие руки, как прутики, – сказал он и опустил свою руку.
Он обошёл машину, открыл переднюю дверцу. Таня прошла за ним, села в салон, дверца захлопнулась. Внутри было накурено, тепло и чисто. Она посмотрела на соседнюю машину, муж Слинковой сидел прямо и не смотрел в их сторону. Максим сел в машину, включил зажигание.
– Куда тебя подвезти? – спросил он.
– К "Чайке", – Таня назвала ближайший к дому магазин.
Когда они медленно выезжали на дорогу, Татьяна поймала любопытный взгляд Антонины Сергеевны, спешащей к своей машине.
– Это твоя машина? – спросила Таня. Ей хотелось немного разрядить обстановку. Она вела себя глупо, и теперь ей было досадно. Испугалась какого-то мальчишку, который решил завоевать её сердце, поразив автомобилем.
– Машина отца, у меня доверенность, – кратко ответил Максим.
Что и требовалось доказать.
– А ты всегда просишь у него разрешения покатать своих подружек?
– Нет, этой машиной он пользуется очень редко, – Максим совсем не смутился, – сам он ездит на служебной.
Максим не дал ей возможности продолжить разговор в том же легкомысленном русле, перейдя к делу:
– Так вот о чём я собираюсь с тобой поговорить. Хочу тебе вкратце объяснить ситуацию, в которой ты, да и Ольга оказались.
– Я лично оказалась в салоне этой машины, – Таня всё ещё досадовала.
– В нашем городе вы живете ещё недолго и поэтому многого, конечно, не знаете, – твердо продолжал он. – И не понимаете, как вам повезло, крупно повезло.
Максим сделал драматическую паузу. Таня подыграла ему:
– Мне не терпится узнать, в чем же моё счастье, которого я упорно не могу заметить, как ни стараюсь.
– Судьба сделала тебе щедрый подарок – ты будешь подругой человека, который пользуется большим авторитетом в нашем городе.
– Секретарь горкома что ли? – пошутила Таня.
– Почти угадала, – засмеялся Максим. А потом серьёзно продолжил, – ты, наверное, читала в газетах о казанских группировках. Такие организации существуют в каждом городе.
– Конечно, читала. Это же молодежные банды, которыми руководят криминальные элементы.
– Мне не очень нравится слово банда. Давай назовём это организацией. И твой покровитель – руководитель такой организации. Ему подчиняются молодёжные группировки одного из районов города, он обладает большой властью над ними, контролирует невидимую, но бурную деятельность района. Сама понимаешь, жизнь его сурова и он нуждается в утешении и ласке. В общем, ему нужна красивая нежная женщина, то есть – ты. Но и тебя отблагодарят. Ты не пожалеешь о таком подарке судьбы.
Это было похоже на дурацкую шутку.
– А ты и есть тот подарочек?
– Ты угадала, женщина, – открыв свой статус, Максим стал обращаться к ней снисходительно. – Ты очень сообразительна, как раз то, что надо.
– Благодарю, конечно, за оказанную честь, я, как любит выражаться Саша, "мощно рада". Но я вынуждена отказаться от столь лестного и выгодного предложения. Ты меня с кем-то спутал. Я не подхожу на роль подружки главаря местных хулиганов. Работа отнимает всё моё личное время, что не позволит уделять тебе должного внимания. А самое главное у меня есть кое-какие нравственные принципы, от которых я не хочу отступать, иначе я не смогу учить других.
– В тебе мне нравятся даже такие недостатки, как этот.
– Но тебе, Максим, нужна яркая молоденькая девушка, весёлая, сообразительная, как ты любишь. Такую ты, со своим влиянием в молодёжных кругах, найдёшь без труда. Да девицы сами к тебе прибегут, только помани пальчиком, – Таня подсластила пилюлю.
Но было понятно, что Максим и сам всё прекрасно это понимает, и так просто от своих намерений не откажется. И, действительно, в ответ она услышала:
– Да нужны мне эти соски, как… Дорого то, что дорого достаётся.
– Но мы с тобой такие разные. По-моему, это просто упрямство с твоей стороны. Я тебе не подхожу.
– Ладно, начнём сначала, – сказал Максим и свернул в ближайший переулок, и остановил машину за каким-то домом. Развернулся к ней. Теперь он смотрел не на дорогу, а ей в глаза.
– Я сам решаю, кто мне подходит, и я выбрал тебя. Ты – красивая, обаятельная, умная женщина, твои принципы вызывают уважение. Это ещё больше повысит мой авторитет.
– Но тогда я уже стану беспринципной.
– А что касается твоей работы – тебе самой станет легче работать со старшеклассниками, когда они узнают, кем ты стала.
– Чтобы я ещё вербовала тебе в банду ребят в школе! – возмутилась Таня. – Да ни за что на свете!
– Чтобы ты ещё вмешивалась в мои дела! Да ни за что на свете! – передразнил её Максим. – Мне нужна женщина, которая будет моей "визитной карточкой", моей королевой. Не лезть в мои дела. Ты будешь моей "отдушиной", праздником.
– Какая идиллия, просто именины сердца!
– Смейся сколько угодно, но так и будет.
– Но я не люблю тебя, Максим, – тихо произнесла Таня слова, которые были для неё самым главным аргументом. Она верила в любовь, в то, что все люди, чем бы они ни занимались в жизни, ищут любовь, жаждут найти сердце, которое бьется в унисон с твоим.
– Танюша, ты меня умиляешь. Кто тут говорит о любви? Мы с тобой не школьники, шепчущие признания любви между поцелуями в темных подъездах. Речь идёт о сделке. Ты даришь мне радости секса, делишь со мной досуг, а я дарю тебе своё покровительство. Я хочу тебя, и ты будешь моей девушкой, – Максим твердо отчеканил последнюю фразу, глядя на Татьяну. Его всегда ироничный взгляд стал холодным, колючим.
– Тебе придётся поискать другую женщину для удовлетворения своих сексуальных и амбициозных потребностей. Я же никогда не пойду на это.
– Боюсь, что ты меня так и не поняла. Объясняю ещё раз. У тебя нет выбора, Танюша. Я не хотел тебя пугать, но приходится. Если ты откажешься от моего предложения, мне придётся поступить жестоко. У меня тоже нет выбора – непокорных нужно убирать. На этом держится любая власть. А я не хочу быть дешевым авторитетом, который не может приструнить какую-то девку. Мне достаточно сказать пару слов, и тебя на утро не будет. Но с девушками я выясняю отношения сам. Ты, наверное, слышала о Гале Берестовой.
Даже если и слышала, Таня ничего не могла вспомнить. Мысли в голове путались.
– Её тело нашли в прошлом месяце на Зеленом клину, – подсказал Максим.
Она вспомнила, что поздно осенью пропала девушка, студентка, возможно, её так и звали. По городу начали ходить слухи о маньяке. Весной, когда растаял снег, тело девушки нашли в кустах у реки, недалеко от лодочной станции. И снова заговорили о маньяке.
– Она оказалась очень непонятливой и упрямой. Расплата пришла быстро. Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты намного красивее её, и я не хочу, чтобы тебя не постигла её участь. Жаль будет терять такую красоту. А насчет милиции не надейся, у меня всё схвачено. Как видишь, я на свободе. Даже если что и выплывет, меня не посмеют тронуть.
Услышав о несчастной девушке, Таня по-настоящему испугалась. Её чистый, яркий, такой ясный и устойчивый мир рушился. Она знала, что существует иной, темный, отвратительный, полный опасностей мир, в котором живут преступники, убийцы. Но он был также замкнут, как тот мир, который знала она, в котором жили её друзья и родные. Два мира, два замкнутых круга, существующие не только отдельно друг от друга, но и в противофазе. Второй опасный мир начинает оживать в сумеречное время, когда люди её круга, уставшие от дневных дел, блаженно расслабляются у телевизора. Она считала, что если быть осторожной и не вылезать за рамки своего мира, то эти две сферы никогда не соприкоснутся.
Но теперь Таня физически ощутила, как этот гнусный темный мир обрушивается на неё, и солнце погасло у неё в глазах. Эти два круга существуют не отдельно, а пересекаются, вложены один в другой, и светлые мальчики, днем прилежно занимающиеся в институте, вечером выходят на улицы и начинают свои мерзкие забавы. Она чувствовала, что этот душный страшный мир хочет, как болото, всосать её в себя, сделать своей.
Таня попыталась не поддаваться страху, навалившемуся на неё.
– Я не верю тебе, – сказала она Максиму. – Её убил маньяк.
– Рано или поздно тебе придётся поверить, – сказал Максим, – и для тебя же лучше, если это произойдёт раньше.
Он завел машину, и они опять поехали, вернувшись на центральную улицу. Ехали молча. Таня была погружена в свои мысли, но вдруг Максим привлек её внимание.
– Впереди гаишники. Теперь смотри.
Куда смотреть Таня не поняла, сначала она услышала, как взревела машина, а потом увидела, что они обгоняют зеленые "Жигули".
– Смотри на спидометр, – сказал Максим.
Если бы она знала, какой из кружочков на панели спидометр, она бы, конечно, посмотрела. В принципе, можно определить, на каком из них скорость машины, всё-таки у неё высшее образование, но ей интересней было смотреть за дорогой. Они вернулись в первый ряд, подрезав зелёные "Жигули", которым пришлось притормозить. Радар в руках инспектора ГАИ был направлен на дорогу.
Таня не знала правил дорожного движения, но ей казалось, что Максим не должен был так делать. "Его обязательно остановят", – подумала Таня.
"Волга" быстро подъезжала к посту ГАИ. Таня со злорадным удовлетворением отметила как постовой поднял жезл, и тут же разочарованно вздохнула, когда взмах полосатой палочки разрешил им продолжать движение, практически отпуская на свободу преступника, создавшего аварийную обстановку на дороге. Дорожные милиционеры даже не захотели посмотреть на водительские права.
– Поняла? – спросил Максим.
– Нет.
– На этом участке – максимальная скорость 50 км.
– Да? А это много? – Таня прикинулась дурочкой.
Максим, видимо, это понял.
– В самый раз, чтобы прокормить гаишников.
А ведь постовой их отпустил. Тане стало неприятно.
– Останови машину, я хочу выйти.
– Но мы уже подъезжаем к "Чайке".
Таня действительно увидела впереди кирпичный жилой дом, первый этаж которого занимал продовольственный магазин. Из дома она подходила к магазину с другой стороны, и теперь не узнала его.
– Я передумала, мне нужно домой.
– Если хочешь домой, я тебя отвезу, тут же рядом.
– Не стоит. Я хочу пойти пешком, – заспорила Таня и стала шарить по дверце правой рукой, ища ручку, чтобы открыть машину.
– Да ты никак испугалась? – спросил Максим, заметив ее манипуляции. – Не волнуйся ты так, сегодня я ещё тебя убивать не собираюсь, у тебя есть время всё обдумать.
Таня положила руку себе на колено, ещё не хватало, чтобы он подумал, что она и правда его боится. Максим повёл машину дальше, мимо "Чайки", до ближайшего поворота в сторону её дома.
– Не волнуйся, я тебя не разочарую. Доставлять удовольствие – моё самое большое удовольствие, – продолжал он.
– Я вообще-то не гонюсь за удовольствиями.
– А зря. Подумай о моём предложении.
Машина остановилась у её подъезда. Максим вышел первым, Таня осталась сидеть, она старалась побороть свой страх. Ведь один гаишник – ещё не вся милиция. Максим обошёл машину и открыл дверцу с её стороны. Он был сама предупредительность, когда подал ей руку, чтобы помочь ей выйти из машины.
Вылупившись из утробы автомобиля, Таня замерла на месте. Она и забыла, что сегодня ярко сияет солнце и в воздухе восхитительно пахнет клейкими тополиными почками. Всё, что произошло в машине, на солнце показалось нереальным, зыбким.
Таня молча, и, как она надеялась, с достоинством прошла мимо Максима. Он негромко сказал:
– До свидания, крошка. Думай обо мне, – это прозвучало так проникновенно, словно они расставались после нежного любовного свидания.
Уже в подъезде она услышала:
– Пламенный привет Ольге!
"Комедия какая-то, – подумала Таня. – Просто цирк бесплатный".
Глава 3
Ольга сидела на диване, подобрав под себя ноги, даже не сняв серый строгий костюм, в котором была в школе. Утром они вместе пришли на работу, и с тех пор больше не виделись. У подруги был такой подавленный вид, что Татьяна не решилась рассказать о своей встрече с Максимом. Тане очень хотелось поделиться с подругой, она тешила себя надеждой, что Ольга рассеет её страхи и убедит в несерьёзности ситуации. Но сейчас её милая соседка настолько была погружена в себя, что вряд ли могла помочь.
"Опять, наверное, сорвали урок", – решила Таня. Ольга никак не могла найти контакт со своими учениками, на уроках она часто переходила на крик, выгоняла провинившихся из класса, или посылала за директором школы, не в состоянии по-другому поддержать дисциплину. За время урока она не успевала раскрыть новую тему, вынужденная тратить время на поддержание тишины в классе. Свою молодость и неопытность она старалась компенсировать строгостью, но безуспешно. Безжалостные дети, определив её слабые места, словно ставили перед собой задачу – вывести учительницу из себя, а затем торжествующе наблюдали, как она надрывалась в крике. Ольга уже и не стремилась найти общий язык со своими учениками. Основным методом её работы стало наказание учеников – запись в дневнике, вызов родителей, снижение оценок. Оля считала, что, как преподнесешь себя детям в самом начале, на первых уроках, так и пойдёт дальше. А раз она совершила в самом начале ошибку – проявила слабость, то уже ничего изменить нельзя. "Вот если бы всё начать заново, то сейчас бы в классе у меня было бы по-другому", – рассуждала она, не понимая, что по-другому она бы не смогла, что учить детей – это каждодневный, ежечасный труд – постоянно следить за собой, за детьми, ни на секунду не расслабляясь, найти контакт с каждым ребенком, не опускаясь до панибратства, роли подружки. Татьяна прекрасно понимала Ольгу. Она тоже иногда срывалась на уроках, и хотя, после этого ей долго приходилось налаживать контакт с ребятами, доказывать свою лояльность, она старалась не нарушать дистанции между собой и учениками, оставаясь учителем, а не ровней, и это не было безнадежным, потому что она уважала своих учеников, без исключений.
Трудно поверить, но одни и те же дети с горячим вниманием слушали Татьяну Викторовну, и с испепеляющим равнодушием сидели на уроках Ольги Вадимовны. В большинстве своем дети не хотят трудиться лишний раз, и очень остро чувствуют, когда можно побездельничать, а когда это им с рук не сойдет, и пользуются этим.
Но нельзя сказать, что каждый урок для Ольги был полем битвы. Чаще всего уроки проходили относительно спокойно, на фоне общего шума и в свете равнодушных незрячих глаз. Деткам было просто лень дразнить её, и они занимались кто чем: кто-то уходил в свои думы, кто-то делал другие уроки, кто-то спал. Было, конечно, несколько пар заинтересованных глаз, но не они задавали тон в классе. Изредка, от скуки класс переходил границы относительного порядка, и тогда Ольга взрывалась. После этого она целый день находилась в депрессии.
Вот и сейчас Таня подумала, что у Ольги опять был скандал в классе. Таня чувствовала себя виноватой пред Ольгой, за то, что ей нравится работать с детьми, она любит школу, и не может разделить с Ольгой её эмоции. И хотя её вины ни в чем не было, Таня старалась как-то загладить свою несуществующую вину и развеселить Ольгу.
– Ты ещё не обедала? – бодро спросила она, – сейчас я разогрею суп.
За обедом Таня попыталась рассказать Оле о своём разговоре с Максимом, но, глядя на её грустное лицо, не стала чересчур загружать подругу своими проблемами. В её пересказе всё выглядело несколько комично, и почти не страшно.
Ольга оживилась, слушая её рассказ, но никакого совета дать не смогла, потому что опять задумалась о своём. Единственное, что она спросила, это номер машины.
– Гаишники не останавливают с блатными номерами, – предположила она.
Но Таня, естественно, не обратила внимания на номера, и не могла вспомнить, были ли в нем нули.
Вымыв посуду, Таня вошла в комнату. Ольга опять как-то пожухла, сытный обед не поднял её настроения. Таня присела Ольге на кровать. Она знала, что Оля не сможет долго держать в себе неприятности, и начнет жаловаться. Так оно и случилось. Но Татьяна не угадала причину подавленного настроения подруги.
Ольга рассказывала торопливо и сбивчиво:
– Представляешь, после пятого урока в учительской подходит ко мне Куксина и говорит таким елейным голосочком: "Что же это вы, Ольга Вадимовна, родной коллектив порочите?" Я сначала опешила, не поняла ничего. В ГОРОНО ходите с жалобами, говорит, своих же коллег обвиняете в пьянстве и рукоприкладстве. Мне сразу плохо стало. Представляешь, это ей Седова сообщила. Ну, ты, что, не помнишь что ли, в ГОРОНО такая стерва. Я ходила туда на прошлой неделе, просила уволить меня. Я тогда злая была, на последнем уроке Каливеров опять довёл меня, я его выгнала из класса, а после уроков сразу пошла в ГОРОНО. Боже мой, что я там наговорила, куда меня понесло, сама не понимаю. Говорю ей: ничего не знаю, не умею, не хочу. И вообще, говорю, сейчас у нас перестройка в стране, а у вас до сих пор крепостное право. Три года человека держите, как раба! А она меня будто не слышит. "Мы вас направили в лучшую школу города, там такой замечательный коллектив, учитесь у своих коллег, выдающихся педагогов". И всё в таком духе, сплошные штампы.
Оля передразнила Седову:
– Вы ещё молоды, перенимайте приемы опытных учителей.
– И тут меня понесло, я на всё готова была, лишь бы меня уволили: "У Беленькой что ли перенимать, как детей бить". Или я по-другому сказала, я сейчас точно не помню, что городила. Про физрука Бойчикова ляпнула. Накричала и ушла, хлопнув дверью. А она теперь позвонила в школу и всё на десять раз переврала. Будто я пришла с уже каким-то письмом, кричала про перестройку, грозила опубликовать. А Куксина всё рассказала и смотрит на меня: "Как вы теперь сможете работать у нас после всего этого, смотреть людям в глаза. Даже если перейдёте в другую школу, лучше не будет". Я поняла, что она постарается растрезвонить везде. Мне так стыдно. И если бы меня после этого уволили, я бы только радовалась. Так нет же, переведут в другую школу, как Беленькую. Таня, какая же я дура, что приехала сюда. Ненавижу эту школу, этот город противный. Кругом грязь, вонь. А мужики здесь какие? Идёшь по улице – ни одного приличного лица, все опухшие, пропитые. На распределении в институте мне так хвалили его. "Алтай – жемчужина Сибири, прекрасный климат". Ну и что с того климата, одна пыль да грязь. Нет, нужно было ехать в глухую деревню на севере Томской области. В деревне хоть учителей уважают, до сих пор, наверное, кланяются им в пояс. Нет, я всё брошу и уеду домой. Ну, как теперь я в школу пойду? Мама родная, за что? Я отсюда сбегу, не надо мне ни трудовой книжки, ничего не надо-о…
И Ольга заплакала.
К вечеру Татьяна уговорила подругу, прежде чем всё бросать, пойти всё-таки в школу. На следующий день у Тани занятия были с утра, а Ольга шла только к четвертому уроку. Они договорились, что Оля, прежде чем идти в школу позвонит в учительскую, а Таня будет ждать её звонка. Она объяснит ей обстановку в школе, стоит ли туда идти вообще. Таня надеялась, что всё обойдется. Ей было бы очень тяжело остаться одной.
Утром директор передал Тане, что ждет Усову после пятого урока. С утра было много разговоров про Ольгу, но не все осуждали её, как Куксина, многие жалели девочку, понимая, что она ещё не нашла себя. Когда Ольга позвонила, Таня сказала, что её ждет директор. Ольга сразу же перепугалась, но Таня рассказала, как настроен коллектив, умолчав, о некоторых исключениях, и убедила подругу, что разговора с директором не стоит избегать. После него станет ясно, собирать чемоданы или нет. (Ольга твердо решила, если ее переведут в другую школу, она сбежит из города домой.)
Когда Ольга провела свои два урока и ушла к директору, Таня осталась ждать ее в учительской, уроков у нее больше не было. Татьяна так глубоко задумалась, что вздрогнула, когда к ней подошла Слинкова – учитель русского и литературы. Антонина Сергеевна была, как всегда, великолепна. Пышные распущенные волосы, романтические платья с рюшами, множество украшений, густой шлейф сладковатых духов, изящные манеры и всегда приветливая улыбка резко выделяли её среди коллег – сказочная фея в жилище дровосеков. Антонина Сергеевна стремилась быть всем полезной, была всегда доброжелательна, но ее недолюбливали в школе.
В учительской они остались вдвоём; как ушли другие учителя, Таня не заметила. Таня решила, что Антонина хочет поговорить о подруге, но ошиблась.
– Танечка, это вы вчера ехали в машине Данилова?
Таня удивленно посмотрела на Антонину. Какого Данилова? У нее вроде нет учеников с такой фамилией. И Таня отрицательно помотала головой.
– В белой "Волге" разве были не вы? – разочарованно протянула литераторша.
Переживая за подругу, Таня совершенно забыла о Максиме. Он что ли Данилов? И откуда его знает Антонина? Нет, скорей всего она спутала его машину с чьей-то чужой.
– Я не знаю никакого Данилова, у меня нет таких учеников. Но в машине вы видели меня.
– Как, вы не знаете, кто такой Данилов? – воскликнула Антонина. – Это же председатель горисполкома. Мы хорошо знакомы с его семьёй. Я прекрасно знаю их машину.
– Фамилия председателя горисполкома мне, конечно, известна. Но причём тут он, я не понимаю. Вы, наверное, всё-таки спутали машину.
– Нет, номер тот же: 00-77.
Да, нули в номере налицо.
– Как же всё-таки это романтично! – продолжала Слинкова. – Вы встречаетесь с сыном Данилова и даже не подозреваете об этом. Я и Максима хорошо знаю. Мы ведь давно дружим семьями, еще, когда Андрей Степанович был директором мебельной фабрики. Тогда мы часто бывали у Даниловых. И они к нам приходили, и детишек приводили. Их у них двое: старшая Аня и Максим. Очень воспитанный мальчик.
Слинкова рассказывала это с упоением, гордая своей дружбой с высокопоставленным человеком.
– Но потом, когда Андрея Степановича выбрали в горисполком, мы, конечно, стали встречаться реже. До этого всё-таки общие производственные дела были, у меня ведь муж секретарь парткома фабрики. Мы, конечно, запрещали мужчинам говорить за столом о делах. А потом Даниловы получили новую квартиру в центре, да и времени свободного у Андрея Степановича меньше стало, – в голосе Слинковой послышалось глубокое сожаление. – Так что Максима в последнее время я редко видела. Екатерина Николаевна жаловалась, что он связался с какой-то дурной компанией. А потом я слышала, что Максим едва не попал на скамью подсудимых. На улице вечером какого-то пьяного раздели, или киоск ограбили. Но вроде выяснилось, что Максима в это время с компанией не было, он ушёл раньше. А друзей его, кажется, посадили.
Таня слушала, затаив дыхание, Слинкова невольно подтвердила слова Максима. Видимо тень вчерашнего страха промелькнула в глазах Тани, и литераторша, довольная её вниманием, постаралась сделать ей приятное.
– Но это было года два назад. Сейчас Максим перебесился, взялся за ум. Он всегда хорошо учился, отличником, правда, не был. Да, и в институте, кажется, неплохо успевает. Вы ведь помните, сколько учеба отнимает времени, особенно в техническом ВУЗе. Так что если с компанией гулять, то на учебу времени не останется. Хотя, зачем я всё это вам рассказываю, вы, наверняка, всё это сами знаете, раз встречаетесь с Максимом.
– Нет, я ещё не настолько хорошо его знаю, – ответила Татьяна, – большое спасибо, вы мне рассказали много интересного.
Таня думала, верить Антонине или нет. Многие в школе считали, что Антонина Сергеевна любит прихвастнуть, а для этого может и соврать, и Таню предостерегали, чтобы она не очень-то слушала Слинкову. Вероятно, о своей близкой дружбе с семьей председателя горисполкома Антонина и преувеличивает, но остальное похоже на правду и объясняет всё. Вот почему Максим так уверен в себе. Папочка прикроет все темные дела родного сыночка, как это было в случае с несчастным пьяницей. Как же, ушёл он раньше всех, спать ему, видите ли, захотелось. Папаша, конечно же, помог выкрутиться. Так может и про убийство тоже правда? И страх, легко подавленный вчера, вновь зашевелился в груди.
– Антонина Сергеевна, пожалуйста, никому больше не говорите, что видели меня с…, – Таня запнулась, но добавила, – Даниловым. Я даже не знала что он – Данилов.
С ужасом поймав себя на том, что также как Слинкова, почти благоговейно произнесла фамилию, уточнила:
– Не хочу выслушивать шуточки на эту тему.
– Ну что вы, Танечка, как можно, – с обидой воскликнула Слинкова, – только вы сами можете решить, что рассказывать, а что нет.
Теперь Таня была уверена, что всё останется между ними. Антонина Сергеевна любила, когда её просили о чём-нибудь, и свято выполняла чужие просьбы. Но это бывало крайне редко, почему-то никто не хотел быть ей обязанным.
В это время в учительскую вошла Ольга. Вид у неё был довольный.
– Ну что? – бросилась к ней Таня.
– Пойдем домой, я тебе по дороге всё расскажу.
Когда они вышли из школы, Ольга начала свой рассказ. Ветер, в пену загнавший облака на небе, на земле поднимал тучи песка и носился с ними вдоль улиц. Ольга то и дело хваталась за поля коричневой шляпы, чтобы та не улетела. Раньше она бы долго стенала о своей пропащей жизни, загубленной в этом городе, где даже песок не даёт житья. Стоило растаять снегу, мелкий песок появлялся повсюду, между рамами окон, на мебели, забивался в туфли, одежду, волосы, рот. Но сейчас Ольга была слишком возбуждена, чтобы обращать на такой пустяк внимание.
– Таня, я всего ожидала, только не этого. Я готова была бежать и собирать чемоданы, если всё вынесут на педсовет. У директора в основном говорила завуч, Елена Владимировна. Вот это душевный человек. Она не только меня ни в чем не обвиняла, а стала извиняться, представляешь! Извинялась, что мне дали самый трудный 10 "Б" класс, что не замечала как мне тяжело, что не помогала мне. Говорила очень много, я просто опешила. И даже не вытерпела и сама спросила, а как насчет того, что я обвинила людей в ГОРОНО. Тут заговорил директор, что я ничего нового или ложного не сказала в отношении этих людей. "О появлении Дмитрия Сергеевича на уроке в нетрезвом виде всем известно, и ГОРОНО тоже. И то, что Беленькая уволилась из 38 школы и перешла к нам из-за инцидента с мокрой тряпкой, которой она вроде бы ударила ученика по лицу, тоже там знают. Другое дело, что ни к чему это всё было ворошить, но я вас понимаю, вы не смогли сдержаться, видимо очень устали за последнее время. Так что работайте спокойно. На будущий год дадим вам седьмые классы, чтобы вы вели их с самого начала". Танюша! Я так счастлива, ты себе не представляешь. У меня гора свалилась с плеч. Я теперь работать буду как проклятая. Они у меня пикнуть не посмеют. Сейчас доживу этот месяц, а с нового года у меня будет все по-другому.
Таня и радовалась за подругу, и жалела её. Не так легко изменить свои отношения с людьми, особенно детьми. Ты приходишь к ним внутренне перестроившимся, а они воспринимают тебя по-старому. Но хорошо, что всё закончилось хорошо.
Прошло три дня. Энтузиазм Ольги ещё не пропал, она твердо решила всю себя без остатка посвятить детям. Зато Татьяна жила в постоянной тревоге. Саша с Максимом не появлялись. Она придумывала слова, строила в уме фразы, которыми смогла бы убедить Максима оставить её в покое. Вечером, возвращаясь домой из магазина, она очень испугалась, когда рядом с ней остановилась белая "Волга" и открылась правая передняя дверца. Из машины вылезла полная женщина в сером плаще и тяжелой сумкой. Но Таня долго не могла успокоиться, неужели ей придется всё время шарахаться от всех белых "Волг"? Необходимо ещё раз поговорить с Ольгой; о том, что ей стало известно от Слинковой, Таня так и не рассказала. Оля тоже должна всё знать, иначе одна Таня просто измучает себя.
Вопреки всем ожиданиям, Оля восприняла Танин рассказ по-философски.
– Не дрейфь, подруга. Я уверена, что он всё врет. Просто берет тебя на пушку. О таких вещах не болтают. Тело девушки недавно нашли, преступника ищет милиция, и ты думаешь, убийца будет всем направо и налево говорить, что это сделал он? Да никогда, будь он хоть Даниловым, хоть самим Генеральным Секретарем.
– Оля, ты бы слышала его. Это так жутко. Он так мрачно говорил об убийстве, как будто действительно прошел через это.
– Я тебя понимаю, я бы сама испугалась на твоем месте. На это он и рассчитывал – запугать тебя.
– Но зачем, если это сделал не он?
– Может он относится к тем мужчинам, которым нужно подавить волю женщины, чтобы она была покорна и послушна. Но это все ерунда, успокойся, Таня. Они быстро отступают, почувствовав сопротивление.
– Да я постоянно оказываю ему сопротивление. Ты что, не помнишь, сколько раз я говорила, чтобы он забыл сюда дорогу?
– То было раньше. А теперь, когда он вынул последний козырь, ты снова отбрей его, и увидишь, что крыть ему больше нечем. Пойми, он просто запугивает, неужели ты веришь, что он действительно может убить?
– Мне кажется, что Максим на все способен.
– Конечно, Максим может внушить страх. А ты всё-таки попробуй сказать "нет", пусть оставит тебя в покое.
– Это все так дико, что в голове не укладывается. Мне страшно, я, наверное, не смогу.
– Ну, тогда спи с ним. Это, пожалуй, будет даже приятно, он парень красивый.
– Оля, ну что ты такое говоришь!
– А что? Отказать ты ему боишься, спать тоже не хочешь. Я и не знаю, что делать.
Ольга немного помолчала, а потом продолжила:
– Вообще-то можно просто тянуть время. Кокетничай с ним, говори, что тебе надо приглядеться к нему, привыкнуть. Короче, тяни волынку. А там сама еще передумаешь, и он тебе понравится.
– Это исключено.
– Значит, когда-нибудь ему это надоест, и он отступит.
– А если не надоест?
– Там посмотрим. Пока будем тянуть время до июня, точнее до 4 числа. А там – отпуск. Билеты у нас уже на руках, так что волноваться нечего.
– А не разозлит ли его то, что мы удерем.
– Вернемся мы только в конце июля. Да к тому времени они с Сашкой и не вспомнят, как нас зовут. С глаз долой, из сердца – вон, – уверенно отвечала Оля. – И скорей всего их в городе тоже не будет, уедут на практику или в стройотряд. У нас с тобой три месяца наверняка есть, так что не вешай носа, подруга.
Таня была признательна Ольге, что она не отгораживает её проблемы от себя, говоря "мы", а не "ты". И они решили тянуть время.
И словно почувствовав, что решение созрело, на следующий день пришёл Максим. Впервые он пришел к ним домой один, без преданного друга. Дверь ему открыла Таня. Она молча впустила его в прихожую, ответив на приветствие кивком. Несмотря, на, казалось бы, очень тщательную психологическую подготовку и даже заученные фразы, при появлении Максима мысли в голове у Татьяны мгновенно разбежались стайкой полупрозрачных мальков.
– Ты вроде мне не рада? – пошутил Максим, заметив её растерянный вид.
Эта фраза взбесила Таню. "Настоящий подонок, как он доволен, когда его боятся".
– А кого может обрадовать общение с убийцей?
– Ты что-то сегодня агрессивно настроена, моя рыбка.
– С кем поведешься…
– От того и получишь, – закончил Максим.
– Вот именно, мой птенчик.
– Танюша, это тебе совсем не идет. Извини, если я тебя тогда сильно напугал, – его голос понизился до бархатистых тонов.
Подлый обольститель – он пускал в ход своё обаяние.
– На улице чудесная погода, пойдем погуляем, мы с тобой обо всем договоримся по-хорошему.
Он взял её за плечи, Таня была в халате с длинным рукавом, но и сквозь ткань она почувствовала тепло его рук. Максим смотрел ей в глаза, не отрывая взгляда, и покровительственно улыбался. Таня почувствовала себя беспомощной. Как правило, женщины предпочитают высоких мужчин, инстинктивно ища их покровительства. Но сейчас Таня испытывала только неловкость. Пусть бы он был маленький, некрасивый, но свой, родной, любимый. Почему природа так избирательна? Почему её душа и тело молчат на страстный призыв привлекательного юноши и ждут кого-то другого. Насколько в мире стало бы всё проще, если бы желание одного человека вызывало точно такую же реакцию у объекта его вожделения. Сколько мук и терзаний можно было бы избежать. Например, один выделяет какие-то химические вещества, молекулы любви, и второй отвечает взаимностью на его химический зов и никто ему больше не нужен, кроме человека с таким же составом любовных молекул. Как бабочки, насекомые. А вся Земля – один большой муравейник, и бог ворошит палкой то в Африке, то в России, когда ему становится скучно. И ему нет никакого дела до двух мурашей в какой-то общаге, куда интересней наблюдать за возней в Нагорном Карабахе. Максим не сводил с её лица глаз. Он, наверное, источал молекулы любви, но они были, видимо, не той формы.
В прихожую, где они стояли, вошла Ольга и строго посмотрела на Максима, но обратилась к подруге:
– Ты куда-то собралась, Кислицына? Не забыла про мое платье, без тебя я не смогу выровнять подол.
Вместо Татьяны ответил Максим, убрав свои руки с Таниных плеч:
– Ольга, отпусти Татьяну погулять, потом подравняешь свое платье.
– Тебе вообще-то опасно доверять, голубчик, особенно, жизнь моей подруги.
– Торжественно тебе обещаю, что верну твою подругу, в том же виде, что и взял.
– Только если ты дашь расписку.
– И расписку, и паспорт в залог оставлю.
– Может, вы все-таки мое мнение узнаете? – вмешалась Татьяна.
– Ты что-то сказала, дорогая? – Максим сделал вид, что только сейчас заметил её.
Ольга усмехнулась, в отличие от Тани, она не воспринимала Максима как угрозу, для нее происходящее было не более чем обычный треп.
– Ладно, пойду переоденусь, – вздохнула Таня и обреченно побрела в комнату.
Она слышала, как Максим с Ольгой о чем-то разговаривали и смеялись. Таня ещё раньше заметила, как Ольга свободно и просто разговаривает с парнями, и не только с Сашей и Максимом, а со всеми знакомыми и незнакомыми мужчинами. Она же, Таня, зачастую тушуется и теряется, долго подбирая слова. Может это не всегда заметно со стороны, но она постоянно чувствует, что общается с противоположным полом, детьми иной планеты, чужой вселенной. Наверняка этот комплекс у нее развился оттого, что когда она взрослела, рядом не было отца. Хотя можно ли это называть комплексом? Вероятно, именно эта манера общения некоторым в ней и нравится.
Таня не стала долго ломать голову, в чем идти. Она взяла голубую юбку на кокетке и серую шелковую блузку – одежду, в которой ходила сегодня на работу. Юбка сзади была немного измята, и она стала её гладить, благо место для утюжки было готово, а утюг – нагрет, потому что Ольга шила и отглаживала платье.
Входная дверь хлопнула, и в комнату вошла Ольга.
– Он будет ждать тебя во дворе. Ты, самое главное, веди себя с ним естественно.
Таня оделась. Для вечерней прогулки наряд выглядел слишком строго. Ольга дала ей свой легкий жакет свободного покроя, с удлиненными лацканами, застегивающийся на одну пуговицу. Так он не замёрзнет, ведь день клонится к концу, а весенние вечера ещё холодные.
– Ни пуха, ни пера, – благословила её Ольга.
– К черту, – и Таня вышла за порог дома, навстречу неизбежному.
На улице вначале она не заметила Максима, и обрадованная, уже хотела повернуть назад. Но прежде ещё раз обвела глазами двор. На скамейке у подъезда сидели две молодые мамы с колясками, другая скамейка была пуста. Все, Максима нет. Хотя, нет, вот он – подарочек, уже идет к ней, оттолкнувшись от старого тополя, под которым курил, прислонясь к стволу спиной. Красивый все-таки, подлец, как легко и уверенно идет он, небрежно улыбаясь.
Они немного погуляли у фонтана. Это было одно из редких, а в их микрорайоне единственное красивое место в неуютном грязном городе, предназначенном обеспечивать бесперебойную работу опасных секретных химических производств, а не удовлетворять потребности горожан, в том числе в отдыхе. Грязными были улицы и дороги города, по которым только в виде исключения проходила уборочная техника, грязным был воздух, пополняемый по ночам отходами тех же химических производств, грязными были отношения между людьми.
Фонтан находился на небольшой площади, зажатой между зданием Дворца культуры и довольно ухоженной аллеей, начинавшейся галереей передовиков производства. ДК был окружен небольшим парком, в глубине которого находилась открытая танцплощадка и вполне приличное кафе-мороженое "Батискаф". Люди стекались сюда со всего района. Мамаши и бабушки, выгуливающие малышей, рассаживались на скамейках у фонтана. Девчонки-школьницы гуляли небольшими группками, эти не садились, а праздно ходили по дорожкам парка или вокруг ДК. Озорные мальчишки со свистом проносились на велосипедах.
Таня и Максим прошвырнулись по аллее, посмотрели на работающий, что бывало весьма редко, фонтан. Они пришли сюда рановато. Позже матерей с детьми на скамейках сменяли парни, которым повезло сегодня купить бутылочного пива, а в глубине парка – влюбленные парочки. Вместо младших школьниц появлялись длинноногие девчата, накрашенные на дискотеку. Максим зашёл за Таней пораньше, справедливо полагая, что позже она с ним просто бы не пошла. Они решили съесть по мороженому в "Батискафе". С наступлением теплой погоды на площадке перед кафе расставляли несколько столиков под разноцветными зонтиками в виде колокольчиков. Внутри кафе было сумеречно, прохладно и многолюдно. В две стены помещения были вмонтированы большие аквариумы, вдоль них медленно двигалась очередь к прилавку, за которым молодой мужчина методично выдавливал в вафельные стаканчики из автомата одинаковые порции прохладного наслаждения.
Таня, как и все посетители "Батискафа", всегда с удовольствием разглядывала красивых крупных рыбок. Кроме рыб здесь были лягушки, раки и маленькие черепашки. В одном из аквариумов стремительно металась от одной стенки к другой очень крупная рыба, которую Таня про себя называла щукой, так она была на неё похожа. Но она не была уверена, что щук можно держать в аквариуме. Иногда рыбина замирала на месте и долго не шевелилась. Помимо щуки в этом резервуаре жила только одна, серая и невзрачная, но по размеру мало уступающая щуке рыба, на вид совсем не хищного нрава. Таня выделяла эту парочку. Их соседство выглядело совершенно несовместимым – меланхоличная бледность и стремительная агрессивность. Но то ли соседка была слишком велика для маленькой хищницы, то ли щука была всё время сыта, но рыбы сосуществовали совершенно мирно, хотя в других сосудах частенько бывали трепки и погони. Но скорей всего Таня просто ошибалась в породе рыбин, напрасно одушевляя жительниц водоема.
Зрелище было, конечно, интересным и многие родители сажали маленьких детей на стойку перед аквариумами, чтобы те полюбовались подводным царством.
– Давно здесь не был, – сказал Максим. – Интересно, появились тут новые твари?
Максим стал разглядывать обитателей аквариумов.
– Ты смотри-ка, эта рыбешка ещё жива. Я всё жду, когда эта маленькая щука её сожрёт, а она даже не обращает на неё внимания, – Максима тоже интересовали отношения этих двух.
Но сегодня Таня не была настроена созерцать, и, сказав Максиму, что ей взять, вышла наружу, занять столик.
Притащив за один раз мороженое и напитки, Максим с довольным видом сел за стол.
Дурашливо приподняв стакан с газировкой перед собой, он сказал:
– За неимением спиртного, поднимем эти бокалы с лимонадом за наш союз.
– За наш союз? – переспросила Таня.
– Не волнуйся, я собираюсь отметить это событие в более помпезной обстановке, познакомить тебя со своими друзьями. Так что гуднем в ресторане на полную катушку. Хорошо?
– Насколько я помню, я еще не сказала "да".
Максим поставил стакан с недопитым напитком на стол.
– А я тебе и не задавал вопрос, на который нужно ответить "да" или "нет". Я просто поставил тебя в известность о наших отношениях.
– Максим, неужели, ты не понимаешь, что я не хочу быть с тобой. Ну почему, почему нельзя жить, как та щука и серая рыбка в аквариуме, так как будто второй и не существует?
– Потому что ты не настолько серая, чтобы тебя не замечать.
– Спасибо за комплимент. Насколько мне нужно ещё посереть, чтобы ты от меня отстал?
Максим смутился, да, изящный комплимент брякнул его остренький язычок. Он виновато улыбнулся и сделался каким-то беззащитным. Это ему удивительно шло, лучше, чем его вечно надменная улыбка. Он стал внимательно разглядывать её лицо, словно, действительно хотел определить степень невзрачности, которая оставит его равнодушным.
Неожиданно он рассмеялся.
– Вот если бы у тебя была деревянная нога, стеклянный глаз и две волосины в три ряда, тогда, пожалуй, я бы прошёл мимо, встретив тебя, – промолвил он.
Его смех оказался до того заразительным, что Таня невольно тоже рассмеялась, представив две волосины в три ряда.
– По-моему, ты забыл метлу и ступу – и вылитая Баба-Яга. Помимо этого, на всякий случай, я удалю парочку передних зубов, чтобы уж, наверняка, – она надеялась отделаться шуткой.
Они приступили к мороженому, пока оно не растаяло. Некоторое время они молчали. Доев свою порцию, Максим отодвинул вазочку и слегка наклонился к Тане:
– Нам осталось только назначить дату, бабулька.
– Что? – не поняла Татьяна.
– Когда мы пойдем в ресторан.
– А если я скажу "никогда"?
– Мне будет очень тяжело расставаться с тобой. Жаль, конечно, что я никогда больше не увижу этих красивых глаз, – процедил он.
– А ту девушку тебе тоже было жалко?
– Она не была такой красивой, как ты, принцесса.
– А если я все-таки откажусь? Что ты сделаешь? Убьешь меня прямо здесь? Заколешь вилкой?
Максим впился в неё взглядом. Таня смогла рассмотреть рисунок радужной оболочки его глаз. В центре глаза, вокруг зрачка, как корона на солнце, радужка была дымчатого цвета, истончаясь тоненькими лучиками, а ближе к краю она была голубого цвета, окаймленная темным ободком. Почему ей раньше казалось, что у него серые глаза? Может сейчас в его глазах отражается голубое небо? Но нет, весеннее небо теплое и ласковое, а взгляд Максима холодный и колючий, как сердцевина остро отточенного карандаша, со зрачком вместо графита в центре.
– Не спеши, милашка. Сначала ты пройдешь через всех моих друзей, а потом, если понадобится, в ход пойдут столовые приборы. И не пытайся спрятаться. Я тебя везде найду, – тихо, вкрадчиво проговорил он.
Шутка с вилкой прошла неудачно. От этого тихого голоса у неё по спине пробежал холодок. Если бы он закричал, было бы не так жутко. Она почувствовала, что у неё пересохло в горле, и слегка закашлялась. Таня схватила стакан лимонада и стала пить. Из-за кустов акации внезапно вынырнули три мальчишки на велосипедах. Проезжая мимо площадки со столиками один из них громко закричал:
– Татьяна Викторовна, здрассьте!
Это был её пятиклассник. От неожиданности Татьяна поперхнулась, но кивнула в ответ мальчику. Лимонад она поставила на стол.
– Вежливые у вас ученики, Татьяна Викторовна, – восхитился Максим.
Таня ответила не сразу, у неё ещё першило в горле.
– Стараемся. Вообще-то у меня сегодня был урок в его классе, и мы здоровались.
– Вежливость лишней никогда не бывает.
Таня была рада поговорить на отвлеченную тему.
– Ты думаешь? А если она слишком назойлива?
– Это так и называется назойливость, прикрытая вежливостью. Но я не боюсь показаться назойливым, и в очередной раз спрашиваю, что ты решила?
Да, от ответа не уйти.
– Ты понимаешь, Максим, я не могу так сразу решиться. То, что ты предлагаешь, никак не укладывается в рамки моего представления о жизни. Жизни, которую я хочу прожить. Это очень тяжело, приходится ломать себя. Мне нужно время.
Таня подняла на него глаза. Максим пристально глядел на нее, взгляд его смягчился. Она фактически согласилась. Может быть, он все-таки никого не убивал и теперь рад, что его уловка удалась? Но ей все равно, лишь бы он оставил её в покое хоть на время.
– Конечно, Танюша, я понимаю, поэтому и спрашиваю "когда"? – он улыбнулся.
– Сейчас конец учебного года, очень много работы, а потом, потом, у меня будет время подумать? Давай через два месяца, – кротко предложила Таня.
– Ого, – воскликнул Максим, – ты, вероятно, надеешься, что я за это время найду себе новое увлечение?
– Нет, просто у тебя ведь тоже начнется сессия, тебе будет некогда.
– Для тебя я всегда найду время. Два месяца – слишком много.
– Хорошо, через месяц, когда закончится учебный год в школе.
– Прекрасно, солнышко! Это, конечно, не то, на что я рассчитывал, но я подожду.
Таня допила лимонад и встала. Они обо всем договорились, а теперь ей пора домой, она обещала Оле помочь выровнять платье.
Провожая Таню домой, Максим держал её руку на своей согнутой в локте руке. Тане больше нечего было ему сказать, он тоже молчал, просто наслаждаясь прекрасным теплым вечером, присутствием рядом желанной девушки, прикосновением её руки к его руке. И только у подъезда её дома он сказал:
– Чтобы ты за этот месяц лучше узнала меня, я буду часто заглядывать к вам.
– О нет, Максим, я думаю, что наедине с собой мне легче будет привыкнуть к мысли… Ну в общем одной мне будет проще. Ты меня, понимаешь? – Таня уже верила, что видит его в последний раз, и, услышав его слова, не могла сдержаться.
Максим тихо засмеялся.
– Глупенькая, придет время, и ты пожалеешь, о том, что украла у самой себя этот месяц.
Татьяна правой рукой отвела назад спадавшие на глаза волосы и так и застыла, прижав челку ладонью к темени, пытаясь разглядеть на его лице признаки такой безмерной самоуверенности.
– Ты станешь королевой, моя звезда.
Она неподвижно стояла с открытым лбом, и правда, такая ясная и чистая, как звездочка. Максим обнял её и поцеловал в лоб, туда, где начинали расти волосы. Таня вся напряглась, внутренне сжалась от нежеланного прикосновения и тут же испугалась, что Максим почувствует её отвращение и поймет, что она не собирается выполнять свое обещание, а, поняв это, захочет получить обещанное тотчас же. Но он легко разжал объятия и отпустил её. Она молча зашла в подъезд.
После этого вечера все ее страхи прошли. Ей не в чем себя упрекнуть, а в то, что она может умереть, совершенно не верилось. За свои двадцать два года она не успела испытать ни горьких разочарований, ни тяжелых потерь, ни бурных страстей, ни жестокого предательства. Даже развод родителей, она помнит смутно, хотя тогда ей было уже десять лет. Прошел год, как они приехали в Нижневартовск, Таня только приобрела новых подружек, бегала с ними в различные кружки и кино, занималась общественной работой в школе. Она не видела, чтобы родители при ней ссорились. Таня, конечно, переживала уход отца, сочувствовала матери, но почему-то очень плохо помнила, как это происходило, наверное, потому что вспоминать было тяжело. Отец женился, ухал из города сначала в Тюмень, а потом в Тулу. Таня с матерью жили вдвоем, мать второй раз замуж не вышла. Алименты отец платил исправно, часто присылал Тане подарки. Окончила школу Таня хорошо и легко поступила в Томский университет. Работой сейчас она была довольна, хотя всю жизнь школе посвящать не собиралась. Денег ей хватало. А сейчас она с нетерпением ждала отпуска. Солнце, ярко осветившее утро её жизни, не могло закатиться в полдень. Через месяц, мальчики, потолкавшись в закрытую дверь, когда их не будет, забудут дорогу в этот дом.
Несмотря на то, что ребята продолжали к ним приходить, Оле с Таней удалось сохранить в тайне свой отъезд. Они ехали на одном поезде до Новосибирска, а потом Таня летела на самолете в Нижневартовск, а Ольга к родителям в Челябинск. Всё это походило на бегство, они боялись, что ребята узнают об их двухмесячном отпуске. Было что-то унизительное в этом страхе, но в тоже время и возбуждающее, как в любой, тщательно скрываемой тайне.
В день отъезда Татьяну не покидало волнение. Ребята давно у них не были и могли зайти сегодня. Поезд в Новосибирск отходил в 20-42 по местному времени, и если парни придут к ним, как обычно, вечером, то могут увидеть их выходящими с чемоданами, а она боялась этого.
И только когда поезд размеренно застучал колесами по рельсам, Таня почувствовала облегчение, и даже некоторое разочарование, что за ними никто не гнался, не преграждал путь. Завтра утром они будут в Новосибирске, и пересядут в самолет, который унесет их за тысячи километров.
Глава 4
Тане очень хотелось уткнуться в мягкое плечо матери и расплакаться от невыразимого страха перед одиночеством, от предчувствия непоправимой беды, ведь уезжая куда-то за Полярный круг, мама оставляет её совсем одну. И дело не в расстоянии, а в ощущении дома, куда всегда можно вернуться. Как рвалась Ольга домой, когда ей было плохо. Таня обняла мать, готовая в отчаянии закричать: "Мама, не бросай меня! Не уезжай, останься со мной". Но она лишь неловко, уголком губ, чтобы не оставить следов от своей помады, поцеловала мать в щеку.
К чему тревожить маму? Мама, уставшая от одиночества, растратившая годы жизни на повседневную суету, бессмысленную без близкого человека, высохшая от жажды любить и заботиться о единственном мужчине, и теперь с жадностью вбиравшая эту любовь, быть может, в последний раз, не должна ни о чем волноваться.
Все равно ничего уже изменить нельзя. Квартира сдана в аренду, в неё вселяются чужие люди, заплатив вперед за полгода. У Леонида Сергеевича кончается отпуск и в понедельник он должен быть на работе. Мать уволилась, чтобы лететь с ним в Мурманскую область, в неведомый Оленегорск. Менять планы этих людей из-за трех недель, которые остались у Татьяны до конца отпуска, было бы жестоко и безответственно. Зачем сеять тревогу в душе матери перед расставанием? Слишком долго ждала мать своего счастья, слишком счастлива она была сейчас, чтобы Таня посмела омрачить ее счастье из-за своего инфантилизма.
За время отпуска Таня начисто забыла Максима и свои страхи. И только преждевременное тягостное расставание пробудили в ней чувства беззащитности и заброшенности. Замужество матери было для Тани совершенной неожиданностью, она рассчитывала провести в Нижневартовске весь свой отпуск. Таня уже не осуждала мать, не обижалась на нее. Но вначале, как только она узнала, что мама выходит замуж, её объяла какая-то волна брезгливости. Татьяна уже сама могла иметь детей, как некоторые её одноклассники, и тогда бы мама сидела с внуками, а не занималась тем, чем занимаются молодые. Мама много лет была одна, Таня настолько привыкла к этому, что сейчас, когда матери исполнилось сорок пять лет, Тане казалось, что выходить замуж несколько неприлично. В двадцать лет бывает трудно понять, что после сорока жизнь еще не кончается. Может быть, предвидя реакцию дочери, мама ничего не писала ей о своих намерениях. Но она рассчитала все так, чтобы церемония состоялась в присутствии Татьяны. Таня сначала никак не проявила своего недовольства, и со временем поняла, что для матери это лучший выход. Все-таки Таня давно живет одна, о многом в ее жизни мама даже подозревала, и Таня никогда не задумывалась, чем наполнена жизнь матери. А мама просто вся светилась от счастья в присутствии Леонида Сергеевича. Он служил в воинской части Оленегорска Мурманской области, носил полковничьи погоны, был на три года старше матери, и, кажется, ее любил. В Нижневартовск он приехал к своей сестре, и познакомился с Эллой – Таниной матерью.
Отпуск у Леонида Сергеевича заканчивался 18 июля, а 1 июля состоялось бракосочетание. Дел с женитьбой было много, а требовалось ещё созвониться с отцом, купить билет в Тулу, подготовить и сдать квартиру в аренду. И опять-таки нужно было встретиться с одноклассниками и подружками, так что времени вспоминать Максима не было. Но теперь всё было позади, она летела в гости к отцу на неделю, а послезавтра улетали мать с мужем. У Тани остался теперь один дом – комната в общежитии. "Отработаешь эти два года, и, если не выйдешь там замуж, приедешь сюда, а пока пусть квартира приносит доход", – сказала ей мать. Таня не спешила вернуться в общежитие, ведь отпуск ещё не кончился, и теперь летела к отцу.
Таня ещё раз прижалась к матери, пожала руку ее военному мужу и пошла на посадку, куда уже не было доступа провожающим. Подойдя к контролю, она обернулась и помахала им рукой.
В Туле Таня пробыла недолго, все-таки у отца была другая семья и злоупотреблять их гостеприимством она не могла. Первыми словами, которыми встретила её жена отца, были: "Какая же ты красавица! Замуж-то еще не вышла?". Как ей надоели вопросы на эту тему. В Нижневартовске все одноклассники и друзья матери задавали ей этот же вопрос. Это было единственное, что им хотелось узнать о ней, как будто это самое главное, что могло произойти в ее жизни, и на большее она не способна – только поймать мужчину в свои сети и женить на себе. Сама по себе она была им не интересна. Но в остальном Таня хорошо ладила с женой отца Катей и своей сестричкой, дочерью отца от второго брака. Отец подарил ей зимние сапоги "Саламандра". Таня помогала Кате готовить и убирать квартиру. В субботу вдвоем с Катей они съездили на электричке в Москву на целый день, простояв в очередях, прикупили себе кое-что из одежды и косметики. Приобрели Кате два китайских полотенца, их давали по одному в руки. Потом Катерина затоварилась колбасой и апельсинами, и довольные они поздно вечером вернулись домой. Наверное, костюмы и сапоги, что дарил ей отец раньше, покупала также в Москве Катя. И хотя в прошлый раз Таня была у отца после первого курса, Катя помнила её размер и никогда не ошибалась. Когда она уезжала, отец с Катей пригасили приезжать к ним еще.
Татьяна не жалела, что вернулась в город раньше, чем хотела. Ни в Туле, ни в Нижневартовске не было такого жаркого солнца, такой живописной реки, таких красивых крупных и дешевых ягод и овощей. Все-таки не зря говорили Ольге, приглашая на работу, что Алтай – жемчужина Сибири.
Уже целую неделю жара стояла выше 30 градусов. Таня каждый день после приезда проводила на пляже с подругой Людой и ее дочкой. В городе был единственный оборудованный пляж, но до него было долго ехать на автобусе, и они ходили на Зеленый Клин – красивое место у реки с песочком на берегу. Они брали с собой одно большое покрывало, ведерки и совочки для маленькой Анжелы, печенье и другую снедь, морс, журналы и устраивались на песке рядом с группой деревьев, чтобы в самую жару спрятаться в тень, потому что Людмила боялась, как бы Анжелка не перегрелась. Даже в будние дни народу на берегу было много, но то что творилось там в субботу, повергло их в растерянность. Любимое место было занято, и они устроились на траве.
Люда, устав выгонять свою девочку из воды, решила отвлечь её и повела в заросли травы собирать букет и ловить кузнечиков. Таня осталась лежать. Было так хорошо и истомно, что не хотелось даже шевелиться. Но какое-то назойливое насекомое ползло по её ноге, щекоча всеми шестью лапками. Пришлось сесть и смахнуть жучка в траву. Она вяло раздумывала, не искупнуться ли ей, раз уж пришлось подняться, и полусонно глядела на реку, сняв солнцезащитные очки. Но истома мигом слетела. У воды, напротив неё, с тремя парнями стоял Золотухин Сашка и пристально смотрел в ее сторону. Видимо он заметил её раньше, но сомневался, она это или нет, а когда она сняла очки, убедился, что не обознался. Оставив своих товарищей, которые пошли вдоль берега дальше, он быстро приблизился к ней. Не спрашивая разрешения, он сел рядом с ней на покрывало.
– Вот так сюрприз! Привет, золотко! Куда вы исчезли? Переехали что ли? Вот это подарок для Макса! Где ты пропадала?
– В отпуске, – простодушно ответила Таня.
– Далеко ездили?
– Тебе, правда, интересно? – она уже пожалела, что сказала об отпуске.
– Не хочешь – не отвечай. Это ты там так загорела? – Саша провел рукой по ее голени.
Таня ударила его по руке. Сам Сашка почти не загорел, только плечи покраснели – его белая кожа была чувствительна к солнцу.
– А Ольга тоже приехала? – спросил он, убрав руку с ее ноги.
– Нет ещё, – ее ответы были по-прежнему лаконичны.
– Жаль, – продолжал разговор Александр. – Зато Максим будет очень рад. Ты не представляешь, красавица, как он разозлился, когда вы исчезли. Ну, ничего, не расстраивайся, – он дружески похлопал её по спине.
Таня резко дернула плечами, сбрасывая его руку. Сашка, несмотря на свой рост, как будто еще не достиг периода юношеской худобы, его тело не потеряло детской пухлявости, что успешно скрывала одежда, и сейчас он еще больше напоминал добродушного увальня, если бы не его слова.
– Да не переживай ты так, – он наклонился к ее уху и заговорщицки прошептал, – если ты будешь с ним ласкова, Макс тебя простит. Ты уж постарайся больше его не злить, как друг тебе советую.
– А он здесь, на пляже? – с тревогой спросила Таня.
– Что уже не терпится его увидеть? Он очень пожалеет, что не пошел сюда с нами.
Таня молчала.
– Да ладно не грусти так, встретишься ещё со своим ненаглядным. Так когда, ты говоришь, приедет Ольга?
Таня пожала плечами:
– Не знаю.
– Ну, ладно, пока, – Сашка пошел догонять своих друзей.
Когда пришла Люда с дочкой, Таня без труда уговорила их идти домой, она не была уверена, что Максима нет поблизости.
– Завтра воскресенье, народу наверняка будет ещё больше, может, лучше съездим на Дачную, – предложила она, собирая вещи. Дачной называлась трамвайная остановка за городом, почти в самом лесу, за которым был ещё один дикий пляж и лодочная станция.
– Конечно, и Виталика возьмем, пусть он порыбачит, – с радостью согласилась Люда.
В понедельник вечером она поглощала скромный ужин, когда раздался звонок. Таня замерла, она даже перестала дышать. Это не могла быть Ольга, ведь поезд приходит утром. Но даже если это и она, у нее есть ключ. Звонок повторился. Таня решила не открывать. Незваный гость позвонил ещё несколько раз. Таня сидела, замерев, оставив свою трапезу. Через некоторое время звонки в дверь прекратились. Она с облегчением шумно вздохнула, затем спокойно доела и помыла посуду. Она сама помылась в ванне, а когда вошла в комнату и хотела включить телевизор, снова раздался звонок. Таня передумала включать телевизор. Когда настойчивый гость ушел, она читала журнал "Смена", который пришел, пока они были в отпуске, благо, что летние вечера длинные и свет включать не нужно. Весь вечер она так и не включила ни радио, ни телевизора. Когда же приедет Ольга? В следующий понедельник, 31 июля, им уже пора выходить на работу, скорей всего Оля приедет накануне, в воскресенье. Надеяться на то, что подруга прибудет в ненавистный город хотя бы днем раньше, не приходилось.
Когда она уже легла спать, в дверь опять позвонили. Звонок повторился три раза и стих. Она испугалась, что звонки будут продолжаться всю ночь. Она так истово молилась, чтобы это прекратилось, что не заметила, как заснула.
На следующий день она пришла, как и договаривались, к Андреевым и помогла Людмиле мариновать огурчики. Они болтали, обо всем на свете. Временами ей хотелось выложить Людмиле все о Максиме, но она не сумела. Таня не представляла, как ей быть. Идти в милицию – просто глупо. Скорей всего над ней посмеются, предложив разобраться со своим кавалером самой. Может рассказать о Берестовой, что он сам признался в убийстве, вдруг его посадят? Но, наверное, не сразу, нужны доказательства, да и папаша, возможно, сможет остановить следствие. Но даже если ей поверят и отнесутся серьезно, не могут же к ней приставить охрану. И уехать невозможно, ей ещё два года нужно отработать в школе. До сентября из учителей мало кто будет в школе, да и вряд ли коллеги по работе смогут помочь. Общественное мнение всегда осуждает в первую очередь женщину, хотя большинство голосов этого мнения женские. Если мужчина так себя ведет, значит, женщина спровоцировала его, дала повод, сама виновата.
Нет, все еще не настолько плохо, что нужно идти в милицию. Главное сейчас занять чем-нибудь вечера вне дома. Поэтому она предложила Андреевым сходить в кино на последний сеанс, как раз шел двухсерийный фильм. Люда с Виталием проводили ее до дому, и спать она легла только в час ночи.
На другой день, в среду, Таня решила пройтись по магазинам. Был конец месяца, и на прилавки выбрасывали дефицитные товары. В ЦУМе ей повезло – продавались немецкие колготки, и она купила несколько пар, особенно ей понравились бронзовые со швом. Одни она подарит Ольге. В Торговом центре она протолкалась почти два часа, покупая шампунь, лак для волос и дезодорант. Вроде бы мелочи, а без них никак. Потратив почти весь день на покупки, Таня была довольна. На людях было безопаснее всего, и время провела с пользой. Она поехала домой, положить покупки, а вечером собиралась опять зайти к Андреевым.
В почтовом ящике лежало письмо от Ольги. Это ее очень удивило. Ольга должна была приехать на днях, зачем слать письма. Отворив ключом дверь, Таня бросила сумку и письмо в прихожей и скинула босоножки. Она умирала от жажды. Босиком она прошла на кухню, на ходу вытаскивая блузку из-за пояса юбки. Спиной к окну, облокотившись на подоконник, на кухне стоял Максим. Таня остановилась, пораженная. В голове четко прозвучала мысль: "Я так и знала", хотя ещё секунду назад не подозревала о присутствии Максима.
– Привет блудной дочери, – Максим выпрямился.
Она молчала. "Я так и знала, так и знала", – билась в голове нелепая мысль.
– Доброго здоровья, – Таня повернула голову на голос – в углу за холодильником стоял незнакомый парень, на вид не старше выпускников ее школы.
– Ну, что ты стоишь, как казанская сирота. Проходи, садись, чувствуй себя, как дома, – пригласил Максим.
Наконец-то она обрела дар речи.
– Что вы здесь делаете? – она постаралась, чтобы голос не дрожал.
– В холодильнике-то у тебя не густо, сразу видно холостая, – сокрушенно сказал парень.
Он был невысокий, пожалуй не выше Тани, но широкоплечий и плотный, как квадратик. И без того квадратное лицо, с тонким, словно нарисованным ртом и темными, глубоко посаженными глазками, было обрублено модной стрижкой "площадка". В другой обстановке он бы показался ей смешным, похожим на кабанчика, но не сейчас.
– Вот решили выпить, – продолжал молодой человек, – я закуску искал у тебя в холодильнике.
– Да как вы сюда попали? – возмутилась Таня.
– У тебя же не замок, а одна видимость, любой шпилькой можно открыть, – радостно сообщил незнакомец. – Пойдем, покажу, как это делается. Если потеряешь ключ, сама сможешь открыть дверь. Шпилька или скрепка есть?
– Ладно, Проха, кончай трепаться, надо разобраться, – прервал товарища Максим, и обратился к Тане, – мы, дорогуша, с тобой, о чем договорились, а?
За время отпуска она уже забыла черты его лица, забыла какой он красивый и страшный.
– Я тебя внимательно спрашиваю, – пошутил Максим, но было не смешно, – что ты мне обещала?
– Подумать.
– Ответ неверный. Эх, Татьяна Викторовна, Татьяна Викторовна, – сокрушенно покачал головой Максим. – И чему вы детей учите, если сами не помните своих обещаний. Отвечаю за тебя: ты сказала, что тебе нужен один месяц, для того, чтобы настроиться. За свои слова надо отвечать.
– Значит, не смогла настроиться. И не смогу.
– Такой ответ не принимается. Прошло уже почти три месяца. И ты задолжала мне с процентами.
– Ты напрасно сюда пришел и друга привел.
Максим достал из кармана пачку сигарет, взял себе одну и протянул коробку Прохе. Они закурили. Таня брезгливо поморщилась:
– Здесь не курят.
– Сдается мне, брат Проха, что нас выгоняют. Девушка, кажется, нюх потеряла, забыла с кем разговаривает.
– Максим, не надо, – её голос звенел от негодования. – Ты меня не запугаешь. Давай расстанемся по-хорошему. Вы сейчас уйдете, а я не стану заявлять на вас в милицию.
– Макс, что ты с ней валандаешься. Надо вправить ей мозги, сразу станет как шелковая, – Проха устал быть немым свидетелем их диалога.
– Да я вот думаю, как лучше это сделать, – откликнулся Максим.
– Максим, ну подумай сам, неужели тебя удовлетворит любовь, полученная таким способом? – она попыталась внять его разуму.
– С тобой, малыш, удовлетворит любым способом, в любой позе, и в любом месте: машине, в ванне, в кровати, выбирай сама, – и он громко засмеялся, широко открыв наглый рот.
Парень, которого скорей всего звали по-другому, а Проха была кличка, мелко затрясся, исторгая из себя сухой, как кашель, смех.
Это было невыносимо. Волна обжигающего гнева захлестнула ее. Если она немедленно что-нибудь не сделает, хотя бы не закричит, у нее просто-напросто лопнет сердце от злости. Она схватила со стола чашку и со всего размаха бросила на пол.
– Убирайтесь отсюда, – крикнула она при этом.
Ей стало легче, но одной чашки явно было недостаточно. Она стала хватать со стола все, что попадало под руку и кидать на пол: вилки, ложки, ножи, подставку под них, разделочную доску.
– Уматывайся сейчас же, чтобы я больше тебя не видела, ни тебя, ни твоего холуя. Забудь сюда дорогу.
Гости спокойно взирали на нее, продолжая курить:
– Люблю темпераментных девушек.
– Ты посмотри, какой взгляд! – восхитился Проха.
– В нем написано всё – два листа мелким почерком.
– Не девочка – конфетка.
Таню ничто не могло остановить, в ней как будто оборвался приводной ремень, и двигатель теперь вращался на бешеных оборотах. Но когда стол опустел, и она судорожно искала, чем бы швырнуть ещё, Максим протянул ей чашку, сняв ее с полки в углу над холодильником, она взяла чашку и остановилась. Его жест подействовал на нее как холодный душ. Чашка была Ольгина. Она поставила ее на стол.
– Я в восторге, моя сладкая, – сказал Максим, – именно такая девушка мне нужна. Но, пожалуйста, постарайся, чтобы подобная сцена больше не повторялась, прибереги свой темперамент для более подходящего случая, например, для постели.
– Я сказала тебе, убирайся, – тихо повторила Таня, она ещё не могла успокоить дыхание.
– Танюша, ты никак не врубишься, здесь с тобой не шутят. Значит так, слушай сюда: или ты спишь со мной и сегодня, сейчас, или – сама знаешь что.
– Ни за что! – Таня вскинула подбородок вверх. Она была восхитительно трогательна в своей отчаянной храбрости, но это нисколько не задело Максима.
И некому было за нее заступиться.
– Ну что же, ты сама выбрала, – он поднял с пола нож и повертел его в руках. – Ты вроде бы когда-то хотела быть заколотой столовой вилкой, но уверяю тебя, намного проще и в некотором смысле даже эстетичней быть зарезанной ножом. Я доставлю тебе это удовольствие. Но прежде мы с другом все-таки развлечемся – поимеем тебя во все дыры. Жаль, что нет сейчас других ребят, им бы понравилась эта киска, правда, Проха?
– Какая же ты скотина! – она была словно поражена своим открытием.
– Плохой мальчик, – согласился с Татьяной Проха.
Она стояла спиной к выходу из кухни, ребята напротив нее с другой стороны обеденного стола. Максим все также поигрывал ножом, Проха двинулся в ее сторону. Им нужно было обойти стол, чтобы подойти к ней. И тогда она метнулась в коридор, в попытке выскочить из квартиры, но потеряла время, разворачиваясь. Проха поймал ее в прихожей.
– Наш зайчик хочет убежать, – обхватил он её сзади за талию, приподнял и потащил в комнату.
"Вот и все" – прозвучал чужой голос у нее в голове. Таня силилась вырваться. Из кухни в комнату вошел Максим.
– Отпусти меня, хорек вонючий.
– Макс, давай я ее первым оприходую, – попросил Проха.
Максим величественно кивнул. Ему нужна была королева, "визитная карточка", девушка его мечты, а с этой дурой может сначала позабавиться и Проха, раз она не будет его звездой, значит она не нужна ему совсем, необходимо только наказать ее.
Проха развернул ее и прижал к стене, навалившись всем своим телом. Он беззвучно смеялся, она вблизи увидела его редкие остренькие зубы, почувствовала его дыхание, смешанное с алкоголем. Она стала отбиваться, изо всех сил стараясь оттолкнуть Проху, они были одного роста, но для нее это было равносильно сдвинуть колонну. Тогда она стала царапаться и пинаться. Проха схватил ее запястья и завел руки ей за спину, соединил их вместе и обхватил их правой рукой. Левой рукой он уперся ей в плечо.
– Брось, хватит шутить, – она все еще не могла поверить, что все это наяву.
– Какие могут быть шутки? Шутки давно кончились, – Максим внимательно следил за их борьбой.
– Ну-ка, посмотрим, какая у нас грудь, – глумливо произнес Проха и левой рукой полез под блузку, свободно свисающую поверх юбки. В такую жару она надела блузку на голое тело, и теперь его рука беспрепятственно нашарила грудь.
– О, какие сиськи мягкие! – его пальцы больно сжали нежное тело.
Тяжелое, неровное дыхание Прохи, его прерывистый голос, бисеринки пота над верхней губой, убедили Таню больше, чем слова Максима. Тошнотворный страх змеей вполз в нее и свернулся ледяным клубком в животе, заставив закоченеть все члены. Остались жить только глаза. Ужас метался в них, словно бабочка о стекло, и рвался наружу. Она закричала. Почему она раньше не догадалась, кричать, звать на помощь?
– Замолкни.
Он отпустил ее руки и ладонью зажал ей рот, прижав голову к стене, она сильно ударилось затылком, и прикусила нижнюю губу. Автоматическая заколка, стягивающая волосы в пучок, больно впилась в кожу головы, не выдержала давления, расстегнулась и соскользнула, запутавшись в волосах.
Левой рукой Проха стал расстегивать блузку, обрывая пуговицы. Сосредоточившись на блузке, Проха уже не так сильно прижимал ее в стене, и она постаралась оттолкнуть его руками, извиваясь всем телом. Но пуговицы одна за другой летели на пол. К страху прибавился стыд. Ее тело открывалась на обозрение двум похотливым взглядам. Молочно-белая грудь с маленькими коричневыми сосками ослепительной полоской выделялась на теле, покрытым золотистым загаром. Извиваясь всем телом, она соскользнула вниз к полу, там, где Проха не мог прижать ее к стене, и попыталась выскочить у него из под руки. Но он тут же ее схватил и поднял во весь рост, прислонив к стене. Они опять боролись, но она быстро выбилась из сил.
– Не трогай меня, пожалуйста, прошу тебя, – рыдала она, выдохнувшись от тяжелой борьбы.
– Какие миленькие сосочки, – Проха не слышал ее.
Она закрыла глаза. Вот и все. Проха громко сопел, щупая ее грудь.
– Не надо, прошу тебя не надо, ну, пожалуйста, – все громче причитала она, нанося ему удары кулаками по плечам и груди.
– Да заткнись ты, – Проха не обращал внимания на ее тычки кулаками.
После того, что сейчас с ней сделают, жить ее не оставят. Это она знала точно. И даже смерть не принесет избавления. Она умрет так некрасиво, так страшно. Перед глазами предстали картинки своего растерзанного мертвого тела, видение было настолько реальным, насколько неприглядным, а она даже не сможет прикрыться, потому что будет мертва, совсем, навсегда. Говорят, что перед смертью перед глазами проходит вся жизнь, она же видела только свои предстоящие мучения. Она не хотела умирать так некрасиво, так безобразно! Она вообще не хотела умирать!
– Максим, я согласна, я на все согласна, – прохрипела она, задыхаясь.
Максим все это время пристально наблюдал за ними, прикусив нижнюю губу.
– Поздно, куколка, ты уже сделала выбор, – прошептал Проха ей в лицо. От него несло водкой так, что она чуть не задохнулась. Его мокрые губы заскользили по щеке и облекли ее рот. Она резко замотала головой, и, освободившись от его липкого рта, выкрикнула:
– Я согласна. Останови его, я согласна быть твоей.
– Нет, сначала ты станешь моей, – и Проха опять попытался поймать ее рот, шаря по лицу губами.
В это время они услышали голос Максима:
– Ну-ка, Проха, я не пойму, что она бормочет.
Проха остановился и крепко прижал ее к стене.
Таня с надеждой быстро заговорила:
– Максим, я согласна, только останови его, пусть он отпустит меня.
– Что, что ты сказала? – как будто не расслышал Максим.
Таня посмотрела на него, они встретились взглядами. Она поняла его.
– Останови его, я буду твоей, я хочу быть твоей.
– Повтори.
– Я хочу быть твоей, – четко повторила она.
– Ладно, Проха, оставь ее.
– Конечно, конечно, желание девушки для меня закон.
Проха отошел от нее.
Таня поспешно запахнула в блузку и заправила ее в юбку. Об пол стукнулась черная заколка, выпавшая из волос.
– Это будет тебе хороший урок на будущее. Запомни, будешь показывать гонор – изуродую, а если будешь послушной девочкой, значит, будешь жить, – пригрозил Максим.
Но его угрозы уже мало трогали ее. Она прислушивалась к себе. У нее болели руки, во рту чувствовался солоноватый привкус крови от прикушенной губы, а на затылке, наверное, выросла огромная шишка. Но это даже хорошо. Пусть все болит – это, значит, она жива, она будет жить. Ей больше ничего не нужно. Все, что раньше было нестерпимым, например, постель с нелюбимым, теперь казалось простым и естественным, а обыденные вещи, которых раньше не замечала, стали значительными и весомыми. Разве раньше она замечала, что дышит? Зато теперь она с удовольствием вдыхала тяжелый влажный воздух предгрозового вечера. Все, кошмар кончился.
– Поняла? – спросил Максим.
Таня кивнула.
– Не слышу ответа. Ты меня поняла? – переспросил Максим.
– Поняла.
– Можешь расслабиться, сядь на диван, – велел он.
Таня безропотно села.
– Ну, ладно, голубочки, вы тут поворкуйте, а я пойду. Тебя ждет замечательная ночка, – подмигнул Проха Татьяне, и, хлопнув Максима по плечу, сказал, – завидую, грудь у нее что надо.
Вскоре в прихожей щелкнул замок – Проха закрыл за собой дверь. Максим сел на диван рядом с ней. Только сейчас она заметила, что на столе, где они проверяли тетради, стоят две бутылки водки, одна запечатанная, а в другой – примерно половина. Рядом стояли два стакана, лежал хлеб, сыр и кусок колбасы. В тарелке лежали малосольные огурцы. Все было явно из ее холодильника. Кроме водки, разумеется.
– В общем, договоримся так: я сам буду приходить к тебе, – начал Максим. – И не вздумай больше прятаться – найду и покалечу.
– Но тут же живет еще один человек, – слабо возразила Таня.
– С Ольгой договоримся, не волнуйся.
– А если будет ребенок? – спросила она.
– Таня, голубушка, в чем проблема? Сбегаешь на аборт – и все дела. Не мне тебя учить.
Настоящий кошмар только начинался. Таня опустила голову. Ей было страшно на него смотреть. Господи, почему она не упала в обморок, не сошла с ума? Почему она должна пережить все это, каждый час, каждую минуту, секунду за секундой в ясном уме?
Максим встал и подошел к столу.
– Тебе нужно выпить, – он налил водку в стакан, – извини, рюмок Проха у тебя не нашел. Чем будешь закусывать?
– Мне ничего не надо.
– О, ты пьешь водку, не закусывая?
– Я запиваю, в институте привыкла.
– Минералка у тебя есть?
Таня помотала головой:
– Нет.
Максим ушел на кухню, он громко хлопал дверцами шкафчика, под ногами у него что-то хрустело, потом из крана полилась вода. Вернулся он с чайной кружкой и горстью конфет. Бросив конфеты на стол, он подал ей бокал с водкой.
– Тебе надо расслабиться, – в его голосе прозвучала неподдельная забота, даже мягкость. Теперь он мог позволить себе проявить жалость. – Выпей и все пойдет как по маслу.
Да, нужно напиться так, чтобы ничего не соображать, когда пьян – все кажется простым и легким.
Она взяла у него из рук стакан и стала быстро глотать жидкость. Защипало разбитую губу, затем обожгло горло, пищевод, желудок. Она чуть не задохнулась, и отняла стакан от губ. Максим тут же подал ей воду. Она пила холодную воду, пока не поняла, что может свободно дышать. Она взглянула на стакан с водкой. Она не отпила и половины. Она снова потянулась к стакану. Необходимо оглушить себя, чтобы забыться и ничего не помнить.
– Не спеши, – остановил ее Максим. – У нас с тобой достаточно времени впереди, – он поставил ее стакан на стол. – Садись ближе и съешь что-нибудь. А то ты сразу вырубишься.
"Вот и хорошо", – подумала Таня, но промолчала. Она покорно пересела на другой конец дивана, ближе к столу и взяла огурец.
Максим устроился на стуле возле стола, налил себе водки. Они выпили вместе. Он, стараясь ее отвлечь, рассказал о каком-то забавном случае на студенческой попойке. Потом они снова выпили. Он еще что-то говорил. Таня следила за его смуглыми от загара руками. Было что-то чувственное в том, как он сжимал бутылку, разливая водку по стаканам, как длинными пальцами разворачивал конфету, как тер подбородок, и даже не в этом, а в том, как пристально, заворожено наблюдала она за этими гладкими руками, примеряя их на себя, представляя, как упругие подушечки пальцев будут скользить по ее коже. Он открыл вторую бутылку и плеснул из нее на дно стаканов. Она опьянела настолько, что могла смело глядеть ему в лицо, не задыхаясь от обжигающей волны стыда при встрече с ним взглядом. Она стала легкой, невесомой, как сухой лист, падающий на землю. И она тоже куда-то падала, падала – он перенес ее на кровать. А потом она словно со стороны услышала пьяное хихиканье – это она смеялась от щекотки, когда он гладил ее по голому животу. А потом была боль, боль острая и пронзительная, что она чуть не закричала. И она поняла, что, сколько бы ни выпила, никогда не сможет забыть, как с каждым новым толчком чужой плоти, становится не только женщиной, а другим человеком, покорным и тупым, что обратного пути нет.
– Ну вот, собственно, и все, – Максим словно подвел итог.
А потом он ушел, сказав на прощанье:
– Извини, старушка, остаться не могу. И вообще, я не могу заснуть на новом месте, так что не сердись.
И звонко чмокнул ее в щеку. Она подумала, что не сможет заснуть и на старом месте. И тут же уснула. Алкоголь взял свое.