Борис Рябухин
Начало см. Отцовский след 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11,12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21,22, 23, 24, 25, 26, 27, 28.
Продолжение следует .
Борис – Володе
30.06.92
Здравствуй, Володя!
Вместо телевизора отдал 7 тыс. руб. за садовый участок в Шаховском районе (где пенаты Блока) за Волоколамском. Говорят, эти земли экологически чистые, и даже политически чистые, так как принадлежат члену Госдумы Травкину. Там задуман кооператив Союза писателей. Встал один крикун и сказал, что нас обманывают. Но ему не поверили, кроме меня. Поверил, но отдал, потому что знаю, какой я мнительный.
Хотел написать пьесу о том, как человек ведет разговор с молодым знакомым, кое-что о нем знает, чему молодой человек удивляется. Оказалось, что это один и тот же человек, только два возраста: 25 и 50 лет. И вдруг слышу по радио пьесу с этим сюжетом. Хорошо, что не написал, а то бы сказали – плагиат.
А как выжить? Меня задиры все спрашивают об этом. А я их спрашиваю: «Еще лебеду не ели?»
Всего тебе хорошего. Борис.
Володя – Борису
02.08.92
Здравствуй, Боря!
Давно ты мне не пишешь. Жаль! 11.04.92 послал тебе инструкцию на твой японский телевизор с письмом. С тех пор и нет от тебя известий. Квитанцию я сохранил (высылаю, чтоб с твоей стороны не было сомнений). А почему сохранил – по привычке. Вот уже с 1988 года я получаю и посылаю бандероли с кассетами, на которых записаны программы на мой компьютер. Сейчас стало очень туго с этим делом – таможня принимает эти записи как зашифрованные. Приходится обмениваться в пределах Украины (может, скоро и письма нельзя будет посылать?!). До сих пор, с весны, не могу выслать хозяину его кассету в Ригу. Рушатся многие мои связи по этому делу из других республик (стран). Никого не волнуют такие мелкие вопросы, так как созданное рушится в пользу чьих-то интересов, но только не наших. Я уже давно ни во что не верю, тем более в Бога. А смысл жизни только один, тот, что задумала природа, вернее тот, что стихийно возник в природе: жизнь – это смерть старого и рождение нового. Человек, родившись, должен, пройдя через муки, оставить после себя такого же, чтоб жизнь продолжалась. А разум – он во много раз осложнил жизнь человека, его предназначение, данное природой. И нужно вопрос о смысле жизни превратить в вопрос – для чего нужен разум и почему он возник.
Я с 4.07 по 3.08 был в отпуске – весь завод выгнали в отпуск. Все это время был на стройке, и наконец-то закончил цоколь дома – то, что выше уровня земли до пола – есть цоколь. Теперь начну делать стены по субботам и воскресениям. Нужно положить 1000 шт. камня-ракушечника и 4000–5000 шт. кирпича на облицовку. Будет коробка, потом положить балки и стропила, сделать из кирпича фронтоны, накрыть шифером крышу, подбить потолки, засыпать керамзитом перекрытие, поштукатурить потолки, стены, сделать еще пол и еще много чего.
Сливкины абсолютно все перестали мне писать. А ты, наверно, уже давно передумал писать что-либо из задуманного, в том числе и то, что хотел из моей судьбы. Если так, то еще давно ты обещал перепечатать письма дяди Саши и выслать мне. Сейчас они тебе не нужны, а я хочу их еще раз перечитать – ведь я их читал при получении и сразу пересылал тебе, и много забыл. Пожалуйста, вышли.
Очень мало пишешь о себе, своей жизни.
Будь здоров!
Обнимаю, Вова.
Борис – Володе
Без даты
Здравствуй, Володя!
Непросто быть на вольных хлебах. Друг предложил вести мне клуб литературных встреч в школе, директором которой успешно работает его жена. Они оба из Астрахани. И вот я приводил на встречи с ребятами старших классов знакомых писателей – Полякова, Кизилова, Боброва. А недавно уговорил прийти к ребятам Сергея Михалкова.
Одно дело, учить стихи по книгам, совсем другое – поговорить с писателем с глазу на глаз, получить ответы на вопросы о его героях, о тайнах творчества. Заседания клуба литературных встреч в школе ведет старейший преподаватель литературы и я. Каждая такая встреча – живой урок литературы. Школа эта стала экспериментальной площадкой в поиске новаций в обучении. Здесь и дизайнкласс, и химический (без экзаменов в институт), и гимназический классы. Преподают и вузовские учителя, и авторы учебников. И писатели.
Когда Сергей Михалков вошел в актовый зал, дети бросились к нему, стали читать его стихи, петь его песни. Показали интермедию. Так было интересно. Не столько Михалков говорил, сколько юные слушатели.
Потом мы привезли Михалкова к нему домой, так как он был с клюшкой из-за недавнего перелома ноги. После недолгого разговора, он расцеловал нас на прощание.
У меня с Михалковым связаны важные моменты в моей жизни. Хотя он меня так и не знает. Я читал его басни на школьной сцене, потом начал писать свои басни. Одну из них в 10 классе я опубликовал в областной газете – и с этого года пошел мой творческий стаж работы. Хотя в Союз писателей меня приняли только в 1986 году. Так получилось, что с Михалковым вместе я получал и билет Союза журналистов в 1973 году. Он еще меня спросил в коридоре, где вставать на учет новому члену журналистов? А я, оторопев, ответил – по месту работы.
Потом меня пригласила радио «Надежда», и я у нее в гостях рассказал об этой встрече с Сергеем Михалковым в школе, о себе, прочитал свои стихи. Мне даже кто-то задал вопрос на радио – я смущенно ответил. А вопрос, оказалось, задал мой сын Андрей. Я от страха даже голос его не узнал. Цирк и только!
Пока, Володя.
Борис.
Володя – Борису
16.09.92
Здравствуй, старый товарищ!
Товарищ, в смысле, друг, а не то, что придумали большевики.
Тебе, верю, сейчас трудно, более трудно, чем мне. Я делаю ту же работу, только платят теперь меньше во много раз. Все стало дороже в среднем в сто раз, а зарплата увеличилась в десять раз. Наш директор сделал себе оклад 170 тыс. руб., начальникам цехов по 45 тыс. руб., а рабочие более 5 тыс. руб. не получают. Едва хватает на жратву. Хорошо, у нас огород свой. А как другим?
Как может человек, прожив более полжизни, измениться – это невозможно.
(Поэтому и существует деструкция, и большевики лишних носителей прежней информации и уклада отстреливали. И неокапиталисты – «хайдары», гайдаровцы, прорабы перестройки, олигархи, лишних свидетелей прежней жизни пустили в расход – бандитизмом, паленой водкой и контрафактными лекарствами и продуктами, торговлей наркотиками и человеческими органами, коррупцией, самозахватом, диким произволом оборотней всех мастей в погонах и в чиновничьих креслах по всей вертикали власти, мафиозными и бандитскими разборками, беспределом купленных разбогатевших депутатов, беспределом внутренних и внешних органов и частной охранки, мизерными зарплатами, нищенскими пенсиями, платным образованием, платным медицинским обслуживанием, продажей земли, ипотекой и прочими «реформами». Вот во что выросла эта гигантская саркома!)
Приспособиться как-то к новым условиям еще можно, и легче это молодым, но не 40–50-летним.
Цель себе можно придумать и стремиться к ней всю жизнь, но внешние условия среды все равно будут влиять на цель, и она уже станет не целью, а мечтой. Поэтому, наверно, не надо никаких целей. А просто каждый день делать свое дело, то, которое умеешь, которое любишь – вот и вся цель, только это уже назвать целью нельзя – это обыкновенная жизнь нормального человека.
А меня нужда заставляет строить дом, но не цель, и мне нравится строить, только тяжеловато, и все идет очень медленно. Никаких планов нет, лишь бы дожить до следующего дня.
На Украине хуже, чем в России, больше произвола и бесправия, цены выше.
Держись всеми силами за свое, другому мы не успеем научиться, может, и повезет. Все наша жизнь – это его величество случай, начиная с самого рождения.
Не мог догадаться, что время-то меняется, и никому не будет нужен этот твой ракетчик Константинов? Столько зря времени потратил – забыл, что ничего нет дороже времени, даже жизнь человеческая? Благодари, что еще копейку дали, а не рубль.
О Сливкиных ничего не знаю, никто ничего не пишет. Недавно написал Аркадию Сливкину, может, он ответит, его первое письмо у меня до сих пор хранится.
Абсолютно никакая почта из периодики не стала приходить, кроме «АиФ» и «Огонька» – наверно, только на них и подпишусь, и еще журнал «Радио». А была целая куча подписки. А сейчас конверт простой стоит 1 руб. 40 коп., а в Прибалтику – 25 руб. 40 коп. Да и читаю-то я совсем мало – для себя остается так мало времени, что и жить-то не хочется.
Никак не могу бросить курить, а самые дешевые сигареты – типа «Прима» – стоят уже 30 руб., в сто раз больше, чем раньше, да и в магазинах их нет вообще, только на базаре.
Гласность на Украине прикрыли, всех недовольных – долой с Украины. А что будет дальше?
Из 4000 работающих на заводе уже около 1000 уволились сами – вот и сокращение, только куда они ушли – не представляю.
Есть ли смысл писать то, на чем не заработаешь? Я имею в виду жизнь Сливкиных. Тебе нужно сейчас писать, чтобы заиметь копейку в кармане, и писать быстро, хорошо знать, что писать сегодня, а что завтра. Это чтобы выжить.
По-моему, почти никто не умеет общаться, в основном, общение заменяется простым пустословием, репликами и полным непониманием собеседника. Не научили нас общаться, не хотели, чтобы мы общались. Тогда смогли бы многое понять. Когда пишешь мне письмо, сначала прочитай мое последнее и ответь, а потом пиши – я так всегда делаю, это моя просьба к тебе.
Пиши. Обнимаю, Вова.
Володя – Борису
16.10.92
Здравствуй, Боря!
Дорогой друг, неожиданно получил я письмо от дяди Саши, которое тебе высылаю. Ему я еще не ответил. Он просит свои письма. Поэтому не знаю, что ему писать. И поэтому пишу тебе это письмо. Что делать? В ответном письме верни мне это его письмо.
Может быть, как-то отговорить его писать свою биографию, а предложить о чем-то другом написать? Несколько наивны его рассуждения в этом письме. Человек жизнь прожил, а многое так и не понял.
Я живу сейчас очень трудно, стройка все выжимает. Да и пять человек в одной комнате – кошмар. Зоя замаялась, бедная, и все ради сына. А он, беспомощный, ничего не умеет, хоть и семью создал.
Почему никто не пишет книгу специально для молодых, как начинать жить? Скольких многих ошибок они смогли бы избежать. Жизнь-то ведь жестока и не прощает этих ошибок из-за необратимости времени. Или каждый должен учиться только на своих ошибках? Или все молодые знают, как жить лучше, чем старики? Не думаю.
Жду скорого ответа.
Обнимаю, Вова.
ПИСЬМО ДЯДИ САШИ
Дядя Саша – Володе
Без даты
Белово.
Здравствуйте, Володя, Зоя и Сережа!
Привет от Марии Александровны.
Оказывается, про Барабинск я ничего не писал. Разобрался в своем талмуде. Прежде чем писать о Барабинске, нужно сказать, что до Барабинска я работал еще на двух элеваторах, и здесь я приехал уже квалифицированным слесарем по элеваторам. Что-то в моем талмуде не отмечено, и не знаю, писал ли я об этом вам. Если писал, то там ничего особенного не было, можно и пропустить.
После сборки элеваторов в Иртышке и Осмарышке, нас направили в Омск на сборку большого элеватора канадского типа, с канадским оборудованием. Я пришел туда. Оборудование мне понравилось. Но общежитие неудобное, а клопов там видимо-невидимо и грязно. Людей очень много. Я, никому не показываясь, уехал в Новосибирск. И Новосибирск послал меня в Барабинск, на маленький элеватор, 100 тысяч тонн.
Я согласился, оформился и пошел к Африкану. Дорогой я встретился с Матреной Алексеевной, она шла туда же. Мы долго смотрели друг другу в глаза, я зло, она – умоляюще. Я ей сказал:
– Ну, чего, теперь ты довольна? Сперва мать нашу отобрала, сделала нас сиротами. Потом – мельницу. Мы же от этого не умерли. Только не живем вместе. Куда идешь-то, к Африку? Опять же к нам идешь? Что ты за человек? Что тебе надо?
Смотрю, она встала на колени, и хватала меня за руку, и хотела ее поцеловать. Я ужаснулся! Старуха так унижается перед молодым. Руку я не дал ей поцеловать. Услышал слова: прости меня, Шура, это все сделал Иван, он и меня обманул, все это его дела.
Я пробовал ее поднять, и сам не выдержал и заплакал. Она встала. Я подумал: действительно, она была игрушкой в руках дяди Вани, неграмотная, недалекого ума, ей всю жизнь везло, под старость только поняла, да поняла ли она?
Она вернулась домой. А я пришел к Африку. Там и Серафим был. Они жили вдвоем одни. В квартире чистенько. Спрашиваю: как с деньгами?
Серафим подрабатывает. И от тебя получали. Лев тоже высылал.
Про Аркадия не знаю. У него денег тогда еще не было, он учился в институте.
Я ночевал у них, а утром уехал в Барабинск. В Барабинске элеватор стоит рядом с железной дорогой. И к нему уже была проведена колея, с тупиком, с расчетом, чтобы там поместился весь поезд при въезде в Барабинск на чистом месте. Там построили два небольших домика и ларек торговый. В одном – общежитие, в другом – контора с квартирами, и еще небольшой временный склад.
Когда я прибыл, там уже работа шла вовсю. Механик Агеев мной поинтересовался, спросил: работу элеватора знаешь? – Знаю. Собрал уже два элеватора. И раньше делал оборудование для элеватора. – О, какого мастера прислали! Это хорошо. Самое сложное будешь собирать. Так к тебе я прикреплю одного слесаря. Он ничего не смыслит по слесарному делу, но зато парень крепкий. А теперь иди в общежитие. И там у технички возьмешь постельное белье.
Я пошел в общежитие. Там тепло, чисто. Людей немного. Верхние нары почти пустые, и внизу места есть. Клопов не видно.
Утром пришли на работу. Агеев пришел позже, стал делать раскомандировку, дошел до меня: а ты, Герасимов, иди сюда. Вот тебе твой бригадир. С ним будешь работать. Что бы вам дать? Закрепить трансмиссии, нижнюю и верхнюю. Закрепить шкивы и надеть ремень. Трансмиссии уже лежат на месте. Их нужно закрепить. Проверить и подогнать каждый подшипник и закрепить. Шкивы также установить и закрепить. После надеть ремень и опробовать, чтобы ремень не спадывал. Хватит это вам на месяц.
Действительно, здоровый парень. Но он еще не представительный. Как артист, ему бы только купцов и директоров играть.
И вот мы стали работать. А Костя слесарное дело достаточно знает. Только в чертежах не разбирался. Довольно веселый человек, общительный, играл на сцене в самодеятельном кружке. Действительно, почти артист, я не ошибся. Он говорил мне: сходим в дом культуры.
Время-то – зима была. Я против него выглядел мальчишкой. И он это видел сам. И с усмешкой говорил: не я тебе должен бы подчиняться, а ты – мне. А жизнь по-своему распорядилась.
А вообще-то, он чувствовал, до меня ему далеко. И говорит: вот на сцене ты бы мне подчинялся. И это его успокаивало.
Когда мы нижнюю трансмиссию закончили, и она легко и плавно стала крутиться, нужно переходить на верхнюю, он посмотрел наверх и увидел верхнюю трансмиссию. Сказал мне: смотри-ка, верхнюю трансмиссию установили неправильно, она этой трансмиссии непараллельна, а поперек. И захохотал: вот дела!
Я это увидел сразу, и посмотрел на оборудование, подумал: а иначе нельзя. Я знал, что под углом трансмиссия работает лучше. На ходу ее никакими силами не сбросить ремень, поэтому он никогда сам не соскочит. Но если в обратную сторону крутить, он сразу соскочит.
Когда мы закончили всё раньше времени, и позвали Агеева принять работу, он пришел, посмотрел (я за ним наблюдал). Он увидел, что трансмиссии лежали под углом, посмотрел на нас и сказал: вы что, не видели, как валы лежали?
Я сказал: видели. Правильно лежат. И ремень будет держаться.
И начал крутить за шкив, за спицы, и тихо, и быстро. Остановил ее. А он хотел повернуть назад. Я крикнул: назад нельзя – сразу соскочит.
Он все же повернул – и ремень соскочил. Пришлось Косте бежать вниз. И тогда надели ремень. Агеев сказал: хорошо, вам можно поручить установку двигателя.
Двигатель – большой, 4,5 л.с. Он грубо сделан, чугунное литье, толстое. Маховики тяжелые. Фундамент уже сделан. Мы с ним провозились долго.
Костя меня все же в дом культуры приучил ходить. Далековато, не мешало бы поближе. Однажды мы идем домой, смотрим, женщина лежит на дороге. Костя говорит: кто-то ее ограбил. - Мы подошли к ней, она застонала. – Смотри, даже избили, – нагнулся. – Где больно?
Она ответила: нога подвернулась.
Мне показалось, ботинок свалился. Я осторожно снял ботинок. Нога была в страшном положении, немедленно ее нужно поставить на место, распухнет – не поставить. Сказал Косте: Костя, держи ее подмышки крепче.
Она застонала. Я как дернул за ступню, она легко вырвалась из моих рук. Я упал, черт возьми. Надо было крепче ухватиться за ногу. Хотел снова взяться за ногу. Смотрю, а она на месте, и женщина ею шевелит. И она не крикнула, а сказала: как хорошо стало.
Надели ей ботинок. А шагнуть она не могла. Я ее спросил: далеко идти? - Нет, недалеко, по этой улице. - Нам по пути.
Мы ее проводили и завели в дом. Две комнаты, кухня, большая и поменьше комната. Женщина разделась, оказалось, женщина полная. Имя Сара – еврейское. Живет на квартире. Хозяйка миловидная, одинокая, веселая, разговорчивая. Сказала нам: она уходит от меня домой, в Новосибирск. Нужно где-то найти квартирантов.
Костя мне говорит: а что если мы снимем эту квартиру? Отдельная комната.
И у меня были такие же мысли. В два раза ближе до дома культуры. И клопов нет. И готовить обеды она будет. Так все и получилось. Было очень удобно.
Как-то мы пришли в дом культуры, а билетов нет. Опоздали, кино уже началось. Выходят две девушки. И направились к нам. Костя сказал: сейчас погонят.
Они подошли и спрашивают: у вас билеты есть? – Есть, говорит Костя.
И они повернулись.
Я сказал: нет у нас билетов. - Правда, нету? - Правда. - Вот у нас два лишних билета, возьмите.
Мы взяли. Они ушли. Мы подошли к двери, показали эти билеты – и нас пропустили. Нашли свои места. Оказалось, что мы сидим рядом с теми девушками. Костя сразу занялся с ними разговорами. С ним больше говорила вторая девушка. И он пересел на ее место. А другая девушка подвинулась ко мне. Я спросил, как ее зовут. Она сказала: Дуся. - А я – Саша.
И мы все кино с ней разговаривали. И когда вышли на улицу, я сказал ей, что я провожу ее. И Костя стал провожать свою девушку. И мы пошли по улице, мы – впереди, а Костя – позади. На рост его девушка покрупнее, ему подстать, а Дуся – мне подстать. Впоследствии, на которой я женился.
Костина девушка жила недалеко, и она рассталась. А Дуся сказала: я к ней пойду. И тоже ушла.
На другой вечер наших девушек не было. На третий – тоже. Прошла неделя – тоже нет. Костя говорит: что ты их ждешь? Я, вон, какую себе облюбовал. Пойдем, покажу.
Пошли. Ничего особенного в ней не оказалось. Говорит, пойдем сегодня за кулисы и вступим в театральный кружок. Мы пошли. Где вы работаете? – спросил руководитель. - Элеватор оборудуем. - И сколько время прооборудуете? - К урожаю должны закончить. - Это – все лето? - Да. - А потом? - Потом – куда пошлют. - А вы на сцене играли?
Костя сказал: я играл, даже главные роли играл. - А вы? – обратился ко мне. - Я не играл. Больше сцены собирал. - Хорошо, проверим. Записал нас в журнал и выдал нам контрамарки. Приходите, говорит, каждый вечер. И мы ушли. – Вот здорово, без всякой книжки! – сказал Костя.
С этого дня мы стали каждый день ходить бесплатно в кино и на спектакли. На репетиции нам нужно бывать ежедневно вечерами, и даже в выходные дни.
Они декорации сцены делали для спектакля полностью, с окнами и дверями. Я им сказал: этого не нужно делать, а спустить (падоги). А если по содержанию нужна стена с фотографией или зеркалом, или окно, дверь, можно ведь это только и поставить. - Потеряем эффект. - Нет, не потеряем. - Попробуем на репетиции.
Попробовали. Все свободные и Костя смотрели из зала – и всем понравилось. И сыграли один спектакль – комедию «Коза». Зал весь хохотал. На сцене только одна дверь стояла. С этих пор без меня ни одну сцену не делали.
А про Костю совсем позабыли, пока сам не навязался. Я тоже с ним играл на сцене артистом, без слов, слесарем. Сконструировали часть паровоза. Моя роль – ремонтировал его, с ключами, молотком. Паровоз этот я делал с художником. Впечатление большое было от его величины. Я на него забирался по лестнице. А Костя был начальник депо. Роль как раз подходила ему, и он неплохо сыграл. И больше ничего – за все лето. Меня, правда, затаскали делать сцены, и Косте приходилось помогать мне.
Костя каждый вечер находил себе девушку. На другой день она ему уже не нравилась. А мне говорил: что ты не ищешь себе девушку? - Я жду ту, которую нашел первый раз.
Он сжимал кулаки, делал страшную морду, и говорил страшные слова какого-то шекспировского героя. Я забыл эти слова, а он часто их говорил.
Дома на квартире он всегда был с тетрадью и карандашом или ручкой, и писал стихи: что ни строчка – то роман. Вроде: Катя была капризная, а Маруся жаркая и т.д. Ну, что это за стихотворение?
Я говорю: ты возьми какую-нибудь девушку, с которой был у тебя роман, и напиши о ней стихотворение. Это будет интересно и полезно. – Чтобы такие стихи писать, нужно было Поэтом родиться, – сказал Костя. Я ему ответил: стихи написать может и не поэт, их уж не так сложно писать, первые две строчки можно написать какие угодно, а вторые две нужно подбирать в рифму. - Ты умеешь писать стихи? - Я знаю, как стих писать, но я никогда не писал. Но я люблю стихи, и могу отличить плохие стихи от хороших, – сказал я.
Костя подает мне тетрадь и карандаш и говорит: на, попробуй что-нибудь написать. – Положил тетрадь на стол и карандаш. – Иди, пиши.
Я сел за стол, и написал:
Писать, не все ли уж равно…
И не знаю, что дальше писать, про кого писать. Про Валю Иванову?
Но ясно в памяти моей…
Теперь нужно писать в рифму. Какая же рифма? «Давно».
Прошло то время уж давно…
Получилось. Теперь – рифму к «моей». Какая же рифма? «Своей», «ничей», «с ней»? Вот эта:
Когда мы повстречались с ней.
Тут можно, что угода писать, не соблюдая рифму.
Мы встретилися так нечайно,
Не многие, встречаясь так…
Нужно соблюдать длину строчки, число слогов – регулируются.
Я удивился так забавно,
Что значит этот ее взгляд…
Я вспомнил, что в этот момент меня захватила сестра.
«Она живет ведь с нами рядом», –
Тут мне сестренка говорит.
И, посмотрев лукавым взглядом,
Ушла. Чего-то мастерит.
Что это я пишу? Не думаю, рифмы сами мне в голову лезут.
Мы объяснились. Я увлекся.
Пошли тогда у нас мечты,
Как будем жить. Душа так рвется,
И говорим мы с ней на «ты».
Вот разошелся! Нужно сказать: кто она и что делает.
Она – брюнетка. Звали Валей.
Душой большою веселит.
Меня увидит – станет алой.
Как поцелую – убежит.
Пишу, не останавливаюсь, и не видно конца. Легко получается.
О, сколько теплых и прекрасных
Я проводил с ней вечеров!
А днем она в полях окрестных
Вместе с отцом пасла коров.
Нужно кончать, а то слишком длинное получается.
Но время шло. Мы разошлися,
Как не любили никогда.
Любви порывы пронеслися
Любовь та детскою была.
Закончил, посмотрел – понравилось. Как это я написал, как письмо, ни одной поправки. Я знал, что так легко стихи писать. Покажу Косте – не поверит. Я и сам себе не верю. Никогда не пробовал писать. Встал из-за стола. Костя читает книгу. Подумал: неужели я так долго писал? Подошел к нему, говорю: вот написал про одну девушку, смотри, сколько. – Ну-ка, прочитай, – сказал Костя. Я прочитал. – Это ты чье-то стихотворение написал. – Не чье-то, а свое. Сейчас только сочинил. И сам себе не верю – легко так получилось.
Он взял и прочитал сам. И говорит: такое стихотворение можно в журнале напечатать. – В журнале напечатать нельзя – здесь есть бледные строчки, и грамматические ошибки, которые нельзя исправить.
Пошли в дом культуры, иначе называется дом железнодорожников – вот как длинно. Приходим и видим наших девушек. Они нам обрадовались. Но я больше всех обрадовался. Подбежал к Дусе, схватил ее за руки и побежал с ней в сторону. Она хохочет и говорит: куда ты меня потащил? - Пойдем куда-нибудь отдельно, чтобы нам никто не мешал. – И мы ушли. Весь вечер бродили по улицам. Я ее просил показать, где она живет. Она не хочет показать, где живет. Стали спорить. – Ну, хорошо, я скажу – где я живу. – И пошли. Оказалось, недалеко. – Вот здесь.
У ворот – лавочка. Мы сели на лавочку и весело разговорились. Подходит какая-то девушка, знакомая Дусе, и говорит: вы что здесь сидите? - А я сказал: мы – дома. – Но это наш дом, а ваш – напротив, с тополем. Дуся сказала: ты меня подводишь. – Ничего, ничего, пусть знает, где ты живешь.
И я потащил ее туда. Там – тоже лавочка. И мы сели на нее. Я говорю: ну, теперь мы дома.
Она немного обиделась. Домик у них неказистый, и, может быть, она этого стыдилась. Мы долго сидели, и нам не хотелось расходиться. Но расходиться пришлось. И я сказал: завтра воскресение, и я приду к вам днем.
Она сказала: не приходи, я не разрешаю. - Мне нужно знать, кто твои родители.
На другой день я прихожу к ним. И представился: я работаю на элеваторе. И встретил вашу дочь в доме культуры. С ней познакомились. Она мне очень понравилась. И чувствую, что и я ей нравлюсь. Мне захотелось увидеть ее родителей. И вот я у вас. Будем знакомиться. Чтобы вы знали, с кем у вас гуляет дочь.
Родители у нее хорошие, простые, гостеприимные. Отец – крепкий старик, большого роста, Илья Федотыч. Всю жизнь проработал кондуктором на грузовых поездах. Скоро должен идти на пенсию. Мать – маленькая, живая старушка. Народила ему два сына–богатыря и три дочери – тоже крупные. Я им так понравился. Попросили меня раздеться и посадили меня за стол. Предлагали выпить. Я никогда не пил, и здесь не стал. Дуси где-то нет и нет. Пришла младшая дочь Варвара, полная. Посмотрела на меня и ушла в комнату. Я уже наелся. Заходит Дуся. Удивленно на меня посмотрела, погрозила мне и ушла в комнату. А Илья Федотыч сказал: вот как встречает жениха.
Она из комнаты выходит, махнула мне рукой и выбежала на улицу. Я оделся, попрощался и тоже вышел на улицу. Она бранила меня: зачем я ее позорю. Я говорю: как позорю? Я делаю все открыто. Вот когда крадучись будешь делать, и нас обнаружат – вот позор. Мне же нужно знать твоих родителей. Ухаживая за тобой, я должен знать все о тебе. А если ты ко мне относишься тоже серьезно, то ты тоже должна знать обо мне все. Тогда и соображай, есть расчет ухаживать или нет, чтобы попусту время не проводить.
Помирились. Разрешила мне приходить запросто, в любое время. И я ходил.
У Дуси был хороший голос, она умела играть на гитаре. Она знала много романсов, образование имела среднее, работала на станции телеграфисткой. Я – деревенский парень, ничего подобного не слыхал, и был зачарован этим. Вот она настоящая городская жизнь. Я хорошо знал всю ее родню, и ходил в гости к брату ее Николаю. Необычайно сильный человек, работает машинистом на паровозе.
Костя злится. Не стал ходить никуда. Где-то подцепил тиф. Оказывается, не один он болеет тифом. В больнице нет мест.
Я в детстве болел тифом, чуть не умер, меня считали мертвым. Я выздоровел, и научился, как надо лечить тиф. Я сказал Косте: не нужно никуда ходить. Я тебя вылечу лучше врача. Тиф – неизлечимая болезнь, он сам себя уничтожает. Поэтому не нужно ему мешать в этом. Тифом можно заболеть в том случае, если тебя укусила тифозная вошь. Мы с хозяйкой договорились, постель его изолировать и проутюжить все его белье, как на нем, так и на кровати, чтобы уничтожить всех вшей и гнид. Просмотреть себя и свои постели, нет ли у нас вшей. Если обнаружишь, уничтожить. Строго следить за чистотой. Лекарство нужно только одно – марганцовку для полоскания во рту, чтобы не допускать там сухости и корки, чтобы рот был всегда чистым. Так и сделали. Врач, конечно, к нам приходил, проверял температуру. Забыл, сколько времени болел Костя. Мы за ртом его следили хорошо. У него ни разу не была высокая температура. И он легко переболел. Врач удивился: это единственный человек тифозный вылечился от тифа без температуры. Я подумал, сколько людей погибло от тифа – миллионы, неужели ни один врач или ученый человек не догадался, что только рот держать при болезни чистым, и нужно для этого только одно лекарство – марганцовку, вот какое дефицитное лекарство.
Когда выздоровел Костя, то меня очень благодарил и сказал: если с тобой случится какое-нибудь несчастье, напиши мне – и я всегда приду к тебе на помощь.
На элеваторе мы с Герасимовым собрали и установили двигатель. Осталось только надеть маховики, большой и маленький. Я сказал Агееву, что маховики нужно надевать всем народом, краны не предусмотрели. Но мы предусмотрели сделать подмостки деревянные, по которым можно закатить шкивы. Пришел Агеев, собрали народ, и удобно закатили и надели шкивы. Мы их закрепили шпонками. Запустили двигатель. Начали крутить за шкивы не скоро, стали встряхивать, потом двигатель сам стал качаться взад и вперед. Никогда не имел дело с двигателями – и не знаю, что делать. Агеев, видно, тоже мало знает, вот и мучается. А взад и вперед качается, не останавливается.
Пускай качается, говорит, приработается.
И все разошлись. Я подумал: в картер наберется горючее - разнесет, наделает делов.
Смотрю, инструкция лежит на столе. Я взял ее и начал прорабатывать. И нашел: если делается преждевременная вспышка, нужно капельницей увеличить подачу воды. Здесь как раз преждевременная вспышка. Я подошел и увеличил воду – двигатель как заработал скорыми оборотами. Я перекрыл горючее, а двигатель не сбавляет обороты. Я понял, что он берет горючее из картера. Забегает испуганный Агеев, кричит на меня. А двигатель стал сбавлять обороты. Я отрегулировал горючее, и он стал работать нормально. Агеев так и стоит. Если бы он знал, что надо делать, то сразу бы перекрыл горючее. Он подошел ко мне и спросил: что это он сам заработал? - Нет, если бы он сам заработал, то меня бы не было в живых, и двигатель разнесло бы. – Что ты сделал? – спросил Агеев. – Прочитал инструкцию, и делал по инструкции. Если бы я это сделал на полчаса позже, то его бы, двигатель, разнесло.
Рука у меня была вся в крови. Чтобы горючее остановить, я хотел клин поднять, а он вырвался и поранил мне руку. Агеев спрашивает: что сейчас будешь делать? – Нужно его остановить. Но раньше нужно самопуск накачать. – Как? – А вот так. – И открыл клапан.
Баллон большой, а быстро накачался до отметки. Говорю: сейчас можно остановить. – И я остановил двигатель. – А как запускать, нужно двигатель поставить в рабочее положение. И вот этим клапаном пускать. Нажать кратковременно – он оборот даст. Еще раз нажать и, если не заведется, – еще раз. – А ну, попробуй.
Я один раз нажал – и он сразу завелся. Опять остановил.
Ты будешь на нем работать, когда нужно, говорит. Человека наймут, обучишь его.
Там была динамо и электропроводка проведена. Нужно только ремень надеть. Мы это сделали – и свет появился: в конторе, в общежитии и по всему элеватору. Работать стало удобнее. Сделать до зимы бы.
На другой день пришли, Агеева нет. Я пошел к прорабу узнать, а прораб показывает бумагу:
– Вот, посмотри.
Я посмотрел бумагу. На ней карандашом написано: «Меня не ищите. Мне невольно пришлось исчезнуть. Вместо меня поставьте Сливкина. Прощайте, Агеев».
Меня поставить? Я никогда не работал механиком. Смогу ли я это сделать? Мы послали телеграмму в Новосибирск. Что ответят, не знаем. Ответили: Сливкина оставить механиком с окладом 220 рублей. Так я стал механиком. Погрузился в другие дела. Оказалось, что мы соревнуемся с таким же элеватором в г. Чистоозерская, недалеко от Татарской. Меня поразило: в бумагах – на строительство все есть, список оборудования, инструмент, молотки, подпилки, ножовки и полотна, все, что нужно для элеватора, – все есть в достаточном количестве, вплоть до электрических лампочек и горючего, тросы разные, проволока и изоляция – всего хватало. А сегодня этого нет. Я со всем этим познакомился и разобрался. Никогда в конторе не сидел, все время был на элеваторе. И люди с вечера знали, что им нужно делать завтра. Другой раз посмотришь, а он вчера это вечером сделал. Свет есть, оборудование есть, установить его – и деньги в карман. Это стали делать все, и работа стала подвигаться быстро. Мы на целый месяц закончили элеватор раньше намеченного числа. Послали телеграмму – принимать элеватор. А уже хлеб откуда-то начали возить. Подогнали 16-тонный вагон для погрузки зерна для пробы. Я стал на управление весами. Они вешают автоматически: ковш насыпают 5 тонн – и перекрывается, снизу открывается заслонка – и зерно сыплется через окно в вагон. Как все высыплется – заслонка перекрывается, и в ковш снова сыплется зерно. Можно сразу – в два окна: в два раза насыпается вагон быстрее. А на доске все автоматически записывается, пока рукой не остановишь. Нужно было бы ставить заранее, сколько грузить. Впоследствии, должно быть, так и сделали. Нагрузили вагон. Я все просмотрел, не просыпается ли где зерно. Не нашел – все нормально.
Приехала комиссия принимать элеватор. Им было подозрительно, что сделали раньше времени. Злые, говорят резко. Но сразу смягчились, что в машинном отделении очень чисто. Когда я стал запускать, паяльная лампа хорошо заработала. Двигатель завелся с одного удара по клапану. И никто ничего не регулировал. Свет горел хорошо. С общего пульта везде все хорошо слушалось. Нигде ничего не заедало. Зерно нигде не просыпалось. У весов уже был свой человек. Подкатили вагон под погрузку. Погрузили вагон – время сэкономили. Ни к чему не могли придраться.
Спрашивают, кто здесь механик?
Прораб показал на меня и сказал: вот наш механик. – Такой молодой. В техникуме учился? – Нет, я самообразованием.
Написали протокол: принято с отличием.
Ну, до свидания, Володя. Целую, твой дядя Саша.
ГЛАВА V
ВОЛОДЯ – БОРИС
Володя – Борису
18.11.92
Здравствуй, Боря!
Письма дяди Саши от тебя получил, а их, оказывается, немало. Как прочитаю еще раз, отошлю их автору – пускай пишет, что хочет.
Из этого твоего письма я еще раз почувствовал, насколько обязательно, а иногда и важно правильно понять мысль (или поступок) человека, с которым как-то общаешься. Я не зря тебе ранее писал об этом, но тогда я понял, что ты так ничего и не понял, или, вернее, я виноват в том, что не смог эту мысль объяснить тебе так, чтобы ты понял. Вот и в этом твоем письме, хоть это и мелочи, я понял, что ты меня неправильно понял. Слово «товарищ» изобрели не большевики, по-моему, об этом знает каждый русский человек. А большевики взяли на вооружение это слово в том виде, в каком мы все знаем – именно это имел в виду. Если ты так обо мне подумал (то, что я только знаю это слово от большевиков), то можно сделать вывод, что ты довольно-таки плохо знаешь людей вообще. Обо всем этом я пишу не оттого, что это меня задело, а потому, что хочу еще раз заострить твое внимание на том, что многие беды в семье, в коллективе, в стране, в любом обществе людей происходят из-за того, что люди не хотят, не научились понимать друг друга. Их не научили папы и мамы, сами они не дошли до этого, в общем-то, простого понимания: правильно ли дошла до тебя, в твои мозги, мысль другого человека. А далее самое главное: ведь от того, как ты понял эту мысль, и будут происходить дальнейшие события, все зависит от значимости сказанного. И далее, зная об этом очень нужном понимании другого, если бы каждый стремился понять, а потом реагировать на понятое, легче стало бы жить.
(На самом деле принять суждение Володи часто трудно как раз из-за того, что он не понимает сам, что все путает. И обижается, что не принимают то, что он считает истиной, и укоряет, что его не понимают.)
Еще пример из твоего письма: «делать каждый день свое дело». Здесь я тоже не донес до тебя свою мысль. Попробую еще раз. Есть два варианта возникновения жизни. Можно рассуждать так: случайно или преднамеренно. Любое событие в мире (в космосе) случайно или преднамеренно. Если событие преднамеренно, то оно кому-то для чего-то нужно. А если событие возникло в результате каких-то случайных процессов, то оно никому не нужно, оно не имеет никакого смысла, бессмысленно. Ты случайно родился – значит, не нужен никому? Существование нашего мира, а значит, и жизни каждого из нас, тоже является событием космического порядка. Если возникновение жизни на Земле – событие случайное, то наше существование, то есть наша жизнь бессмысленна, жизнь каждого отдельного человека, как и жизнь, вообще, не имеет никакого значения. Она (жизнь) также случайно может исчезнуть, как и случайно возникла.
(Жалко, Бога у тебя в голове нет.)
Если жизнь – событие преднамеренное, то должен существовать некто, кому нужно было это событие, кто вложил в это событие значение, смысл. Этого некто можно назвать по-разному: вселенский разум, бог или информационно-энергетическое поле, или как-то еще. Но главное – нет какого-либо точного доказательства его отсутствия или его существования. Это, наверно, доказать невозможно. Но человечеству больше «нравится» жить со смыслом, превознося при этом степень своей значимости. Не жить же с постоянной мыслью, что в любой момент ты прекратишь свое полное существование и растворишься навсегда в космосе. Вот и верят люди бездоказательно в вечный вселенский разум (в Бога).
Я лично считаю, что все в мире случайно, поэтому смысла жизни не может быть. И нет никакого смысла из-за этого в своей жизни ставить какую-то цель, которой посвящать всю свою жизнь. Просто нужно делать свое дело, которое умеешь, которому научился, ежедневно и из года в год, зарабатывая этим себе на хлеб. А всем остальным заниматься втихомолку ото всех, так сказать, для души. Я умею кое-что делать в электронике, но нашел работу, где могу использовать мизерную часть своего умения: я в этом не виноват, так жизнь распорядилась, другой работы рядом нет, и много других обстоятельств не позволяют выложить себя в работе на все 100 процентов умения. Да так, наверно, не может быть ни у кого, единичные случаи. Ты это назвал доступным делом. Но ведь доступным оно может быть от твоего умения, от твоего основного дела, как бы часть твоего дела.
Все кричат о рынке, но кто из нас, таких, как мы с тобой, умеет торговать. Торговать – это тоже дело.
(Я вспомнил, как был в Одессе, и жена дала Володе продавать свитер, приложила его к его груди, он отодвинулся с отвращением от этого свитера. Так мне его было жалко.)
А любое дело – есть наука прежде, а потом умение его делать. Поэтому зря ты себя тратишь на производстве. Тебе нужен хлеб насущный, так зарабатывай его своим делом – писать то, что дает хлеб. Сумеешь, если захочешь. Этот хлеб еще может чему-то тебя научить в своем деле, ведь он будет связан с твоим основным делом.
(То, что предлагал Володя по своему незнанию, конечно, было бы изменой себе и своей цели и своему предначертанию. Потому что продать можно было только китч, чтиво, масс-культуру. Кстати, я и не умею этого делать, и так же отстраняюсь с отвращение от него, как Володя от свитера на продажу.)
Так и делай, что умеешь, чему научили 50 лет жизни. Каждый из нас должен уметь свое дело внедрять в обстоятельствах – этому нас коммунисты не хотели учить, а сейчас наступило именно такое время. Подметать мостовую пойдешь тогда, когда будет жрать нечего. А сейчас, пока есть какие-то копейки, ищи работу, где можно приложить свое дело в любом виде. А вот тогда будут не копейки, а рубли – капитал, вот тогда и делай, что хочешь, и Болотникова, и Антонова и прочая. А с пустым карманом забудь о них и о всех остальных замыслах.
(Нет. Продав душу дьяволу, уже ничего путного не сможешь сделать.)
Вот так я хотел тогда сказать, когда писал тебе – делать каждый день свое дело, не имея никаких целей в жизни. Но пришлось в этом письме так долго объяснять, так как ты совсем не так понял.
Да, я считаю, что в мире все случайно, в мире, который возник из хаоса, в хаосе и живет, и никто не может сказать, чем все закончится, – в отношении нашей жизни на Земле.
Не случайно лет 10–15 назад возникла наука о хаосе – синергетика, которая позволяет по-новому взглянуть на мир космоса.
Жить сейчас тяжелее – это видят все – одни резко нищают, другие быстро делают себе капитал на наших неумениях жить в новых условиях. Но, по-моему, самое страшное именно сейчас для нас – это полная незащищенность от всего. Раньше я знал, что меня не так-то просто уволить, сейчас это ничего не стоит сделать любому начальнику.
Пиши о наболевшем, о мыслях своих, вместе легче обсудить что-то, понять что-то.
Будь здоров. Обнимаю, Вова.
Борис – Володе
13.03.93
Здравствуй, Володя!
Работаю, где попало. Как в болоте. На одну кочку вскочешь, другую ищешь. Потому что земля уходит из-под ног. Работаю заместителем главного редактора журнала «Фантастика для всех». Фактически коммерческим директором. Продаю все. Хорошо, что ничего не получается, а то бы убили давно. Как мне сказал кавказец, работающий у нас: «Боря, если тебе даже дадут миллион, сколько шагов ты сможешь с ним сделать?» А бывший редактор из другого журнала, посмеялся надо мной: «Боря, если ты продашь вагон тушенки, ты уже не напишешь ни одного стихотворения». Кончилось тем, что хозяин журнала, умница, все бросил, и фирму, и рукописи, и долги, и удрал из Москвы к своему брату в Тюменский край. Мы остались без зарплаты и работы. Очередная кочка ушла в болото. Хорошо, успел соскочить на другую кочку-работу.
А как твои дела, Володя?
Посылаю мое стихотворение.
УЛИЦА ВОЛГА
Улицей Волгой на палубе лет
Тихо плывет нескончаемый свет
Мамы моей.
Ветры волнующий выстлали путь,
Чайки причалов зовут отдохнуть –
Нет якорей.
Замерла юность с голодной удой,
С грезой о рыбке своей золотой –
Счастье нужды.
Сына затягивал омут не раз,
Но материнский всевидящий глаз
Спас от беды.
Борис - Володе
24.06.93
Здравствуй, Володя!
Я набрался смелости, и второй раз послал бандероль А.С. Солженицыну, через знакомых. Вот с такой просьбой.
«Писателю Солженицыну А.И.
Уважаемый Александр Исаевич!
По наивности пробовал послать Вам свою драму в стихах «Иван Болотников». И был удивлен, что издательство «Советский писатель», после десяти лет ожиданий, в спешном порядке решило вставить в план выпуска мою книгу, вместо уехавшего на Запад другого интересного поэта. Но многое сократили, до планового объема. Однако текущие события помешали изданию, и набор рассыпали – книга не коммерческая.
А тем временем я закончил вторую драму «Александр Антонов». Если можно как-то судить о ней по финальному фрагменту, и она вызовет Ваше участие, не могли бы Вы помочь в издании моей дилогии, составленной из исторических хроник «Иван Болотников» и «Александр Антонов», объемом 15 а. л.? Фрагменты их печатались в донском журнале.
С искренним уважением к Вам и Вашим книгам, Борис Карин».
Вот так-то, Володя. Приложил адрес и телефон и послал. Солженицын не откликнулся, а может, и не получил мою бандероль.
Опять после вольных хлебов вернулся в журнал «Молодость». Второй раз вошел в реку. За давностью лет даже «перебезжика» можно простить. Удивляюсь, почему до сих пор не прощены Сальери и Иуда? Журнал еле дышит, почти не платит. Придется искать подработку.
Пиши. Обнимаю, Борис.