«...И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его...»
Колокольная звонница отзывалась тихим бряцанием в зеркалах заднего вида огибающего периметр Дивеевской обители premier-кортежа. Последнее авто плавно повернув, изчезло за аркой изящной, жёлтой как осенние листья колокольни. Блеснул позолоченный купол тихого, как никогда, нежно-зелёного храма, явно ожидающего дорогих гостей...
Около другого храма – белого как снег – чуть сбоку от входа, на лестнице, прячась в тени от слепящих, словно привет уходящего лета, солнечных лучей, стоял молодой человек. Он спокойно смотрел на огромную тень от креста на куполе храма, необычайно рельефно очерченную солнцем в центре площадки – между аккуратными кустарниками двух газонов, непонятно почему похожих на японский «сад камней». Скорее всего, вся королевская рать в это время была где-то на другом конце обители, и одинокая площадь между колокольнею и храмами была загадночно пуста.
Молодой человек переступил с ноги на ногу, оправил аккуратный, видно – очень дорогой костюм, когда в центре площади, непонятно откуда, возникла фигура, словно сошедшая с кадров истории двухтысячелетней давности, рассказаной недавно Гибсоном на арамейском... Пришедший сделал шаг, взойдя на тень креста, изящной грациозною походкой подошёл к началу лестницы, что поднималась к храму.
Пристально взглянув на появившегося пришлеца, молодой человек недовольно поморщился, скользнув взглядом в сторону грязного оборванного маленького мальчика, рыдающего сбоку белоснежной лестницы... Как он мог его не заметить? Но сделал шаг не всторону ребёнка, а вперёд...
Изящно-повелительным жестом руки остановив Пришедшего, явно направлявшегося к храму, он спокойно произнёс:
– Извините, но сегодня храм закрыт. – Тихо и уверенно...
Пришедший ему не ответил, лишь на мгновение взглянул ему в глаза своими бездонно-ясными очами, и опустил свой взгляд на мальчика, совсем притихшего, нахохлившегося словно маленький воробушек, обнявшего немытыми худыми ручками коленки, и во все глаза глядящего на страшные белые рубцы на изящных запястьях Пришедшего...
Немая сцена, непонятным образом продлившаяся как вечность долгое мгновение, и вот, пришедший Человек берёт ребёнка за руку, и удаляется, вновь пройдя вдоль страшной тени, что осенила крестом маленькую сцену площади...
Колокольня замолкла, притихло пространство, и даже ветер, ещё мгновение назад играющий осеннею листвой, затих в мире поблекшего и будто медленно тускнеющего Солнца...
«...Источник моей жизни, Душа моя, распятая и воскресшая... Милосердный... Чистый... Нежный, как мать к единственному чаду своему... Ибо всякая душа для Тебя единственна и неповторима... Только Ты Совершенный, достоин поклонения и Ангелов величайших и людей...»