Шестьдесят дней назад я осталась одна. Страшно болело сердце. Было такое чувство, что оно просто рассыпится. В голове тикали часики. Наверное, потому, что они думали о времени, проведённом с ним. Чертовски болели руки. Я била всё, что попадалось под них - стены, свой мягкий диван, входную дверь. Периодически летали чашки. Моей маме надоело тратить на них деньги после пятой, упавшей «случайно» на пол. Когда я вроде бы забыла о нём, всегда попадались фотографии. Или звучала до боли грустная песня Михаила Круга. В памяти во сне всё ещё являлись моменты нашей с ним «дружбы». Более двух месяцев не находя себе места ни дома, ни в гостях, я часами шнырялась по улицам, изучая каждый булыжник. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Но нет… Я бросила курить, не появлялась в тех местах, где был он. Но ничего не менялось. Ни во мне, ни в окружающем меня мире. Я писала стихи, сочиняла к ним музыку, а слёзы текли по поводу и без него. Стала больше молчать. Да что толку, если мозги кипели от собственных мыслей, которые были как одна, повторяли: «Я тебя люблю!»? Странно было одно: я расцветала с каждым днём, будто взрослела, хотя не было дня без слёз и настроения, склонявшего меня к самоубийству. Моё всё разумное, что осталось, орало: «Очнись!», а всё равно побеждала несусветная глупость, поэтому опять в вдребезги разбивалась «последняя» чашка вместе с моими руками. Несчастные! Если бы они могли говорить и ходить, то давно бы сказали мне всё, что накипело, и ушли к другому хозяину. Самое противное было то, что я чувствовала, будто играю какую-то роль в жизни его, но во взгляде ловила лишь что-то смешанное, между жалостью и полной потерей памяти, будто и не было-то ничего.
Скучно стало одной. В комнате изредка появлялась любимая кошка, которая истошно орала и которую мне иногда хотелось выбросить из окна. Вечером приходила мама, которая тоже истошно орала. И тогда из окна хотелось выпрыгнуть самой. Иногда думалось мне о том, что неплохо бы уехать из города. Но тот час же вспоминалось, что мне это не под силу. Нужно окончить университет, показав мамуле результат. Это уже говорил голос разума. Один раз мне захотелось пойти в церковь. Подумала, что если помолиться, то Бог услышит меня. Потом вспомнила, что ненавижу ходить в церковь. Сразу перехотелось. Один раз пришла пьяная. Опять истошно орала мама, я уловила в себе мысль разума, сказала об этом маме, но ничего не изменилось.
Чёрт знает, почему и зачем я так резко сегодня изменилась и нарушила клятву избегать с ним общения. Он спросил как у меня дела и почему я такая грустная. Но нас прервали. И я ушла домой. Ничего наше общение не дало. Только грусть его глаз какие-то намёки упорно мне посылала в сердце, но моё сердце решило не понимать их.
Зачем-то опять начала курить. Но вместо того, чтобы слышать запах дыма, я слышу запах его тела. Закрыла глаза. Открываю – он. Стоит и смотрит. И зовёт. Я подумала, что скучно быть одному, наверное, поэтому зовёт. Я улыбнулась и шагнула.
Жаль, что внизу не было реки. Так и разбилась об асфальт…