Если бы я писал художественное произведение (с претензией на высокое искусство), то начал бы так:
"Учения приближались... Напряжённей и подтянутей становились фигуры солдат и офицеров. В воздухе чувствовалось ожидание большого события, и личный состав готовился к достойной встрече с ним..."
Вернее, это получилась бы "художественная" статья для стенгазеты. Это, естественно, не то, что надо, но из песни слова не выкинешь: ожидание действительно чувствовалось.
Водители торчали в парке дни напролет, вернее, так это себе представляли офицеры, а на деле - бог его знает. Машины полевого узла, по идее, должны приводиться в готовность за полчаса, но бережёного бог бережет, и подготовка началась за неделю. Также за неделю начались сборы вещмешков, которые, как потом с удивлением я узнал, должны быть у каждого солдата всегда готовы.
День тревоги был, конечно же, известен заранее, но мне по ней подниматься не пришлось. За сутки до начала боевых действий обе машины нашей роты без излишнего аншлага завели, и мы уехали в тот самый район рассредоточения, куда не упадет атомная бомба. Довольно симпатичный коровий выгон среди леса, километрах в трех от части по прямой. Там, на выгоне, опять же не спеша подняли антенну, потом опустили и подняли в другом месте, под руководством того же самого Стеклянного.
Машины две, а антенна одна. Это подробность скорее политическая, чем техническая. Одна машина - древний ЗИЛ-157 - положена нам по штату, но радиостанция, на ней стоящая, работать не способна по причине полного старческого маразма. Вторая машина поновей, и аппаратура на ней больше на современную похожа, но по тому же штатному расписанию она должна весь первый этап ракетно-ядерного конфликта простоять на консервации. Итого в поле выходят две машины: старая для демонстрации проверяющим, а новая для работы, а как оправдывалось ее присутствие официально, для меня до сих пор загадка. Итак, с утреца, часов так в девять, подползла остальная рать, а ходящие по головам кукурузники сельхозавиации (видимо, в порядке шефства) изображали налет штурмовой авиации противника. Впрочем, возможно, их пилоты просто шутили.
Стеклянный в очередной раз затеял перестановку антенны, перепутал фидера и обиделся, что никто ему не подсказал. Затем переставил старую машину, а мне приказал перетащить к ней бензогенератор. Он тяжелый до ужаса, но я не спешил: ведь и время идет, и при деле! Кувыркался я с ним полдня, как мартышка с бревном, но все же дотащил.
И началось {офигевание}. На природе, теплым летом, вдали от начальства - прекрасно. Из старых были Асташка и водила по имени Хроша, ласкательно от Хроника. Его перевели в нашу роту не так давно, и первое его появление было обставлено с большим шиком: в дугу пьяный, он бродил по казарме и возмущался отсутствием порядка и чинопочитания, порываясь все время кому-нибудь {этих самых} вломить. На пару с ним бродил и Асташка, тоже датый, но более"менее соображающий, и удерживал Хроника от физических расправ со всеми встречными-поперечными.
Итак, Асташка да Хроша, да пара черепушек с лычками, да тот самый Шурик с площадки - вот и вся наша команда. Много ли кому чего надо? Ну, к полевой кухне в обед сходить, чай да масло принести. Ну, машину покараулить - то есть поспать, сидя с автоматом на запаске, ну, картошку почистить, это, кстати, и для себя тоже. Правда, мой способ охраны машины Стеклянному не понравился. Он, (для того, чтоб было, чем заняться), издал приказ: вот я ночью караулю и заодно окоп копаю. Я ответил "есть" и три ночи подряд занимался уголовным преступлением: невыполнением приказа. Днём - да, пожалуйста, поковыряюсь; на пару с Шуриком мы этот несчастный окоп все же вырыли...
Да и само начальство тоже расслабилось. Первые дни пыталось заставить ходить по форме одетыми - с застегнутым крючком, с автоматом и противогазом. Автомат ладно, если его какой варнак вздумает скрасть, то и вправду можно жестоко поплатиться, а вот противогазы кидали, где попало. Да и автоматы под конец тоже просто оставлялись в машинах, чужие не лазают, а свои не подведут. Мне как-то пытались запретить ходить с закатанными рукавами, мол "так немцы ходили"! Ну и что? Я не немец, значит, мне не жарко?
Быт налажен. Стеклянный ищет Шурика, никто его не видел. Путем долгих логических построений делается вывод: он за дровами пошел. Я вызываюсь пойтие его искать и очень скоро нахожу в траве спящим без всяких угрызений совести. Я свою задачу выполнил? Выполнил; вместо заданных полутора часов за три минуты, остальное мое - и я ложусь рядом и так же засыпаю. А с одним из наших казус произошел: с кружкой в руке, он, перепутав фургоны, вперся аж на совещание к начштаба со словами: "А где у вас тут можно чайку запарить?" По ночам из машин несется музыка, а по переговорке идет обмен "кайфными" частотами. Уже протоптана дорожка в соседнюю деревню, и наиболее удачливые пьют молоко и угощают удачливых менее. Я два раза проспал подъем и вылезал из палатки в девять вместо полседьмого.
За неделю ветки, а вернее, листья на ветках, маскирующих нашу грозную боевую технику, успели пожелтеть, а жабы научились не попадаться в наш окоп. Я привык к полевой жизни, и казарма казалась чуть ли не годичной давности сном.
Однако все прекрасное имеет конец, и вот начались сборы. Нашу хозяйству свернуть нетрудно: вали все в кучу, а там разберем. А посему, управившись со своим, отправились мы - я с Шуриком - на помощь к пеленгаторщикам. У них только нормативное время сборки {разборки} составляет двенадцать часов, а ведь они этот пеленгатор хорошо третий раз в жизни в руках ощущают, какие уж там нормативы! Весь свободный личный состав, которому положено работать по сроку службы или по положению в обществе, бродит, сматывая бесчисленные растяжки, тросы, фидера... Результат: все уехали, а эти бедолаги еще шебуршатся в лучах заката.
И мы шебуршимся: движок заглох, что ж ему без бензина и не заглохнуть?! Пока стояли, отливали, не думая, лишь бы на донышке оставалось, и вот, плиз-пожалуйста! Разжились бензином у проезжавших мимо бедолаг (смеялись над ними, смеялись, а в части-то они «первее» будут!), а движок все равно не хочет работать. Ручку крутят все по очереди. Я, к примеру, с дурацким мечтанием: вот заведу и всем покажу, что я такой же умелый и ловкий, и вообще достойный уважительного отношения, ибо за время учений натворил-таки порядочное число "совковизмов", иначе говоря, недостаточно продуманных действий, приводящих к дискредитации лица, эти действия совершающего. Но увы, реабилитация не удается, и честь пробуждения движка к жизни принадлежит Асташке.
До части добираемся глубокой ночью, и - здрасьте-пожалуйста: кто же это такой на тумбочке стоит? Щечки впалые, шейка тонкая, взгляд кролика, пытающегося получить удовольствие от созерцания узора на удавьей шкуре. А, это же из местной учебки духов перевели в роту! Студентов питерских, в июне призвались, с месяц пожили у нас же в части одним стадом и вот пришли в помощь и скорую смену нашему призыву. Ура, а впрочем, разберемся. У меня есть кое-какие сомнения на счет предстоящей жизни.