День начался с несдержанной интонации, за которую я неожиданно получила от тебя в табло. Не сильно. Лишь достаточно неожиданно, чтобы открылась маленькая каморка внутри, то самое место для самой большой боли. И она вывалилась ненужным хламом, как много раз до этого. Боль можно долго складывать как багаж, готовясь к выходу, нажимая ногой чтобы влезло, и оно влезет. Только там сломаны двери, уже давно, помнишь, ты обещал их починить, когда еще любил меня. Теперь ты говоришь - я и такой тебя люблю.. и бьешь меня по лицу, чтбы привести в чувство. И видя, что сделал еще хуже, поспешно уходишь, чтобы не сделать еще хуже.
Это выражение лица надо как-то спрятать, замазать. Срежьте мне части скул, подтяните оставшееся, будет очень очень, будет ангельский разлет удивления, и даже несдержанность будет идти такому лицу. Ты не ударишь его, не уйдешь, ты останешься и будешь говорить мне что-то, вытягивая меня из ада, достигая со мной коллапса вечного возвращения, возможно даже мы будем трахаться, пока у соседей сверху играет какая-то ***ня абсолютно в тему нашей бессмысленной ссоры, я буду сметься над тем, что нам не дают кончить спокойно, а ты закроешь мне уши, закроешь ртом мой рот и
Ты ушел, а я прокаженная, сама себе труп из малхолланд драйв, лежала в простынях и наверное умирать легче, детка, чем отживать это дрожание твари, нервного комка в груди, расползающегося пауками ненависти к себе. Рука рефлекторно поднимается к голове с невидимым пистолетом, ища спусковой крючок. Не помню, откуда я помню это ощущение стальной тяжести в руках и спасительно упирающегося в висок ствола. Не помню, откуда я помню
Ты всего лишь пережидаешь одержимость - сказал мне внутри кто-то безразличный и разрешил мне вдохнуть. ПОдтянул мои колени к груди. Перекатил поперек кушетки. Расслабил мои мышцы и перевернул тело на спину.
Демоны были накормлены и молчали как спящие дети.
То, что осталось от меня, пошло на кухню делать поздний завтрак. С кружкой чая и каким-то кусками я позорно бежала от невидимой канонады присутствия, в бункер включенного компьютера
Каморка внутри была снесена. Это всего лишь какой-то плохой фэншуй, ничего особенного. Кроме того, что не дать ему нарости снова, под прицелом твоих глаз. У меня нет прицела больше, и не пытайся убедить меня в его необходимости. Я не иду с тобой ни на войну ни на учения - у меня глаза-волнорезы. Они будут красиво накрашены и скрыты темными очками. Тело будет в бархате и изрезанной ремнями куртке. Ноги на острых каблуках. Уши в плейер. ноги сами собой к остановке.
Joy Division звучал искрящимся диско в голове. Очень юная девушка одетая с небрежным циничным вызовом, уже больше чем неформалка, но меньше чем настоящая хищница, бегло оглядела меня и стояла спиной, выдавая нервность. Я решила, что последую сегодня за ней, умело, как в кино, незаметно, пусть это будет мой белый кролик.. Ожидание затягивалось и скоро мне стало все равно.
Белым кроликом оказался вдруг позвонивший знакомый, он ждал в гости Айну, нежно мною любимую, хоть и увела у меня парня, которого я долго не могла решиться тронуть. Я поняла, что поеду к нему, встречу Айну, и она скажет мне нечто такое, что останется во мне ключиком к следующему уровню.
Сидя в автобусе с Joy division в голове я сканировала попавших в поле зрение людей. Человеческий фактор в субботу днем был исполнен позирования, город превращался в подиум, на который все ступали из своих душных многоклеточных гримерок, искрясь и блестя, покупая и демонстируя, все стремилось к вечеру, чтобы искать отражения на невидимом танцполе.
Я же дошла до Родиона, белого моего кролика, и снимая куртку в коридоре, услышала голос Айны.
Айна говорила кристальным льющимся голосом умного ребенка, иногда проливаясь очень женским тонким смехом. оборванка в кружевных гольфах. Все то, что чахло и умирало во мне, росло в ней пышным цветом. Мой сказочный и никогда не бывший моим Сережа стал ее Сережей. Легко и просто, как стрелка указателя.
Она была темным негативом с меня, особенно сейчас, после Алтая. Моя алтайская Айна была всехней Айной, только что приехавшей стопом из места покоя. Разбрасывала слова как целительные семена - с высоты седла, как наездница. Для своих волшебных загонов она выбирала отнюдь не домашних животных - ее принципом было оседлать существо глубины, ни свирепость, ни тьма, ни дикость ее не останавливали, в непосредственности Рони она дружила и с теми и этими. Демоны были даже предпочтительнее - тьме сияющие цветы нужнее, тьма благодарнее. Падала она не раз, но на травматике как-то не заострялась - зная, что умрет не от этого.
Изобрети себе велосипед уже, говорил ей Сережа
Не хочу велосипед.. хочу лошадку. Белогривую..
Ага, а темную не хочешь?
Иди сюда.
Мы сидели на полу и тянули жребий о том, кто что будет торчать в старости. Я выбрала кислоту, на что Родион возразил мне, что от ревматизма и глюков моей нервной системы будет лучше опияты хавать. Айна выбрала винт, как и всякая летчица. Родион с видом олимпийского чемпиона по плаванию расслабленно говорил, что ему скорее всего ничего не грозит - он растворится сам, когда захочет. Разговор перешел на старческие болезни, и что-то во мне говорило - люди в городах болеют, потому что закрываются от холода и ветра, от чего он кусает их еще больнее, встречая сопротивление своей ласке.
- Ничему не надо сопротивляться! Вообще! - Айна говорила, как ребенок на детском утреннике.
- встань на тубаретку, Ай..
Айна влезла на табурет, подавила в себе взрыв смеха, и сделав рукой хайль заорала:
- Ахтунг!!!!
Семена внутри прорастали.
На отрезке маленькой кухни мы играли очищенными гранями, образуя некий правильный треугольник. Вне его сидел еще Вегнер, очень красивый и никчемный мальчик, четвертым лишним, следя за беседой и иногда пытаясь ввернуть что-то про бойцовский клуб. Я отвечала, нечаянно ****ски обворожительно. Айна хихикала.
Ты звонил - 22 пропущенных вызова.