В который раз я вновь отправляюсь в путь, и поезд, словно оттолкнувшись от перрона, стремительно и плавно ускоряет свой бег, унося меня вдаль, в густую темень ночи.
Стуча колёсами на стыках рельсов, он устремляется по маршруту, преодолённому мной прежде уже множество раз: Архангельск – Санкт-Петербург – Архангельск.
Встречные поезда, как всегда, неожиданно врываются в пространство за окнами нашего состава и с шумом проносятся мимо: тёмные – «грузовики» и сверкающие светом окон, с множеством человеческих судеб за ними – пассажирские.
В этой, мирной жизни многим из нас – тем, кто родился после большой войны, трудно представить себе другие «пассажирские» поезда. Тёмные, как «грузовики», но без привычных, залитых светом, окон, – эшелоны на фронт. Эшелоны – с одной, общей судьбой тех, кто отправлялся в них навстречу смерти и увечьям, – судьбой защитника Родины.
…Бывая в городе Боровичи Новгородской области, мне много раз доводилось проходить мимо этих зданий, с памятными досками на стенах.
Город, до которого в годы Великой Отечественной войны совсем чуть-чуть не дошла линия фронта, принимал и выхаживал в своих госпиталях многих и многих бойцов, командиров Красной армии. Памятные доски на стенах нынешних боровичских школ (а именно в их зданиях, прежде всего, размещались госпитали) – тому свидетельство.
Как мне удалось выяснить в местном краеведческом музее, в военные годы в этом небольшом городе размещалось порядка двадцати эвакогоспиталей.
Но лишь совсем недавно мне стало известно, что после тяжёлой контузии в 1942-м году, в двух боровичских госпиталях находился на лечении и мой дед Пётр Михайлович, продолжатель крепкого рода Пузановых.
Он оказался среди тех мужчин, которых вырвала из мирной жизни, а затем покалечила или вовсе выбила из строя проклятая война.
Так сложилось, что мы с братом Виктором выросли, не зная ни одного, ни другого из своих дедов – оба ушли из жизни задолго до нашего рождения.
Ушли, не успев попестовать внуков, познать радость общения с ними, как это бывает в других семьях, отчего они становятся, несомненно, крепче.
Я знал такие семьи, и по-человечески, искренне завидовал тем наглядным примерам преемственности поколений. Тому, как строились отношения внутри них, как накопленный жизненный опыт и мудрость старших мужчин находили отклик, продолжались в их детях, внуках и правнуках.
Нам в этом смысле не повезло. Цепь поколений была несправедливо прервана много раньше того, как следовало бы тому быть.
Бабушка Анна (А.П. Пузанова) при жизни не раз говорила мне о том, что я очень похож на деда Петра, её бывшего мужа. Позже, вспоминая бабушкины слова, я многажды вглядывался в черты лица своего непознанного деда и пытался отыскать сходство.
Пройдут годы. Я буду нести по жизни воспоминания мамы об её отце, от других родственников узнавать по крупицам новые детали его недолгой жизни.
Узнаю о том, что дед работал на железной дороге, был причислен к Няндомскому депо, где трудился машинистом паровоза и, должно быть, немало составов успел перегнать по Северной железной дороге - до той поры, пока перед самой Великой Отечественной войной не перешёл работать на завод по производству железнодорожных шпал.
Причина была банальной: надо было содержать семью, а на шпалозаводе платили больше.
Но - как знать? - возможно, если бы не тот переход, могло сложиться иным образом, и дед остался бы в живых, продолжая водить составы по железной дороге и приносить пользу Отчизне в качестве машиниста паровоза. Но… неисповедимы пути наши. И каждого ждут свои, уготованные ему эшелоны судьбы.
...Мой поезд разгоняется и вновь стучит на стыках рельсов, устремляясь вдаль по мирному пути, по которому некогда направлял свой паровоз мой дед-железнодорожник. Следующая остановка – станция Шалакуша, его малая родина, куда вернуться живым ему, уже миномётчику, не было суждено...
Фото- google.ru