Нет такой станицы на Кубани, чтобы не было в ней мастеровых людей, а вот таких, как Григорий, прозванный за свою хромоту Шлеп Ногой, поискать надо было. Он и хромоту приобрел все из-за той же работы. Крыл как-то соседу крышу камышом, да вместе с кулем и съехал. И надо же было так умудриться, чтобы попасть ногой в собачье опорожнение. Пошел тогда он на речку ногу помыть, да на берегу поскользнулся и упал в воду. Делать нечего, надо сушить одежду.
Разжег костер, а пока одежда сохла, выпил для согрева и за-снул. Одежда сохла, да и загорелась. Хорошо еще, что Григорий вовремя проснулся. Только одна нога и подгорела. С тех пор он и недолюбливал крыши, считал, что это из-за них он получил увечье.
Но, несмотря на свою хромоту, был он мастером, как говорят, от Бога. И печку сложить мог, и корзины плести, и плетень поправить, а если сильно попросят, то и крышу починить.
Кто побогаче, крыли обычно черепицей или железом, а кто победнее, те камышом. Решил как-то станичный батюшка пере-крыть крышу под железо. А кого звать? Конечно, Григория. Пообещал батюшка казаку отпущение грехов, да кой-каких харчей.
Дело новое для Григория, не приходилось ему еще крыши железом крыть. Да делать нечего. Все мы грешные, а здесь бесплатное отпущение грехов. Был бы кто другой, казак, может, и не взялся бы за работу, а батюшке не откажешь. Почти неделю Григорий крыл батюшке крышу. Станичники удивлялись, что это Шлеп Нога в такой холод босиком лазает по железу. А дело шло к зиме, и может, кто сглазил, а может, казак сильно уж понадеялся на свое здоровье, но он все-таки заболел. Не прошло и месяца, как его похоронили. И тут пошел дождь. Рассчиталась матушка с казаком за выполненную работу или нет – никто не знает, но после первого же дождя крыша у батюшки потекла. Бедная вдова не успела еще и мужа оплакать, а матушка уже на пороге, и давай стыдить вдову Григория: вспомнила все грехи ее покойного мужа и приказала, чтобы хоть сама на крышу лезла, но хата чтоб не текла. Пошла вдова как-то на могилу мужа. В слезах давай покойному жаловаться, больше ведь некому – ни детей, ни родни. Одна осталась на всем белом свете. Поплакалась, вроде и легче стало, и пошла домой.
Поздно ночью батюшка и матушка проснулись от стука на крыше. Ничего спросонья не понимая, батюшка накинул кожух и выскочил на улицу. Светила яркая луна и на крыше отчетливо был виден мужской силуэт с молотком в руке. Под завывание собаки неизвестный, прихрамывая, ходил по кровле и стучал по железу. Без сомнений, это был Григорий. Видно услышал просьбу жены и явился отремонтировать крышу. Может, кто и испугался бы, а батюшка не такой был человек. Прежде чем испугаться, он пулей влетел в хату, подпер дверь и запрыгнул к матушке под одеяло. Его бородка беззвучно дрожала. И лишь потом, минут через десять, заикаясь, он стал рассказывать матушке об увиденном. Всю ночь они читали молитвы, и с первыми петухами наконец все стихло. Батюшка с матушкой, довольные тем, что силой молитвы они все-таки избавились от нечистой силы, решили никому об этом не рассказывать. Но на следующую ночь все повторилось. Когда же и на третью ночь они не смогли сомкнуть глаз, батюшка велел матушке идти к вдове Григория. Сам же в церкви службу провел за упокой души казака. С утра матушка стучала в двери вдовы. Как уж она там уговаривала женщину, что ей говорила – никто не ведает, знают лишь, что она сполна рассчиталась с вдовой за работу ее мужа.
Ходила ли женщина на кладбище просить мужа, чтобы не беспокоил больше матушку, мы не знаем, но перестал покойник Григорий являться и стучать ночами на крыше. И, что самое удивительное, больше крыша никогда не текла. Слух об этом случае распространился по всей округе. Говорят даже, что к вдове приезжали из дальних станиц. Просили ее, чтобы и им покойный казак отремонтировал крышу. А вот ремонтировал ли кому крышу Григорий еще или нет, про это бабушка Катя нам ничего не рассказывала.