С некоторых пор, я не сторонник делить людей по полам, но...
У нас на площади у метро обосновалась ярмарка и повадился я там отовариваться. Продукты, кое-что из одежды покупаю, но заметил, что мужских вещей здесь значительно меньше, чем для них, для ненаглядных. Думаю: "Опять несправедливость, и тут же признаю, что численность их велика, и надо им значительно больше всего. Тут тебе и косметика, и всевозможные аксессуары, и разнообразие одежды значительное. Да и быт, постельное белье, занавески, кухонная утварь, порошки, все-таки- удел дам, мужчины, сторонятся этих предметов, хотя, безусловно, ведь на чем-то спят каждую ночь, и не на грязном же. А потому, что каждый, хоть и свободным себя считает, и ненавидит, может быть, баб, но, старается прибиться к какой-нибудь, если матери нет, или сестры.
Да, много женщин, но не ко всем они бросаются, напротив, больше поодиночке бьются, заведут ребеночка, и растят его, радуются, пока он не вымахает, и не превысят его потребности, возможностей.
Совсем иначе было в прошлом веке. За хороших девок дрались, а были они все хорошие,как и сейчас, им посвящали песни, подвиги. Потому, что после революций, да войн, повыбили людское поголовье, выморили голодом.
Стояли мы в местечке на Юго-западе Советского Союза на учебной стартовой позиции. Раннее летнее утро, но рассвело, и было необычайно тепло, комфортно. Я вспоминаю себя, бредущего по тропе среди мелколесья. Где-то на возвышеном месте у меня спросили пароль, который я забыл. Пришлось вернуться. Должно-быть, это "головастики" обособились. Вокруг, то тут, то там, видны наши вояки, все в повседневке, в пилотках. Кое-где офицер в плащ-палатке и фуражке промелькнет. Я побаиваюсь встретить кого-то из начальства, особенно подполковника Моложаева- съест заживо. В 32 года уже подполковник, это в нашем-то роде войск, где без высшего военного образования не проскочишь через капитана, а чтобы после майора куда-то деться, только по блату, чтобы тебя кто-то протолкнул на должность. А этот сам пробивается. Недавно к нам прислали, на должность зам. ком полка. Я представляю, как он не дремлет и ходит по всей учебной стартовой позиции, по лесам и кустам, и выискивает нарушителей. А все же расслаблены, рады новым картинам, перемене обстановки. Кажется, только ему наш этот выезд в лес, эти игры, установка ракеты среди поля представляются чем-то серьезным. Вон пошли три бойца, впереди них вспыхнул и грохнул взрыв-пакет. Я думаю, "вот, прослужил год, а впервые вижу нечто связанное с оружием в действии".
Обычное утро, птицы щебечут, небо ясное, высокое. Вдалеке слыхать работа генератора. Я поднимаюсь в нашу машину, где Степин спит, сидя, облокотясь на столик радиста, сидит Семенников утомленный и расслабленный с наушниками на шее, как привязанный к двум сразу огромным приемникам цвета серебрянки. Он второгодник, и на меня не обращает внимания, хотя я сержант, начальник смены. Напротив, он всячески старается меня унизить, и доказать, что он главнее. Вот в эту минуту, вместо того, чтобы записывать гаммы, стеречь эфир, он включил музыку так, что она слышна даже за дверью. Думаю, что он нарочно это сделал, для меня, мол:"Редиска, не дрейфь, послушай приятное, все нормально..." Мне надо скомандовать "смирно" и поставить на место этого нахала, но я не смею. Ведь он, в отличии от меня может оказаться полезным, как никто другой. Вдруг сейчас, среди множества сигналов, он уловит "Монолит", примет его и доложит. Тут все его прегрешения будут реабилитированы с лихвой.
А мелодия замечательная! Поет Л. Утесов песню о том, что много девушек хороших и ласковых имен, но одно из них тревожит... Но ни слова о сне, он просто валит с ног. Мне приятно слышать эти звуки с гражданки, удивительно, и казалось, бы радоваться надо- не каждому в этой обстановке доступно этакое благо. К примеру батарейцы еще носятся в копанирах, возле изделия,в грязной робе, в шлемофонах, и им не до размышлений за жизнь. А я вот созерцаю, думаю о прелести бытия, о том, что когда-нибудь непременно напишу это время, и про этого гада, который рискует, не только за себя, но и за меня, и за нашего капитана Филатова. Ведь, если Моложаев учует, да войдет, так несдобровать даже начальнику узла связи.
Понимая, что открывать рот бесполезно, я сел у окошка, в надежде, что если промелькнет кто из руководства, так увижу, предупрежу, слушал, представил и девушку, и имя, и горестную свою долю. До завтрака оставалось еще часа три, и надо было как-то их коротать, ведь "только три минуты длится песня".