Пред собой я вижу отца своего. Вижу мать свою, сестер и братьев своих. Вижу род свой до последнего колена. Они зовут меня к себе. Зовут в Вальхаллу, чертог убитых, где храбрые воины будут жить вечно!
Песня Смерти
Рагнар
Я Рагнар, сын Эгвальда Снежная Борода, ярл великого конунга свионов Олафа.
Ничего в этом мире не происходит случайно. Клубок нашей жизни давно сплетен, над полотном событий склонили головы мудрые Норны, повелительницы судеб. Войны Богов давно канули в прошлое. С тех пор никому не суждено знать, что случится через год, через день, через миг. А до тех пор, пока тебя не призвали на вечный пир в Вальхаллу, или Хель не затащила в свои подземелья, каждый миг нужно ждать перемен.
Я и шестеро моих воинов возвращались домой со свадьбы Хара, вождя антов. Мне не по душе конные походы. Я мореход. Но Хар – мой друг, а свадьба вождя антов – событие, которое нельзя пропустить.
Хорошая была свадьба – богатая, веселая и шумная. Мои подарки пришлись по вкусу Йорейде, молодой жене Хара. Стеклянная посуда и золотые украшения из Византии достойны самого конунга. Это диковина даже для нас, а уж анты такого добра точно никогда не видали. Все это привез мой сын Олаф два года назад из своего похода в южные земли. Он видел Рим, он видел пирамиды Египта. Он много чего видел. Его стовесельные дреки, груженные всяким добром, едва двигались. Чего там только не было. Особенно хороши были римские доспехи и оружие из Арабии. Есть там город Дамаск. Я редко кого хвалю, тем более иноверцев, но, клянусь бородой Тора, умельцы там работают получше наших. Женщинам, конечно, больше понравились тонкие ткани и меха диковинных животных, а уж о стекле да украшениях и говорить нечего.
Сундуки Верескового Дола ломятся от всякой всячины. А стекло – хрупкая дорогая безделица. С него только женщинам есть. В руках моих дружинников оно лопаестя, как мыльные пузыри. Говорю, безделица. Но подарок жене моего друга вполне подходящий.
Возвращались мы налегке, ехали быстро, Через три – четыре дня мы должны были встретиться с Олафом. Времена нынче неспокойные. Лишний меч никогда не помешает.
В пути нас ненадолго задержала встреча с моим старым другом Александером. Не знаю, есть ли на земле уголок, где бы ни побывал со своими караванами этот ушлый грек. Я часто встречал его в своих походах. Не раз мы выручали друг друга из беды. Поэтому я не мог отказать ему в просьбе приютить в моей усадьбе маленькую чернявую женщину, которой мой бродяга помог бежать из Арабии, где она была рабыней.
Александер сказал, что она знатного рода, наследница богатых земель на севере Испании. Мне было все равно, рабыня она или знатная женщина.
- Я буду относиться к ней так, как она заслуживает, - сказал я.
- Она много пережила, - ответил он, - помоги ей снова стать свободной.
- Она что-то значит для тебя? – спросил я.
- Я знал ее еще девочкой. Ее отец приютил меня, когда я был тяжело болен. Я учил ее языкам и истории. Она хорошо образована. Как знать, может, ее знания пригодятся тебе в дальнейшем.
- Женщина должна уметь готовить, шить и рожать, - ответил я, продумав, что эта особа может быть полезна знаниями, которые получила в гареме у магометан.
Александер знал меня не хуже, чем я сам.
- Она мне как дочь, - хмурясь, сказал он, - Я не могу оставить ее при себе, ей грозит опасность. Если согласен взять ее с собой, поклянись Фригг, что будешь обращаться с ней уважительно.
Она мне не понравилась. Хрупкая, словно тринадцатилетняя девочка, черноволосая и смуглая, она стрельнула в мою сторону черными углями огромных печальных глаз и гордо отвернулась. Если бы Александер не сказал, я не поверил бы, что она была рабыней. Такие не выживают.
Я видел, ей не хотелось ехать с нами. Она брезгливо подергивала плечиком, поглядывая из-под собольих бровей на моих дружинников. Но болтливостью она не отличалась, а это я в женщинах особенно ценю. Целый день она молча ехала позади отряда, Наверняка, ей было нелегко, но она не роптала. Впрочем, я не собирался идти у нее в поводу. Если ей суждено жить среди викингов, пусть привыкает сразу.
Воины посматривали на нее с интересом, правда, старались делать это незаметно, но мне это все равно не нравилось. Не хватало еще, что бы они сцепились из-за этой галки.
Она вела себя вызывающе. Она молчала, но чего стоили взгляды, которые она бросала на моих людей. Она не была похожа на забитую рабыню. Наверняка, она пользовалась особенным расположением какого-то влиятельного араба. Хотя, на мой взгляд, там и подержаться-то не за что. Фигура, словно уменьшена во всех размерах. Впрочем, южане не чета нам ни в стати, ни в росте, ни в силе.
Тереса
Впервые я увидела викингов в шатре Александера. Он представил меня огромному пожилому мужчине с красным обветренным лицом, обрамленным седыми косами, заплетенными от висков. Волосы на затылке викинга грязными серыми прядями свисали до середины спины.
- Это она, Рагнар. Тебя послал нам сам Господь. Только ты можешь помочь ей. Ты и твои воины.
Викинг окинул оценивающим взглядом мою фигуру и знаком приказал мне сесть рядом. Я поняла, что в этот момент снова решилась моя судьба.
- Она умеет говорить? - пророкотал седовласый великан, шумно втягивая вино из кубка, полностью потонувшего в его ручище.
- Конечно, - улыбнулся грек, - она знает и ваш язык тоже.
- Выбирать не приходится, - сказал мне Александер чуть позже, - давным-давно я рассказывал тебе о них. Я знаю, привыкать придется долго.
- Это надолго? – обречено спросила я.
- Ничего не поделать. Поверь, лучших защитников нам не найти.
- Когда мы поедем?
- Ты поедешь с ними одна, - хмурясь, ответил он, - Собирай вещи. Они уедут на рассвете.
- Мы расстаемся навсегда? – я чувствовала такую усталость, что даже заплакать не могла.
- На все воля Божья… Их образ жизни совсем не похож на то, к чему ты привыкла. Они суровы. Но они хорошие люди. Они честны и справедливы. Они верны своим словам и поступают по совести. Будь к ним добра, и они полюбят тебя самой преданной любовью, на которую способны люди. Но не смей быть снисходительной. Это их оскорбит.
Старый грек давал мне советы, а я с тоской думала, что вряд ли смогу оценить этих грязных громил так, как он.
- Ты привыкнешь.
Я едва скрыла брезгливую гримасу, окинув лица пьяных северян. Они громко говорили и оглушительно смеялись над выходками одного из своих сородичей.
- Потерпи. Ты полюбишь их, - тихо уговаривал меня Александер.
- Я привыкну, - сказала я, чтобы не огорчать его еще больше.
- Ты умница. Все будет хорошо, - сказал единственный человек, который за последние шесть лет моей жизни относился ко мне по–человечески.
И начался новый кошмар.
Я ехала на непривычно огромном коне по лесам и полям на север материка. Даже
Один вид моего коня внушал мне ужас, а к тому, чтобы забраться на него или спешиться, приходилось собирать все мое мужество.
Мои спутники не обращали на меня никакого внимания. Они все время смеялись над своими шутками, от которых иногда пробирал мороз по коже. Мне казалось, они чувствовали себя хозяевами мира, и это приводило меня в тихую ярость.
Они были неутомимы, они были сильны, они были огромны, Своими мощными спинами они загородили от меня солнце.
Их было семеро. Их выходки вызывали во мне раздражение, их хвастливые рассказы о ратных подвигах и победах над женщинами злили меня. Я думала: « Как? Как я смогу жить среди этих дикарей?»
В то время я имела весьма смутное представление о жизни викингов. Разглядывая их оригинальные одеяния, я думала – зарождались, расцветали и рушились цивилизации, а эти варвары почти полтысячи лет жили лишь грабежом и убийством. Они использовали то, что удавалось отвоевать в жестоких кровопролитных сражениях. Они не создали ничего своего – лишь разрушали и уничтожали то, что не могли увезти в свои убогие деревни в северных землях.
Целых шесть лет в меня вбивали покорность мужчинам. Но я обрела свободу и мечтала позабыть уроки халифа. Я обещала себе, что буду прежней и снова смогу смотреть в глаза людям без страха быть униженной. Я не хотела, чтобы эти варвары поняли, как мне неуютно в их компании.
Меня для них словно не существовало. За целый день я не встретила ни один взгляд, никто не говорил со мной. Я видела только спины, завернутые в звериные шкуры, кожаные или шерстяные плащи. За весь день я услышала лишь несколько слов, обращенных ко мне:
- У тебя трудное имя, женщина, - сказал Рагнар утром, когда я с трудом взгромоздилась на жеребца, - Мы будем звать тебя Тэсс.
- Поешь и ложись спать, - сказал он, протянув мне кусок оленины, когда поздно вечером мы сидели у костра.
Они собирались спать прямо на земле. Мне ничего не оставалось, как завернуться в свою шерстяную накидку и постараться заснуть.
Наутро Рагнар разбудил меня, тронув мою ногу носком высокого сапога. Я села, чувствуя себя совершенно измученной. Сон на жесткой земле лишь увеличил мои страдания. Но я привыкла терпеть. Это слово давно стало главным в моей жизни. Я его ненавидела. Но я не хотела, чтобы эти грубые косматые великаны видели, как я страдаю. Я с трудом прожевала кусочек жесткого мяса и, едва передвигая ноги, подошла к коню.
- Вифрид! – окликнул кого-то Рагнар, и тотчас же мощные руки сжали мою талию, оторвали меня от земли и без труда подняли в седло.
Я обернулась. Воин, который мне помог, уже поправлял подпругу своего коня. Он даже не посмотрел в мою сторону, когда я пробормотала:
- Спасибо.
Кажется, это было первое слово, которое я произнесла с той минуты, как простилась с Александером.
Викинги переглянулись в явном недоумении.
-Я же сказал, что она умеет говорить, - рассмеялся Рагнар.
Шутка понравилась викингам. Я смутилась.
Я снова ехала позади отряда, прислушиваясь к разговорам людей, среди которых мне предстояло, быть может, прожить всю мою жизнь.
- Через пару дней нагоним Олафа, - сказал рыжий Хродмар, - Давно я его не видел.
Он был выше всех, и его лицо, попорченное оспой, было, пожалуй, одним из самых привлекательных в этой банде самоуверенных мужланов.
- Я думал, флинна задержит нас в пути, но она неплохо держится, - сказал Рагнар.
От неожиданной похвалы мне стало чуть легче на душе, к тому же он назвал меня флинной, что на их языке означало дочь знатного человека. Я подумала, что он вряд ли стал бы со мной церемониться, если бы я отстала и мешала бы им.
- Олафу не понравится присутствие флинны, - сказал Хельд.
Лет тридцати – тридцати пяти, он был космат и страшен. Его лоб украшала татуировка, а правую сторону его лица много лет назад изуродовал шрам, от чего его лицо носило маску мрачной усмешки. Если бы тот удар пришелся по моей голове, я бы не ехала сейчас рядом с викингами, а он лишь смеялся, высоко задирая голову.
- Он подчиниться решению Рагнара, - сказал еще один, имени которого я тогда еще не знала.
Его голос был похож на рычание льва. Я невольно поежилась, представив, как он рычит в гневе. Ничего не скажешь, подходящая компания для женщины в моем положении.
Рагнар обернулся и сдержал коня. Я поравнялась с ним.
- Ты неплохо держишься в седле. Я не люблю брать в свои походы женщин, но я не мог отказать Александеру. До сих пор ты вела себя достойно, и я не жалел, что взял тебя с собой. Надеюсь, так будет и дальше.
- Не знаю, смогу ли отблагодарить тебя за то, что ты для меня делаешь, - сказала я.
Он лишь кивнул.
- Откуда ты знаешь Александера? – спросила я, опасаясь, что он заподозрит меня в болтливости.
Он улыбнулся.
- Лет сорок назад, когда я был прыщеватым юнцом, я ходил в поход в южные земли.
Глядя в его мужественное обветренное лицо, я силилась представить его прыщеватым юнцом, но не могла.
- Воины моего отца столкнулись с татарами. Их было много даже для викингов. Александер проплывал мимо на своем корабле, он помог нам, и с тех пор я у него в долгу.
- Как и я, - пробормотала я и спросила, - А кто этот Олаф, о котором все время говорят твои воины?
- Это один из моих сыновей, - гордо ответил он, - Олаф – великий воин.
- Воины ждут - не дождутся встречи с ним, - желая сделать ему приятное, сказала я.
И удивилась, сообразив, что просчиталась. Смерив меня недовольным взглядом, Рагнар оставил меня позади своего маленького войска и присоединился к Хельду, возглавлявшему отряд. Видимо, Рагнар решил, что и так посвятил мне слишком много драгоценного времени и не захотел продолжать пустые разговоры.
День выдался жарким и сухим. Очень хотелось смыть с себя пыль и грязь, но воины продолжали двигаться вперед, преодолевая вброд небольшие речушки и ручьи. Я даже стала подумывать, как «нечаянно» упасть с лошади, чтобы хоть на минуту оказаться в прохладной чистой воде. Но терять достоинства не хотелось, к тому же после этого омовения пришлось бы снова взбираться на коня, а это было выше моих сил.
К обеду у меня нещадно ныла спина, и болели ноги, но я терпела. К вечеру я перестала чувствовать свое тело. Долгие месяцы пути в караване Александера, как мне казалось, закалили меня, но тогда я могла пересесть в паланкин или в повозку, поэтому я никогда не уставала так, как теперь. Я чувствовала себя очень плохо, но не смела просить об отдыхе. Я ехала и видела перед собой лишь ненавистные спины моих мучителей. И изо всех сил старалась не думать о судьбе сына, оставшегося в Багдаде.
Кажется, я уснула в седле или, скорее всего, потеряла сознание. Я упала с лошади.
- Наша флинна совсем измучилась, - сказал кто-то, и сильные руки подхватили меня, помогая встать.
Мне было больно. Я хотела стоять, но ноги не держали. Если бы не Хельд, я бы упала. Мне было все равно, что они обо мне думают, мне хотелось только одного – упасть на землю и спать, спать, спать.
Рагнар привел меня в чувство, плеснув водой мне в лицо.
- Почему не сказала, что устала? – сердито спросил он, помогая мне сесть на медвежью шкуру, служившую ему накидкой.
- Я не хотела вас задерживать, - нехотя призналась я.
- Еще немного, и нам пришлось бы нести тебя на носилках, – проворчал он.
- У нее кровь, - сказал Хельд, разглядывая мою спину.
Я сразу пришла в чувство. Только не это!
- Что там? – озабоченно спросил Рагнар.
- Не хочу, чтобы это видели твои воины, - пробормотала я.
- Отойдите! – немедленно откликнулся Рагнар.
Я легла на живот, он поднял мою рубаху и выругался. Я не смогла отказать себе в удовольствии увидеть его лицо.
- Раны едва затянулись, а от падения снова разошлись, - сказал Хельд.
Он почему-то не подчинился приказу вождя.
- Ты должна была сказать мне! – рявкнул викинг.
Но я его не боялась.
- Не надеялась на сочувствие, - съязвила я, пытаясь прикрыть спину.
Рагнар убрал мои руки.
- У меня есть целебная мазь. Она снимет боль и быстро затянет рану.
- Сожалею, что причиняю столько неудобств, - проворчала я с ехидством, хотя меня тронула забота викинга.
- За что? – коротко спросил меня Рагнар, обрабатывая мои раны.
- Я хотела снова быть свободной, - смягчившись, ответила я и поблагодарила его.
Через несколько минут у моих ног пылал костер, и на нем жарились тушки зайцев и уток, убитых викингами по дороге.
Я сидела на мягкой медвежьей шкуре, слушая бесконечные воспоминания об их странствиях, и чувствовала, что лед между нами тает. Они не заговаривали со мной, но их взгляды красноречиво выражали одобрение. Видно, мои мучения не прошли даром. Меня приняли. Когда глаза мои стали слипаться так, что хотелось придерживать веки пальцами, и я почти не различала голосов, Рагнар наклонился ко мне и тихо сказал:
- Незачем мучить себя. Ты ведешь себя мужественно, но мы должны проехать еще много миль. Ложись.
Я хотела встать, но он придавил мое плечо здоровенной ручищей и заставил меня лечь на его шкуру.
- Спи здесь. Осенью земля холодна.
Я пробормотала свое «спасибо» и тотчас уснула под монотонное бормотание воинов, продолжающих ночную пирушку.
Утром Рагнар снова обработал мою спину мазью и помог взобраться на коня, седло которого кто-то накрыл сшитыми лисьими шкурами. Они обо мне заботились!
- День будет долгим, - поравнявшись со мной, сказал Рагнар, - надеюсь, что ты хорошо выспалась.
Я молча кивнула.
К нам присоединился Хельд. Теперь они ехали слева и справа от меня. Остальные викинги были далеко впереди.
- Расскажи-ка нам о себе. То, что считаешь нужным, - приказал Рагнар.
Я не была готова к подобному повороту. Но я не могла им отказать.
- Я родилась на севере Испании в семье благородного гранда, - начала я, не зная, как преподнести им свою историю, - Мое детство было счастливым, пока в десять лет я не потеряла мать. Она утонула.
Прошло так много лет, но я до сих пор не могла говорить об этом спокойно. Пришлось ненадолго замолчать, чтобы не выдать своих чувств.
- Когда мне было тринадцать, моего отца задрал кабан.… Наше имение очень богато. Арабы, захватившие Испанию, не раз пытались его разорить или прибрать к рукам, поэтому мне пришлось стать женой овдовевшего соседа, имеющего влияние на арабского наместника. Мой муж был очень стар, я так и не стала его женой по-настоящему.
Я не знала, как викинги воспринимают мою историю, но лгать и оправдываться не собиралась.
- В семнадцать ко мне пришла любовь. Неподалеку от нашего имения остановился цыганский табор. Я узнала цыган, их жизнь, их песни и обычаи. Я согрешила против Бога и мужа. Но что поделаешь, если кровь кипит в жилах, а молодой красивый мужчина смотрит такими глазами, что хочется петь, смеяться и плакать одновременно. Он был отчаянный парень, бедовая голова. Он зарабатывал на жизнь кулачными боями. Он не был крупным мужчиной. Он был жилист и худощав. Никто не предполагал в нем силы и мастерства, поэтому туповатые крестьяне охотно соглашались драться с ним за деньги. Потом они радовались, что хотя бы остались живы…. Я любила его, а он любил меня. Он предложил бежать. Я согласилась.
Я помолчала, собираясь с силами, чтобы продолжить. Викинги не торопили меня.
- Когда люди моего мужа настигли нас, Шавар не растерялся. Я видела его последний бой. Он забрал с собой многих наемников моего мужа. Жаль, что он не забрал с собой и меня. Потом, уже мертвого, его привязали за ноги к осинам и разорвали надвое.
Я рассказывала об этом только Александеру. Было очень трудно, но я не плакала.
- Я была беременна. Узнав об этом, муж снова меня избил. Я выжила. Я опозорила его, он решил распорядиться моей судьбой так, чтобы я страдала до конца своих дней. Он подарил меня работорговцу, случайно оказавшемуся у нас в гостях. Меня отвезли в Багдад. Мой живот уже был велик, но меня купили в первый же день торгов. Я оказалась в гареме халифа. Старший евнух выждал целых пять месяцев, прежде чем я предстала перед халифом. К этому времени я благополучно родила сына, которого у меня сразу же забрали.
Я вздохнула, собираясь с мыслями. Следующая часть моей истории была для меня самой ужасной.
- Если бы я знала, что, отказываясь делить ложе с халифом, я лишь вношу разнообразие в его отношения с женщинами, я бы, возможно, заставила себя отдаться ему, как это делали другие рабыни. Наверное, тогда бы я быстро ему наскучила, и он оставил бы меня в покое. Но я сопротивлялась, и он превратил мою жизнь в ад. Он наслаждался, придумывая для меня все более изощренные издевательства, иногда используя для этого моего ребенка.
Я покосилась на Рагнара. Ему совсем не нравилось то, что он слышал. Вот только что он думал обо мне, я не знала.
- Я мечтала о побеге, но подходящий случай представился только через три года. Мне удалось подкупить одного евнуха. Он помог выкрасть моего сына. Нам не удалось выбраться из дворца. Евнуха растерзали львы. Алябас стал мучить меня еще больше. Сына мне больше не показывали. Халиф рассказывал мне то о его страданиях, то о его смерти. Долгое время я не знала, жив ли мой мальчик. Через два года мне повезло чуть больше. На этот раз я сумела выбраться в город и встретила знакомого торговца, который, боясь за свою жизнь, отдал меня в руки стражи халифа.
Рагнар что-то недовольно проворчал, но я не поняла его и продолжила:
- Я не виню его. В конце концов, он оказал мне большую услугу, сообщив о моей участи Александеру. Александер знал меня с детства. Он часто навещал моего отца. Я любила слушать его чудесные рассказы о далеких странах и приключениях. Он многому меня научил. Знание языков очень мне пригодилось. Я училась, играя, откуда я могла знать, что его рассказы помогут мне в жизни, и я увижу страны, о которых он мне рассказывал…. Александер тщательно подготовил мой третий побег. До встречи с вами мы несколько месяцев отбивались от воинов халифа. Они не могут вернуться с пустыми руками. Они продолжают преследовать меня.
- Может, им надоест, - недобро усмехнулся Рагнар.
- А если нет – мы поможем им забыть о тебе, - пообещал Хельд.
И я им поверила.
Рагнар
Мне и раньше доводилось встречать сильных духом южан. Но я не подозревал, что такая хрупкая женщина может терпеть боль. Странно, что после всех испытаний, выпавших на ее долю, ей удалось сохранить тот гордый, независимый вид, который так раздражал меня вначале. Не за это ли высокомерие так ненавидел ее хозяин? Я обрабатывал ее раны, а она огрызалась, словно я был виноват в ее боли.
Ее спину изуродовали многочисленные шрамы, оставленные бичом, правую лопатку украшали большая звезда и полумесяц. Какой бы она не была, нельзя так мучить живых людей. Наши Боги однажды очень некрасиво обошлись с Гуллвейг. Они поплатились за это.
В наших землях тоже есть суровые обычаи, но мы предпочитаем расправляться с недругами на поле боя. А с женщинами мы не воюем. Ну, если вина ее непростительна, ее можно утопить. Но это в крайнем случае. За мою жизнь это случилось лишь с двумя женщинами нашего рода. Еще пару раз вредных бабенок закладывали на несколько дней в пещере, или отвозили в дальние поселения, с глаз долой. Судьбу женщину решает муж или отец. Бывает, поучит кто-нибудь непокорную кнутом или кулаком, но что бы кожу содрать…. Что за люди эти арабы! А еще считают нас варварами….
Александер поведал мне о ее жизни, но я настоял, чтобы она рассказала о себе сама. Она прошла и огонь, и воду. Странным было то, что она не лгала и не приукрашивала. Могла бы придумать что-нибудь, чтобы выглядеть в наших глазах более… непорочной. Или она неплохо разбиралась в людях, или действительно была чиста душой. Но ни я, ни Хельд, ни на секунду не усомнились в ее честности. Она была всего лишь женщиной, но она была достойна свободы и уважения.
На следующий день мы выехали к стоянке Олафа. По соседству расположились цыгане. Что-то у Олафа с головой случилось, если он не перебил это отродье, а позволил им стать табором рядом с его дракаром. Как же я разозлился, когда увидел, как Тэсс обнимается с этими мошенниками, словно с родными. Еще больше я разозлился, когда понял, что меня действительно волнует, как ведет себя эта беглая рабыня. И я отпустил ее. Пусть развлекается. Вряд ли в Вересковом Доле ее встретят с такой любовью, как эти чернявые.
Наутро я еле сдержал злость, узнав, что она не ночевала с нами. Даже подумал, было, что она снова сбежала со своими цыганами. Вифрид привел ее.
В тот день ей пришлось туго – всю ночь не сомкнула глаз, к тому же плясала до утра, как сказал Вифрид. Видимо, ее пляски задели его за нутро. Об этом мне сказали его глаза.
Когда я снова напился, я приказал, чтобы она танцевала для меня. Она немного поломалась для приличия, но отказать не посмела.
Она выделывала телом такие штучки, что кровь закипала в жилах. Видимо, она решила не перегибать палку, потому что остановилась, забрала гитару у Хродмара и запела. Ее песни были грустными и непонятными, хотя голос оказался приятным. Не знаю, что меня сморило, ее пение или выпивка, но я отключился.
Тереса
Пятый день начался как и все предыдущие. Рагнар разбудил меня, когда все остальные уже готовы были тронуться в путь. Наскоро умывшись, я с помощью Хельда села на коня, приятно удивившись, что движения уже не вызывают боли. Жуя на ходу мясо вчерашней косули, я поспешила за викингами, радуясь хорошему утру. День обещал быть прекрасным. И настроение мое за долгие-долгие дни и ночи скитаний было чудесным. Да и мои спутники были возбуждены более, чем обычно.
Я нагнала Хродмара.
- Чему вы радуетесь?
- К вечеру встретим друзей. Мы знаем эти места.
На закате мы подъехали к высокому обрыву над рекой. Внизу, у самого берега, был установлен большой серый шатер, возле которого стояли викинги и орали приветствия. А неподалеку расположились несколько цыганских кибиток.
Я не могла даже надеяться, что эти кибитки принадлежат роду Шавара, но как мне этого хотелось!
Спустившись, мы спешились. Викинги радостно смеялись, хлопая друг друга по широченным спинам и плечам, а я все вглядывалась в лица таращившихся на нас цыганят, надеясь найти знакомые черты.
Незнакомых мне викингов было семеро. Я сразу поняла, кто из них Олаф. На вид ему было не больше сорока лет. Такой же высокий, как Хродмар, с мощным торсом, широченными плечами, светлыми, чуть вьющимися волосами ниже плеч и острым орлиным взором темно-карих глаз, он сразу обращал на себя внимание. Он не был красив, как Шавар, но было в нем что-то, что заставило бы меня выделить его из всех, даже если бы он был также грязен и нечесан, как остальные. А когда я различила в общем оре его голос, я поняла, насколько он опасен и для беглой рабыни, и для дочери благородного Катона. Низкий, глубокий, он приятно радовал слух. Наверное, я бы долго еще разглядывала сына Рагнара, но меня заметили.
- Кто эта дева, ярл? – спросил, указав на меня пальцем, один из незнакомых викингов.
- Ее зовут Тэсс. Она едет с нами, – доходчиво объяснил вождь.
И тут я впервые встретилась взглядом с Олафом. Как же трудно оказалось выдержать его…. Оглядев меня с ног до головы, он кивнул, видимо, в знак приветствия и отвернулся. Я поблагодарила Пречистую Деву за то, что снова могу дышать.
- Госпожа! Пресвятая Мария, это же наша Тереса! – услышала я громкие гортанные восклицания и, обернувшись, не поверила своим глазам.
Как я была счастлива встрече с табором, подарившем мне Шавара!
Немногие из тех, кого я знала, остались живы. Мой муж устроил настоящую бойню, стремясь истребить всех, кто помогал мне грешить против него. Я думала, что они будут проклинать меня, а они были мне рады!
Меня обступили со всех сторон, тормошили, теребили, обнимали и целовали одновременно. Пожалуй, эта встреча оказалась намного оживленней, чем та, что мне довелось наблюдать раньше. Растерянно улыбаясь, я пошла к кибиткам. Детишки, чумазые и черноглазенькие, хватали меня за руки и платье и кричали:
- Это же наша Тереса! Госпожа Тереса вернулась!
- Ну, раскричались! – прикрикнула на них толстая седовласая цыганка, - Ведите госпожу к костру, угощайте! Можно подумать, они тебя помнят….
Я не поверила своим глазам – передо мной стояла Лилит. Шесть лет назад эта женщина была тоньше тростинки. Сейчас ей было не больше тридцати, но ее голова была абсолютно седа.
- Что правда, то правда, детишки изрядно попортили мою фигуру, - пояснила она, улыбаясь.
- Сколько же их у тебя?
- Живы пятеро. Дева Мария щедра.
Я провела среди цыган одну из самых восхитительных ночей в моей жизни. Они пели и танцевали для меня при свете своих костров, они не пожалели сил, чтобы подарить мне праздник. И я оттаяла. Я пела вместе с ними, а поздно–поздно ночью, когда небо казалось бездонной, черной ямой, в которой бесследно исчезали искры костров, я танцевала с ними огненные танцы моих предков. Я не надеялась, что когда–нибудь снова встречу людей, знающих язык и песни моей земли. Я прощалась с прошлым. Мои кастаньеты стучали все звонче, алая юбка, подаренная Лилит, металась, словно пламя, волосы растрепались. Ритм становился все быстрее, как вдруг вспыхнувший костер осветил огромную фигуру возле одной из кибиток.
Это был Олаф. Он стоял, сложив на груди свои ручищи, волосы свисали на лицо, я не видела его глаз, но знала, что он смотрит на меня. Он неторопливо повернулся и ушел к шатру, а мне почему-то расхотелось веселиться. Остаток ночи мы с Лилит провели за разговорами.
- Ничего, - утешала меня цыганка, - Господь испытывает тебя. Он не забыл тебя. Ты найдешь свое счастье там, где меньше всего ждешь. Эти викинги только с виду такие страшные. Увидишь, ты встретишь хорошего мужчину, он женится на тебе, и вы нарожаете хорошеньких деток.
- Кто ж на мне женится? Они знают, кем я была.
- Ну и что? – встрепенулась Лилит, - Проклятый использовал твое тело, но душу ты сохранила. Она светла, как прежде.
- И не хочу я больше деток! Если бы ты знала, как я скучаю по Хоакину!
- Только не отчаивайся! Не забывай, что ты испанка. Останься такой, какой тебя любил Шавар.
На рассвете за мной прислали Вифрида. Он с таким глупым видом пялился на мою юбку, что я решила переодеться в прежнюю одежду, чтобы не смущать моих спутников.
- Эй, госпожа, - услышала я тихий шепот из-за соседней кибитки.
Это был Шукур, старший сын Лилит.
- Мама говорила, что ты любишь играть с ножами. Возьми их.
Он протянул мне широкий кожаный пояс с семью тонкими кинжалами.
- Пусть они помогут тебе найти твоего Хоакина.
Я крепко поцеловала мальчишку и приняла его подарок.
Викинги седлали лошадей. Из мешка с подарками цыган, который я пыталась самостоятельно прикрепить к седлу, выпал пояс с кинжалами.
- Зачем это тебе? – изумился Хельд.
- Заколки для волос, - мрачно пошутила я, боясь поднять глаза.
Я была уверена, что Олаф смотрит на меня так же сурово, как ночью, когда я танцевала. Я ему не нравилась. Это задевало меня.
Погода испортилась. Небо заволокло тучами, поднялся ветер, а потом небесная твердь разверзлась, и хлынул дождь. Тугие струи больно хлестали по спине и голове, били в лицо, заставляя жмуриться. Не знаю, что чувствовали лошади, ноги которых разъезжались в жидкой грязи, в которую превратилась дорога, но викингам все было нипочем. Их настроение нисколько не изменилось, как всегда, они отпускали свои грязные шутки и долго над ними хохотали.
Я снова ехала позади всех и чувствовала себя глубоко несчастной. Как бы я была счастлива, если бы могла остаться с цыганами. Но я совершила страшное преступление. Сыновья Алябаса не отступят, пока я жива, а, значит, я не имею права быть с людьми, которых люблю. Викинги – другое дело. Они смогут постоять и за себя, и за меня. Их повадки и внешний вид вызывали во мне смешанное чувство досады и уважения. Я не была уверена, что приживусь среди них. Все у них было огромным, и они сами, и их мечи, и их лошади. Как я потом убедилась, и чувства их были такими же – если они любили, то навсегда, если ненавидели, то смертельно. Но в тот день я была несчастна и одинока. И не было никого, кто бы поддержал меня. Просто положил бы мне руку на плечо и сказал: «Все будет хорошо».
Моя накидка промокла под первыми же струями дождя, а ливень все продолжался. Я продрогла до костей, но пожаловаться не смела. Я бы лучше умерла, чем показала, насколько я слаба и беспомощна в этом суровом мире, принадлежавшем мужчинам.
Дождь продолжался. Я жалела об оставленном у Александера плаще из лисьих шкур. В такую погоду он был бы предпочтительней мокрой ткани.
Дождь не прекращался до утра. На ночь викинги проставили шатер, они настелили на землю сосновые лапы и накрыли их сухими шкурами из седельных мешков,
Когда мы остановились на ночлег, я едва смогла расцепить замерзшие до синевы пальцы, сжимающие повод. Спешиться самостоятельно я бы не смогла, мне помог Вульфхарт, самый юный из викингов. Уж не знаю, сам он догадался, или кто подсказал, но он молча спустил меня на землю и ушел, не ожидая благодарности.
На негнущихся ногах я подошла к костру и протянула к теплу окоченевшие руки.
- Иди в шатер, - сказал Рагнар, мельком глянув в мою сторону, - там сухо и тепло. И переоденься. Ты похожа на мокрую ворону.
Я молча кивнула, внутренне усмехнувшись тому, как быстро перенимаю их повадки.
Переодевшись, я растянулась на шкурах и тот час же заснула, да так крепко, что проснулась только утром, заботливо укрытая кем – то накидкой из волчьих шкур. Как же я удивилась, увидев ее днем на плечах Олафа.
За день земля просохла, поэтому викинги, остановившись на ночлег, решили не ставить шатер. Меня это вполне устроило, потому что, проснувшись утром в шатре рядом с мужчинами, я удивилась, как не задохнулась от крепких запахов, испускаемых их телами. Мне и самой давно требовалась хорошая ванна. Не мыться столько дней мне пришлось только по дороге в Багдад в караване работорговца.
Моим спутникам грязь, пыль и отвратительные запахи совершенно не мешали. За семь дней мы пересекли немало речушек, но они ни разу не изъявили желания помыться. Правда, вода уже была холодной. Я пыталась искупаться у кибитки Лилит, но смогла только окунуться и тут же выскочила на берег.
Вечером мы поели мясо, которое к тому времени уже не лезло в горло. Я привыкла к фруктам и овощам, но викинги кроме мяса ничего не ели. Иногда, правда, мне удавалось разнообразить питание орехами и ягодами, сорванными на ходу.
В этот вечер они снова напились. Это происходило чаще, чем мне хотелось. Пьяные, они были еще более грубы и развязны. Сначала меня это пугало, я боялась их агрессивности, но они между собой почти не ссорились и улаживали свои ссоры довольно мирно. Обычно хватало лишь одного окрика Рагнара или Олафа. К тому же, на меня они почти не обращали внимания. Наверное, я относилась к ним предвзято из–за того, что за годы, проведенные во дворце халифа, не часто слышала здоровый мужской смех.
Я хотела лечь, но Рагнар задержал меня.
- Мне сказали, что ты умеешь танцевать.
- Да, - пришлось признаться мне, - я умею танцевать.
- И еще у тебя есть красная юбка и звенящие украшения.
Я невольно посмотрела на Олафа, но, столкнувшись с его пронзительно- черным взглядом, тотчас же отвернулась. Рассказать о моем одеянии мог и Вифрид.
- Танцуй, - коротко приказал Рагнар.
Он привык, чтобы ему подчинялись. Мне не хотелось танцевать, но он согласился защитить меня от сыновей халифа, поэтому я не смогла ему отказать. Казалось, ожидаемое представление не интересует только Олафа, сидевшего чуть поодаль от остальных. Он молча пил мед, светлые пряди волос упали на его лицо, и я не знала, смотрит ли он на меня.
- Я не могу танцевать без музыки, - попыталась отговориться я.
Отказ принят не был. Я с ужасом увидела свою маленькую гитару в волосатых ручищах Хродмара.
- Не бойся, не сломаю, - утешил он меня, - Я умею.
Хродмар поразил меня абсолютно точно воспроизведенной испанской мелодией. Мне ничего не оставалось делать, как взять кастаньеты и войти в круг. Мне и раньше приходилось развлекать мужчин танцами. Но среди них не было Олафа. Его взгляды из-под длинных прядей приводили меня в смятение. Мои движения вначале были неловки, я даже оступилась. Он откинул волосы со лба и усмехнулся. Я разозлилась. И все пошло как по маслу.
Я хотела, чтобы он смотрел на меня, не отрываясь. И он не отводил взгляд. Не знаю, что он чувствовал. Его лицо оставалось непроницаемым. Но ему нравилось смотреть на меня. А я старалась изо всех сил. Я хотела, что бы он чувствовал ту же сжигающую страсть, что не давала мне дышать от одного его взгляда, но клянусь Пречистой девой, я бы убила себя, если бы он посмел оскорбить меня похотью. Я знала, чем похоть отличается от любви. Я хотела любви. Я хотела его любви.
Возбужденная танцами и медом, который я впервые отведала этой ночью, я долго не могла уснуть. Викинги, по обыкновению, храпели, устроившись, кто где. Измучившись на жесткой земле, я встала и пошла подальше от спящих.
- Эй, не уходи далеко, - пробормотал бдительный Кари, переворачиваясь на другой бок.
- Хорошо, - успокоила его я, поднимая с земли гитару, лежавшую в опасной близости от беспокойно ворочавшегося Хродмара.
Заблудиться было трудно. Ночь была светла, лунный свет отбрасывал серебряные блики на оружие и латы моих спутников. Мы ночевали посреди поля. Почему-то подумалось, что с высоты птичьего полета наша стоянка казалась большим разворошенным муравейником. Они были так уверенны в своей непобедимости, что никому не поручили охранять наш сон.
Я отошла так далеко, что едва могла видеть костер, но все равно беспокоилась, что тихие звуки моей гитары потревожат сон воинов.
Как стонут струны, когда болит душа….
Неожиданно почувствовав чье–то присутствие, я испуганно вскочила, роняя гитару.
Это был Олаф. Он молча нагнулся и подал мне инструмент. Все, что он делал, было неторопливым, и оттого казалось мне значительным, хотя медлительность обычно меня раздражает.
Я была растеряна. Не лгу, что не ожидала его увидеть, но как вести себя, я не знала.
- Ты напугал меня, - проворчала я, пряча взгляд.
- Ты ушла слишком далеко, - своим низким голосом, от которого у меня начинали дрожать колени, сказал он, - Ты мешаешь отцу выполнить его обещание Александеру.
- Я мешаю тебе, - разозлившись на свою слабость, выпалила я,
- Да, - спокойно согласился он.
- Почему? – искренне удивилась я.
- Ты смущаешь моих воинов.
- Чем же? – не унималась я, понимая, к чему он клонит, хотя когда я танцевала, мне это и в голову не пришло, ведь моей целью был только он.
- Сама знаешь. Твой вид, твой запах, а теперь еще и танцы. Воины готовы перегрызть друг другу глотки. Ты не принадлежишь никому. Это вызывало бы соперничество, даже если бы ты вела себя прилично, - неторопливо выговаривал он.
- Но меня попросил Рагнар! – возмущение выплеснулось через край.
Да что он, мужик, понимает! Что значит - я вела себя неприлично? Я же просто танцевала! Клянусь Пречистой Девой, я всегда помнила, что танцую перед варварами! Клянусь, я не сделала ничего плохого!
- Если кто-то не выдержит, твои игры могут закончиться кровопролитьем, или ты именно этого добиваешься? Глупая женщина. В твоем положении лучше стараться быть незаметной, чем искать другого покровителя.
Ярость душила меня. Его слова ранили слишком жестоко.
- Что значит другого?!!
- Другого, значит, не Рагнара, - спокойно ответил он.
- Хороша же дисциплина у твоих воинов, если их, как быков на арене, возбуждает любая алая тряпка! – в сердцах выкрикнула я.
- Любая? - вдруг рассмеялся он, - ты себя действительно недооцениваешь, или хочешь, что бы я признал, что твои штучки действуют?
Он был совсем не глуп, этот варвар. Он открыто презирал всякого рода женские штучки, как он выражался. Я и была для него не более, чем «штучкой», занятной, но ничего загадочного или хоть немного интересного во мне не было.
- Давай договоримся, женщина, - спокойно продолжал он, - ты делаешь вид, что вчерашнее представление было … случайным, а я принимаю все меры для того, чтобы мои люди поверили в то, что ты достойная женщина. Только не говори мне, что не понимаешь, что значит согласиться спать на шкурах вождя.
Я была уничтожена. Я только теперь поняла, сколько непоправимых ошибок успела совершить за столь короткое время. То, что я выросла в другой стране, с иными традициями и представлениями о морали, никого не волновало.
Меня бы вполне устроило безразличие этого мужчины. Мне не повезло. Он презирал меня.
Я не хотела оправдываться. Это было бы глупо. А Олафу не нужны были мои оправдания. Он сказал то, что считал нужным и, не давая мне времени обдумать ситуацию, в которой я оказалась, позвал:
- Идем. Ночь коротка.
И я послушно пошла за ним, уставившись в его широкую спину. Я не злилась. Растерянность сменилась тупым отчаяньем. Сколько мне еще придется пережить боли, унижения и непонимания? Я не хотела терпеть это только лишь ради того, чтобы жить. Но когда я вспоминала моего мальчика, все вставало на свои места, Ради него я была способна на многое. Даже терпеть несправедливое презрение мужчины, который волновал меня слишком сильно, чтобы я могла это скрыть. Мужчины, узная о моем прошлом, считали меня игрушкой, нужной лишь для того, что бы дарить удовольствие. И я поклялась себе, глядя в широкую спину невозмутимо идущего впереди мужчины, что не позволю им презирать себя.
Я слишком часто стала давать себе клятвы.
Утром я поняла, что не избавилась от раздражения, испытанного от нравоучений Олафа. Я обязана была ответить хоть чем–нибудь. Не придумав ничего нелепее, я нарядилась в черный балахон восточной женщины и прикрыла лицо. Это должно было навести его на мысли о моем смирении, или хорошенько позлить. В такой одежде сидеть на коне было бы очень неудобно, поэтому пришлось разорвать балахон почти до бедер и надеть под него широкую нижнюю юбку. Я знала, что будет очень жарко, но готова была терпеть неудобства лишь ради того, чтобы Олаф понял, что я не покорная овца из его стада.
Викинги пялились на меня во все глаза, но вопросов не задавали. Спасибо им, а то бы я не смогла объяснить им свою выходку.
Туборг, один из воинов Олафа ловко подсадил меня в седло. Я отметила, что каждый из викингов, кроме, пожалуй, Рагнара и Олафа, хотя бы раз проделал это. Размышляя, каким образом они распределяют эту приятную обязанность, и приятная ли она, я поехала за ними.
А в полдень на нас напали.
Четвертый сын халифа, Ахмад, рожденный от египтянки, умершей при родах, был самым достойным из всех, кто мог претендовать на титул халифа. Я совершила страшное преступление перед халифатом. Ахмад, как и все его братья, горел желанием отомстить.
Отряд в тридцать воинов настиг нас в лесу. Не знаю, как они вышли на мой след, но рано или поздно это должно было случиться. Чтобы вернуть меня в Багдад и предать справедливому возмездию, Ахмад преодолел тысячи миль, забрался в самую глубь материка. И отряд в четырнадцать варваров вряд ли произвел на него впечатление. Впрочем, его не остановил бы даже Александр Великий.
Мы выехали на небольшую поляну. Признаться, в тот момент я так злилась на Олафа и жару, что не поняла, что заставило викингов остановиться и прислушаться. Они делали друг другу какие-то знаки и настороженно оглядывались по сторонам. Мне показалось, что даже их лошади замерли в тревожном ожидании. А для меня лес шумел по–прежнему. Почти неслышно передвигаясь, викинги окружили меня со всех сторон и замерли в напряжении.
- Будь в центре, - шепнул мне Кари.
- Да что случилось–то? – приглушенно спросила я, озираясь по сторонам.
- Сейчас узнаешь, - обнадежил Вифрид, - Держись за нашими спинами.
- И сними, наконец, свой намордник, - возбужденно хохотнул Хельд.
- Ничего не бойся, - сказал Рагнар, вынимая из ножен меч.
Наемники Ахмада высыпали со всех сторон. Со страху мне показалось, что их больше сотни. Сверкая кривыми мечами, они разом кинулись на викингов. Поднялся невообразимый шум – грохот ударов, гвалт, скрежет железа, треск ломающихся щитов и копий, крики воинов и ржание лошадей слились воедино. Мне казалось, что я оглохну. Или сойду с ума. Мне и раньше доводилось наблюдать, как люди убивают друг друга, но такой яростной схватки я не видела никогда. Я была в панике. В какой–то момент мне показалось, что воины халифа теснят моих защитников. Еще немного – и они бы разорвали круг, центром которого была я. Я подумала: «Я все равно умру». Осталось сделать выбор – как? Здесь, среди людей, которые не жалели для меня своих жизней, или от пыток палача в Багдаде. Выбор казался очевидным. Я достала из сумки пояс с кинжалами и, наметив жертву, метнула его в турка, рубящегося с Хельдом. Лезвие мягко, словно в масло, вошло в переносицу врага.
- Ого, кажется, подоспела подмога! – радостно взревел Хельд.
- Умница, девочка! – закричал Кари.
Кинжалы быстро закончились, но к тому времени я перестала бояться и смогла оценить боевую мощь викингов. Их было намного меньше нападающих, но сопротивляться воинскому искусству и ошеломляющей силе северян было невозможно. Их огромные мечи разили без промаха. Тяжелые боевые топоры разносили щиты наемников в щепки. Даже лошади их бесстрашно бросались на врага и топтали наемников своими широкими копытами.
Люди Ахмада были хорошо обучены воинскому мастерству, но викинги намного превосходили их в мощи и отчаянной храбрости. Когда–то давно Александер рассказывал мне о берсерках. Теперь я могла увидеть их воочию.
Мы победили. Несколько викингов во главе с Олафом бросились вдогонку за оставшимися в живых наемниками. Остальные сгрудились около лежавшего на земле Рагнара. Он был жив, но на его груди багровело огромное кровавое пятно. Все у них было огромным.
Рагнар
Наутро она надела какой–то мешок и зачем–то закрыла лицо, хотя мошкары не было. Олаф рассказывал, что в странах, где поклоняются богу по имени Аллах, так ходят все женщины без исключения. Глупый обычай. Зачем лишать себя удовольствия любоваться движениями женского тела? Под этими хламидами не поймешь, есть ли у женщины талия, большая ли грудь, да и женщина ли это? Вдруг у нее заячья губа, или лицо испорчено болотной гнилью? Олаф говорил, что даже женятся арабы вслепую. Только после свадьбы можно разглядеть подарочек, который тебе достался. Впрочем, у них там не одна, а несколько жен. Хотя, может получиться и так – десять жен – и все редкие уродины.
У нас все совсем не так. Жена должна быть одна. Зачем больше–то? Для развлечений полно хорошеньких рабынь. Да и от жены, в крайнем случае, можно избавиться. Зато богов у нас много. Если одному некогда присмотреть за нами, всегда можно обратиться к другому. Кто–то обязательно откликнется.
Так я об Олафе. Он мой младший сын. Усадьба ему не достанется, пока живы Модольв и его отпрыски. Олафу придется потрудиться, чтобы найти себе подходящее место на земле. Они с Модольвом не уживутся. Когда я отправлюсь в Вальхаллу, Олафу придется стать вассалом брата, или уехать. Олаф уедет, я не сомневаюсь. Может, он уже нашел место, где его ждут. А может, и нет. Не слишком–то он разговорчив. И его хирдманы тоже помалкивают.
Олафу уже тридцать восемь. Знаю, он давно бы уехал, если бы не я. Он предан мне и будет рядом, пока я не покину этот мир, потому что я так хочу. Он хорошо служит нашему роду. Нам нужно много всего. Я, конечно, тоже хожу в походы, но так далеко, как Олаф, ни разу не забирался. Я мореход и предпочитаю нападать на корабли и прибрежные поселения, конные походы меня не привлекают. А ему все нипочем! И на море, и на суше – везде найдет богатую добычу. Хороший воин мой сын. Воины уважают его и подчиняются беспрекословно. Но вождем по праву он сможет стать только после моей смерти. И то, если не найдет жену с землями, придется ему и его хирдманам наниматься в воинство к ярлам да конунгам. Что ж поделать – младший сын.
Александер предупреждал, что охота на Тэсс продолжается. Уж очень она нужна халифу, если он послал за ней отборных головорезов. Да еще поставил над ними собственного сына. Пока я не увидел, что она выделывает под музыку, я и представить не мог, что эта маленькая женщина чего-нибудь стоит. Если она столь же искусна в постели, цены ей нет. Хельд рассказывал, каким штучкам обучены восточные красотки, да что ж им остается - надо же чем–то привлекать мужчин, которых явно меньше, вот бедолаги и изощряются друг перед другом…. Не о том я думать стал. Мысли, конечно, приятные, ничего не скажешь, но не ко времени.
Неужели, правда, я стал стар? Трудно признаться в этом даже самому себе. Олаф почуял врагов раньше меня. Хорошие воины были у сына халифа. Но куда им тягаться с моими. И совсем не важно, на чьей стороне численный перевес. С викингами никто поспорить не может. Битва – наша стихия. Трусов среди нас нет - трусы погибают первыми.
Я отвлекся. Все эта женщина. Она метала ножи. Да еще как! В общем, я засмотрелся на нее, как мальчишка на заморскую диковинку, и какой–то араб оказался проворной бестией. Кривой меч пробил мои латы. Но я сражался. Пока мог удержаться в седле.
Пока мы делились впечатлениями от боя, Тэсс пропала. Я не успел отдать приказ, чтобы ее немедленно нашли. Олаф снова опередил меня. Они пришли вместе. Они выглядели как-то странно. Тогда я не придал этому значения.
Мои ребята хотели увидеть ее искусство. Вифрид отдал ей ее ножи. Олаф повесил на дерево щит, но не отошел от цели. Этого ребячества я от него не ожидал. Тэсс что-то съязвила по этому поводу, но он лишь рассмеялся в ответ. Во время боя она неплохо управлялась со своим оружием, но я бы не стал так доверять женщине. Хотя это было действительно забавно.
Ох, и ловкая же эта девица! И кто только учил ее этому мастерству? Никто из воинов, как ни старался, не смог повторить ее штучки с кинжалами. Парни бы еще долго играли с ножами, но Олаф остановил их. С недавних пор он все чаще стал опережать мои приказы. И мне это совсем не нравится. Я не собираюсь сдавать свои позиции. Я Рагнар, ярл конунга Олафа, в честь которого я назвал своего сына. Я не дам им забыть об этом.
Я бы еще долго злился, если бы не Тэсс. Меня несли на носилках, а она шла рядом, пока я не прогнал ее, что бы не видеть ее больших печальных глаз.
Как же случилось, что эта маленькая смуглая худышка заполнила все мои мысли?
Тереса
Я смывала в ручье кровь Рагнара с моей одежды и рук. Пальцы предательски дрожали. Рубаха Рагнара, которую я пыталась отстирать, постоянно падала.
Кажется, он был ранен очень тяжело. Во всяком случае, я никогда не видела столько крови на живых людях.
Я много чего не видела в жизни. Я никогда не видела, как добивают раненых врагов. Викинги расправились с ними без сожаления. Умирая, наемники не молили о пощаде. Они посылали проклятия на мою голову. Если сбудется хотя бы мизерная часть, гореть мне на медленном адском пламени вечно.
Поляна была сплошь покрыта трупами наемников и лошадей. Если не считать Рагнара, викинги отделались несколькими царапинами.
- Можно не охотиться целый месяц. Жаль, соли мало, - сказал Хайгел, вытирая меч о спину убитого араба.
Я почувствовала, как на голове зашевелились волосы.
Кажется, Хельд прочитал мои мысли и пояснил:
- Это он о лошадях.
Я нашла среди убитых Ахмада.
- Они не вернутся, - сказала я Хельду, - это сын халифа, Ахмад ибн Алябас.
- Хороший был воин, - признал Хельд,- это он ранил Рагнара.
- Рагнар убил его? – спросила я.
- Олаф. Разве ты не следила за боем?
- Я от страха не различала лиц, - призналась я.
- От страха? – недоверчиво переспросил он.
И рассмеялся, решив, видимо, что я шучу. Какие тут шутки.
Я в который раз уронила в ручей рубаху Рагнара.
И тут же почувствовала взгляд. Еще не подняв головы, я уже знала, кто это. Олаф подъехал с другого берега.
Я снова выронила рубаху и вскочила. Но нервы сдали, и мои ноги подкосились. Олаф успел соскочить с коня, и в тот момент, когда его руки сомкнулись на моей талии, я обняла его лицо ладонями, и мы замерли, прижавшись друг к другу лбами. Я чувствовала его дыхание, а под моими пальцами бились тонкие жилки на его висках.
Я боялась открыть глаза, боялась вздохнуть, боялась спугнуть это неожиданное чудо. Но Олаф отпустил меня и, наклонившись, поймал уплывающую рубаху отца и сильно отжал. Он не смотрел на меня. Он был спокоен и невозмутим, как всегда. А я не знала, произошло ли что-то между нами, или мне только показалось.
- Он жив? – сухо спросил Олаф.
Я вздрогнула и очнулась от своего наваждения.
- Ему плохо.
- О чем они там думают – отправили тебя одну! А если кто-то из арабов ускользнул? - возмутился он.
Я подумала, что он сказал так не из-за того, что его волнует моя участь. Его долгом было помочь отцу довезти меня в их усадьбу живой. Наверное, он не злился на меня за то, что Рагнар был ранен.
Мне хотелось, что бы его тревожили другие чувства.
Хотелось сказать что–нибудь колкое, злое, но я не решилась. В конце концов, я была виновата в этой бойне, и в том, что его отец лежал сейчас на земле с раной на груди.
Рагнар держался хорошо.
- Почти все твои заколки попали в цель, - улыбаясь, сказал он.
Вифрид подал мне мой пояс. Тщательно протертые кинжалы оказались на месте.
- Только не говори, что тебя этому научили в Багдаде, - подмигнул Хельд.
Шутка не показалась мне удачной, но я промолчала.
- Покажи, на что ты способна, - приказал Рагнар.
- Сейчас? – растерялась я.
- У нас есть немного времени, - засмеялся вождь.
У старого дуба валялся круглый щит. Расстояние казалось достаточным, чтобы произвести впечатление даже на моих викингов.
- Повесьте тот щит на сук дуба.
Мою просьбу двинулись, было, выполнять Кари и Вифрид, но Олаф остановил их движением руки и сам повесил щит. Более того, он не отошел в сторону, а в выжидательной позе встал рядом. Кажется, он дразнил меня за утреннюю выходку с одеждой. Почему мне кажется, что он смеется надо мной? Может, я не права, и он уважает меня? В это верилось с трудом. С тех пор, как умер мой отец, только один человек на земле считался со мной. Это был Александер.
Так или иначе, я приняла этот глупый вызов. Но сдержать душившую меня обиду я не смогла:
- Твой сын, Рагнар, великий воин, но его храбрость граничит с безрассудством. Зачем искушать судьбу, доверяя столь ценную для вашего рода жизнь в слабые руки женщины чужого племени? - поинтересовалась я у смеющегося вождя.
Мои слова поняли совсем не так, как мне хотелось.
- Что, Тэсс, проще попасть в глаз Олафу, чем в маленький турецкий щит? – поддел меня Хродмар.
Шутка пришлась по вкусу всем, даже Олафу. Мне же было не до смеха. Его лицо находилось в опасной близости от моей цели. Я злилась на Олафа, а злость, как известно, плохой помощник.
Моя рука не дрогнула. Под восторженные выкрики викингов за считанные секунды семь ножей воткнулись в щит, образуя круг. Восьмой я выдернула из-за пояса веселившегося Кари, и послала его точно в цент щита. Я давно не тренировалась. Может, мне повезло, а, может, мое тело помнило уроки Шавара.
Мои успехи дали мужчинам новый повод для веселья.
- Вряд ли этой флинне требуется охрана из четырнадцати викингов, - заявил Хельд.
- Разве что кинжалы подносить.
- Сколько шагов до дерева? Пойду, посчитаю, что бы знать, что такое почтительное расстояние.
Олаф молча осмотрел щит, выдернул ножи и принес мне.
- Вряд ли кто–то из наших сможет сделать это лучше тебя, - сказал он, впервые улыбнувшись мне.
Я не верила своим ушам - он похвалил меня!
С невозмутимым видом он вложил кинжалы в ножны на моем поясе. Я невольно вздрагивала от его прикосновений и еле сдерживалась, что бы не улыбнуться. Не много же мне нужно, чтобы почувствовать себя счастливой. Разве что… пусть его пальцы задержатся на моей талии подольше.
Я не сомневалась, что мужчинам нужен только повод к соревнованию. Они отложили все свои дела и стали упражняться в ловкости. Больше всего везло Хельду. Огромные дети. Только что они сражались, не щадя ни себя, ни врагов, невдалеке все еще лежали убитые, рядом, прислонившись спиной к дереву, сидел их тяжелораненый ярл. Они веселились, словно ничего не произошло. Все, как один, даже Рагнар.
- И что же тебя задерживало в плену? С твоими-то талантами? – спросил, улыбаясь, Олаф.
Он присел рядом с отцом на жухлую траву и с интересом наблюдал за своими хирдманами.
Рагнар не посчитал нужным скрыть от него мое прошлое. Что ж, это его право. Я хотела ответить что-нибудь резкое, но передумала. Надо держать себя в руках, если я не хочу, что бы эти люди стали моими недругами. В конце концов, они спасали мою жизнь, и моя резкость могла показаться оскорбительной. Поэтому я ограничилась коротким ответом:
- Сын.
Олаф перестал улыбаться. Рагнар тоже помрачнел.
- К тому же в последнее время стража следила, чтобы в мои руки не попало ничего острого, - добавила я.
Олаф молча сверлил меня глазами.
- Я сумела воспользоваться случаем.
Вряд ли они что–нибудь поняли, но Олаф кивнул мне и негромко сказал:
- Наверное, это было нелегко.
Это прозвучало, как похвала.
- Эй, там! Заканчивайте, - повернувшись к воинам, сказал Олаф.
Он всегда отдавал приказы негромко, но его всегда слышали.
Рагнара несли на носилках по–очереди, сменялись редко. Еще бы – с их силищей!
Олаф ехал рядом со мной.
- Что тебя тревожит? – вдруг спросил он.
Мне было жаль Рагнара, но и на свою судьбу я не могла махнуть рукой. Что будет со мной, если он умрет?
- Он умирает? – спросила я.
- Не думай о смерти, - спокойно ответил он, - ты южанка. Ты не знаешь, что полотно нашей жизни соткано уже давно. Наши судьбы в руках Норн. Что будет – то будет.
- Он умрет,- повторила я.
- Когда придет его час.
- Он не боится смерти? – глупо спросила я, и сама ответила, - Вы ее не боитесь.
- Лучше умереть от смертельных ран, чем от старости и болезней, - объяснил он, - Не скорби по живым. Вряд ли это скрасит последние часы жизни.
Я молча обдумывала его слова, когда он сказал:
- Он привязался к тебе.
Я вздрогнула и посмотрела в его хмурое лицо.
- Это что-то значит?
- Возможно,- неопределенно ответил он и уехал вперед, оставив меня с новой тревогой.
Ночь прошла спокойно. Несколько раз я просыпалась, прислушиваясь к дыханию Рагнара. Кажется, все было нормально. Я молилась Деве Марии, умоляла ее помочь выжить великому воину, спасшему меня от смерти.
На девятый день нашего путешествия мы выехали к ожидавшему нас кораблю. Он притаился за огромными валунами, и я не сразу оценила его красоту и изящество. Он был похож на тугой лук, а его передний штевень украшала страшная драконья морда с бычьими рогами. Наверное, это внушало страх всем, кто встречался на пути этого небольшого корабля. Ведь так украшали свои лодки только викинги.
Воспользовавшись суматохой встречи моих спутников с теми, кто ждал их на снеке, я отъехала подальше и, укрывшись за камнями у кромки прибоя, с удовольствием искупалась в холодной чистой воде.
Надо было высушить волосы и платье. Задрав юбку до бедер и закатав рукава до самых плеч, я сидела на камне, подставив себя под теплые солнечные лучи, и рассматривала багровый синяк на плече. Синяки появлялись на моем теле даже от небольших ударов. Эту мою особенность Алябас заметил быстро и перестал бить меня по открытым частям тела.
В этой позе меня и застал Олаф. Он передвигался бесшумно, словно змея по песку. Он и был огромным змеем, а я несчастным кроликом, которому некуда было деться. Он выследил бы меня везде.
Я вскочила, одергивая платье. К счастью, оно достаточно высохло, что бы я выглядела прилично.
- Что? Я опять что-то делаю не так?- нервно поинтересовалась я, – Могу я хоть немного побыть одна?
- Мы отплываем, - спокойно ответил он
Кажется, он не злился на меня. Он взял повод моего коня и повел его к кораблю. Я пошла рядом, стыдясь вспышки своего гнева.
- Кто это сделал? – спросил он после долгого молчания.
Я подумала, что это он о синяке.
- Зацепилась за что-то. Даже не знаю….
- Я про клеймо спросил, - пояснил он.
Меня бросило в жар. Я была так неосторожна, что он разглядел чалму на моем бедре.
- Подарок халифа за побег, - проворчала я с неохотой.
- А что было за второй? – помолчав, спросил он.
- Рагнар сказал тебе! – возмутилась я.
- Никто не рассказывал.
- Ничего и не было, - постаралась отвертеться я, ругая себя за болтливость.
- Не ври. Вифрид сказал, что с твоей спиной не все в порядке. Это то, о чем я думаю?
Я молчала. Он остановился и сжал мой локоть.
- Как тебе удалось вымолить прощение? - сурово глядя мне в глаза, спросил он.
Он презирал меня! Как он смел, ничего не зная обо мне, делать какие – то выводы!
- Что я тебе сделала? – дрожащим от ярости голосом выговорила я, - Ты всем своим видом…
- Покажи спину, - не обращая внимания на мою злость, сказал он.
Я хотела гордо удалиться, но не смогла сбросить его руку. Он держал меня крепко. Бороться было бы глупо, поэтому я постаралась «остыть».
- Я хочу это видеть,- повторил он.
Спорить с ним было бессмысленней, чем с Рагнаром или ближайшим валуном.
Пришлось повернуться спиной и спустить с плеч рубаху. Как я ненавидела людей, которые заставляли меня это делать! Я стояла и ждала, пока он поймет, наконец, каким образом появились изящный полумесяц и звезда, украшавшие добрую четверть моей спины.
- Это не ожог, - глухо выговорил он.
- Алябас любил украшать мое тело. Он так не хотел со мной расставаться, что решил оставить что-нибудь на память о себе.
Я поправила одежду и повернулась к нему. Олаф отвернулся, но я видела, как напряжено его лицо. Мои «украшения» еще никого не оставляли равнодушным.
- Этот побег третий, - уверенно сказал он.
- Откуда ты знаешь?
- Ты жива, - ровно сказал он.
Легкий ветерок трепал его светлые волосы. Он не смотрел в мою сторону, но мне казалось, что он переживал за меня.
- Он не должен был так поступить с тобой. Лучше бы убил, - вдруг сказал он.
- Он считал меня своей собственностью. Разве вы не топите неверных жен в болоте?
- Это другое, - возразил он и посмотрел на меня, - Разве ты была ему неверна?
Я усмехнулась, вспоминая, как Алябас дарил мое тело своим гостям.
- Ты не ответила, - хмуро напомнил он.
- Я не желаю больше говорить о моем прошлом! – снова вспылила я, - Я не желаю ни сочувствия, ни осуждения! Я достаточно натерпелась. Я сполна расплатилась за мои грехи. Даже за будущие. Оставь меня в покое! Что тебе ещё нужно? Зачем ты мучаешь меня?
- Он умрет, - вдруг сказал он, - и его смерть будет мучительно-медленной и жестокой, как он сам.
- Поздно, - ответила я, - Его смерть была быстрой.
Он долго молчал. Я ждала. Я ждала понимания. А он сказал:
- Ты когда-нибудь плавала по морю?
Он снова был невозмутимо-спокойным. Это сбило меня с толку.
- Да, - проворчала я, - в южных морях.
Если он такой умный, сам додумает, что мое путешествие по морю проходило в изысканной роскоши трюма невольничьего судна.
- Будет шторм. Это путешествие вряд ли тебе понравится. Как и все остальное, что связано с викингами, - добавил он с неожиданной улыбкой.
Я его не понимала. Я совсем его не понимала.
Рагнар
Плохо помню, как добрались до снеки, но когда отплыли, мне стало немного лучше. Хорошо, что у нас с собой всегда вдоволь выпивки. Она и морской воздух здорово мне помогли.
Бедной Тересе было хуже, чем мне. Она прилипла к борту, и вряд ли оклемалась бы до нашего прибытия в Вересковый Дол, если бы у запасливого Асольва не нашлось настойки от морского недомогания.
Когда ей полегчало, я попросил ее поиграть на гитаре. Прежде чем согласиться, она глянула на Олафа. И эта туда же! Клянусь Одином, даже она понимает, кто теперь вождь. Неужели я совсем потерял власть над людьми?
Мне снова стало плохо. Она ухаживала за мной. Не помню, что бы мне когда-нибудь нравилось, чтобы меня жалели. Она была ласкова. И я решил – она будет моей. Она не была похожа ни на одну из женщин, которых я знал раньше. Она была заморской диковинкой. Она была самой лучшей, самой желанной добычей, которую кто-либо привозил с юга. Мне было плевать, что задумали три проклятые старухи Норны, но эта женщина могла принадлежать только мне, недаром Александер доверил мне ее судьбу.
Я не дам ее в обиду. Я не оставлю ее одну. Никто не посмеет косо посмотреть на нее, никто не понимает ее так, как я. Никто не оценит ее лучше меня. Она будет жить со мной, а потом вознесется в Чертоги Одина, и будет радовать меня вечно. Я так решил. И будет так.
Тереса
Рагнара уложили на шкуры на корме. Он разговаривал мало, больше пил из своего кубка.
До сих пор я никогда не страдала от морской болезни, а теперь все мои внутренности просились наизнанку. Я так ослабела, что едва могла держаться за борт. А спазмы, один сильнее другого, продолжали терзать мой желудок.
Меня пожалел Асольв, напоив кислой жидкостью из склянки. Когда мне немного полегчало, я подошла к Рагнару и села рядом с ним.
- Что же с тобой будет, когда начнется настоящий шторм….
Рагнар смотрел на меня с сочувствием, хотя жалеть надо было его самого. Он был очень бледен, только глаза лихорадочно блестели. Впрочем, он столько выпил….
- Надеюсь, зелье вылечило меня, - сказала я.
- Хорошо. Тогда поиграй мне, - попросил он.
Я потянулось, было, к гитаре, но тут же неловко отдернула руку, заметив пристальный взгляд Олафа, стоящего у переднего штевня, украшенного драконьей мордой.
- Я не могу, - пробормотала я.
- Это почему же?
Рагнар был слаб, но в его голосе прозвучала некая угроза. Я начинала понимать его отношение к сыну. Олаф, наверное, думал, что я хочу угодить вождю, ведь при случае только Рагнар имел право решать мою судьбу. Он не догадывался, что у меня может быть особое мнение на этот счет. Я была обязана ярлу очень многим. И мне было нетрудно исполнить его просьбу, даже если это не нравилось его сыну. Олафу многое не нравилось. Я его раздражала просто своим присутствием, потому что вносила неразбериху в чувства его людей. Видимо, ему придется немного потерпеть. Хельд сказал, что совсем скоро мы прибудем в их город. Надеюсь, мне удастся найти там укромное местечко, что бы поменьше находиться у него на глазах. Это будет полезно и для меня. В особенности для меня.
Пока я придумывала, как себя вести, Рагнар положил руку на мое плечо и грубо сжал.
- Что бы ты там себе не воображала, вождь здесь пока еще я. И не ищи поддержки у моего сына, мне это не нравится. Я привык, чтобы мои … просьбы выполнялись. Ведь я не прошу невозможного, правда?
- Ты не понял, - вздохнула я. – Я не прочь поиграть тебе. Но Олафу кажется, что я смущаю хирдманов.
- Ерунда, - отмахнулся он, - ты заслуживаешь уважения, что бы ни делала.
- Ваши женщины имеют право на уважение? – удивилась я.
- Умные женщины. Я знаю, тебе трудно, - продолжал он, - сначала я был уверен, что ты не сможешь жить среди нас, но не только тебе придется привыкать. Заставь их уважать себя.
Видимо, его пронзила острая боль. Он закрыл глаза и стиснул зубы, а на лбу выступили капельки пота.
Я смочила тряпицу водой из фляги и промокнула его лоб.
Рагнар открыл глаза и улыбнулся:
- Мы не такие дикие, какими хотим казаться. Мы понимаем, какая ты славная женщина.
В порыве благодарности я схватила его руку и сжала.
- Ты переменчива, как ветер, - прошептал он, - тебе надо научиться скрывать свои чувства.
- Зачем? - удивилась я.
- У нас так принято.
Я снова сделала что-то не то? Я выпустила его руку и испуганно огляделась по сторонам.
Естественно, на нас смотрели. Взгляды мужчин выражали противоречивые чувства.
Но если лица Хайгела, Кари и Хродмара выражали удивление, а Хельд хитро посмеивался, бросая взгляды на Олафа, то Олаф был хмур и, видимо, зол.
Мне вновь удалось произвести впечатление, что никак не вязалось с моим желанием быть как можно незаметнее.
- Я постараюсь быть сдержанной, - пробормотала я, уткнувшись взглядом в палубу у своих ног.
- Вряд ли получится. Нас приучали к этому с детства. Вы, южане, слишком темпераментны.
- Надеюсь, это не большой грех, - улыбнулась я.
Рагнар тепло улыбнулся в ответ.
- Поиграй мне, - снова попросил он.
И я играла, и пела, и отвечала на его бесчисленные вопросы о моем прошлом и тех местах, где мне пришлось побывать. Мне казалось, он понимает меня. А потом он тихо уснул, так и не выпустив из рук фляжку с вином.
Я долго сидела рядом и чувствовала себя неуютно. Что–то было не так. Душу тревожили предчувствия надвигающейся беды. Но что должно было случиться, я не знала. Сидела и гадала – что случится? С кем? С Хоакином? Рагнаром? Или всеми нами?
Между тем, ветер крепчал. Волны поднимались все выше, с неба хлынули потоки дождя. Вода была всюду – сверху, под нами, вокруг нас. Я вдруг представила наш кораблик маленькой щепочкой, плывущей среди разъяренных волн, играющих нашими жизнями. Как далеко берег? Насколько глубока пучина? Мне было по–настоящему страшно.
А Рагнар преспокойно спал под пологом, сооруженным для него Кари. К нам подобрался улыбающийся Асольв.
- Вот где могут пригодиться кинжалы. Зацепись ими за борт, а то Ран утащит тебя себе на потеху. Вон как разыгралась. Видно, понравилось ей твое пение.
- Или я разбудила ее своими стенаниями, - пошутила я в ответ, пытаясь скрыть страх.
- Боишься? Вот этим ты ее и растревожила. Любит она запугать человека до смерти.
Разве проведешь их напускной храбростью? Прав был Рагнар, не умею я скрывать свои чувства.
- Тебе нравится непогода? – спросила я.
- Обычная погода, - пожал плечами он.
Я поежилась.
- Тебе не нравится дождь? – удивился он.
Я удивилась в свою очередь.
- Привыкай, нас погода не балует. Особенно в это время года.
Волна подхватила наш кораблик, вознесла навстречу ливню, а потом с размаху швырнула на другую волну, повлекшую нас в самую бездну. Я вцепилась в борт, еле удержавшись на ногах.
Прокричав, чтобы я держалась крепче, Асольв ловко перебрался к другому борту, чтобы помочь хирдманам справиться с перепуганными лошадями.
Поскольку Рагнар безмятежно спал под своим пологом, а мне просто необходимо было быть с кем–то рядом, что бы меньше бояться, я кое-как добралась до Хельда, оказавшегося неподалеку. Он, кажется, был в полном восторге от происходящего. Зацепившись мощной ручищей за веревку, он стоял у борта, широко расставив ноги, и улыбался, подставив лицо хлещущим по щекам струям.
Я решила привести его в чувство реальности и крикнула, пытаясь заглушить пение их богини:
- Мы утонем, да?
- Возможно! – прокричал он в ответ, - если суждено, зачем бояться?
С такими взглядами на жизнь нетрудно смеяться в лицо смерти. Но мне хотелось объяснить ему, что он не прав.
- Разве кто–то может быть уверен, что его ждет за порогом смерти?
- Нас ждет Вальхалла! - хохоча во все горло, взревел он.
Многие викинги ответили ему дружным ревом.
Честное слово, я засомневалась в их нормальности. Буря свела их с ума.
Волны перекатывались по палубе, грозя смыть меня в пучину. Я заволновалась, Рагнар в своем положении был совсем беззащитен. Страх за его жизнь заставил меня продолжить разговор с безумным Хельдом.
- Нужно привязать Рагнара!
Он удивленно покосился на меня и покачал головой:
- Ему это не понравится.
- Но его же смоет!
Хельд только отмахнулся, показывая, что разговор окончен. Я ужасно мешала ему наслаждаться общением с природой.
Я разозлилась. А злость всегда придавала мне сил. Забыв о своем страхе, я стала пробираться к Олафу, надеясь, что ему удалось сохранить частичку благоразумия.
Он стоял у переднего штевня. Ветер трепал волчью накидку, мокрые волосы облепили голову и плечи, он держался за веревку, которая поддерживала мачту, и смотрел вперед. В этот момент я не сомневалась, что его лицо выражает такой же восторг, что испытывали все, за исключением меня.
Я слишком злилась, чтобы быть осторожной. Поскользнувшись на мокрых досках, я упала, отпустив веревку, и волна протащила меня по палубе прямо под ноги Олафу.
Быстро наклонившись, он поставил меня на ноги и некоторое время держал, прижав к себе. Пока я подыскивала слова благодарности, новая волна сбросила снеку со своего гребня, и я невольно обняла Олафа и прижалась к его груди. Что это было за ощущение! Я сразу простила себе свою неловкость.
Никогда раньше я не чувствовала более надежной опоры. Он был, словно скала на морском берегу. Ни волны, ни ветер не могли сбить его с ног. А я… восхищалась им и боялась его.
- Чего тебя понесло сюда? – все еще прижимая меня к себе, громко спросил он, - ты должна быть рядом с отцом!
Он не злился на меня, но окончание его фразы мне не понравилось.
Я попыталась отодвинуться, но новый поток обрушился на нас, заставив меня снова вцепиться в его рубаху.
Откашлявшись, я подняла голову, чтобы объяснить, зачем пришла….
И увидела его глаза. На какой–то миг мне показалось, что чудо, сблизившее нас у ручья, возвратилось. Но он снова нахмурился и на локоть отстранил меня, продолжая, однако, крепко держать за руку.
- Твоего отца смоет за борт, а никому до этого дела нет, - проворчала я, уткнувшись взглядом в его грудь, облепленную мокрой рубахой. Надо было думать о чем–то другом, только не о том, как это красиво.
Видимо, он нашел мое заявление разумным, потому что позвал Вифрида с веревкой. Когда тот добрался до нас, Олаф коротко объяснил мне суть дела:
- Я привяжу тебя.
- Да! И потуже! За горло! – снова вспыхнула я.
Он бросил на меня недовольный взгляд, но от своего намерения не отказался. Мне пришлось подчиниться.
Завязывая сложный узел на моей талии, он сказал:
- Я не могу все время держать тебя. Ты права, я должен помочь отцу.
Снова охвативший меня страх перед бурей не позволил мне насладиться мягкостью, прозвучавшей в его голосе.
- Но если мы перевернемся, я утону вместе с вашей лодкой!
- Это не лодка, - спокойно объяснил он, - а очень надежное судно.
- Но если мы все же перевернемся….
- Если перевернемся, утонем все, - отрезал он.
На это я возразить не смогла.
Он окинул взглядом мою промокшую фигуру. Наверное, это было жалкое зрелище, потому что он отстегнул застежку своей накидки и завернул меня в волчий мех. Мне не хотелось, чтобы он отпускал меня. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Укутавшись в его накидку до пят, я смотрела, как он, борясь с потоками воды, заливающими палубу, шел к отцу, и думала л нем. Я не пыталась отбросить эти мысли. Сейчас я могла думать только о нем или о смерти. Думать о нем было приятнее.
Никогда не забуду блаженное ощущение тепла его тела, хранимого накидкой. Она оказала мне неоценимую услугу. Я не только согрелась и спаслась от дождя, завернувшись в нее с головой. Теперь я могла наблюдать за Олафом, без страха быть застигнутой за этим занятием.
К тому же она хранила запах его тела. Не помню, чтобы раньше мне настолько нравился крепкий мужской запах.
Страх перед бурей потихоньку отступал. И сама она, кажется, стихала.
Я видела, как Олаф сел рядом с Рагнаром. За воем ветра я не могла слышать их голоса, но я видела смеющееся лицо Олафа. Мне нравилось видеть его таким. Мне нравилось в нем все.
Я молилась. Я просила Господа помочь нам. Я просила здоровья Рагнару и всем этим людям, я просила покоя своей измученной душе. Ни о чем другом я просить не смела.
Я проснулась на рассвете. Шторм закончился, море успокоилось, небо было чистым и уже начинало светлеть. Снека плыла по воле волн, усталые хирдманы спали.
Я обнаружила, что спала на шкурах, укрытая сухими шерстяными плащами. Повернувшись на другой бок, я увидела Олафа. Он спал прямо на голых досках в нескольких шагах от меня. Кожаная рубаха распахнулась до пояса, обнажив загорелую грудь и живот, его рука сжимала рукоять меча. Он не расставался с ним даже во сне. Какая же жизнь была у этого человека?
Я приподнялась на локте, рассматривая его спокойное лицо. Не ум пришли давние рассказы Александера. Я думала, что если бы у их Одина был человеческий облик, вряд ли он мог быть прекраснее.
Неожиданная мысль огорчила меня. Я подумала, что там, куда мы плывем, его ждет женщина. У такого мужчины должна быть женщина. Возможно, были и дети. Я смотрела на его прекрасное мускулистое тело и легко представляла женщин в его объятьях. Словно наяву я видела, как он целует их, как в порыве страсти прижимает их к себе. Я пыталась отогнать эти мысли, как вдруг он открыл глаза.
В панике я упала на свою подстилку и зажмурилась. Мне показалось, он знает, о чем я только что думала. Мне казалось, что он слышит, как бьется мое сердце.
- Чего не спишь? – хриплым со сна голосом спросил он.
- Замерз? – расхрабрившись, спросила я.
- Тебе не холодно? – одновременно со мной проговорил он.
Так же одновременно мы ответили:
- Нет.
- Спасибо, нет.
И замолчали, отвернувшись друг от друга. Странно было осознавать, что этот уверенный в себе мужчина может смутиться.
- Это ты накрыл меня ночью? – попыталась продолжить разговор я, но тут же пожалела об этом.
- Ты спала в такой позе…. - сухо начал он, но замолчал, а потом добавил, - Прости, я не хотел обидеть тебя.
Он просил прощения! Я не верила своим ушам.
Так он и поступал со мной – то приближаясь, то удаляясь, не подпуская меня слишком близко. Он знал черту, за которую меня пускать не следовало. Он не играл со мной. Так было нужно. А я вряд ли была способна скрывать свои чувства.
Рагнар
Вересковый Дол встретил нас, как полагается, шумно и весело. Вэлл приказала накрыть столы. Моя дочь отличная хозяйка.
Бедная Вэлл. Что ее ждет? Модольв скоро женится. На прошлом тинге он присмотрел себе богатую молодку из хорошего рода. А Вэлл слишком разборчива. Она моложе Модольва на пятнадцать лет, но в ее возрасте уже давно пора иметь собственных детей. Если Олафа я намеренно удерживал подле себя, то Вэлл давно была предоставлена свобода в выборе жениха. Пора ей определиться. Пора. Если доживу до нового тинга - сговорю ее за какого-нибудь наследника. И пусть попытается заартачиться. Если не доживу – братья позаботятся о том, что бы она поскорее обзавелась мужем. Когда Модольв женится, две хозяйки в доме вряд ли уживутся. Так что недолго осталось ей гулять – тинг будет через одну луну.
Моей испаночке в Вересковом Доле не понравилось. Как она морщила носик! Прямо, как в день, когда Александер познакомил ее с моими молодцами. Ничего. Привыкла к нам, привыкнет и к новому дому. Только что ей не по душе, не понимаю. Дом огромный, сундуки полны доверху, усадьба богатая, другой такой в округе не сыскать. У нас даже женщины в сапожках ходят. А живности сколько всякой! Коров, лошадей, овец да свиней не считано. О птице я и не говорю. Конечно, от такого количества домашней животины запашок в усадьбе не слишком приятный, но это только сперва сшибает, когда из лесу въезжаешь в ворота, а к вечеру уже и глаза не щиплет, и дышать свободней. Только и надо–то – под ноги поглядывать, чтоб не вляпаться в коровью лепешку.
Я сразу дал понять людям, насколько ценю эту женщину. Я усадил ее на место Модольва, который, ясное дело, отсутствовал. Уж не знаю, какой хозяин из него получится, но сейчас – только я за порог, он тоже уезжает. Хирдманы говорят, частенько гостит он у бесшабашных бабенок с Вороньей Скалы. Ничего, женится, образумится.
Вэлл и Тереса невзлюбили друг друга с первого взгляда. Но это меня не касается. Они будут делать вид, что любят друг друга, словно родные. Потому что я так хочу.
Я остался доволен впечатлением, которое произвела здесь моя испанка. Люблю удивлять людей.
Дома варят отличное пиво. Или я совсем ослабел.
Тереса
Наше путешествие закончилось. Мы прибыли в Вересковый Дол.
Волны и ветры превратили скалы и берег в страшных чудовищ из древних легенд. На скалах ютились кривые сосны и ели, закрученные свирепыми ветрами. От фьорда круто вверх поднималась дорога, ведущая к хорошо укрепленному городищу. Это место должно было стать моим домом.
Усадьба мне не понравилась. Вопреки моим представлениям, она оказалась маленькой и очень грязной. Посреди невысоких деревянных строений и землянок, заросших высокой травой, стоял большой дом, сложенный из округлых черных камней. Наверное, этому дому было столько же, сколько земля знала Пресвятую Деву. Он был черен от времени и копоти. И очень мрачен. Может быть, его обитатели нарочно хотели придать ему столь устрашающий вид, но мне в нем не только жить, даже заходить в него не хотелось.
Стараясь быть как можно незаметнее, я осторожно рассматривала новых людей. По дороге сюда я предполагала, что люди Верескового Дола более ухожены, чем воины, которые меня сопровождали. Мужчины в походе, понятное дело, не могли уделять внимания своей внешности. Да и ни к чему это им…. Это забота женщин. Но женщины этого городища, видимо, думали иначе. Северянки, дородные, высокие, статные, выглядели так же неопрятно, как и их мужчины. Их волосы свисали грязными прядями почти до колен. У многих невозможно было разглядеть природный цвет волос. Линялые юбки были заляпаны засохшей грязью. Чего уж говорить о ребятишках! Чумазые, с всклокоченными волосами и грязными телами, просвечивающими сквозь прорехи одежд, они копошились с собаками в холодных грязных лужах. Это чем-то смахивало на окраины Багдада, где мне однажды «посчастливилось» побывать. Некоторые люди, несмотря на осеннюю промозглость, были босы.
В Вересковом Доле царило запустение и лень. Удивительно, как они до сих пор не вымерли от ужасных болезней. Но, судя по их довольным лицам, они были вполне здоровы и счастливы.
В Большом доме, более подходящем для жилья нечисти, чем для семьи вождя рода, было сыро и неуютно. Посреди главного зала, освещенного множеством коптящих факелов, из дыры в потолке натекла большая лужа. Земляной пол был завален давно сопревшей соломой вперемешку с навозом и старыми костями, которые таскали друг у друга огромные мохнатые собаки. Если бы мой отец, вернувшись из отъезда, застал дома такое… страшно подумать, какой гнев обрушился бы на домочадцев. А здесь все это было в порядке вещей.
Меня отвели в женские покои, скорее напоминавшие нижний гарем халифа. Тут стояли широкие лежанки. Видимо, женщины должны были спать на них по две-три. Я решила, что эта комната была предназначена для служанок, но приставленная ко мне девушка охотно объяснила, что на этой половине дома спят все незамужние девушки, живущие в усадьбе. Другая часть дома отведена под мужскую половину, трапезную, главный зал и спальни для семьи ярла. Женатые хирдманы жили со своими семьями в собственных домах неподалеку. Я не могла представить, что это значит, моему воображению сразу предстали убогие хижины и землянки, которые мы миновали при въезде в усадьбу. Девушка рассмеялась и пояснила, что в тех строениях у них держат скот, который в честь приезда ярла срочно согнали в хлева, что бы коровы и овцы не путались под ногами и не создавали еще большую суматоху.
Я попросила приготовить мне ванну. Девушка не сразу поняла, о чем я ее прошу. Она отвела меня в общую мыльню. Купаться пришлось в большой деревянной бочке с чуть теплой водой, но это все же лучше, чем ничего. Я вымыла волосы остатками привезенных душистых трав и тщательно расчесалась. Девушка не отходила от меня ни на шаг. Наверное, я казалась ей какой–то диковинкой, потому что она следила за моими движениями, словно я совершала какое–то таинство.
Я надела простое светло–голубое платье, похожее на греческую тунику и подпоясалась тонким кожаным ремешком. Волосы завязала в простой римский хвост, уложив вокруг высоко собранных волос широкую косу в шесть прядей. На меня все равно будут пялиться, так почему бы не выглядеть красиво….
За нами прислали еще одну девушку. Запыхавшись от бега, она еле смогла выговорить, что все давно собрались в трапезной, и Рагнар очень сердит, что меня еще не привели.
В трапезной стояли два больших длинных стола. Женщины и мужчины сидели отдельно. Во главе мужского стола сидел Рагнар. Он был очень бледен, но улыбался. Место слева занимал Олаф, место справа пустовало.
Помещение освещалось множеством чадящих факелов, отчего потолок и стены были сильно закопчены. Стены украшало различное оружие, может быть, даже древнее. Но эту коллекцию следовало бы хорошенько почистить, чтобы по достоинству оценить собранные здесь мечи, щиты, луки со стрелами в колчанах и боевые топоры.
В потолке трапезной зияла ничем не прикрытая дыра, сквозь которую просачивалась вода, порождавшая слякоть, плесень и ржавчину.
Я в нерешительности остановилась в дверях, но Рагнар заметил мое присутствие и поманил меня рукой. Стараясь не выдать волнения под взглядами множества незнакомых людей, я подошла к нему. Рагнар указал мне на место рядом с собой.
Гул голосов мгновенно стих. Люди разом уставились на меня. Один Олаф, казалось, не замечал моего присутствия. Он держал обеими руками большую чашу и внимательно разглядывал ее содержимое.
Вероятно, происходило что–то из ряда вон выходящее, но что? Я молча села на предложенное место.
- Что уставились? Ешьте! Пейте! – повелительно взмахнул кубком ярл, – Эй, женщина, мой кубок снова пуст!
Он плохо выглядел, но его спина была прямой, а взгляд твердым.
Шум за столом немедленно восстановился. К счастью, я не долго оставалась предметом всеобщего внимания.
Викинги, в том числе и женщины, ели, пользуясь лишь ножами и руками. Так странно. То, что приемлемо в походе, мало подходит для домашнего уюта.
На столах стояли большие деревянные и медные блюда с грудами рыбы, жареного и вареного мяса, пирогов и овощей. Я была голодна, но когда коснулась заляпанного жиром и копотью стола, едва смогла преодолеть отвращение и не сморщиться.
Рагнар сделал знак одной из женщин, она приблизилась. Лет двадцати пяти, она была высокая и крупная, с хорошо развитой грудью и бедрами. Светлые вьющиеся волосы были прихвачены сзади кожаным шнурком. Одета девушка была в чистое светло–серое платье с широкой юбкой, подчеркивающей талию, ее шею украшали ожерелья из разноцветных камней и ракушек. Она была достаточно красива и кого–то напоминала. На Рагнара она смотрела с нескрываемым обожанием.
- Тэсс, познакомься, это моя дочь Вэлл, - неторопливо проговорил Рагнар, - Она покажет тебе усадьбу и объяснит, что и как.
Вэлл обиделась. Наверное, она ждала от отца совсем других слов…. Но она ролмолчала. А в мою сторону даже не посмотрела.
- Здравствуй, Вэлл, - сказала я, - Я рада знакомству с тобой. Я много слышала о тебе.
Вэлл странно фыркнула и, бросив на меня короткий взгляд, важно удалилась.
Стараясь не смотреть на людей, я прожевала кусок жесткого пирога с рыбой и шепотом сказала Рагнару:
- Мне хочется уйти, ярл. Ты позволишь?
- Да, иди, - отрешенно ответил он.
Рагнар почти ничего не ел. Только пил свое пиво.
- Прости, что говорю тебе это, - решительно прошептала я, опустив голову, чтобы никто не смог прочесть мои слова по моим губам, - но тебе нужно прилечь.
Возражать он не стал.
- Олаф…. - пробормотал Рагнар.
Я видела, что ему было трудно идти, и видела, что Олаф, которому ничего не стоило отнести отца на руках, лишь поддерживал его, словно пьяного. Задержавшись в дверях, Рагнар обернулся и приказал:
- Продолжайте трапезу. Пейте и веселитесь. Я не хочу, что бы в день моего возвращения дома было тихо, как в склепе.
Я последовала за ними. В дверях я впервые за весь день поймала взгляд Олафа. Он был сосредоточенно-суров.
Едва за нами закрылась дверь, Рагнар пошатнулся, и если бы не Олаф, наверное, упал бы. Олаф поднял отца на руки и быстро понес по коридору. Я молилась, чтобы никто не попался нам навстречу. Я понимала Рагнара. Он не хотел, чтобы люди видели, как ему плохо. Может быть, это понимали все, и из–за любви к своему ярлу старались не подавать вида. Во всяком случае, по дороге к покоям Рагнара нам никто не встретился.
Миновав главный зал и длинный коридор мужской половины дома, Олаф остановился у одной из дверей.
- Открой, - коротко сказал он.
Мы вошли в темную сырую спальню, пропахшую плесенью. Здесь стояла широкая кровать, покрытая шкурами, и две дубовые лавки у стен. Ни одного окна. Только коптящие факелы. Черный потолок и стены, завешанные коврами отличной работы. Правда, им, как и всему, что было в этом странном доме, грозила скорая гибель от плесени и сырости. Странная спальня для хозяина дома. «Здесь он умрет быстрее, чем на свежем воздухе», - подумала я и, ужаснувшись своим мыслям, перекрестилась.
Олаф осторожно положил отца на кровать. Рагнар застонал.
- Позови Вэлл, - не взглянув на меня, тихо сказал Олаф.
Я бросилась назад, и в коридоре столкнулась с дочерью хозяина. Она поняла меня без слов и побежала к отцу.
Пока мы с Вэлл хлопотали вокруг Рагнара, Олаф неподвижно стоял у двери, сложив руки на груди.
- Переполошились? - вдруг сказал Рагнар, открыв глаза, - Нет, я еще с вами.
Я отвернулась, чтобы он не видел мои повлажневшие глаза. От Олафа это не укрылось.
- Не расстраивайся, - медленно заговорил Рагнар. – только Норны знают, когда я уйду от вас. Возможно, я не увижу завтрашнего утра, но, может быть, я еще увижу смерть многих моих врагов.
- Так и будет, - тихо сказал Олаф.
- Вэлл, иди в трапезную. Проследи, чтобы у моих воинов было достаточно еды и вина. Я хочу слышать, как они веселятся.
Вэлл бросила на меня косой взгляд и вышла, она не смела ослушаться отца, но ее оскорбило, что меня не выпроводили тоже.
- Садитесь, - велел Рагнар.
Мы сели по разные стороны ложа.
- Расскажи ей наши легенды, Олаф, - приказал Рагнар, - может, она поймет, почему не должна плакать. И еще расскажи ей о моей жизни. Пусть знает, рядом с кем ей предстоит жить.
Я не придала значения последней фразе ярла, а зря. Зато Олаф помрачнел еще больше. Мне показалось, что ему не хотелось развлекать меня рассказами. Но спорить с отцом ему не хотелось еще больше. Помолчав, Олаф тихо начал свой рассказ о богах и титанах, троллях и эльфах, о людях этой удивительной страны. Вначале его рассказ был сбивчив, а речь нескладна, но вскоре он увлекся. И я была очарована им, его тихим голосом, его манерой рассказывать. Я забыла, что нахожусь у постели раненого, что мне холодно и сыро. Для меня существовали только низкий голос и усталые глаза странного мужчины, ставшего для меня загадкой. Я с головой окунулась в чудесный мир старинных легенд и преданий. В этот вечер я поняла о викингах больше, чем за все предыдущие дни. Я поняла, почему они верят стольким богам сразу. Их сердца были огромны, а души чисты, хотя их руки были по локоть в крови.
Голос Олафа смолк, и очарование пропало. Я очнулась от своих грез. Он приложил палец к губам. Ярл спал. Его дыхание было хриплым, но спокойным. Олаф поманил меня за собой и пошел к двери. Я всегда удивлялась, как эти огромные люди умеют бесшумно передвигаться.
Я нечаянно коснулась его руки. Он перехватил мои пальцы и слегка сжал. Я чуть не задохнулась от всколыхнувшихся чувств.
Олаф прикрыл дверь.
- Посиди с ним этой ночью, - тихо сказал он, не выпуская моей руки.- Тебе принесут все необходимое.
- Хорошо, - еле смогла выговорить я, понимая, что он хочет сказать мне что-то очень важное.
Эти слова давались ему непросто. Сжав мою руку крепче, он медленно и начал:
- Отец умирает… я прошу тебя, помоги ему.
- Но как? – волнуясь, спросила я, - Ему нужен лекарь или хоть колдун какой-нибудь. Неужели у вас нет никого, кто может заговорить кровь и боль?
- Он прогнал нашу старуху. Хочет принять помощь только от тебя.
- Но я не умею, - растерялась я
- Я прошу тебя, помоги ему, - глухо повторил он и отпустил мою руку, - Пусть он умрет счастливым.
И сутулясь, пошел прочь, оставив меня в недоумении.
Чего он хотел от меня? Что он недосказал? Я смотрела в его удаляющуюся спину, пока он не скрылся во мраке длинного коридора.
Я сидела у постели умирающего и думала. О Рагнаре. О Хоакине. Обо всех этих людях. Об Олафе. О чем он просил меня? Чем я могла помочь Рагнару? Мне было грустно от мысли, что ангел смерти стоит сейчас у ног этого славного воина и решает, пришло ли время взять его туда, откуда не возвращаются. Больно терять близких людей. Рагнар был мне по–настоящему дорог. В его груди билось горячее сердце. Он был добр ко мне.
О том, что ожидает меня после его смерти, думать не хотелось. Рагнар говорил, что когда усадьбу унаследует его старший сын, Олаф со своей дружиной покинет это место, что бы найти свой собственный дом. И здесь не останется никого, кто испытывал бы ко мне дружеские чувства.
А Олаф будет искать свой дом. Я не была уверена, но в Вересковом Доле женщины у него не было. Во всяком случае, ни одна из них открыто не проявила свои чувства, как это сделали женщины Сигурда и Асольва. Ему было немало лет. В его возрасте мужчины уже задумываются о наследниках. Впрочем, ни о каком наследстве тут не было и речи. Хотя, возможно, я и ошибалась. Но он был свободен. И меня это радовало.
Из трапезной доносились песни и смех. Пир продолжался до самой ночи.
Пару раз заглядывала Вэлл. Она подходила к отцу, тревожно вглядывалась в его лицо и молча уходила. Она не смотрела в мою сторону, но я кожей чувствовала ее неприязнь.
Рагнар
Несколько раз я отключался. Тереса, Вэлл и Олаф были рядом. Наверное, они ждали моего последнего вздоха. Но я-то знал, что мое время еще не пришло. Мне было не так плохо, как они думали. Честно говоря, я был сильно пьян. И все же, когда я проснулся в полной темноте, и не сразу понял, в каком из миров нахожусь, мне стало не по себе. Хорошо, Тэсс оказалась рядом.
Я приказал ей петь мне. Она сбегала за гитарой. Как она была хороша в своей красной юбке и белой рубахе, подчеркивающей красивую грудь, украшенную чудными бусами!
«Если Норны позволят мне пожить еще немного, у тебя будут такие драгоценности, каких ты не видала даже у халифа! – думал я, любуясь ей, - Я открою для тебя все сундуки Верескового Дола, ты будешь носить золото каждый день. А если тебе покажется мало того, что припасено, Олаф привезет еще. Я одену тебя в самые дорогие одежды. А ты украсишь мою жизнь».
Я гордился ей. Я приказал перенести меня в гридницу, чтобы все могли видеть мое сокровище. Она танцевала восточные танцы. Я чувствовал себя неважно, но даже в таком состоянии ощущал себя мужчиной, полным сил. Поправившись, я мог бы сделать ее счастливейшей из женщин. Я помог бы ей забыть все страдания и унижения, которые она пережила.
Судя по лицам пьяных мужчин, у многих из них возникали на счет нее определенные мыслишки. Но она была моей. И все это знали. «Ладно, любуйтесь, - думал я, - но только пока я жив».
Тереса
Я задремала. Меня разбудил хрип Рагнара:
- Эй! Есть тут кто?
Факел догорел, комната утонула во мраке. Я вскочила с лавки и, взяв Рагнара за руку, сказала:
- Даже не надейся, я не Хель, ярл.
- Значит, я еще жив, - с облегчением сказал он, - но шутка твоя плохая. Я надеюсь попасть в Вальхаллу, а не к Хель, поняла, женщина?
- Не торопись, - прошептала я, боясь, что голос выдаст слезы.
- Какие у тебя холодные руки, Тэсс. Мои люди плохо о тебе заботятся, - сокрушенно проворчал он.
- Я схожу за кем-нибудь, что бы заменили факела.
- Да. И принеси свою гитару. Хочу, что бы ты пела.
Я не только взяла гитару. Надеясь доставить Рагнару удовольствие, я надела алую юбку Лилит, белую блузу и звенящие мониста. Покопавшись в вещах, я нашла даже большие золотые серьги. Шавар говорил мне, что в этом наряде меня не отличить от настоящей цыганки.
Прихватив еще и кастаньеты, я понеслась обратно, холодея от мысли, что Рагнар специально отослал меня прочь, что бы я не увидела, как он умирает.
В коридоре у комнаты ярла столпились викинги. Они дали мне пройти, с удивлением рассматривая мой наряд. Никто из них не произнес ни слова.
Зардевшись от бега и запыхавшись, я влетела в комнату. Возле Рагнара сидели Олаф и Хельд. В изголовье кровати сидела Вэлл и мокрой тряпицей промокала лоб отца. Комната была хорошо освещена. Рагнара приподняли на подушках. Он был бледен и тяжело дышал, но улыбался.
- Думала, не успеешь? – пошутил он.
Пришлось выдавить улыбку.
- Какая ты красивая, воробушек, - тепло улыбнулся он.
Я села у него в ногах и заиграла печальную арабскую мелодию.
- Нет, - остановил меня он, - я и так достаточно спал. Я хочу услышать что-нибудь повеселее.
Я переглянулась с Олафом и Хельдом. Олаф отвернулся, а Хельд ободряюще подмигнул.
Возле приоткрытой двери сгрудились хмельные воины. Их попытки двигаться бесшумно вызвали смех даже у меня. Рагнар тоже искренне рассмеялся, но смех оборвал натужный кашель. На губах выступила кровь. Я хотела помочь ему, но Олаф остановил меня взглядом.
Вождь вытер губы и сказал:
- Эта комната слишком тесна. Отнесите меня в гридницу. И позовите Хродмара, даже если он мертвецки пьян.
Олаф и Хельд переглянулись.
- Я хочу, чтобы все видели, как она танцует, - заявил Рагнар, прикрыв глаза.
Олаф и Хельд бережно усадили Рагнара в высокое деревянное кресло, принесенное слугами, и осторожно вынесли его из комнаты. Я видела, как им тяжело. Но им никто не помогал. Наверное, так было нужно.
Кресло установили на возвышении в Главном зале. Рядом с вождем, но чуть ниже, уселись Олаф, Хельд и Вэлл. Викинги заполнили зал, оставив свободным широкий круг в центре. Пол уже был устелен свежей соломой.
Привели Хродмара. Его волосы были мокрыми, вероятно, пришлось хорошо потрудиться, чтобы привести его в чувство, я боялась, что он порвет струны, запасных не было, но Хродмар снова меня удивил. Он бережно взял гитару, провел рукой по струнам и немного подстроил их.
Девушки разносили чаши с вином и подносы с едой.
Меня рассматривали, как диковинную птицу, неизвестно каким ветром занесенную в эти северные края. Я чувствовала себя не в своей тарелке, но делать нечего – я вышла в центр образовавшегося круга. Рагнар ободряюще улыбался, хотя его лоб покрывала испарина. Вэлл тоже это заметила и встала за креслом отца, чтобы время от времени промокать его пот. Олаф снова прятал от меня взгляд под длинными прядями волос.
Хродмар заиграл.
Солома пропиталась влагой. Танцуя, я рисковала сломать ноги.
Мои танцы пришлись по вкусу и мужчинам, и женщинам. Викинги восторженно восклицали, женщины смеялись и хлопали в ладоши. Им самим не терпелось пуститься в пляс.
Рагнар улыбался совершенно безмятежно. Лишь Вэлл и Олаф не проявляли никаких чувств. Догадываюсь, чем злила Вэлл, но что не нравилось Олафу, оставалось загадкой. Может, ему вообще не нравилось это веселье, устроенное во время серьезной болезни отца.
Глядя в радостное лицо ярла, я думала: «Странные люди – наперекор всему они живут, смеясь, и умирают с улыбкой».
Заметив, что я устала, Хродмар заиграл незнакомую мне мелодию. Девушки завизжали и кинулись в пляс. Я смогла, наконец, отдохнуть.
Рагнар что–то сказал Хельду. Он кивнул и поманил меня к себе. Мне предложили низкую скамеечку у ног ярла. У меня испортилось настроение. Я почувствовала себя оскорбленной. Халиф тоже сажал меня у своих ног. Ну, уж нет, теперь я снова свободна. Я не рабыня. Я дочь Катона.
Вряд ли они поняли, что я испытывала, но Хельд вдруг встал и указал мне на свое место.
- Отдохни. Эй, кто-нибудь, принесите флинне меда! – громко крикнул он.
Я благодарно улыбнулась. Нет, я ошиблась. Никто не хотел обидеть меня.
Веселье продолжалось несколько часов. Я устала, но викинги снова и снова просили меня выходить в круг. Лишь однажды я поймала взгляд Олафа, слишком серьезного для царившего в зале праздника.
Остаток ночи и утро у постели Рагнара оставался Олаф.
Я проснулась от тихих женских голосов, раздающихся из коридора.
- Видела, как она морщилась – и еда ей наша не нравится, и пол недостаточно чист! – громким шепотом возмущалась какая-то женщина.
- Где это видано, что бы женщина благородного происхождения так выгибалась перед чужими мужчинами!
- Говорят, она была рабыней.
- Мужчины льстят ей, чтобы порадовать Рагнара. Видали, как он с ней ласков?
- Сразу видать, каким штучкам она обучена.
- А как вырядилась!
- Мужчины чуть не съели ее глазами.
- А мне ее юбка понравилась!
- Слышали, Кари подрался из–за нее с Сигурдом?
- Неужели из–за нее?
- А то!
- Видели, как злился Олаф?
- Если бы не Рагнар, он бы научил ее, как себя вести!
- Если бы Рагнар не оставил ее для себя, представляете, что бы вытворяли хирдманы?
Я была в панике. Как бы мне хотелось, чтобы меня не замечали, пока я немного освоюсь. Но Рагнар повернул все по-своему. И что значит «оставил ее для себя»? Я хотела прекратить эти разговоры, но когда услышала продолжение, решила послушать еще.
- Представляете, что будет, если Рагнар не умрет?
- Умрет, будь уверена. И ее заберет.
- Тихо, а то услышит!
У меня закружилась голова. Что значит «заберет»? Что это значит?
- Это ж надо – скребем, скребем, а будто и не начинали! – в сердцах выкрикнула одна из женщин.
- Тише ты! Проснется! – прошипела другая.
- Вот именно! Наплясалась, завела мужчин, и дрыхнет до обеда. А мы отдуваемся.
- Слышала – ее флинной зовут
- Если она флинна, то я – Фрейя.
- И чего это Олафу понадобилась эта уборка! Сколько жили, никакого внимания на грязь не обращал.
- Все эта….
- Худая, страшная, маленькая!
- Слышали, Рагнар ее воробушком назвал? Да она черна, словно галка!
- А верткая какая!
- А мне, девушки, понравилась ее юбка.
- Отстань. Скреби лучше!
Голоса потихоньку удалялись. Я подождала, пока они стихли совсем, и вышла в коридор. Женщины убирали зал. Они хмуро покосились на меня, но не сказали ни слова.
Я вышла на улицу. У колодца умывался Вифрид. Он плескал на лицо воду из большой деревянной кадки, скрепленной железными обручами. Видимо, умывание не принесло ему облегчения, потому что он поднял кадку над головой и выплеснул воду себе на голову.
Увидев меня, он заулыбался. Я подошла и спросила:
- Что значит «Рагнар заберет меня с собой»?
Он удивленно моргнул и ответил:
- Разве не знаешь? Он женится на тебе.
Я оторопела. Такого поворота судьбы я совсем не ожидала. Рагнар хорошо ко мне относился, словно к дочери. Я и предположить не могла, что у него на счет меня другие планы.
- И что? – растерянно спросила я, не понимая смысла его ответа.
- Жена ярла должна последовать за ним в Вальхаллу, как это сделала жена Бальдра, - спокойно пояснил он.
Земля поплыла у меня под ногами. Чтобы не упасть, я прислонилась к колодцу.
- Ты что, не знала? – с участием спросил он.
Я ничего не ответила.
Я была так потрясена, что не заметила, как вышла из городища. Не помню, встречались ли мне люди, не знаю, как оказалась далеко–далеко в поле, заросшем высокой травой. Я потерялась. Но мне было все равно. Я продолжала идти вперед, машинально срывая головки цветов, тянущихся к скупому осеннему солнцу.
Так вот какая судьбы была мне уготована. Моей жизнью снова распоряжались люди, которых совсем не волновали мои мысли, желания и … мечты.
Поразмыслить над сложившейся ситуацией мне не дали. Послышался стук тяжелых копыт, я обернулась и увидела Олафа. Он осадил коня и гневно воскликнул:
- Думаешь, что здесь ты в безопасности? – и замолчал, глядя в мое лицо.
- А что мне, собственно, угрожает? – вне себя от злости, прошипела я, - Плен? Так разве я свободна? Смерть? Днем раньше, днем позже – какая разница! Позор? Унижение? В моей жизни этого было так много, что вряд ли кто-то способен удивить меня оскорблением. -Да что случилось-то? – примирительно спросил он.
Он спешился и подошел ко мне.
- Не знаешь? – усмехнулась я.
Он молча смотрел на меня и ждал.
- Все знают! Все до единого. Лишь сына ярла не предупредили, - продолжала изливать желчь я.
Он молчал. Он возвышался надо мной, непоколебимый и неустрашимый викинг, главным правилом жизни которого было: «Торопись умереть, пока это не сделали другие». Я родилась под другими звездами. У меня было право на отчаянье и страх перед смертью.
- Что ты следишь за мной? Стоит мне отлучиться, чтобы хоть немного побыть одной, появляешься ты со своими нравоучениями. Ты следишь за каждым моим шагом. Мне это надоело! За мной достаточно следили в Багдаде! Я надеялась, что теперь все будет иначе.
Олаф схватил меня за плечи и слегка встряхнул. Может, он хотел привести меня в чувство, но я разозлилась еще больше. И изо всех сил заколотила по его груди.
- Зачем вы привезли меня сюда? Зачем я столько страдала по дороге? Почему я не утонула в вашем холодном море? Почему мне не дали умереть от руки Ахмада? Через столько пройти, столько вытерпеть.… Зачем? Чтобы стать жертвенным агнцем для чужих богов? Ты просил меня об этом, да? Я должна смириться и не роптать? Я должна выполнить последнюю волю твоего отца? Как я тебя ненавижу! Тебя и все, что с тобой связано!
- Да подожди ты! Я ничего не понимаю. Что ты говоришь?
- Не понимаешь? Ты отлично все понимаешь. На что ты надеялся – что я, как покорная овца, безмолвная и безучастная, взойду на погребальный костер твоего отца? Я живая, понимаешь? И мне наплевать на всех ваших богов, вместе взятых. И на жену Бальдра вашего наплевать! Я жить хочу! Я хочу, что бы вы все оставили меня в покое! Я хочу сама распоряжаться своей судьбой.
Он подождал, пока я остановлюсь, чтобы перевести дыхание и мягко взял меня за плечи.
- Я догадывался… - признался он, - но ведь он еще жив. И еще не все потеряно. Или он уже сказал тебе, что хочет жениться на тебе? – с тревогой спросил он.
Я оттолкнула его, но он не дал мне уйти. Олаф прижал меня к себе так крепко, что я не могла пошевелиться.
- Отпусти! – выкрикнула я.
Но вырваться из его объятий было невозможно. От собственного бессилия я заплакала, уткнувшись лицом в его грудь, едва прикрытую распахнувшейся рубахой.
Весь мир против меня! Все хотят моей смерти. Неужели я никогда больше не увижу моего мальчика? Неужели я никогда не буду счастлива, и все мои мечты сгорят в пламени погребального костра?
Тоска сжимала мое сердце. Мой гнев прошел, сменившись безысходным горем.
Объятия ослабли. Придерживая меня за талию, Олаф вдруг стал гладить мои волосы. Ошеломленная неожиданной лаской, я замерла, пытаясь унять душившие меня слезы.
- Еще не все потеряно, - тихо сказал он, - Я не верю, что он хочет твоей смерти.
Я подняла заплаканное лицо и с надеждой посмотрела в его потемневшие глаза.
Его волосы касались моих щек. От него пахло ветром и зноем. Его лицо было так близко, что если бы я решилась приподняться на цыпочки, я достала бы до его губ. От охватившего меня желания пересохли губы. Еще мгновение, и я не смогла бы сдержаться.
Видимо, мои чувства вновь отразились на лице - Олаф вдруг напрягся и отстранился.
- Пресвятая Дева, - прошептала я, - Я схожу с ума. Я ищу защиты там, где ее найти невозможно.
Он почти оттолкнул меня и отошел к своему коню.
Я была опустошена. Я устала. Я поняла, что чуда не было никогда. Я хотела в него верить, и поверила. И как я могла? И это после всего, что я от них натерпелась…. Он не мог мне помочь. Он не хотел. Я должна была выбирать – снова бежать или покориться судьбе и ожидать неизбежного.
- Мне страшно, - сказала я в его спину, - Я не хочу умирать.
- Я знаю, - не оборачиваясь, ответил он.
- Я не хочу быть его женой, даже если он выздоровеет, - сказала я.
- Почему? - спросил он с безразличием в голосе.
- Я хочу быть твоей женой, - вдруг сказала я.
Не знаю, как я посмела это выговорить. Не знаю, почему решилась. Эти слова вырвались, не зависимо от моего желания. Наверное, потому что шли из глубины души.
Его рука, поглаживающая шею коня, дернулась и запуталась в гриве. Он медленно повернулся. Я не смогла выдержать его взгляд. Трудно быть наложницей халифа. Но во сто крат труднее любить викинга.
Все было кончено. У меня не было ни единого шанса.
Олаф легко вскочил на коня и протянул мне руку.
- Нам пора, - спокойно, словно только что мы говорили о погоде, сказал он.
В городище нас встречали настороженно–любопытными взглядами. В глазах некоторых я видела жалость. Другие подозрительно хмурились. Женщины перешептывались, мужчины старательно избегали моих взглядов.
Меня приговорили к смерти.
- Где вы ходите? - раздраженно воскликнула Вэлл, встречая нас у дверей Большого Дома, - Отец хочет вас видеть. Люди сбились с ног…
- Помолчи! – резко осадил ее Олаф, и она обиженно замолчала.
Рагнар восседал в своем кресле в Главном зале. Возле него толпились воины.
- Не надеялся, что увижу вас в этой жизни, - проворчал он.
Олаф промолчал, мне тоже было нечего ответить.
Рагнар долго смотрел, переводя тяжелый взгляд с Олафа на меня и обратно. Я чувствовала себя так, словно меня после очередного побега привели к Алябасу.
- Подойди, - наконец, сурово сказал ярл.
Я приблизилась. Олаф почему–то встал рядом.
- Тереса! – торжественно начал Рагнар.
- Отец! Позволь мне сказать! – неожиданно прервал его Олаф.
Лицо Рагнара помрачнело, он медленно перевел взгляд на сына. Казалось, он хотел испепелить Олафа на месте. Они долго смотрели друг на друга и молчали. Наверное, они понимали друг друга так хорошо, что и слов-то было не нужно. Но мне надо было знать, о чем они думают. От этого зависела моя жизнь.
Рагнар.
Утром я понял, что времени у меня почти не осталось. Я послал за Тересой. Время шло, но никто не мог найти эту женщину. И Олаф куда–то делся. Мое терпение иссякло, когда они пришли вместе. Мне это не понравилось, но у меня не было времени понять, почему. - Подойди, - сказал я Тересе.
Она повиновалась. И Олаф стал рядом с ней.
Я не верил своим глазам.
- Тереса…. - начал я.
- Отец! – решительно перебил меня Олаф, - Позволь мне сказать.
Я не позволил.
Так вот в чем дело. Я не мог поверить. Как ловко эта маленькая дрянь провела меня! Она, Белая Омела…. Проклятая Белая Омела!
Если бы она выбрала кого-то другого, мне, может быть, было бы не так больно. Только не Олаф!
А он, мой сын! Он хотел забрать все, что принадлежало мне. Даже не потрудился дождаться моей смерти. Они закрутили любовь у меня под носом. Они смеялись надо мной!
Теперь мне все стало ясно. Я вспомнил и понял все, на что раньше смотрел сквозь пальцы. Я же видел, как странно вела себя эта девчонка, и какими глазами она смотрела на моего Олафа. Я понял странное настроение сына с тех пор, как они познакомились. Как же я мог быть так глуп! Я вспомнил, как был раздосадован, когда тем утром на снеке понял, что она провела ночь не на моих шкурах. Я вспомнил, как они несколько раз исчезали куда-то вдвоем.
Остальные тоже хороши. Наверное, все знали. Все смеялись надо мной. Но еще не известно, кто будет смеяться последним. Если эта девка откажет мне, я объявлю ее своей рабыней. Хочет она или нет, я заберу ее с собой.
Они стояли передо мной. И ждали ответа. Подлая потаскушка пыталась скрыть свой страх, но я-то видел, как она боится. А этот предатель, мой сын, смотрел на меня с вызовом. Он понял, что я обо всем догадался. Но он хотел эту девку, я видел это по его глазам.
Они ждали моего ответа.
Тереса.
- Нет, Олаф, наконец, прервал молчание Рагнар, - у меня нет больше времени. Прекрасная Норна стоит над моей нитью со своими золотыми ножницами. Я вижу ее так же четко, как тебя. Так что не перебивай своего отца. Даже не думай!
И посмотрел на меня. Я не смогла выдержать его взгляд. Если я не знала, что хотел сказать Олаф, то в том, что должен был сказать его отец, я была уверена.
- Тереса, не бывает ничего случайного. Нам суждено было встретиться. И я не хочу расставаться с тобой. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и последовала за мной в Вальхаллу.
Я молчала, уставившись в пол.
- Знаю, это непростое решение, - продолжил ярл, - но ты не должна отказывать мне. Подумай – ты прожила нелегкую жизнь. Кто защитит тебя на этой земле, когда я уйду? Славная смерть принесет тебе облегчение и славу. Там, в вечных залах Вальхаллы, ты обретешь бессмертие и покой.
Олаф молчал. Я не смела поднять глаза.
Рагнар был прав. Кому я нужна на этой земле?
Эти люди, их привычки, их обычаи… так мне далеки. В Испании меня не ждали. Мой Хоакин так далеко, что казалось невозможным, что я когда-нибудь смогу его обнять.
Отказать Рагнару, этому благородному, доброму человеку, и жить среди этих людей, чужой и всеми отвергнутой? Отказать умирающему? Пусть его помощь обернулась против меня, пути Господни неисповедимы. Может, мне действительно пора покинуть этот мир? Я должна сделать выбор. Как знать, может и вправду есть эта самая Вальхалла, где храбрые живут вечно.
Я подняла голову. Они ждали. Они смотрели на меня. Рагнар с надеждой, Вэлл – презрительно, Хельд – с недоверием, Кари – с жалостью. Хороший он парень, этот Кари.
Я не хотела видеть лицо Олафа. Я боялась, что ему все равно.
- Это большая честь для меня, - сказала я, не узнавая свой голос, - Я хочу быть твоей женой, Рагнар. Я готова последовать за тобой туда, откуда не возвращаются.
- Ты можешь отказаться, - вдруг сказала Вэлл.
Ее голос звучал мягко, но в глазах был вызов.
- Все знают, что у тебя есть муж, и по закону твоей страны ты не можешь иметь второго.
- Не нужно, Вэлл. Я выбираю Рагнара.
Я выбирала смерть.
- Тэсс, - заговорил Олаф, - ты можешь отказаться.
Я не хотела его слушать. Я не хотела его видеть. Он ничего не сказал отцу. Он подарил меня ему с той же легкостью, как мой муж отдал меня работорговцу, как халиф, предлагавший мое тело своим гостям. Я была ему не нужна.
- Не мучайте меня больше, - сказала я, глядя в глаза Рагнару, - я приняла решение и не отступлю.
До сих пор хмурый и строгий, он вдруг улыбнулся мне и сказал:
- Готовьтесь к обряду. Нас уже ждут в другом мире.
Я сделала все, что от меня ждали. Я повторила за Вэлл все слова, я дала все обеты. Я выдержала церемонию и последующее пиршество.
Мой первый муж был вздорным стариком, считавшим меня красивой безделицей, украшавшей его жизнь. Я сожалела о нем. Мой второй муж был лучшим из людей, честным и благородным. Он вызывал во мне восхищение. Он был ранен, защищая мою жизнь. Он искренне верил, что творит благое дело, забирая меня, живую, в мир мертвых воинов, богов и валькирий. Он не понимал, что для того, что бы войти на погребальный костер без страха и сомнений, нужно было родиться среди викингов. Или быть безумной. Или любить так, чтобы жизнь без любимого казалась невыносимой.
Я сидела за свадебным столом рядом с Рагнаром и улыбалась, принимая поздравления. Этим викингам только дай повод, чтобы повеселиться. Хорошо еще, у них хватало ума не просить меня танцевать. Кто ж танцует на собственных похоронах?
Нас проводили в спальню. Когда мы остались одни, я спросила:
- Должна ли я возлечь с тобой, муж мой?
Он улыбнулся:
- Нет, Тереса, я слишком слаб. Ты знаешь, я не могу подарить тебе счастье в этой жизни.
Я села в кресло рядом с его кроватью. Я молилась. Я не просила Господа об отсрочке. Я не просила Его дать здоровья моему мужу. Я молила Его дать мне силы выполнить мой долг перед Рагнаром. Я хотела умереть достойно. Хоть и знала, что за дверью смерти меня ждет не Вальхалла. Я добровольно уходила из жизни. Это было сродни самоубийству, а самоубийцы отправляются в ад. Навечно.
Рагнар.
Я ошибся в них. Наверное, в доме в мое отсутствие завелась нечисть, ссорящая самых близких людей. Эти двое, Олаф и Тереса, достойны моего уважения. Женщина, рожденная под другим солнцем, нашла в себе мужество, что бы сказать мне «да». Мой сын, лучший из людей, не сказал того, что хотел сказать. Они не опозорили меня. Они помогут мне с честью уйти в другой мир. Мои похороны станут событием в жизни моего народа и всех двенадцати племен Морского Пути. Лишь бы Тэсс выдержала церемонию. Надеюсь, Вэлл поможет ей. Она знает, что нужно делать.
Жаль, что я не могу насладиться радостями жизни с молодой женой. Я знаю, она не любит меня. Может быть, если я был бы здоров, ее ответ не был бы так решителен.
Этим телом наслаждались многие мужчины. Она ненавидела их. Я не хотел бы, что бы она ненавидела и меня.
То, что мой сын хотел взять ее себе, сомнений не вызывает, но в ней я ошибся. Она его не любит. Трудно полюбить снова, когда душа растоптана сапожищами. Кому как не мне это знать.
И чего это я рассуждаю, чего было бы, а чего нет, все есть так, как есть. Все просто. Я предложил Тересе большее, чем быть женой знатного человека. Я предложил ей бессмертие. Может, она не очень в это верит, но она согласилась. Она достойна быть моей женой. Достойна, чтобы вознестись в Вальхаллу. Она достойна самого лучшего.
…И все- таки, как не хочется умирать….
Тереса.
- О тебе сложат легенды, - хрипло выговорил Рагнар, - Люди такого не забывают.
Я не хотела быть легендой. Но было поздно что-то менять. Я не ждала помощи. Жизнь научила меня рассчитывать только на себя.
Рагнар умер под утро. Я проснулась, словно кто-то меня толкнул, и услышала неясный шепот. Я склонилась к лицу мужа, чтобы понять, чего он хочет.
- Они зовут меня к себе…. Зовут в Вальхаллу….
Я выбежала в коридор и растолкала спящих у двери Хродмара и Асольва.
- Быстрее зовите Вэлл и Олафа! Он поет песню Смерти.
Последний день моей жизни подходил к концу. Я сидела между Модольвом и Олафом за поминальным столом и слушала хвастливые речи подвыпивших воинов.
Модольв приехал часа через три после смерти отца. Честное слово, он не был слишком огорчен, увидев отца на смертном одре.
С приездом Модольва ссоры в доме вспыхивали по любому поводу. Я видела, какие взгляды бросали братья друг на друга. Одному из них досталась власть по праву рождения. Другой сам добыл себе славу великого воина и вождя.
Я была женой знатного человека. Мне ничего не оставалось, как следовать наставлениям Вэлл, что бы не опозорить моего мужа, оказавшего мне честь своим выбором.
Олаф снова отгородился от меня своим безразличием. Я старалась на него не смотреть. К чему?
Занятая своими мыслями, я не сразу уловила перемену в настроении викингов. Чтобы привести меня в чувство, Модольв грубо толкнул меня локтем, расплескав мед на мое платье.
Лица викингов были обращены ко мне. Они ждали. Я не знала, что должна делать.
- Пора, - шепнула Вэлл, - уходи.
Наверное, от страха, я перестала ясно мыслить. Дальнейшее помню очень смутно.
Помню, как Вэлл, безжалостно раздирая мои волосы, частым гребнем, учила меня песне Смерти. Помню, как шла по берегу за носилками Рагнара. Потом воины подняли носилки на огромный дреки. Пока туда относили сундуки и тюки, я пыталась пересчитать весла, но все время сбивалась. Со мной творилось что-то странное. Вокруг меня суетились люди, но я никого не узнавала. Они превратились для меня в шевелящуюся серую массу с белыми пятнами лиц и рук. Я могла двигаться, но с трудом понимала, где нахожусь. Меня охватило безразличие. Мне казалось, что я сплю.
Помню, как сказала Вэлл, что забыла песню Смерти. В ответ она разозлено прошипела:
- Тебе подскажут!
Ко мне подошли четверо воинов. Я должна была идти с ними, и я покорно пошла к дреки. Но тут появился Олаф. Я удивилась, что смогла различить его лицо среди сотни других. Он был одет в белую рубаху, и в его руке был меч. Он поднял руку, и все замолчали.
- Остановитесь! Ее час смерти еще не пришел.
Люди возмущенно зашумели, но Олаф снова остановил их движением руки.
- Ее земные дела еще не завершены. Я меняю ее жизнь на свою.
- Ты не можешь! – взвизгнула Вэлл, - Она дала клятву.
- Она знала, на что идет! – прогремел Модольв.
- Я сказал! - твердо ответил Олаф, - Посмотрите в ее глаза. Она одурманена зельем. Она не понимает, что происходит. Говорю вам – сегодня она не умрет.
Я не понимала, что в эти минуты снова решается моя судьба. Я лишь равнодушно наблюдала за происходящим.
Я подумала:
«Если он и вправду похож на Одина, то путешествие в Вальхаллу будет приятным».
И улыбнулась.
- Она заморочила тебя, как заморочила отца! Она же ведьма, посмотрите на нее, люди!
- Это ты подсыпала ей зелье! – ответил Олаф.
- Да! – Вэлл не отпиралась, - Я не верила, что южанка сможет достойно умереть.
- Любой, кто знает ее чуть дольше, не сомневается в ее мужестве, - возразил Олаф.
Рядом с ним встали Хельд и Кари.
- Это так, - сказал Хельд.
А Кари молча кивнул.
Я была, словно во сне, но смогла понять, что этим троим грозит большая опасность. Я сделала над собой усилие и проговорила:
- Зачем вы спорите? Я все сделаю так, как нужно.
Все замолчали, уставившись на меня. Тщетно я боролась с собой, пытаясь сказать что-то очень важное, от чего могла зависеть жизнь этих троих.
- Не спорьте, - наконец, смогла выговорить я, - я сделаю все, что нужно.
- Ты сделаешь так, как скажу я, - сухо сказал Олаф.
- Ты пожалеешь! – загремел Модольв, - Мы не принимаем этот обмен. Ты знаешь, брат, что по нашим обычаям тот, кто поступает подобно тебе, должен навсегда покинуть наши земли. Если, конечно, останется жив.
- Сегодня хороший день для смерти, - спокойно ответил Олаф, - Кто примет мой вызов? Говорю вам – эта женщина будет петь песню Смерти только после меня.
Зелье действовало все сильнее. Я уже с трудом различала слова. Мне было безразлично, умру я или останусь жива. Но Олаф собирался сражаться и был без доспехов. Это было единственным, что меня беспокоило. Впрочем, скоро я совсем перестала чувствовать и волноваться.
Я проснулась от холода на палубе снеки. Я лежала на шкурах, укрытая шерстяным плащом. Олаф спал в шаге от меня прямо на голой палубе.
«Слава Пречистой Деве, мне все приснилось!» - с облегчением подумала я, глядя в его спокойное лицо.
Он открыл глаза и улыбнулся. А я улыбнулась в ответ.
- Замерзла? – он легко поднялся и потянулся.
Удивительно, как ему удавалось так легко двигаться при его-то фигуре и весе.
- Завернись в шкуры, они теплее, - посоветовал он.
Я села, почувствовав сильное головокружение. Даже глаза прикрыла, чтобы быстрее прийти в себя. А когда открыла, почувствовала себя еще хуже. Плащ соскользнул с моих плеч, и я поняла, что одета в платье, в котором меня вели на костер.
Олаф присел на корточки рядом со мной.
- Тебе плохо?
Я не могла смотреть в его глаза.
- Мне показалось, что я видела все во сне. Я думала, что сейчас то утро, помнишь, после шторма, - пробормотала я.
Он промолчал.
- Значит, все было.
- Но все закончилось.
Он поднял свою накидку и завернул меня в нее.
- Почему ты это сделал? – решилась спросить я.
- Он не имел права так поступить с тобой.
Я молчала, не смея поднять глаза.
- Есть еще причины, - продолжал он, - Твой сын, например.
- Я плохо помню, чем все закончилось, - тихо сказала я, - Вы сражались?
- Да. За честь жены моего отца вступился Сигурд, - с горечью ответил он.
Я понимала его.
- Он умер?- осторожно спросила я.
- Нет.
- Но и ты… цел?
Он улыбнулся.
- Если бы он сражался со мной, то был бы мертв. С ним дрался Хельд. У нас с Сигурдом давние счеты. Он бы не отступил, пока не умер.
Я оглядела палубу.
- Хайгел, Вифрид, Вульфхарт, Хельд, Кари и Эгвальд, - предупреждая мой вопрос, сказал он.
- Теперь вы не можете вернуться? - чувствуя свою вину, спросила я.
- Что ж? Мне давно пора было уйти. Отец не отпускал меня, но все знали, что когда-нибудь мне придется сделать выбор – уйти или убить родного брата. Мы не смогли бы жить под одной крышей. К тому же я люблю странствовать.
- Но у человека должен быть дом, куда он стремится в своих странствиях.
- Я найду этот дом, - убежденно ответил он.
- И куда же мы плывем?
- За твоим сыном.
Я не сразу нашла, что сказать. Этот человек не только подарил мне жизнь, он подарил мне надежду.
- С шестью воинами?
- А меня ты не считаешь? – улыбнулся он.
- У халифа целая армия наемников. Ты же их видел….- недоверчиво сказала я.
- А мы викинги, - напомнил он.
- Но как мы найдем дорогу в Багдад?
- Будем плыть еще пару дней до усадьбы одного хорошего человека. Там оставим снеку, и дальше поедем на лошадях. Дорога знакомая….
- Ты бывал в тех краях?
- Пару раз, - уклончиво ответил он, вставая.
Я сочла за лучшее не вдаваться в подробности.
Олаф.
Я решил сперва, что она цыганка. Я видел, как ей обрадовались эти мошенники. Они называли ее госпожой, и я подумал, что она дочь или жена какого-то их вождя. Собственно, я о ней не думал. У меня было много других забот. Но той ночью я пошел искупаться в реке, услышал музыку и веселые выкрики, доносящиеся от стоянки оборванцев. Я подошел ближе и увидел ее. Она была испанка, это точно. Давным-давно я знал одну испанку. Не слишком приятные воспоминания. Но я был молод и совсем не знал женщин. Тем более, испанок.
Вообще-то странно, что отец согласился взять ее с собой. В последние годы в нашем доме и так было непросто. Отец сказал, что ей нужна защита. Что может быть надежнее, чем стены Верескового Дола? Защиту мы бы ей обеспечили, а в остальном она могла рассчитывать только на себя. Глядя на нее, я понимал, что с ней будет хлопотно. Хорошо, если она приглянется кому-то на осеннем тинге и выйдет замуж.
Впервые встретившись с ней глазами, я понял, что она станет моей, если я этого захочу. Но она была мне не нужна.
Я понял, что ошибся в ней, когда увидел, как она танцует. Она танцевала, гордо подняв маленький подбородок, и стучала своими трещотками, зажатыми в пальцах. Она была маленькая и слабая, но в ней было неистовство, чудовищная сила, делающая ее похожей на Валькирию. Она была испанка. Это многое меняло.
Лет двадцать назад, в мой первый самостоятельный поход на юг передо мной танцевала одна испанка. Я был юн, я мечтал о приключениях и славе. Я был наивен и неискушен. Приключения и славу я нашел, но в душе навсегда остался неприятный осадок.
Мы остановились у одного из островов вблизи Каталонии, чтобы пополнить запасы воды и пищи. Поселок был небольшой и бедный, воевать там было не с кем. Пока мои люди загружали дреки, я с Хельдом и Кари сидели в маленьком питейном доме. Была ночь. Мы были пьяны и хотели развлечься. Там была Бэла. На ней была широкая черная юбка с яркими желтыми оборками, белая блуза, подчеркивающая красивую грудь и роза в смоляных волосах. Она была дочкой хозяина. Она была смугленькая и хрупкая.
Раньше я никогда не видел, что бы девушки вели себя так свободно. Мне казалось, она нарочно распаляла меня своими танцами. Ее черные глаза обещали так много….
Она подливала нам вино и громко смеялась, когда мы пытались объясниться. Она не знала нашего языка, но мне казалось, она понимает, что делает.
Перед рассветом я затащил ее в сарай и овладел ею. Она сопротивлялась, но это распаляло меня еще больше. Мне казалось, что это часть ее игры.
Она оказалась девственницей. А я был груб и несдержан. Она была не первой моей женщиной, но она так завела меня, что я закончил с ней очень быстро. Я и раньше не церемонился с женщинами. Те, которых я знал, были рады провести ночь с сыном ярла, великим воином, которым я себя считал.
Протрезвев от вида ее крови и причитаний, я разозлился. Я бросил ее, растерзанную и плачущую, и встал, поправляя одежду. В ее руке оказался мой нож. Я посмеялся над ней, уверенный в своей силе и превосходстве: «Хочешь убить меня? Ну, попробуй!»
Она посмотрела на меня с отчаяньем и полоснула себя по горлу. Она не смогла пережить свой позор. С тех пор я никогда не принуждал женщин к близости. Даже рабынь.
Тэсс не была похожа на Бэлу, но ее движения будили во мне те же чувства, правда, теперь к ним примешивалась горечь. Это было опасно. От испанки нужно было держаться подальше.
Я не хотел, что бы она видела меня, но это произошло. Она резко остановилась. Я почувствовал себя мальчишкой, застигнутым за подглядыванием. Я разозлился. А потом разозлился еще больше за то, что разозлился из-за женщины.
Уходя, я наткнулся на Хельда. Не только мне не спалось в эту ночь.
- Ты вспомнил Бэлу? – понял он.
- Это было давно, - отрезал я.
- Но ты не забыл, - сказал он.
Я выругался и ушел в свой шатер.
Утром начался дождь. Весь день я ехал впереди отряда. Но о Тэсс не забывал ни на минуту.
Ее шерстяная накидка сильно промокла. Не хватало еще, чтобы она заболела.
Мне хотелось, чтобы она помучалась сполна. Когда мы остановились на ночлег, она так устала, что не смогла есть. Хельд отнес в ее палатку мясо, но не смог ее разбудить.
- Она хоть переоделась в сухое? – спросил отец.
Он беспокоился о ней! Эта женщина раздражала меня все больше.
Но моя злость пропала, когда я увидел, как она спит, свернувшись калачиком на шкурах. Маленькая и беззащитная. Поддавшись чувствам, я совершил непростительную глупость. Я укрыл ее своим плащом.
От нее как-то чудно пахло. Наверное, она пользовалась всякими мазями и натираниями, как это принято у знатных южанок. Я помню этот запах до сих пор.
Следующей ночью отец заставил ее танцевать для нас. Она не хотела, но отец настоял. Наблюдая за ее неуверенными движениями, я злился, что перед грязными цыганами она танцевала с большей охотой. Она оступилась и едва удержалась на ногах. Я усмехнулся. Она это заметила. И я прочел в ее глазах вызов. Это показалось мне забавным.
Она подняла гордую головку и, постукивая трещотками, медленно начала сначала. Но теперь она смотрела прямо мне в глаза.
В нее вселился сам Локки. Мое сердце билось в такт ее движениям, четким и резким. Она двигалась все быстрее. Я подумал, что если она замрет на месте, мое сердце тоже остановится.
Ее взгляд словно приклеился ко мне. И я не мог отвести глаза от ее надменного личика.
Я был не прав, когда решил, что она станет моей, если я захочу. Все было совсем наоборот. Но тогда я не мог себе в этом признаться. И злился. Мне не нужны были проблемы с женщиной. Я не хотел чувствовать то, что чувствовал.
Ночью я долго не мог уснуть. Тэсс, как ни странно, тоже. Она ворочалась с боку на бок, а потом встала и, прихватив свою гитару, забытую у костра, куда-то пошла. Я не должен был идти за ней.
Я нашел ее и стал ей выговаривать.
- Я мешаю тебе! – выкрикнула она.
Да. Она мне мешала. Она смущала своим присутствием всех наших людей. Я оправдывался перед женщиной. А она не считала себя виноватой. Она сказала, что настоящих мужчин не должна возбуждать любая алая юбка. И я совершил новую глупость. Я сказал, что она себя недооценивает.
Утренняя выходка Тэсс развеселила всех, даже меня. Правда, пришлось делать вид, что мне безразлично ее поведение. Я понял, что она хотела сказать. Эта женщина умела разговаривать со мной без слов.
Ее действительно преследовали. Я не знал, что она натворила, но в том, что тридцать отлично обученных воинов охотились именно за ней, сомнений не было. Эта женщина родилась для того, чтобы сталкивать мужчин лбами.
Бой был жестоким. Молодой араб хотел получить ее любой ценой. А нас было мало.
Тэсс снова всех удивила. Утром перед боем воины посмеялись, увидев, как она сложила кинжалы в свой мешок. Кто бы мог подумать, что все они попадут в цель.
Отца ранили, но он продолжал сражаться. Я убил араба. Его воины бросились врассыпную. Я, Кари и Эгвальд погнались за ними. В лесу мы расстались, поэтому я возвращался на поляну, где мы приняли бой, один. У ручья я наткнулся на Тэсс. Она посмотрела на меня так, что у меня сжалось сердце.
Никогда не забуду прикосновение ее мокрых рук. Не знаю, как смог сдержаться. Я не мог себе позволить, чтобы она поняла, что я чувствую. Я заставил себя отпустить ее.
Отец был тяжело ранен, но только посмеивался. Он всегда был таким. Он всегда смеялся, когда ему было плохо. Он не скрывал удивления и хвалил Тэсс за ее вмешательство.
Мы бы справились и сами, думал я. Никто не спросил ее, кто эти люди. И так все было ясно.
Отец настоял, чтобы она показала свое мастерство.
Мы с ней только и делали, что бросали друг другу вызов. Я повесил свой щит на дерево и встал рядом, желая ее смутить. Ее рука не дрогнула.
А я все еще хотел сломить ее. Я сам вложил кинжалы в ее пояс. Я своего добился. Она смутилась.
- Что же ты так задержалась в Багдаде? – спросил ее отец.
И я узнал, что у нее есть сын.
Мы несли отца на носилках. Тэсс была расстроена. Не знаю, зачем сказал ей, что отец привязался к ней. Это было очевидным, но она расстроилась еще больше.
Ночью я опять плохо спал. Тэсс тоже. Кажется, она молилась.
Через день мы добрались до моря. Хирдманы грузили тюки на снеку. Тэсс снова пропала. Я хотел за ней кого-нибудь послать, но пошел сам. Меня тянуло к ней против моей воли.
Она сидела, оголив смуглые длинные ноги, и рассматривала огромный синяк на руке. Должно быть, она много времени проводила на солнце совсем голышом. Эта мысль сильно меня взбудоражила. Я представил, как она стоит, обнаженная, на песчаном берегу, подставив гибкое тело солнцу и ветру. Этот образ потом долго преследовал меня. У нее было все, чтобы свести с ума любого. Даже меня.
Она вскочила, одернув платье, но я успел разглядеть небольшое клеймо на ее бедре.
Я хотел знать, откуда оно. Она разозлилась. Я раздражал ее не меньше, чем она меня.
Она призналась, что ее клеймили за побег. Я хотел знать, что еще ей пришлось вынести. Я хотел знать все. И тогда она обнажила спину. Кто-то очень старательно поработал над ней плетью. Но когда я увидел плохо зажившие шрамы в виде звезды и полумесяца….
Как же был зол тот, кто приказал так истязать маленькую женщину!
Слишком горда и непокорна…. И как она выжила с таким характером?
Она сказала, что была собственностью багдадского халифа. С этой минуты он стал моим врагом. Я поклялся, что, умирая, он будет страдать больше, чем она. А она сказала:
- Поздно.
До меня не сразу дошло.
Она убила его. Его сыновья жаждали мести.
Она наговорила кучу колкостей. Она не хотела, чтобы я ее жалел.
Мы вышли в море. Почти сразу же начался шторм. Обычное дело для осени. Отец держался неплохо - выпивки было вдоволь. А вот Тэсс было худо. Я приказал Асольву дать ей лекарство.
Они разговаривали, отец и Тэсс. Я хотел знать, о чем. Клянусь Тором, она сводила меня с ума. Я даже подумал, не колдунья ли она?
На корме она была в относительной безопасности, но ей не сиделось на месте. Я не видел, как ей удалось добраться до меня. Волна сбила ее с ног. Если бы я не успел ее схватить, она бы стала добычей жадных дочерей Эгира. Она дрожала, как осиновый листочек. Новая волна бросила ее ко мне. Если бы я сдавил ее чуть сильнее, у нее затрещали бы кости, такая она хрупкая. Ее мокрые волосы пахли так чудесно…. Она подняла голову и посмотрела на меня из-под ресниц, ее губы приоткрылись…. Я не смог этого вынести. Я отодвинулся, продолжая держать ее за плечо.
Она беспокоилась об отце. Она была права. Он был слишком слаб, чтобы бороться со штормом. Я привязал ее к штевню. Она пыталась спорить. Клянусь Тором, я не отошел бы от нее ни на шаг, но отцу действительно нужна была помощь, и он не принял бы ее ни от кого другого.
Тэсс насквозь промокла, ее платье облепило стройную фигуру, подчеркивая каждый ее изгиб. Я снова представил ее обнаженной. Это было мучительно. Я отдал ей свою накидку и ушел, прекрасно понимая, что снека слишком мала, чтобы хоть ненадолго потерять ее из виду.
Отцу нравились штормы. Мне тоже. В вое ветра, в шуме волн, в струях дождя, безжалостно хлеставшим по головам и плечам есть что-то необузданно-дикое. Эгир бушевал, словно потерявший голову берсерк. Мы были в его власти. Но я не верю, что он хотел проглотить нас. Он уважал нас. И мы гордились этим.
Потоки воды заливали палубу. Снеку бросало с волны на волну. Она то взмывала ввысь, к черному небу, то обрушивалась вниз.
- Помнишь, как я впервые взял вас с Модольвом в море? – крикнул отец, пытаясь перекричать шторм, - Тогда вы впервые сразились с разгневанным богом и выстояли. Вы победили.
- Победили? – не понял я.
- Вы выжили, а это значит, победили. Правильно сделал, что привязал ее, - продолжил он, кивнув на Тэсс, которую совсем не было видно под моим плащом.
- Она беспокоится о тебе, - зачем-то сказал я.
- Еще бы! Если Ран утащит меня, кто позаботится о ней? Вот что, Олаф. Обещай, если я не смогу сам, присмотри ей мужа на тинге. Сам понимаешь, это будет нелегко. Девчонка махонькая, ей и муж нужен помельче. Жаль будет, если она не сможет разродиться. И пусть это будет достойный человек.
Я кивнул. Это был выход. Надо выдать ее замуж и отправить с глаз долой, подумал я. Мне не нужны были проблемы с женщиной.
- Вэлл тоже пора сосватать. Если ей, разборчивой такой, и на этом тинге никто не приглянется, выдам ее за Хенкеля Рваное Ухо.
Вэлл никто не нужен был с тех пор, как в Италии погиб ее Сван. Думаю, она до сих пор не простила мне его гибели. Но я не мог уследить за всеми. В том бою многие погибли. Прошло три года. Достаточно, чтобы ее боль притупилась.
- А сам сколько еще будешь по чужим бабам шляться? - прокричал отец мне в ухо.
Меня передернуло от одной мысли о новой женитьбе. Хватит с меня и Хельги.
- Ты же знаешь, отец, я в усадьбе два месяца не усижу.
- Хоть зимовал бы дома….
Я рассмеялся.
- Зачем? Есть столько теплых стран, где зимой жарче, чем у нас летом.
- Знаю. И женщины там сговорчивей и веселей наших. Наверное, поэтому ты и выбрал в жены Хельгу. Теперь понял, что в жены такие не годятся?
- Слушай, отец, ну, зачем мне жена? Своего дома у меня все равно нет. Моя судьба – война.
- А в старости о тебе кто позаботится?
- Да ты что, отец? Я надеюсь, что не доживу до нее.
- Надейся….
Он смеялся. Я тоже. Над чем?
- Грешно так говорить, но мне жаль, что ты родился не первым, - вдруг сказал он, - Это ты должен заменить меня, не Модольв.
Я промолчал. К чему эти слова, ведь все есть так, как есть.
- Я все думаю, - продолжал он, - хватит ли у Тэсс ума никому не рассказывать о ее прошлом. Вряд ли к ней станут относиться хорошо, если узнают, сколько мужчин побывало в ее постели. А ведь она все еще замужем. Она слишком прямолинейна. Не слышал, что о ней хирдманы говорят?
Меня даже передернуло от его слов. Она замужем? Мужчины? Старик был пьян. Но он никогда не отличался болтливостью. Если он говорил мне о Тэсс, значит, считал, что я должен это знать. А мне совсем не хотелось ничего знать. Мне не хотелось знать ее вообще.
О ней, конечно, говорили. Отпускали всякие шуточки. Но чувствовалось, ее уважают. Она была независима и терпелива. Если бы она не будила во мне определенные желания, с ней вообще не было бы хлопот. Она держалась особняком, ни с кем не болтала и не заигрывала, правда, ее танцы…. Но многие из нас бывали в южных землях и понимали, что она ведет себя так, как привыкла с детства.
- О ней знаем только я и Хельд, - сказал отец, - Ты тоже должен знать.
И он рассказал мне ее историю.
Чем больше я узнавал, тем больше убеждался, что связываться с ней нельзя. И тем острее чувствовал ненависть к тем, кто заставил ее страдать.
- Не удивительно, что она разучилась улыбаться, - сказал отец.
Нет, улыбаться она умела. Я помнил, как она смеялась у цыган – звонко и радостно, как ребенок.
- Верно, и от мужчин ее все еще тошнит, - продолжал он, - Представляю, что ее заставляли делать.
Мне было известно о порядках в гаремах.
- И все-таки, как повезет кому-то с такой! – подмигнул он.
Злясь на себя за желание, распиравшее мои штаны, я ответил:
- Не думаю, что она захочет проделывать с мужем всякие штучки. Мне кажется, многое из того, чего женщин заставляют делать в гаремах, им противно.
- А если ей захочется привязать его к себе? – усмехнулся он.
Однажды у берегов Египта мы захватили большой торговый корабль. Среди прочего добра на нем перевозили молодых чернокожих женщин для продажи на рынках.
Мы не торгуем людьми. Через Эгвальда мы кое-как объяснили, что высадим их в ближайшем приморском поселении. Женщины повели себя странно. Они растерялись, а потом заголосили, умоляя не отпускать их на свободу.
Ночью одна из них забралась под мое одеяло. Она напоминала дикую кошку, длинную, поджарую и грациозную. Она было худа и некрасива. Ее тело было абсолютно безволосым и черным, а короткие волосы на голове скручивались смешными барашками. Но что она вытворяла на моих шкурах! Такой женщины у меня больше не было.
Мы совсем не понимали языка друг друга. Этого не требовалось. Мы говорили на языке взглядов, на языке тел. Другие женщины тоже не давали скучать моим хирдманам. Эти женщины были очень искусны. Они делали с нами такое, о чем мы понятия не имели.
Что и говорить, после бурной ночи Кемма показалась мне настоящей красоткой. И я, и мои воины едва дождались следующей ночи, которая оказалась такой же чудесной.
Когда к вечеру третьего дня Кари крикнул, что видит прибрежный поселок, я понял, что не хочу расставаться с Кеммой. Нет, это не была любовь. Я был одурманен страстью. О такой женщине можно было только мечтать. По лицам хирдманов я видел, что они чувствовали то же, что и я.
Увидев дома на берегу, женщины бросились перед нами на колени. Они плакали, цепляясь за наши одежды, и просили взять их с собой.
Эгвальд пытался объяснить им, что они свободны.
- Нам не нужна свобода, - твердила зареванная Кемма, - у нас нет дома, нет родных, никто не защитит нас. Мы не умеем ничего, кроме как ублажать мужчин. Мы тут не выживем.
Их учили этому с детства. Они мечтали остаться рабынями. Они были бы счастливы служить нам, они говорили, что мы относимся к ним лучше, чем другие мужчины.
Воинам не хотелось расставаться с такими страстными подругами. Но они ждали моего решения. Взять женщин с собой? Я был не прочь провести с Кеммой еще много восхитительных ночей. Это значило, что нам пришлось бы завершить свой поход и вернуться в Вересковый Дол. Нет, это слишком. Я даже представить себе не мог, какой переполох вызвало бы появление этой «добычи» в доме отца.
Совет Кари пришелся по вкусу всем.
- Остановимся здесь на несколько дней. Парни утолят страсть и смогут расстаться с этими ведьмами без сожаления.
Женщинам этого, конечно, не объяснили. Они поняли это сами.
Через десять лун я понял, что дело зашло слишком далеко. Никто не хотел расставаться с женщинами. А Эгвальд вообще заявил, что женится на Асире. Дома его ждала невеста.
Его заявление стало последней каплей. Мне было тошно от мысли, что Кемма больше не придет ко мне ночью. Но мы забрались так далеко на юг не для того, что бы наслаждаться ласками южанок.
Женщинам оставили достаточно ценностей, чтобы они могли купить себе жилье и начать новую жизнь. Но они рвали на себе волосы и рыдали.
Эгвальда пришлось связать. Он рвался из пут и кричал, что прирежет меня. Неприятные воспоминания. Через несколько месяцев, уже в Вересковом Доле, Эгвальд признался, что благодарен мне. Вот такая история.
Представить Тэсс в роли одной из этих рабынь я не мог. И снова злился на себя за то, что много думаю о ней.
Первым, что я увидел, проснувшись, были большие грустные глаза Тэсс. Она сидела на моей накидке, по-восточному поджав ноги, и смотрела на меня. Я не хотел знать, о чем она думала, разглядывая меня спящего. Мне хотелось это знать больше всего на свете.
Я не стал разговаривать с ней. Я пошел к гребцам, чтобы кого-нибудь сменить.
Весь день до прибытия в усадьбу она просидела рядом с отцом, не сводя с меня глаз. Это было невыносимо.
В усадьбе ей не понравилось. Она старалась это скрыть, но я видел, как она морщилась, оглядываясь по сторонам. Странно, раньше я не замечал, как в нашем доме сыро и грязно.
За трапезой отец посадил ее рядом. Нарушив традиции, он показал всем, что Тэсс не простая гостья в этом доме. Она должна была занять здесь особое положение. Какое? Догадаться было нетрудно.
Отец был очень бледен и слаб. Я не хотел, что бы он потерял сознание на людях. Знаю, он тоже этого не хотел. Если бы не Тэсс, это бы случилось. Она шепнула ему:
- Тебе нужно лечь.
Если бы это сказал кто-то другой, он бы оскорбился. Но она для него действительно что-то значила. Он не спорил. Мы вывели его из трапезной. И вовремя. Он потерял сознание.
- Я еще жив, - сказал он, очнувшись.
Тэсс не хотела, чтобы он видел ее слезы, и отвернулась. Но он понял, что она расстроена. Чтобы ее отвлечь, отец приказал мне рассказывать наши легенды. Опуская непривлекательные подробности, я рассказывал о наших богах и смертных. Ей понравилось. А я намеренно исказил истории, ведь на самом деле это были саги муки, насилия и магии, лицемерия и фальши, страсти к золоту и власти, войн, выигранных предательствами и заклинаниями.
Слушая, она смотрела на меня огромными глазами восхищенного ребенка. Если бы я рассказал все, вряд ли она была бы в восторге.
Отец заснул. Я замолчал. Нужно было дать ему отдохнуть. Я поманил ее за собой. Она пошла за мной, как завороженная, словно ожидала продолжения чудесных историй.
Отец умирал. Он тянулся к ней, как среди жухлой травы тянется к солнцу осенний цветок. Она была нужна ему, как глоток прохладной воды в знойный полдень. Я видел это по его глазам. Она была последней любовью его жизни. Но что-то не давало ему покоя. Я хотел предостеречь ее. Но от чего, сам не знал. Только чувствовал приближение беды.
Она могла скрасить последние минуты его жизни.
- Помоги ему, - сказал я ей.
- Как? – удивилась она.
Я не знал. И ушел, оставив ее с ним.
Через некоторое время в трапезную влетела растрепанная Дала и позвала нас к отцу.
Он не спал. Тэсс рядом с ним не было. Я, было, разозлился, решив, что она оставила его одного, но она вернулась, и я понял, что происходит. Отец попросил ее поиграть ему.
- Какая ты красивая, воробушек, - сказал он, словно они были наедине.
Она и вправду была необыкновенно хороша в своей алой юбке и белой блузе. Ее волосы растрепались, щеки покраснели, а глаза светились, словно звезды на ночном небе. И тут я понял, что ревную ее к своему отцу. К отцу, за которого я, не раздумывая, отдал бы жизнь.
- Играй! – приказал он.
Она посмотрела на меня, будто спрашивая разрешения.
Хирдманы, толпившиеся за дверями были пьяны, но хотели быть незамеченными. Отца это рассмешило. Он закашлялся так сильно, что на его губах выступила кровь. Тэсс сделала движение, чтобы ему помочь, но я остановил ее взглядом. Странно, она поняла меня.
Отец велел отнести его в Главный зал, чтобы все могли видеть, как она танцует.
Она привела в восторг всех. Я злился, глядя, как пялятся на нее мужчины. Я хотел, чтобы она остановилась. Мне казалось, она не устанет никогда. Я ревновал ее ко всем мужчинам, находящимся в зале.
Но она устала и остановилась. Хродмар заиграл любимую мелодию наших женщин, они вышли в круг. Мужчины тут же к ним присоединились. Раньше подобное веселье радовало мой глаз, теперь все эти люди казались мне неуклюжими и неповоротливыми.
Теперь все было по-другому.
Остаток ночи я провел у постели отца. Наутро он первым делом позвал Тэсс, но ее нигде не было. Я искал ее долго. И снова злился.
Она шла, по вересковой пустоши не разбирая дороги. О чем она думала, забравшись так далеко? Она была беспомощнее ребенка, а там водились не только зайцы.
Я сказал ей что-то резкое, она тоже была раздражена. Ее грызла боль.
- Что случилось? – спросил я.
- Все знают, кроме тебя! – выкрикнула она.
Я встряхнул ее за плечи, но это распалило ее еще больше. Она стала лупить меня по груди. Клянусь Тором, она хотела достучаться до меня, но не знала, как это сделать. Я растерялся. Она умела поставить меня в тупик.
- Я ненавижу тебя! – сказала она.
За что? Она изливала свой гнев криком. Она была женщиной.
- Я не хочу сгореть в костре твоего отца. Я живая, понимаешь?
Мне стало нехорошо. Я догадывался, что-то должно было случиться, но чтобы отец решился на такое? Это был старый обычай. Слишком старый. Отец, видимо, так не считал. Но она не была ни женой, ни рабыней. Неужели все зашло так далеко?
- Он сказал, что женится на тебе?
Она толкнула меня в грудь, но я не отпустил ее. И понял, что обнимаю ее. И прижал ее крепче. Она пыталась вырваться, но я не отпустил. Она заплакала. Как ребенок, потерявшийся в лесу.
Больше она не вырывалась. Ее слезы жгли кожу на моей груди.
Рука поднялась помимо моей воли. Я погладил ее волосы. Она вздрогнула и, всхлипнув, замерла.
- Не верю, что он хочет твоей смерти, - сказал я.
Она снова всхлипнула и облизнула припухшие губы. Боги, как я смог удержаться?
Чтобы не сорваться, я оставил ее и отступил.
- Я ищу защиты там, где ее не найти, - сказала она.
Она не была Кеммой, я уверен.
А я не мог помочь. Не хотел.
Я отвернулся, чтобы не видеть маленькую фигурку с горестно опущенными плечами.
- Мне страшно, - призналась она, - Я не хочу быть женой твоего отца.
И добавила такое….
Я не знал, что думать. Эта женщина обладала чудовищной способностью лишать меня здравого смысла.
Она хотела быть моей женой, так она сказала. Она….
Я не хотел думать об этом.
Она попала в западню и искала выход. Она не была Кеммой. Не была она и Бэлой. Она умела выживать. В этом ей не было равных. Она цеплялась за соломинку, так я думал тогда.
А я не хотел связывать себя ей. Потому что был от нее без ума.
- Идем, - сказал я.
И она покорно пошла следом.
Я пытался найти выход. Но выхода не было. Не было.
Отец был взбешен. Он сидел в Главном зале, и все хирдманы, все до единого, были там.
- Тереса, - начал он.
Я понял, что он скажет. И не смог остаться в стороне. Я перебил его, чего не делал никогда в жизни.
Он не позволил мне продолжить. Он знал меня не хуже, чем я его.
- Я хочу, что бы ты была со мной и в жизни, и в смерти, - сказал он ей.
Она молчала. Я ждал. Все ждали.
Она молчала целую вечность.
- Я готова последовать за тобой туда, откуда не возвращаются, - таков был ее ответ.
Я был ошеломлен. Я не ожидал. Слезы, мольбы, отказ, истерика – что угодно, но это…. Я ее совсем не знал.
- Ты можешь отказаться, - сказала Вэлл.
Она не собиралась отговаривать Тэсс. Это было частью ритуала, невеста должна была трижды сказать «да». Но Вэлл была великодушна и бросила соломинку в болото, в котором увязала Тэсс.
- По законам твоей страны ты не можешь иметь второго мужа.
Тэсс не пожелала уцепиться за эту соломинку.
Кто-то должен был спросить в третий раз.
Но все молчали. Все были потрясены не меньше меня. Надеясь на чудо, это сделал я.
- Ты можешь отказаться.
Она не удостоила меня взглядом.
Потом была свадьба и брачная ночь. Я не спал уже двое суток, но снова не мог уснуть. Я пил, пытаясь забыться, но легче не становилось. Я проклинал себя за то, что потерял голову. Я просил Норн, чтобы они оставили отца с нами. Я мечтал, чтобы он умер немедленно. Я хотел, чтобы она убралась из моей жизни – в Вальхаллу, в Испанию, в объятья другого мужчины.
Под утро меня позвали к отцу.
Я не успел. Тэсс закрыла его глаза.
Она сидела на скамье у стены, ее взгляд был пустым и безучастным, словно она умерла вместе с ним. Так смотрят слепые и сошедшие с ума берсерки.
Тэсс сидела за столом рядом со мной, но я перестал для нее существовать. Она ничего не ела, только пила воду из золотого кубка отца.
Модольв подоспел к тризне. Он сидел справа от нее. Он был зол, что за его столом сидит женщина. Но так хотел наш отец. И Модольв уступил. Он не лукавил. Он был рад, что стал хозяином Верескового Дола. Но требовать от меня заздравных речей не посмел.
Я ушел, не дожидаясь окончания пира.
Это был последний день в доме, где я прожил тридцать восемь лет. Отец умер. Хозяином стал мой брат. Меня здесь больше ничего не держало.
Кроме Тэсс. Она все еще была жива.
Я не мог допустить, что бы ее убили. Я вмешался бы, даже если бы она меня не просила. Норны вручили мне нить ее жизни. Она покинет этот дом вместе со мной. Или умрет. Но после меня. И какая разница, нужна она мне или нет.
Я надел чистую рубаху. Никакого оружия. Только меч с драконьей головой на рукояти. Меч моего деда.
Опоенная зельем, она не понимала, что происходит. Ее глаза казались бездонными из-за расширившихся зрачков. Они были пусты, словно колодцы Хель.
Она узнала меня и грустно улыбнулась, словно прощаясь.
Я преступил священные традиции. Из-за женщины, которую любил мой отец. Из-за женщины, которую любил я.
Когда все закончилось, я отнес ее на снеку. Я никого не звал с собой, но шестеро моих воинов без колебаний пошли за мной, человеком, не выполнившим последнюю волю умирающего отца.
Я уложил ее на шкуры и сел рядом, рассматривая ее безмятежное лицо. Если бы не я, она была бы в Вальхалле. Что ждало ее теперь?
Я не спал трое суток. Такое случалось и раньше, но причины были совсем другие.
- Ты получил ее, - сказал Кари, - Поспи. Я послежу, чтобы она не исчезла.
Он не шутил. Он все понял правильно.
Она снова разбудила меня взглядом. Она не исчезла. Она была рядом.
Я улыбнулся. И она улыбнулась в ответ.
- Почему ты это сделал? – спросила она.
Я знал, почему, но от этого легче не было.
Тереса.
На ночь мы пристали к берегу.
- Надо запастись мясом, да и устали мы, - пояснил Эгвальд.
Они просидели на веслах целый день. Снека была рассчитана на десять гребцов. Мои спутники были викингами, но иногда они уставали, как обычные люди.
Хельд и Хайгел отправились на охоту, Вульфхарт занялся костром. Остальные возились с мешками на снеке.
Я помогала Кари разбирать теплую одежду. Еще утром я заметила кровоподтек под его глазом, но спросить об этом не решалась.
- Почему вы поехали с нами? – спросила я.
- Олаф наш вождь, а не Модольв.
Как все просто.
- Я виновата…. – начала я.
- Нет, - отрезал он, - если бы Олаф не вмешался, ты сдержала бы свои обеты. Вообще-то мне никогда не нравился этот обычай. Живые должны жить.
Меня порадовал его ответ. Я надеялась, что так думают и все остальные.
- Вы будете скучать по дому.
- Да нет у меня своего дома.
- В моей стране мужчины считают, что их дом там, где их ждет женщина.
Он засмеялся.
- Но тогда у меня много домов.
- Это значит, что нет ни одного.
- Ты права, - продолжал посмеиваться он, - Ни у одного из нас нет своего дома.
- Почему?
- Разные причины. Жена Хельда умерла в родах. Хайгел, Вифрид и Эгвальд лишились их во время черной лихорадки. Тогда много народу умерло. А мы спаслись, потому что были в походе.
- А Олаф?
- Хельга. Он привез ее лет шесть назад. Красавица, ничего не скажешь. Но стерва. Пока Олаф сражался, добывая ей шелка и драгоценности, она зачала от Сигурда.
Стало понятно, о каких счетах говорил Олаф.
- Мы вернулись домой, когда ее живот уже доставал до носа. Сигурд на ней жениться не захотел. Олаф дождался, когда она родит, и отвез ее и ребенка к ее отцу. Пока девушка не замужем, она может спать с кем пожелает. Но жены должны ждать мужей из походов, когда бы они ни вернулись.
Я подумала, что Олаф перестанет уважать меня, когда узнает, что я тоже была неверной женой.
- Жены должны ждать, - повторил он.
- И восходить за мужьями на погребальные костры?
- Нет, - улыбнулся он, - Это случается все реже, да и то только с женами вождей. Впрочем, если бы на тебе женился, к примеру, Олаф, ты осталась бы жива после его смерти.
Я смутилась. Но мысль о том, что Олаф смертен, привела меня в ужас. И еще одна мысль посетила мою бедную голову. Я подумала, что поднялась бы за ним на костер, не раздумывая.
Мы почти закончили свое занятие, когда я заметила, что Олафа нет на снеке.
- Эй, Вульфхарт, Олафа не видел? – словно читая мои мысли, крикнул Кари.
Вульфхарт махнул рукой в сторону огромных валунов, торчащих из воды неподалеку от берега.
Олаф плыл, разгребая воду мощными движениями сильных рук.
- Не сломай глаза, - пошутил Кари.
Я готова была провалиться сквозь палубу.
- Не бойся, я никому не скажу, - подмигнул он.
Кажется, ему нравилось вгонять меня в краску. А у меня сдавали нервы, и я не могла скрыть своих чувств.
Мне приснился халиф. Он приказал приковать меня к пыточному столбу и раскаленными щипцами вырывал куски кожи и мяса из моего живота.
Я проснулась от боли и страха. Еще не понимая, что происходит, я попыталась отползти подальше от костра, но чья-то рука крепко сжала мое плечо.
- Это просто сон, - успокаивающий голос Олафа выдернул меня из ночного кошмара.
Новый приступ боли согнул меня пополам.
- Ну же, Тэсс, просыпайся, - тряхнул он меня за плечо.
- Я не сплю, - проворчала я.
- Что с тобой? – озабоченно спросил он.
Как я могла объяснить викингу, что простыла за эти ночи на голой земле, и обычное женское недомогание теперь так болезненно?
- Спи, Олаф, - прошептала я, пытаясь сбросить его горячую руку, - все в порядке.
И снова сжалась от боли.
- Убери руку! Мне и без того плохо! – взмолилась я.
Он меня не послушал. Напротив, он лег рядом, сгреб меня в охапку, прижав мою спину к своей груди, … и положил свою ручищу на мой живот.
Я была ошеломлена. Спазмы все еще терзали меня, но его тело и руки были такими горячими, и сердце глухо билось в мою спину, вторя ударам моего сердца. Я чувствовала на своем затылке его обжигающее дыхание.
Паника сменилась сильнейшим возбуждением. Казалась, вся моя кровь бурлящим потоком устремилась к животу, где он прижимал руку, а потом тяжелыми жаркими волнами приливала к моему лону.
Я задыхалась от возбуждения. Рядом, всего в нескольких шагах, спали воины, но в эти минуты я забыла об их существовании. Весь мир сосредоточился для меня в горячем дыхании Олафа и его руке, сжимающей мой пылающий живот. Я не владела собой. Я судорожно дернулась, пытаясь повернуться к нему, но Олаф только крепче прижал меня к себе.
- Расслабься, - еле слышно шепнул он в мои волосы, - Боль скоро отступит.
Как можно было расслабиться, чувствуя его напрягшуюся вздрагивающую плоть, прижатую к моему телу?
- Отпусти, - срывающимся шепотом взмолилась я.
- Не дергайся, - отрезал он.
Боль отступила. Постепенно оставило и напряжение. Олаф чувствовал мое тело, я в этом уверена. По мере того, как боль стихала, его объятия ослабевали. Возбуждение прошло. По телу растеклась приятная истома. Захотелось потянуться, что бы размять затекшие мышцы.
- Отпусти меня, - прошептала я, чувствуя нежность и огромную благодарность.
Он беспокоился обо мне. Он хотел мне помочь. Он хотел меня. Но какой здоровый мужчина не захотел бы женщину, оказавшуюся в его объятьях и так бурно на них реагирующую….
Он не воспользовался ситуацией. Ни один мужчина не был так добр ко мне.
Если бы не его сдержанность, я, потерявшая голову от страсти, отдалась бы ему прямо там, в нескольких шагах от наших спутников. Он не опозорил меня перед своими воинами.
Олаф отпустил меня и сел. Я потянулась и легла на живот, пытаясь понять, что произошло.
- Тереса, - шепнул он, - вода, конечно, холодна, но тебе придется в нее войти.
Я нервно вскочила, опасаясь, что испачкала платье. От резкого движения у меня закружилась голова.
Олаф поддержал меня.
- Идем, я посторожу тебя.
Я почувствовала ручеек крови, пробежавший по внутренней стороне бедра. Мне было неловко, что он знает, что со мной происходит. Сгорая от стыда, я промямлила:
- Мне нужно….
- Иди. Я подожду, - спокойно сказал он.
Я отошла в сторону и нерешительно остановилась. Мне нужно было раздеться. Я хотела, чтобы он увидел мое тело. Я жаждала этого. Я знала, как заставить мужчину обезуметь от страсти. Олаф был викингом, но он был мужчиной.
Но я не смела быть с ним распущенной. Его сдержанности хватало на нас обоих. К тому же рядом были люди, и я не была уверена, что они спят.
Я пошла в темноту. Олаф догнал меня.
- Мне нужно раздеться, - смущенно объяснила я.
- Я не буду смотреть, - пообещал он.
- А они? – я кивнула на спящих.
- Ладно, идем.
Я сняла платье и вошла в ледяную воду. Суровый край. Неласковое море. Только самые сильные могут тут выжить.
Стуча зубами от холода, я вымылась и с трудом натянула платье.
Он спросил:
- Больше не болит?
Я смутилась.
- Там, где я жила, женщины не обсуждают это с мужчинами, - тщательно подбирая слова, проговорила я.
- Ты обсуждаешь это со мной, - возразил он, явно ожидая ответа.
- Не болит, - раздраженно ответила я.
И почувствовала себя виноватой. Он был внимателен ко мне, а я оказалась неблагодарной.
- Спасибо, - пробормотала я.
Он пожал плечами.
- Как ты догадался? – нерешительно спросила я.
- Запах, - коротко ответил он.
Я вспыхнула. Неужели это правда? Мои духи и ароматические масла давно закончились, а о ванне с душистыми травами и цветами я даже не мечтала.
Он будто прочел мои мысли.
- Мы много времени проводим вдали от людей. Чтобы не пропасть, важна каждая мелочь. Воин должен уметь распознавать запахи. Мы чуем врагов на расстоянии.
- И женщин…. – пробормотала я.
- Да. Твое тело пахнет…. Я знаю, женщины юга используют разные средства, чтобы перебить запах собственного тела.
- Это…неприятно? – смущаясь еще больше, спросила я.
- Почему же? Просто необычно….
Проходя мимо спящих, Олаф поднял с земли несколько шкур. Он постелил их одну на другую и знаком приказал мне лечь. Я повиновалась. Я была растеряна и не понимала, чего он хочет.
Олаф лег рядом, растянувшись на спине во весь свой громадный рост, подложил руку мне под голову и накрыл нас шерстяным плащом.
С ним было тепло и уютно. Ни с кем я не чувствовала себя настолько защищенной и, вместе с тем, такой ранимой и маленькой.
Он лежал, закрыв глаза, и его лицо было невероятно спокойным. А я боялась пошевелиться.
Не открывая глаз, он тихо сказал:
- Наверное, ты и вправду ведьма. Но я не жалею, что взял тебя с собой.
Меня снова охватило возбуждение, но я не смела сделать первый шаг.
Олаф был спокоен. Его дыхание было ровным, грудь медленно поднималась и опускалась. Я была почти счастлива. Он сказал, что не жалеет, что я жива. На большее рассчитывать я не могла.
Утром я боялась смотреть в глаза воинам. Они прятали улыбки, но я не услышала ни одного замечания по поводу прошедшей ночи.
Мы снова плыли. Я чувствовала себя неплохо. Длинный шерстяной плащ защищал от ветра и помогал справиться с неудобствами, вызванными моим состоянием.
Хельд принес мне кусок кабанятины, оставшейся с вечера. Его вид давно перестал меня пугать. Даже шрам на щеке не казался больше уродливым. Я отказалась есть. С тех пор, как умер мой отец, я не ем кабанье мясо.
Хельд не ушел. Хитро улыбаясь, он спросил:
- Он уже сделал тебя своей женщиной?
Кровь прилила к моим щекам.
- Я знал, что рано или поздно это произойдет, - довольно улыбаясь, продолжал он, - достаточно было увидеть вас вместе. Олаф все равно увез бы тебя, я в этом уверен. И зря Рагнар все так запутал. Мне кажется, он тоже догадывался про вас.
- Тогда зачем он так поступил?
- Кто знает? Может, удовлетворял свое тщеславие. Он считал Олафа соперником.
- Почему? – не могла поверить я.
- Он завидовал Олафу. Завидовал его молодости, силе, удаче, умению подчинять себе людей. Все хирдманы Верескового Дола готовы были идти за Олафом хоть на край света.
- Рагнар гордился им! Я видела это собственными глазами!
- Но и отчаянно завидовал. Рагнар давно перестал быть для нас вождем.
- Неправда. Вы с готовностью выполняли все его приказы.
- Так хотел Олаф. Он боготворил отца.
- Он просил вас об этом? – все больше удивлялась я.
- Зачем? Мы знаем, чего он хочет.
Они понимали друг друга с одного взгляда.
- Но тогда почему вас только шестеро?
- Каждый волен выбирать. Другие привязаны к дому.
- А вы вечные скитальцы?
- Когда-нибудь осядем и мы. Правда, мы ничего не умеем, только сражаться. Вряд ли это нужно для семей, которые мы хотим завести.
- Вы научитесь, - убежденно сказала я.
Он помолчал.
- Удивляюсь, как у тебя хватило мужества сказать Рагнару «да». Ведь он сразу объяснил, что тебя ждет.
- Было страшно, - призналась я, - На свете нет ничего дороже жизни.
- Есть, - ответил Хельд, - Любовь.
Я потрясенно молчала. Эти варвары, казавшиеся мне высеченными из камня изваяниями, стойкие, словно их сторожевые скалы, ценили любовь больше, чем жизнь. Грубые, резкие, порой жестокие, они обладали чистыми душами. Они не прикрывали свои чувства доспехами цинизма, их слова шли от сердца.
К нам подошел Олаф.
- Ты не ела, - сказал он.
Хельд тут же сделал вид, что у него появились важные дела на корме.
- Не хочу, - солгала я.
- Идем, там есть лосось.
Мы сели на мешки с одеждой, и Олаф протянул мне плошку с жареной рыбой. Он смотрел, как я ела, и я не чувствовала неловкости.
- Ты больше не играешь на своей гитаре, - посмотрев на море, сказал он.
- Мне казалось, что тебе это не нравится.
- Мне нравится, - коротко ответил он.
- Но ты так вел себя….
- Если бы ты танцевала только для меня….
Я смотрела на него во все глаза. Чего он хотел от меня? Зачем так говорил?
Хельд сказал, что я нравилась Олафу. Нет, он был внимателен ко мне, не более. Возможно, мои прелести не оставили его равнодушным, но он никак не проявлял своих чувств. В его спокойных движениях, в глазах, в словах не было ни нежности, ни страсти. Он спас меня, он взял меня с собой, потому что пожалел. А теперь, должно быть, мучился, что не выполнил последнюю волю умирающего отца.
Я понимала, узнай он обо мне чуть больше, он станет презирать меня. Больше всего он ценил верность, а моя жизнь…. Да что говорить…. Ничего уже не изменить. Только где взять терпение, когда сердце опалено любовью?
Следующей ночью мы снова спали под одним плащом. Прислушиваясь к спокойному дыханию Олафа, я не понимала, как мужчина может быть хладнокровен рядом с женщиной, так отчаянно желающей ему отдаться. Никогда мне не понять северян. Это казалось непостижимым, но он снова не прикоснулся ко мне.
Я смотрела на его четкий профиль, освещенный огромной желтой луной, и мне казалось, что в целом мире нет лица прекраснее.
Он обещал мне помочь. Он считал, что может освободить моего мальчика.
Как я мечтала о встрече с сыном! Рядом с Олафом это казалось возможным. Я очень скучала по Хоакину, очень. Мне не позволили насладиться радостью материнства. Помнит ли он меня? Понимает ли, что такое мать? Я обещала себе, что сделаю все возможное, чтобы он был счастлив. Только бы он был жив!
Мы найдем Хоакина, а что будет потом, я боялась даже думать. Возможно, выполнив обещание, Олаф оставит нас. Что с нами будет? Я не знала. Поэтому я гнала от себя эти мысли.
На следующий день мы высадились на берег в большой бухте, где уже стояли шесть громадных дреки, военных кораблей на сто весел.
Городище совсем не было похоже на Вересковый Дол. Оно было небольшим и очень уютным, а его обитатели оказались довольно ухожены. Волосы мужчин и женщин были заплетены в косы или перевязаны кожаными шнурками. Мужчины поверх рубах носили кожаные куртки без рукавов, женщины были одеты в платья из холста разных цветов. И все без исключения, даже дети, носили сапоги.
В главном доме, высоком каменном здании в два этажа, нас встретил сам хозяин, седовласый кельт небольшого роста. Небольшого в сравнении с моими спутниками.
Улыбаясь, он хлопнул Олафа по плечу, и они обнялись.
Я стояла позади Олафа, но Греттир меня сразу заметил.
- Кто эта женщина, Олаф?
- Она… жена моего отца. Ее зовут Тереса, - запнувшись, ответил викинг.
- А где же сам Рагнар?
- В Вальхалле, - хмуро ответил Олаф.
- Давно? – помрачнел Греттир.
- Четыре дня.
- Ну, что ж, в Вальхаллу стремится каждый воин. Расскажешь позже. Идемте, нас ждут в трапезной.
Греттир повел нас по коридорам своего дома.
- Давно Рагнар взял себе жену?
Олаф бросил на меня взгляд и коротко ответил:
- Недавно.
- Ничего. Она молода и красива. Вот только маленькая очень, - вслух оценивал меня хозяин, - Сможет ли она рожать сыновей?
- У меня есть сын, - громко сказала я.
Греттир остановился и с сомнением спросил:
- Сын викинга?
- Нет, - с вызовом ответила я и почувствовала легкое пожатие руки.
Кари заинтересованно разглядывал свой кожаный браслет.
- Она была женой южанина, - спокойно объяснил Олаф.
- Заходите в трапезную, воины. Я рад вам…. И тебе рад, вдова ярла Рагнара. Пусть Хлинн хранит тебя и твоего сына.
- Спасибо, - пробормотала я.
В трапезной нас встретила полная приветливая женщина средних лет с приятными ямочками на щеках.
- Олаф, мальчик мой! Как давно ты нас не навещал. Недаром мне сегодня приснилась сойка. Устали с дороги, проголодались? – радостно тараторила она.
Вана была на голову выше мужа. Шумная и жизнерадостная, она мне очень понравилась. Рядом с ней было по-домашнему тепло и уютно.
- Греттир, усаживай дорогих гостей. Девушки, быстро несите угощение!
Позднее, когда мы сидели за длинными столами, уставленными всякой снедью, Вана, усадившая меня рядом, тихо говорила:
- Я знала Олафа еще мальчиком. Я прихожусь ему троюродной теткой по матери. Давным-давно Греттир увез меня из Верескового Дола. Я долго привыкала жить среди кельтов. Все другое, и обычаи, и одежда, и уклад.
- Здесь… совсем не так, как в Вересковом Доле, - осторожно согласилась я.
- Здесь лучше! – с гордостью подтвердила она, - Да ты ешь, ешь. Что, Рагнар совсем тебя не кормил? Вон, какая худышка!
Вана подсовывала мне лучшие куски и болтала без умолку.
- Как Олаф изменился! Такой красивый мужчина! Я не видела его с тех пор, как он вернул нам нашу Хельгу. Ты знаешь об этом?
Я кивнула, удивляясь все больше.
- Так она ваша дочь?
- Младшенькая. Отчаянная головушка. Бедовая…. Что бы ни случилось, ей все ни по чем. Одни мужчины на уме. Она очень рада вашему приезду. Жаль, Сигурда нет с вами. Вот бы Родгар обрадовался. Считай, пять лет ему уже, а отца ни разу не видел. Моя Хельга еще больше похорошела. Ну, да ты сама ее скоро увидишь.
Видеть жену Олафа я не хотела….
- Глупая девчонка, - продолжала Вана, - упустить такого мужчину! Ничего, увидит Олаф дочку мою, может, всколыхнется старая любовь. Может, простит….
- Вы не сердитесь, что он привез ее обратно?
- Хорошо, что не утопил, - спокойно ответила Вана, - Уж как она раскаивалась. Представляю, как она захочет его вернуть. Да что это мы все об Олафе, да о Хельге…. Ты сама зачем едешь с ними? Почему не осталась в Вересковом Доле?
- Олаф обещал помочь найти моего сына.
- Расскажи, - загорелись глаза Ваны.
- Может быть… позже, - пробормотала я.
- Ну, не рассказывай, - согласилась она, похлопав огромной теплой ладонью по моей руке, - И давно ты живешь среди викингов?
- Недавно,
- Трудно? - понимающе спросила она.
- Я начинаю привыкать.
- Это хорошо. Не расстраивайся. Когда твой траур закончится, кто-нибудь из них обязательно возьмет тебя в жены. Я заметила, они беспокоятся о тебе. Вон, Кари, например, глаз с тебя не сводит. Или Эгвальд.
Я не хотела «кого-нибудь». Мне нужен был только Олаф.
- Устала?
Я кивнула.
- Жаль, а то мне так хочется поболтать с новым человеком. Так надоели все эти люди, - пожаловалась она, - Надеюсь, Олаф останется погостить у нас недельку- другую. Куда вам торопиться?
Она позвала девушку, прислуживающую мужчинам.
- Отведи нашу гостью в ее комнату. Ванна уже готова?
Девушка с улыбкой кивнула.
- Я Ингвильда, - сказала она, когда мы поднимались на второй этаж, - если что-то понадобится, я буду в трапезной или на кухне.
Я благодарно улыбнулась. Радушие этих людей подкупало и радовало. Я подумала, что смогла бы остаться здесь. Вот только встреча с Хельгой меня пугала.
В этом доме все было по-другому. Если в Вересковом Доле на отдельные комнаты могли рассчитывать только семейные члены семьи Рагнара (даже Модольв, Олаф и Вэлл жили в общих комнатах с остальными домочадцами), то здесь мне выделили целую комнату, большую и светлую. Полы оказались застелены персидскими коврами, старыми, но отлично выбитыми. Посреди комнаты стояла большая медная ванна, начищенная до блеска. Впоследствии я узнала, что эта ванна – предмет особой гордости хозяина, который привез ее из одного из своих походов и долгое время был уверен, что она изготовлена из сусального золота, поэтому такая легкая. Это заблуждение развенчала Вана, объяснив, что не зеленеет ванна только из-за неустанных хлопот хозяйки, которая, в свою очередь, тоже гордилась ей, ведь другой такой во всей округе не сыщешь.
Я вымылась в теплой воде и легла на мягкие тюфяки, набитые душистой соломой. Моя постель тихо похрустывала, но было удобно и тепло.
За долгие-долгие ночи и дни я, наконец, осталась совсем одна.
Мне очень нравилась эта усадьба. Здесь было так тихо, так спокойно. И если бы не ожидание встречи с Хельгой, я посчитала бы это место настоящим раем.
Все так перепуталось. Я была женой сразу двух мужчин и никогда не была им женой по-настоящему. У меня был ребенок, у которого не было отца, и матери, по существу, у него не было. Я спасалась от сыновей человека, который сделал меня своей любовницей, и больше всего на свете хотела принадлежать мужчине, который не жил со своей женой, потому что она изменяла ему с другими мужчинами.
Я спала почти до полудня. Меня разбудила Вана.
- Что, мы уже уезжаем? – спросила я, едва открыв глаза.
- Нет, миленькая моя, вы не уедете сегодня. Я уговорила Олафа немного погостить. Я тут думала о тебе. Почему бы тебе не вернуться с сыном сюда? Чего тебе делать в Вересковом Доле? Как я поняла, Вэлл ты не понравилась, так что рады тебе там не будут. В нашей усадьбе места много. И неженатых хирдманов предостаточно, - хитро подмигнула она.
На мои глаза навернулись слезы. Вана совсем меня не знала, но готова была принять нас с Хоакином в свой дом.
Странные люди жили в этих суровых землях. Они вернули мне способность изливать свои чувства слезами. Они заставляли меня плакать от благодарности. Они помогали верить, что я не одна в этом мире. Хороших людей оказалось гораздо больше, чем я могла предположить.
Во всем доме кипела работа. Слуги сновали везде. Они меняли факелы, застилали полы свежей соломой, на кухне дымились котлы с супом.
Непрерывно болтая, Вана накормила меня горячим пирогом с черникой.
- Греттир показывает Олафу новых лошадей. Их пригнали из Арабии. Они маленькие и такие смешные! Они скачут через препятствия с ловкостью диких кошек. Правда, вряд ли они выдержат воина в доспехах, но для женщин и детей это настоящее удовольствие. Потом я тебе их покажу. Но сначала я покажу тебе свою красильню. Ты заметила, какие яркие одежды носят мои девушки?
Я кивнула, не желая огорчать ее. В Багдаде ткани были и тоньше, и ярче. Впрочем, климат здесь так суров, что в тончайших тканях необходимости просто не было.
Вана налила мне отвар из трав, названия которых я не знала.
- Почему ваша усадьба называется Лососевый Фьорд?
- Это старинное название. В этих местах до того, как сюда пришел Греттир со своими кельтами, было поселение сванов. У огромного валуна, охраняющего вход в бухту, в глубоком омуте, живет Большой Лосось. Когда-то он был девушкой по имени Вейлу. Во время шторма ее любимого утащила Ран. Вейлу не верила в его смерть и каждую ночь поднималась на сторожевой камень посмотреть на лунную дорожку, ожидая, что по ней вернется ее любимый. Но он не возвращался. Она устала ждать и спрыгнула на лунную дорожку. Вейлу превратилась в Большого Лосося, и Ран навсегда заточила ее в омуте. Но Вейлу не расстроилась – ведь теперь она вместе со своим любимым.
В кухню вошла высокая красивая женщина лет тридцати. У нее были черные волосы и ярко-синие глаза, огромные и озорные.
- Вот и она, наша блудница, - обрадовалась Вана, - посмотри, Тереса, как красива моя дочь.
Хельга улыбнулась матери. Меня для нее не существовало.
- Дочь, пора резать гусей. Скоро гости проголодаются, а паштет еще не готов.
В гареме Алябаса я видела и более красивых женщин, но ни у одной из них глаза не горели так ярко. В них плескалось море и солнце. Сколько страсти! От мысли, что Олаф, может быть, все еще ее любит, мне стало нехорошо.
Но как она могла променять Олафа на другого мужчину? Ну, а что до блудницы…. Я была не лучше. Останься с нами Рагнар, смогла бы я быть ему верна, помани меня Олаф?
Прошел день, потом еще один. Олаф не торопился. Я его почти не видела, разве что за ужином. Казалось, он был доволен и, даже, счастлив.
Он просто забыл о моем существовании. А мне его не хватало.
За эти дни я прекрасно отдохнула и отоспалась. И, честно говоря, мне начала надоедать бесконечная болтовня Ваны, которая не отпускала меня ни на шаг.
Утром третьего дня я проснулась очень рано и решила прогуляться. Одна, без Ваны. Стараясь не шуметь, я вышла из комнаты и нос к носу столкнулась с Хельгой, выскочившей из комнаты Олафа. Я остолбенела.
Бросив на меня торжествующий взгляд, она поправила растрепавшиеся волосы и гордо проплыла мимо, задев меня юбкой.
Я поняла, почему мы не торопимся в путь.
Мне расхотелось гулять. Я вернулась в комнату и, сославшись на недомогание, просидела на кровати до самого вечера.
Я давно не обманывала себя бесплодными мечтами. Я знала – викинги, словно ветер в поле. Ничего их не связывает, никто им не нужен. Они живут одной минутой и делают только то, что хотят сами. Олаф спас мне жизнь, но я не нужна ему. Я была недостойна его. Мои глаза давно перестали гореть. Я не могла зажечь в нем страсть. Я была обузой.
Вана все-таки заставила меня спуститься к ужину. То, что я увидела, едва вошла в трапезную, острой болью отозвалось в моем сердце.
Олаф сидел рядом с Греттиром. Он был так занят, что не обратил на меня никакого внимания. Он улыбался Хельге, облокотившейся о спинку его кресла. Увидев меня, Хельга нагнулась и что-то сказала ему на ухо. Он расхохотался в голос, а Хельга по-хозяйски положила руку на его плечо.
Она была его женой. Я это знала. Так на что я надеялась?
Я села на женской стороне стола и поела, не полнимая головы.
- Прости, Вана, моя голова раскалывается от боли, - шепнула я хозяйке, - я хочу немного пройтись.
Побродив по городищу, я набрела на конюшню. Рядом с огромными лошадьми викингов арабские скакуны казались жеребятами. Я подошла к белой кобылке и обняла ее за шею.
- Ты тоже чувствуешь себя чужой? – тихо спросила я по-арабски.
Лошадь зашевелила ушами, слушая знакомую речь.
- Никто здесь не воспринимает тебя всерьез. Совсем недавно ты ходила под седлом воина. Он гордился тобой. А теперь ты развлекаешь детей и женщин. И я их только развлекаю….
- Тэсс? – от звука голоса Олафа я вздрогнула и резко обернулась.
Лошадь дернулась и испуганно заржала. Олаф успокаивающе похлопал ее по холке.
- Тебе все еще плохо? – спросил он.
- Почему ты так думаешь? – с вызовом спросила я.
- Ты так быстро ушла…. В последние дни я почти не видел тебя.
- Ты был очень занят, - пожала плечами я.
- Не настолько.
Его взгляд пронизывал насквозь.
- Ты еще не передумал помочь мне найти Хоакина? – пряча глаза, спросила я.
- Почему я должен передумать?
Его голос и движения были тихи и неторопливы. Он ласково гладил морду кобылы.
- Мы живем тут уже три дня. И, по-моему, ты неплохо проводишь время. Я понимаю, вам нужна передышка перед долгим путешествием, но чем быстрее мы тронемся в путь, тем быстрее ты сможешь сюда вернуться.
Я не имела права так говорить, я не должна была его торопить, но я была зла и расстроена.
- Почему ты решила, что я хочу вернуться?
- Я не слепа и не глупа, - отрезала я, - Хельга очень красивая женщина. Она подходит тебе. Она твоя жена.
- Она не жена мне с тех пор, как я вернул ее отцу, - возразил он.
- Но выглядит все так, будто вы счастливы быть вместе! – в сердцах сказала я и хотела уйти, но налетела на руку Олафа, загородившую выход.
- Ты не уйдешь, пока не объяснишь, что происходит, - повелительно произнес он.
- Я не слепа, - повторила я, - Я видела, как ты улыбался ей. Что она тебе сказала? Напомнила о прошлой ночи или назначила новую встречу?
Взгляд Олафа был полон недоумения.
- Какая ночь?
- Да ладно, - отмахнулась я, - Я видела, как она выходила на рассвете из твоей комнаты.
Он тихо засмеялся. Для меня это было, словно пощечина.
- Так вот в чем дело! – смеясь, сказал он, - Вот что тебя беспокоит!
Он прервал смех и, пристально глядя мне в лицо, спросил:
- Это правда тебя беспокоит?
Я закусила губу и отвернулась. Он взял меня за подбородок и заставил смотреть в его глаза.
- Ты думаешь, я спал с ней, - уверенно сказал он.
Я отодвинула его руку и сердито бросила:
- Ее платье было измято, а волосы растрепались. Кажется, она была довольна.
- Она - обычная шлюха, - тихо сказал он.
- А ты – мужчина, который не прочь воспользоваться услугами подобных женщин, - выкрикнула я, сделав новую попытку уйти.
И оказалась в его объятьях.
- Отпусти меня! – прошипела я, вырываясь.
Почему так получалось? Он не обращал на меня внимания, когда мне страстно хотелось его объятий, но когда он обнимал меня, я злилась и требовала, что бы он меня отпустил.
Я была в ярости. Я совершенно не владела собой. Его тихий смех приводил меня в исступление.
- Отпусти!
Отбиваясь, я нащупала нож на его поясе. Лязгнула сталь.
Олаф перехватил мое запястье и сильно сжал. Нож упал. Олаф смеяться перестал.
- Поверить не могу. Ты подняла на меня руку. Ты хотела моей смерти?
- Я ненавижу тебя, - прошипела я, пытаясь освободиться.
Не обращая внимания на мое сопротивление, он сильно прижал меня к себе и тихо сказал, зарывшись в мои волосы:
- Я ночевал с хирдманами. Если бы ты вышла к завтраку, то слышала бы, какие шутки отпускали по поводу Хельги и Вифрида. И не мучилась бы весь день.
До меня не сразу дошел смысл его слов. От неожиданной ласки, от нежности, сквозившей в его голосе, у меня закружилась голова.
Почувствовав, как расслабилось мое тело, он ослабил объятия, но не отпустил меня. Я слышала его дыхание и чувствовала его губы, прижавшиеся к моим волосам.
- Сумасшедшая, - прошептал он едва слышно, - Неужели ты могла бы меня убить?
Мое сердце готово было вырваться из груди.
- Неужели ты могла подумать, что я посмотрю на другую, когда ты рядом? – глухо спросил он.
Я подняла голову. Было темно, но его глаза сияли, как звезды в небе моей Испании.
Его рука медленно поползла по моей спине. Пальцы сжали волосы на моем затылке. Он наклонился и обхватил губами мои губы. У меня остановилось сердце.
Я не надеялась, что смогу вздохнуть, но я бы лучше умерла, чем прервала этот поцелуй.
Он оторвался от моих губ и со вздохом прижался лбом к моему лбу. И столько нежности было в этом движении, что я чуть не лишилась чувств. Мое сердце бешено билось в груди, а мозг отказывался верить в то, что происходило.
Я обняла его лицо, как в тот день, у ручья. Его глаза горели желанием, а губы снова искали моих губ. И я отдалась своей страсти.
Не помню, как мы оказались на соломе, не знаю, куда делась моя одежда. Помню только его руки и губы, и потрясающее ощущение прикосновения к его сильному горячему телу.
Неожиданно он оставил меня и сел, пытаясь унять дыхание. Я потянулась за ним, не понимая, почему он остановился.
- Не нужно торопиться, - глухо сказал он.
- Почему? – сгорая от страсти, спросила я.
Олаф повернулся ко мне и, склонившись, нежно поцеловал меня в губы. Я подалась к нему всем телом, но он остановил меня. Он провел пальцем по моим губам и тихо спросил:
- Когда закончится твое недомогание?
- К-какое? - не поняла я.
Его горячая рука скользнула по моему бедру и легла на живот. Я конвульсивно дернулась.
- Вчера, все закончилось вчера, - смущенно ответила я.
Его палец снова коснулся моих губ, призывая меня к молчанию, а потом неторопливо обвел их и заскользил от моего подбородка к шее, к ямочке между ключицами и продолжил свое движение вниз.
Я тихо застонала и выгнулась навстречу его руке, медленно скользившей по моему животу.
- Там, на берегу, я думал, что сойду с ума, чувствуя, как ты хочешь меня, - сказал он.
Олаф не отрывал взгляда от моего лица. Не знаю, что возбуждало меня сильнее - его пальцы, ласкавшие волосы у входа в мое лоно, его голос, его глаза или приоткрытые губы.
- Ты…. Такая маленькая, - пробормотал он.
Его рука накрыла мое лоно, истекающее желанием.
- Пожалуйста…. - взмолилась я.
Он прижался губами к моим губам и, переместившись, навис надо мной. Я обняла его, ощущая железные мышцы, мои руки скользнули ниже, прижимая его к себе. Я ощутила его горячий пульсирующий стержень, уткнувшийся в мое бедро.
- Не торопись, - шепнул он в мои губы, - Я боюсь сделать тебе больно.
- Пресвятая Дева! Да если ты не войдешь в меня немедленно, я умру, - задыхаясь от страсти, простонала я, подавшись телом к его плоти.
Его естество прижалось к моему лону. Олаф привстал на вытянутых руках и, запрокинув голову, с утробным рычанием медленно вошел в меня, заполнив мое тело блаженством.
Он замер, ощущая меня изнутри и начал медленное движение назад. Я застонала от удовольствия.
Едва касаясь меня своим телом, он продолжал, медленно и с наслаждением. Обхватив его бедра ногами, я задвигалась, принуждая его ускорить темп.
Он зарычал и опустился на локти. Он был таким большим, что я не доставала губами до его ключиц.
Его движения становились резче, давление все возрастало.
Кажется, я закричала, почувствовав мощные удары семенной струи, бьющей вглубь меня.
Конвульсивно дернувшись, Олаф замер, а потом оставил меня и упал рядом, уткнувшись лицом в солому.
Я не могла пошевелиться. Я могла лишь плакать от счастья и облегчения.
У меня было много мужчин, но ни один из них не занимался со мной любовью.
- Я хочу умереть, - в избытке чувств, прошептала я.
Олаф вздрогнул и резко повернулся ко мне.
- Что ты говоришь?
Я обняла его за шею и поцеловала.
- Я счастлива, - прошептала я в его губы.
Он почувствовал мои слезы и отодвинулся.
- Тебе было больно. Ты кричала.
- Разве кричат только от боли? – улыбаясь, сказала я.
Он стал целовать меня. Его губы, вначале нежные и мягкие, становились все жестче и требовательней, пока они повторяли путь его пальцев по моей шее и груди. Его большая теплая ладонь нежно поглаживала мою грудь, отступая перед губами, сомкнувшимися на моем соске.
Он любил меня до самого рассвета. Мы не знали покоя, сколько бы не предавались восхитительным любовным утехам.
Он был неутомим, мой викинг. Едва излив в меня свое семя, он снова ласкал меня, доводя до исступления. Он не давал мне опомниться. Он не позволял мне отблагодарить его за счастье, которое дарил. Такой ночи у меня не было никогда. Я и мечтать не смела, что могу получить удовольствие от любви мужчины. Потеряв девственность семь лет назад, я впервые познала наслаждение.
- Я измучил тебя, - сказал Олаф, когда серый рассвет проник в щели конюшни.
Он лежал на боку, прижимая меня к себе, его тяжелая рука накрывала мою грудь и живот.
- Я счастлива, - глупо улыбаясь, ответила я.
- Нам пора, - с сожалением сказал он.
Олаф легко вскочил на ноги и стал одеваться.
Я любовалась его сильным телом и лицом, таким свежим, словно он всю ночь проспал в удобной постели.
Он помог мне подняться, легко преодолев слабые попытки к сопротивлению, одел меня и завернул в свой плащ.
Я жалела, что эта ночь окончилась. Я не хотела расставаться с ним даже на минуту.
Олаф поднял мое лицо за подбородок и нежно поцеловал в губы.
- Иди, - сказал он и сомнением поинтересовался, - Ты можешь идти?
Я смущенно улыбнулась и кивнула.
- Скоро все проснутся. Не время, чтобы все узнали о нас.
- Ты придешь ко мне? – спросила я.
- Не сомневайся, - улыбаясь, он погладил меня по щеке, - Я приду вечером. Иди же.
Не знаю, что он сказал Ване, но меня не беспокоили до самого вечера.
Солнце уже садилось, когда за мной пришла Ингвильда. Она удивилась, застав меня в постели.
- Ты больна?
- Нет, ничего особенного.
Сдержать улыбку я не могла.
- А Вана решила, что ты беременна.
Я засмеялась.
Встала я с большим трудом. Болела даже кожа. Но как я была счастлива! Улыбаясь, я оделась и закрутила волосы в тугой узел на затылке.
Ингвильда наблюдала за мной с нескрываемым удивлением.
- Тереса, - осторожно начала она, - если бы я не была уверена в твоей добропорядочности, ведь ты – вдова, я бы решила, что ты провела чудесную ночь с мужчиной.
Я снова рассмеялась.
- Неужели я так глупо выгляжу?
Я улыбалась весь вечер. Люди вокруг казались мне такими милыми и родными. Даже Хельга не раздражала меня. Олаф не подошел ко мне на людях, но я видела его глаза, и мне этого было достаточно.
Трапеза грозила затянуться надолго, ведь Олаф объявил, что мы должны продолжить свой путь.
Я поднялась в свою комнату и попросила Ингвильду приготовить мне ванну. В отличие от Верескового Дола здесь подобным просьбам не удивлялись.
Я лежала в горячей ароматной воде, чувствуя, как расслабляются мышцы, и с удовольствием вспоминала прошедшую ночь. За спиной тихо скрипнула дверь. Я испуганно оглянулась. Олаф подошел к ванне и присел на корточки.
- Сейчас придет Ингвильда, - смущенно прикрыв грудь и низ живота руками, сказала я.
- Не придет. Хельд отвлечет ее.
Его рука скользнула в ванну, он убрал мою руку с груди.
- Ты все еще хочешь быть со мной? – спросил Олаф.
Я протянула к нему руки.
Эта ночь была так же прекрасна, как прошлая. Спокойный, абсолютно невозмутимый мужчина оказался пылким любовником, нежным и неутомимым.
- Я хотел тебя с той минуты, как увидел тебя в свете цыганского костра, - сказал он.
- Я хотела тебя с той минуты, как услышала твое имя. Я ждала тебя всю жизнь.
Он поцеловал мою ладонь.
- Мне жаль покидать этот дом, но завтра мы уедем.
- Почему мы так задержались? – спросила я, положив голову ему на грудь.
- Я ждал, пока ты сможешь сесть на лошадь.
Ни один мужчина так обо мне не заботился. Олаф был сильным и нежным. Он был самым лучшим. Он был единственным.
Мы выехали рано утром. Уверена, Греттир и Вана знали, где Олаф провел эту ночь. Но они нас не осуждали.
Прощание вышло бурным. Ингвильда целовала Хельда на глазах у всех, Хельга висела на шее потерянного Вифрида. Вана расцеловала меня, а Греттир сжал мое плечо и сказал, глядя на Олафа:
- Какая она все-таки хрупкая, вряд ли она сможет родить от викинга.
Я покраснела. А Олаф помрачнел и за весь день ни разу не заговорил со мной.
Наш отряд увеличился на десять человек. Четвертый сын Греттира, Торвард, пожелал отправиться в дальние земли с нами. Олаф был не очень доволен его решением. Парню было двадцать, он был по-юношески самоуверен и немного заносчив.
- Он напоминает мне тебя в его годы. Он действительно неплохой воин, а лишний меч никогда не помешает, - сказал Греттир Олафу.
- Ты прав, мечи нам понадобятся, - согласился Олаф, - Уверен, что там, куда мы едем, нас встретят не так радушно, как вы. Спасибо за все, Греттир. Я постараюсь уберечь твоего сына.
- Не думай о том, что он мой сын. Он сумеет постоять за себя. Позаботься о своей женщине, Олаф. Она делает тебя счастливым. Это много значит в этой жизни.
Ингвильда держалась за стремя коня Хельда до самых ворот городища. Он казался невозмутим. Он был нужен нам, но если бы он пожелал остаться, я поняла бы его.
Я ехала позади отряда. Кари придержал коня и дождался, когда я с ним поравняюсь.
- Не похоже, чтобы ты возродила его к жизни, - сказал он, - Признавайся, что ты сделала с викингом, женщина?
- Я не знаю, почему он так себя ведет, - пряча глаза, призналась я.
- Разве ты не слышала, что сказал Греттир? Олаф боится, что ты станешь беременна.
- Олаф боится? – эти два слова как-то не складывались вместе.
- Что в этом странного? Мужчина обязан заботится о своей женщине.
Как приятно было слышать эти слова….
- Кари, скажи ему… я не могу быть беременна … пока, - пробормотала я.
- Разве он не излил в тебя свое семя? – удивился Кари.
- Скажи ему, что я не могу быть беременна сейчас, - повторила я.
- Так бывает? – усомнился он.
Я кивнула, отворачиваясь.
Вечером, когда мы остановились на ночлег, я подошла к Олафу, снимающему с коня тюк со шкурами. Он делал вид, что не видит меня.
Воины не спускали с нас глаз, но мне было все равно.
Я обняла его и прижалась щекой к его спине, чувствуя, как мгновенно затвердели его мышцы.
Он медленно повернулся.
Я обняла его лицо руками. Олаф вздохнул и, обняв меня, прижался лбом к моему лбу.
Кари.
Они желали одну женщину, отец и сын. В этом не было ничего особенного. Мы все ее хотели. Но она выбрала Олафа. Назревала буря. Те, кто мог видеть, что происходит, видел. Но не Рагнар, Олаф и Тэсс.
Она не пыталась поссорить их. Она была такой, какой была.
Не знаю, как бы все сложилось, если бы ярл выздоровел. Думаю, Олаф все равно увез бы ее. Даже годы ничего не изменили бы.
Но в тот день, когда она танцевала в Вересковом Доле, никто не знал, чем закончится эта сага.
Я видел, Олафу не нравится, что она танцует для всех. Клянусь Тором, я бы засунул руку в пасть Фенриру, чтобы узнать, что будет дальше.
Ее красная юбка металась, словно пламя степного костра на ветру. Кастаньеты выстукивали бешеную дробь, волосы растрепались, глаза горели, бусы то взлетали вверх, то тяжело падали на грудь, колыхавшуюся в такт ее движениям.
Мне было тесно в штанах. Но не один я испытывал желание.
Она устала и вышла на воздух. Я пошел за ней. Клянусь, я бы не посмел причинить ей вред. Я просто хотел видеть, как она смотрит на звезды. Перед тем, как уснуть, она всегда подолгу смотрела в небо. Я знаю, оно в наших краях совсем не такое, как в Испании. Или Багдаде.
Ей хотелось побыть одной. Она пошла в поле. Я последовал за ней.
Она легла в траву. Я притаился в кустах. Я не видел ее за вереском, но знал, что она лежит, подложив руки под голову, и смотрит ввысь.
К нам кто-то шел. Если бы это был Олаф, я бы постарался уйти незамеченным. Но это был Сигурд. Он выслеживал добычу, которой была Тэсс.
- Куда это ты, на ночь глядя? - шепнул я, когда он проходил мимо моего укрытия.
Он замер.
- Ты–то что тут делаешь? – удивился он.
- Вышел по нужде, - нехотя ответил я.
Он ухмыльнулся:
- Вот и я по нужде. Куда она пошла?
- Кто? - «не понял» я.
- Нужда наша, - хохотнул он, глядя на колышущийся вереск,- Признайся, у тебя тоже возникли разные мыслишки насчет этой потаскушки?
- Иди-ка ты отсюда, Сигурд, она не твоя женщина.
- И не твоя. Ничья, понимаешь? Что она выделывала животиком, помнишь? Да она просто мечтает, чтобы кто-то вдул ей как следует!
Я ему врезал. Со всей дури. Он был выше и сильнее, но я так разозлился тогда….
- Она ничья, понял? - сказал я, когда мы, отдуваясь, пытались подняться с земли.
- Ты глуп, Кари, я всегда это знал. Ну, хочешь, поделим ее? Сам понимаешь, другого раза не будет, - тяжело дыша, сказал он.
- Это почему же?
- Она отправится вслед за Рагнаром, все это знают.
Он застал меня врасплох. Я пытался понять смысл его слов, когда он снова ударил меня.
Я не пустил его к ней. Я дрался из последних сил и позволил себе отключиться, только когда понял, что она ушла.
Нет, я не любил ее. Ее любил Олаф. Этим все сказано.
Я был рад, когда они дали волю своим чувствам. У него было много женщин, но со всеми он расставался без сожаления. Даже с Хельгой. Но эта испанка заворожила его.
Клянусь Тором, если бы Рагнар остался жив, Олаф все равно увез бы ее.
Тереса.
Мы ехали много дней. Я потеряла им счет. Это были счастливые дни. Олаф не пропускал ни единой возможности, чтобы прикоснуться ко мне. Он не говорил мне о любви, но мне не нужны были слова. Я видела его глаза и чувствовала его тело.
Он заставил меня рассказать, как мы должны себя вести, чтобы я не понесла. Мне хотелось иметь от него ребенка, и я не понимала, почему он думает, что плод будет слишком тяжел для меня. Но я была согласна с тем, что пока мы не нашли свой дом, с детьми лучше повременить. В возможные для зачатия дни он избегал меня, пока я не решилась познакомить его с некоторыми уловками, применение которых делало зачатие невозможным. Странно думать об этом, но опыт, приобретенный в гареме Алябаса, служил мне хорошую службу.
Олафу нравилось, что я делала с ним, но он безумно ревновал меня к моему прошлому. Он признался в этом лишь однажды, но в его голосе звучала такая ярость, что мне стало страшно. Его чувства ошеломляли меня. Все в нем было огромным – и его любовь, и его ненависть.
- Занимаясь с тобой любовью, я ощущаю следы плети на твоей спине. Это … убивает меня…. Я истреблю весь его род! Он сделал все, что бы я не мог забыть о том, что ты принадлежала ему. Я знаю, ничего не изменить. Но как я ненавижу всех тех мужчин, которые были с тобой до меня!
Он так распалился, что целых полдня воины опасались даже заговаривать с ним. Я пыталась поговорить с ним, как-то успокоить, но все мои усилия казались тщетны. Я даже расплакалась от безысходности. Мои слезы оказались последней каплей. Олаф приказал отряду остановиться, хотя солнце было еще высоко, и ушел в лес.
Никто не понимал, что происходит. Воины бросали на меня встревоженные взгляды, но никто спрашивал, что происходит.
Олафа не было несколько часов.
Хельд не отходил от меня ни на шаг.
- Тэсс, ты беременна? – наконец, решился спросить он.
- Нет, - раздраженно отмахнулась я.
Я никак не могла привыкнуть к их манере прямо спрашивать о том, о чем они хотели знать.
- Тогда в чем дело? Он сам не свой в последние дни.
- Его мучает мое прошлое, - призналась я, - Но что же делать? Ведь ничего не изменить….
- Так не рассказывай ему ничего!
- Зачем рассказывать? Он видит мои шрамы.
Хельд почесал затылок.
- Да, тут точно ничего не изменишь.
- Куда он пошел? Почему его нет так долго? – все больше переживала я.
- Он вернется. Он очень зол. Не хочет вымещать злобу на людях. Он всегда так делает. Ты привыкнешь, Тэсс.
- Меня это пугает.
- Поверь, ты бы испугалась больше, если бы он сорвался здесь. На Торварде, например. Мальчишка очень его раздражает.
- Смотрите, Олаф…. – тихо сказал Вифрид, кивая в сторону леса.
Я не сразу поняла, что случилось. Одежда Олафа была пропитана кровью и разодрана в клочья. Кожа во многих местах оказалась содранной, рваные раны покрывали грудь и руки. Он тащил за собой какое-то упирающееся животное.
- Медвежонок…. Это медвежонок. Наверное, он убил медведицу, - понял Хельд и пошел к нему навстречу.
- Сумасшедший, - проговорила я, не отдавая себе отчета, что говорю по-испански, - она же могла тебя убить ….
Олаф передал веревку, которой связал медвежонка, Хельду и спокойно сказал:
- Продадим или обменяем в ближайшем поселении.
- Как ты мог! Тебе совсем не дорога жизнь! – выкрикнула я, пытаясь сдержать слезы.
Он повернулся ко мне и долго смотрел в мои глаза.
- Я не понимаю твоего языка, Тэсс, но понимаю, что расстроил тебя…. Прости.
Он отвернулся и пошел к реке. Обернувшись, он коротко бросил:
- Вульфхарт, Хайгел, сходите за тушей, мяса хватит надолго.
Хирдманы молча переглянулись и пошли в лес. Я хотела помочь Олафу, но Хельд остановил меня.
- Не торопись. Он сейчас не в духе. Будет только хуже.
Я хотела поступить по-своему, но Хельд схватил меня за руку и спокойно сказал, наблюдая за Олафом, смывающим кровь с тела:
- Ты хочешь, что бы он снова ушел в лес?
- Но ему же нужно помочь! Такие глубокие раны!
- Успокойся, о нем позаботятся…. Если он позволит, - хмуро добавил он, - Не заводи его снова, ладно?
Торвард и его люди молча переглядывались. Они не могли сдержать удивления и восхищения.
Вечером я узнала от Кари, разделывавшего тушу, что Олаф убил медведицу голыми руками. Просто задушил ее.
Потрясенная случившимся, я долго не могла уснуть. Олаф пришел под мой навес под утро.
- Я знаю, ты не спишь, - тихо сказал он, садясь на землю возле меня, - Ты прости меня, Тэсс. Постарайся забыть все это.
- Тебе совсем не дорога жизнь, - глотая слезы, - прошептала я, отворачиваясь.
Он вздохнул, лег рядом и притянул меня к себе.
- Теперь она мне дорога. И мне это не нравится, - хмуро признался он.
- Она могла убить тебя. В этой битве не было необходимости!
Он не понимал, почему я плачу.
- Но я же жив.
Он примирительно погладил меня по руке.
- Только не плачь больше. Я не выношу твоих слез. Клянусь Одином, я постараюсь быть … осторожнее.
Наш путь до Константинополя был относительно спокойным, хотя мы преодолели земли многих враждебных племен - татар, хазар и агузов. В тех местах бесчинствовали кровожадные банды разбойников, но все стычки заканчивались для нас хорошо. В первом же бою люди Торварда показали себя с наилучшей стороны, Олаф остался ими доволен. Однако, он постоянно проводил с Торвардом учебные бои. Все-таки, опыта парню не доставало. Зато отвага и безрассудство хлестали через край. Отношения между воинами сложились неплохие, если не считать нескольких небольших ссор, улаженных, впрочем, кулаками. Олаф требовал от всех беспрекословного подчинения, но Торвард тоже претендовал на лидерство. Парню хотелось драки и славы. Он был недоволен тем, что Олаф пытался не вступать в поединки с местными племенами, если в том не было крайней нужды.
Раны Олафа затянулись на удивление быстро. Теперь о его выходке напоминали только шрамы на спине, груди и руках, но он старался их лишний раз не показывать, понимая, что их вид будит во мне неприятные воспоминания. Больше об Алябасе он не спрашивал.
Олаф пожелал, чтобы его люди научились фарси. Я не верила, что у них получится, но некоторые из них оказались на удивление способными. Особенно радовал Эгвальд. Он обладал просто потрясающей памятью и слухом, к тому же он действительно хотел научиться. У Олафа получалось не очень, но он старался, как мог. Торварду учиться не хотелось. Он не понимал, зачем это нужно.
- Этот язык понимают все, - повторял он, похлопывая рукой по мечу, но Олаф даже слушать его не хотел.
Однажды утром мы нагнали богатый караван. Как же я обрадовалась, увидев хозяина всех этих верблюдов, лошадей и повозок!
- Я рад, что викинги вернули тебя к жизни, - сказал Александер, - Я не надеялся снова увидеть тебя счастливой.
- Неисповедимы пути Господни, - ответила я, прижимаясь к Олафу.
- Меня беспокоит цель вашего путешествия. После смерти Алябаса халифом стал Хамад. Он еще более жесток, чем отец. Не думаю, что он слишком любил Алябаса. Ты помогла ему занять трон, но он обязан отомстить. Викинги - великие воины, но вас так мало. А у Хамада не только армия. У него много коварных приспешников, готовых на любую мерзость, чтобы ему угодить.
- Против меча викинга не устоит ни один коварный предатель! – с горячностью заявил Торвард.
Александер и Олаф посмотрели на него так, что он смутился.
- Нам нужен твой совет, Александер, - с почтением сказал Олаф.
- Мой план прост. Мы прибудем в Константинополь примерно через неделю. Там есть человек, который имеет большое влияние на Хамада. Попрошу его выкупить Хоакина. Может быть, нам повезет, и все закончится без кровопролитья.
Честно говоря, я не верила в такой исход. По мере приближения к Багдаду, я начинала понимать всю тщетность нашей затеи. Мы шли на верную смерть. Но если я ее заслужила, подняв руку на правителя страны, то при чем тут все эти благородные люди? Однажды я призналась в этом Олафу и Хельду. Они лишь пожали плечами. Почему-то они были уверены, что у нас все получится. Счастливая встреча с Александером лишь укрепила их веру, но только не мою.
- Если удача отвернется от нас, и мы попадем в лапы к Хамаду…. - неуверенно начала я.
- Мы знаем, что нас ждет, - спокойно ответил Олаф.
- Не волнуйся, мы не достанемся ему живыми, - «подбодрил» меня Торвард.
Александер посмотрел на него с сожалением, но промолчал. Бесполезно спорить с мальчишкой.
- Олаф, - сказало я, когда мы остались одни, - обещай мне, если будет совсем плохо, … ты не отдашь меня им живой.
Он посмотрел на меня потемневшими от гнева глазами и молча кивнул.
Отправив меня спать, Олаф и другие воины долго разговаривали с Александером.
Утром я узнала, что Эгвальд и двое людей Торварда заметили неподалеку от нашего стана чужие костры. Опасаясь нападения, викинги угнали коней у степных разбойников.
- Куда они без коней сунутся? – беззаботно смеясь, рассказывал Хельд.
Воины во всю веселились, вспоминая ночное происшествие.
А мне было не до смеха.
- Не сердись, Тереса, - сказал Александер, - положись на них. Они знают, что делают.
- Я боюсь за них, - призналась я, - Я не хочу никого терять.
- Неужели ты до сих пор не поняла – они родились с мечом в руке, с ним и умрут. Не огорчай их, постарайся быть беззаботной. Я знаю, это непросто.
- Я не могу так легко относиться к жизни и смерти. Я не могу думать, как они.
- И все-таки, постарайся. Живи и наслаждайся жизнью и любовью твоего викинга. Такое чувство – дар Божий. Не растеряйте его в пустых тревогах и подозрениях.
Перед въездом в Константинополь Александер попытался уговорить моих спутников переодеться в византийские одежды, чтобы не привлекать к себе внимания. Олаф решительно отверг это предложение. Возможно, это оказалось одной из роковых ошибок, повлекшей за собой остальные события. Хотя, очень даже может быть, что викинги все равно обратили бы на себя внимание воинственным поведением и статью. Мне и раньше доводилось встречать больших людей, гордых и отважных, но викинги, безусловно, поражали воображение каждого, кто их встречал.
В столицу Византии мы вступили в полдень. Я никогда раньше не бывала в этом прекрасном городе, но рассмотреть его как следует не представлялось возможным – до дома Александера меня несли на носилках, завешенных светлым балдахином. Викинги охраняли меня, окружив со всех сторон.
Александер ехал рядом с моим паланкином и рассказывал о Константинополе. Чтобы его поняли все, он говорил на языке викингов.
- Этот город был основан греками несколько тысяч лет назад. Место очень удобное - здесь пересекаются многие караванные пути. Десять лет назад император Константин освятил город и переименовал его в свою честь. От прежнего греческого города мало что осталось. Здесь есть все. На рынках можно купить любую вещь из любого конца света, даже янтарь с берегов вашего моря. Торговля процветает, город растет и богатеет. Ну, и, конечно, торговля привлекает сюда толпы мошенников и воров, так что будьте бдительны, если не хотите остаться без штанов.
Шутка развеселила всех, даже хмурого Торварда. Ему не по душе был бескровный план Александера, но спорить с Олафом он не стал.
Город ошеломил викингов. Олаф и его хирдманы бывали в южных городах, но такое величие и великолепие они видели впервые. Широкие улицы, высокие белые дома, люди в ярких одеждах и непонятных головных уборах оставили неизгладимое впечатление в душах суровых странников. Всех поразил уличный рынок, протянувшийся на несколько кварталов. Такого количества людей, кричащих, хватающих за одежду, предлагающих разный товар, просящих деньги, торгующихся по поводу и без, они никогда не видели. Ну, а если все вышеперечисленное умножить на темперамент обитателей рынка и кричащие краски их одежд….
Возбужденным прогулкой хирдманам не терпелось поискать новых ощущений на улицах древнего города, но Олаф не позволил им выходить из дома, пока Александер не выяснит обстановку. Многие остались недовольны, но вслух высказать это не решились. Я случайно услышала разговор Олафа с Кари и Хельдом.
- Бесполезно объяснять юнцам, что мы сюда не развлекаться приехали, - выговаривал Олаф, - но вы-то должны понимать…. Вот закончим наше дело, тогда и повеселимся. Поймите, мы их обычаев не знаем. Тут полно городской стражи. Наши люди могут наделать много бед. Нам не нужны неприятности.
- Да понимаем мы, - хмуро отвечал Кари, - Но как же тут здорово!
- Я бы не прочь навестить местных шлюх. Александер говорил, что тут есть специальные дома, где есть женщины на любой вкус,- признался Хельд.
И тут же добавил:
- Думаешь, легко наблюдать за вами с Тэсс и не впасть в искушение, как она выражается?
- Это совсем другое дело, - оборвал его Олаф, - Я вас понимаю, но в город сегодня никто не пойдет. Я сказал.
Следующим утром Александер ушел к Фоме. Этот римлянин не один десяток лет занимался политикой и имел отличные связи во многих дворцах востока.
- Если он откажется нам помочь, будем действовать своими силами. Но упустить возможность добиться выкупа Хоакина мы не можем, - сказал Александер, уходя.
Олаф, как всегда, казался невозмутимым. Я же не находила себе места. Хирдманы тоже не знали, чем заняться. Чтобы немного развлечься, Торвард устроил во дворе дома Александера небольшую потасовку со своими воинами. Прислуга Александера попряталась по хозяйственным пристройкам. Они предпочитали лишний раз не показываться на глаза викингам, внушавшим их суеверный страх.
Прошло часа четыре. Александер не возвращался. Мое терпение иссякало. Я уже около часа стояла у края белой террасы и смотрела на дорогу, по которой уехал Александер. Олаф подошел так тихо, что я его не услышала. Он обнял меня сзади и сказал:
- Я хочу, чтобы у меня был такой же дом.
Я обернулась и посмотрела в его темные глаза.
- Успокойся, Тэсс, клубок нашей жизни давно сплетен. Что будет, то будет.
Я обняла его за шею, и он прижался лбом к моему лбу. Мне всегда нравилось, как он это делал. Это движение и его спокойная уверенность принесли мне покой.
- Все будет хорошо, - сказал он, - Мы найдем Хоакина и дом не хуже этого. Наши дети будут жить в настоящем дворце. Они будут богаты и образованы. Сыновья будут сильны и отважны, а дочери красивы и умны.
- Ты хочешь, чтобы я родила тебе детей? – удивленно спросила я.
- Сколько захочешь. Но сначала мы найдем Хоакина. Поверь мне, я не дам тебе заласкать его до смерти. Я научу его быть мужчиной.
- Ты будешь хорошим отцом, Олаф.
Он нагнулся и поцеловал меня.
- А ты будешь самой красивой и терпеливой матерью на свете. И я не позволю тебе носить платья из грубых тканей. У тебя будет все, что захочешь.
- Мне ничего не нужно. Только чтобы ты был рядом. И Хоакин.
- И остальные дети тоже, - улыбаясь, добавил он и снова поцеловал меня.
Я почувствовала, что он хочет меня. Улыбаясь, он подхватил меня на руки и отнес на кушетку.
Нам помешали.
От Александера принесли записку, написанную по-гречески. Я прочитала: «Фома хочет познакомиться с тобой и Улафом. Слуги проводят вас».
- Какой-то подвох, - волнуясь, сказала я.
- С чего ты взяла?
- Александер никогда не сделал бы ошибку в твоем имени. Но рука его.
- Ты останешься, - решил Олаф, - Пойдем только мы с Вифридом и Хельдом.
- Нет, - возразила я, - тут написано, что нас ждут вместе. К тому же, если что-то случится ... ты обещал мне….
- Хорошо, - кивнул он, - ты поедешь в закрытых носилках. Так мы сможем взять с собой еще четверых воинов.
Дом Фомы поражал своей пышностью. Это был настоящий византийский особняк, большой и роскошный. Он произвел впечатление даже на меня.
Мы вошли во двор через бронзовые ворота, и попали в просторный двор, выложенный разноцветными мраморными плитами. По периметру цвели большие розовые кусты. Стены атрия, куда нас проводили симпатичные служанки, были отделаны белым мрамором и серебром, высокие колонны красного мрамора поддерживали свод потолка, разукрашенный голубым с серебром. Стены дома украшали огромные картины с изображением эротических сцен. Олафу пришлось шикнуть на воинов, чтобы они снова приняли невозмутимый вид. Если бы не волнение перед предстоящей встречей, меня бы позабавил их обескураженный вид. Однако они сразу взяли себя в руки и с достоинством вошли в зал, где за большим столом из африканского кедра, уставленного редкими яствами, нас ждал сам хозяин в компании с Александером.
Стол был установлен в самом центре залы. У стен стояли кушетки с декоративной отделкой, покрытые тканями, расшитыми золотом и драгоценными камнями. Повсюду висели и стояли канделябры и светильники из начищенной бронзы, серебра и золота. Все здесь было изящным и красивым.
Фома оказался маленьким круглым розовощеким мужчиной лет пятидесяти. Плотоядно улыбаясь, он откровенно рассматривал меня и викингов, молчаливо восседавших за его столом.
- Ты действительно одна из самых прекрасных женщин, - заговорил он по-гречески, - Поверь мне, я их видел немало. Твой эскорт тоже вызывает восхищение. Очень хочется убедиться, действительно ли они такие опытные и отважные воины, как о них говорят. Но, честное слово, один их вид внушает страх и почтение. Они что, и вправду не знают нашего языка?
- Ни слова, - улыбнулся Александер.
- Я видел одного викинга. На ипподроме. Он принимал участие в гладиаторских боях. Хороший воин. Но их нравы …. Представляю, что ты, такая утонченная и образованная женщина, перенесла, скитаясь с этими варварами, - продолжал он, перебирая толстыми пальцами янтарные четки.
Он смотрел, как воины ели, по обыкновению отрывая куски мяса от зажаренных бараньих ног.
- Их образ жизни мало походит на то, к чему я привыкла, но у них много достоинств, - спокойно ответила я, пытаясь скрыть неприязнь к сластолюбцу, - Они преданы друг другу и тем, кого любят, они добры и жизнелюбивы. Это самые достойные люди, которых я знала в жизни.
Олаф рассматривал Фому, пряча взгляд под светлыми прядями.
- И все-таки, такая утонченная красавица достойна большего, чем шатры варваров. Если бы ты пожелала, я бы с радостью предложил тебе жизнь, полную покоя, счастья и тех милых безделушек, которые дороги любому женскому сердцу.
- Благодарю тебя, господин, но я продолжу путешествие, пока не достигну своей цели.
Фома кивнул.
- Жаль. Очень трудное дело вы затеяли. Но я рад, что ты обратилась именно ко мне. Это будет нелегко, но деньги и связи способны в нашем цивилизованном мире на большее, чем сила и мужество твоего маленького войска.
Вряд ли Олафу нравилось слышать то, что он слышал, к тому же Фома так откровенно рассматривал меня…. Выдержка Олафа вызывала восхищение.
- Я помогу вам, - продолжал Фома, - Но услуга за услугу.
Я напряглась, ожидая продолжения.
- Не откажи мне в маленькой радости. Послезавтра на ипподроме состоятся бои гладиаторов. Каюсь, грешен, я азартный зритель. Не откажи мне в удовольствии посетить со мной это зрелище. Тебе понравится, обещаю. Будет настоящий праздник.
Мне никогда не нравились подобные зрелища, а в последние месяцы крови и убийств я видела немало. Но нужно было соглашаться. Совсем небольшая жертва за счастье снова обрести моего мальчика.
- Мне лестно твое предложение, Фома, но перед тем, как дать свое согласие, я должна посоветоваться с… Улафом, - сказала я, бросив короткий взгляд на Александера.
Тот прикрыл глаза в знак согласия и понимания.
- Разве ты не госпожа им? – удивился Фома, - К чему совещаться с варваром?
- Он и его люди вызвались помочь мне добровольно. Они охраняют меня, поэтому без их согласия я решения не приму.
- Хорошо, передай ему мои слова.
Я повернулась к Олафу и перевела ему наш разговор.
- Мне не нравится его предложение, - сурово ответил он, - Подобные зрелища не для женщин. Но если он настаивает, а ты не против, мы туда пойдем. Я слышал о гладиаторских боях, и сам бы не прочь посмотреть на них. Одна ты с ним не пойдешь. Переведи.
- Мы согласны, господин, но Улаф хочет пойти с нами.
- Вот как?- улыбнулся Фома, буравя маленькими глазками невозмутимое лицо Олафа, - Я рад, что ты согласилась. И викингу я буду рад. Но несколько в другом качестве. Приглашение пойти со мной в мою ложу не единственная услуга, о которой я вас прошу.
- Чего же ты хочешь еще? – с беспокойством спросил Александер.
- Надеюсь, такому непобедимому воину, - Фома кивнул на Олафа, с безразличным видом рассматривающего резьбу, украшавшую серебряный кубок, - будет интересно проверить свои силы в бою с моим лучшим гладиатором. Я хочу, чтобы он участвовал в поединке. Я выставлю против него эфиопа. Это будет завораживающее зрелище - светловолосый гигант и мой темнокожий Ру.
Кровь прилила к моей голове. Этот человек смел просить нас об этом! Я беспокойно заерзала на стуле, но тут же почувствовала, как Олаф легко сжал мою руку.
- Я давно мечтал о таком зрелище. Не откажи мне, Тереса, уговори своего спутника выйти на арену. Обещаю, чем бы ни закончился поединок, ты получишь больше, чем я. Обещаю, викинг не пострадает. Ты вернешь себе сына, я же получу несравненное удовольствие от вида любимого зрелища в компании прекраснейшей из женщин.
- Фома, ты просишь слишком многого. Я знаю, чем заканчиваются поединки. Я не могу потерять такого воина, как Олаф. Может быть, ты передумаешь, если я попрошу тебя отказаться от этой затеи?
Фома молча покачал головой. Он не сводил глаз Олафа. Александр смотрел печально, не в силах помочь.
Я не была уверена, что никто из слуг, находящихся в зале, не знает скандинавского языка. Я перевела викингам слова Фомы, добавив, что побежденного на арене обычно добивают.
Вифрид хотел что-то возразить, но Олаф остановил его жестом и коротко ответил, чуть прищурив глаза:
- Я готов.
Мне было страшно, но я была не в силах воспрепятствовать ни ему, ни Фоме.
- Он согласен, - обреченно повторила я.
- Великолепно! – хлопнул в ладоши Фома, - Вот это воин! Он даже не видел противника, но не прочь сразиться с любым, кто вызовет его!
- Надеюсь, они не будут биться до смерти? – стараясь сдержать отвращение, спросила я, зная, что зрители бывают беспощадны.
- Конечно, конечно, - заверил меня Фома, - разве я могу лишить очаровательную женщину такого защитника? Уверен, что большинство его врагов разбегаются при одном его взгляде. Да и мне не хочется терять моего эфиопа. Отличный боец. Да ты сама в этом убедишься.
Он рассматривал Олафа, словно породистого скакуна или дикого зверя, посаженного в надежную клетку. Впрочем, и я была для него лишь безделушкой, способной развлечь на часок-другой.
Наконец, Александер сделал нам знак, что мы можем уйти.
Я дала волю чувствам, когда мы отъехали от дома Фомы на пару кварталов.
- Как я ненавижу этого напыщенного….
- Помолчи, - оборвал Олаф.
Мне хотелось кричать, но с некоторых пор я умела слушаться его с первого слова. Особенно, когда он был так зол, как сейчас.
- Дома поговорим, - добавил он, будто понял, что обидел меня.
- Он заставил меня выбирать между тобой и сыном! – сказала я, едва мы переступили порог, - Почему ты молчишь? Разве ты не понимаешь, чем может закончиться этот поединок?
- Он не знает, - устало сказал Александер, - Пойми, Олаф, зрители неуправляемы. Они возбуждаются от вида крови настолько, что не способны сострадать. Как правило, они требуют смерти побежденного.
Олаф спокойно пожал плечами.
- Но этим побежденным…. – начала я….
Олаф не дал мне договорить.
Он сжал мои плечи и сказал:
- Не хорони живого, Тэсс. Все идет, как надо. Я шел сюда, чтобы сражаться. Я не проиграю, верь мне.
Мне оставалось только молиться.
Олаф оставил меня с Александером и ушел совещаться с хирдманами.
- Женщины викингов не должны останавливать воинов. Ты должна благословить его на бой, а не расстраивать. Пойми, он не должен выйти на арену с тяжелым сердцем, - сказал Александер, - Ты можешь помочь ему, но можешь и навредить.
- Я навредила ему, когда согласилась принять его помощь.
- Ты делаешь его счастливым, Тэсс, не огорчай его, прошу тебя.
Через час я услышала звон мечей во дворе.
Я вскочила и подбежала к окну. Мой викинг сражался против Хельда и Вифрида. Я много раз видела его в бою, но и сейчас, когда он просто тренировался, я не могла не оценить, насколько он опытен, ловок и силен. Противники были под стать ему, но одолеть его было трудно. Я увидела кровь на руке Вифрида и поняла, что сражаются они настоящим боевым оружием. Они знали, что делали.
- Не хватало еще, чтобы они поубивали друг друга, - пробормотала я.
Смотреть на это было свыше моих сил, поэтому я пошла в свою комнату и стала молиться. Чего мне еще оставалось?
Олаф пришел ко мне поздно ночью. Увидев, что я не сплю, он лег рядом и спросил:
- Ты все еще расстраиваешься?
- Нет.
Я села на кровати, сняла с шеи крест и надела его на шею Олафа.
- Благословляю тебя на славную битву, воин. Пусть Бог хранит тебя.
- Какой Бог? – улыбнулся он, притягивая меня к себе на грудь.
- Все, которых знаю. Пречистая Дева сбережет тебя, ведь душа твоя чиста, а помыслы благородны. Пусть Господь укрепит твою руку!
- И слез не будет? – недоверчиво спросил он.
- Не будет, - рассмеялась я, - Хочешь, я буду танцевать для тебя?
- Только для меня?
- Хочешь?
- Да. Но не сегодня. Прости, Тэсс, но я слишком устал даже для любви….
Я уже засыпала, когда он вдруг спросил:
- Почему Александер сказал, что мы живем во грехе?
Я немедленно проснулась, но не сразу нашла, что ответить.
- Мы невенчаны, а живем, словно муж и жена. Это грех в глазах Господа, - вздохнула я.
- Так в чем же дело? Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Мне было и больно, и сладко.
- У меня уже есть муж. Я не могу быть твоей женой, Олаф, пока он жив.
- Он стар. Подождем, - сказал он.
Я долго молчала, глядя в темноту, пока не решилась спросить.
- Ты знаешь, за что меня отдали в рабство?
И испугалась своим словам. Не время было для таких разговоров.
Олаф немного помолчал, а потом спокойно ответил:
- Знаю, - и вдруг рассмеялся, - Лучше бы он тебя утопил.
Я не понимала, что он находил в этом смешного.
Он повернулся ко мне и погладил мою щеку.
- Ты выйдешь за меня?
Прежде чем ответить, я заставила себя проглотить слезы.
- Дважды я давала брачные обеты и не выполнила их. Не лучше ли оставить все, как есть? Я и так жена тебе и телом, и душой.
- Хорошо. Я спрошу тебя снова, когда умрет твой муж. Но если он не поторопится, я помогу вашему богу.
Я не поняла, шутит ли он.
Я повернулась к нему и прижалась лицом к его шее.
- И ты готов взять меня в жены … такую?
- Завтра будет не до этого, но после боя на арене я возьму тебя в жены по обычаю викингов. А пока…. Проведем еще одну ночь во грехе….
Весь следующий день он тренировался. Когда его соперники уставали, он приказывал занять их место другим воинам. Я не могла наблюдать за этим без содрогания, поэтому провела день в молитвах и долгих разговорах с Александером.
Вечером Олаф объявил всем, что назавтра собирается жениться на мне. Это известие удивило всех. Как мне показалось, никто не был против. Только Торвард пробормотал что-то вроде:
- У нее же не окончился траур….
Но Вифрид так на него посмотрел, что больше он ничего не сказал.
С Торвардом у меня отношения никогда не ладились. Вернее, мы не общались вовсе. Не знаю, рассказали ли ему мою историю, но он, пожалуй, единственный, кто относился ко мне не слишком уважительно. Что ж, его право. Я не осуждала его.
Вечером я танцевала для Олафа восточные танцы. Никогда раньше мой танец не радовал меня так, как в этот день. Ведь я танцевала для любимого человека.
Утром решающего дня, в сопровождении Эгвальда, Кари и Вульфхарта, мы с Олафом поехали к Фоме.
Александер посоветовал мне прикрыть лицо.
- На ипподроме будет много людей. Может, будут и те, кто ищет тебя. Халиф и его братья не прекратят поиски, пока ты жива. Будь осторожна, Тэсс. И удачи в бою, викинг!
- Надеюсь, Фома нас не обманет, - сказала я.
- Я тоже на это надеюсь, - ответил Александер, но я уловила в его голосе сомнение.
Отступать было поздно.
Александер не пошел с нами. Потом я благодарила Пречистую Деву за то, что Олаф разделил своих людей и уговорил старика остаться в доме.
Фома выразил несказанное удивление и недовольство, узнав, что Олаф приставил ко мне охрану.
- Ты обижаешь меня, Тереса, неужели ты думаешь, что моя охрана не надежна?
- Я очень уважаю тебя, Фома, и не сомневаюсь в надежности твоей стражи, но Олаф не знаком с нашими обычаями. Он взял меня под охрану много месяцев назад, и я не смогла убедить его, что буду в безопасности без наших воинов. Прости, Фома, но эти люди будут сопровождать меня.
Он недовольно оглядел хмурые лица викингов. Одетые в кожаные штаны и рубахи, не слишком уместные при такой жаре, и начищенные до блеска римские доспехи, огромные и свирепые, с волосами до плеч и лицами, изуродованными шрамами, они представляли собой довольно страшное зрелище.
- Что ж, пусть будет так, - склонил голову Фома, - хотя я бы предпочел видеть их на арене, чем чувствовать за своей спиной. Переведи, я рад приветствовать их и приглашаю в свою ложу.
Меня посадили в красивейший паланкин, и мы выехали на улицу.
Миновав Золотые Ворота, мы медленно двигались в толпе вниз вдоль Мизы к ипподрому. Кроме викингов, нас сопровождал небольшой конный отряд.
Ипподром, перестроенный Константином, вмещал около сорока тысяч человек. Здесь, как в римском цирке, травили животных, устраивали гонки на колесницах, показывали театральные представления. Фома рассказал мне, что арена часто использовалась для публичных казней. Кровавое место.
На входе Фома предъявил пропуск, и мы вошли на ипподром.
- Посмотри, это гордость нашего города, - сказал Фома, указывая на высокую античную колонну, - Это Змеиная Колонна. Ее привез из храма Апполона сам император. Ей не меньше тысячи лет.
Мы поднялись в ложу. Хитрый византиец пытался оставить викингов у входа, но Олаф знаком велел воинам встать у задней стены ложи.
Фома недовольно нахмурился, но спорить не стал. Он подозвал слугу и велел ему проводить Олафа.
В дверях Олаф остановился и сказал по - скандинавски:
- Не смей сомневаться во мне!
- Удачи в бою! – сказал Вульфхарт.
- Пусть Хлинн хранит тебя! – добавил Кари.
- Покажи им! А мы сохраним твою женщину в целости и сохранности, - засмеялся Эгвальд.
- Возвращайся, - шепнула я одними губами.
Он кивнул и вышел.
Толпа зашумела.
- Это император! – восторженно вскричал Фома, указывая на блестящую ложу.
Император в богатой мантии торжественно прошествовал к своему месту. За ним вошла свита, богато одетые мужчины и женщины и представители духовенства в черных мантиях.
Император взмахнул белым платком. Зрители взорвались аплодисментами.
- Прекрасная Тереса, - сказал Фома, - неужели ты не порадуешь меня сегодня удивительной красотой твоего лица? Мне нравятся твои чудесные глаза, они сверкают, словно звезды. Почему бы тебе не снять вуаль? Ты же видишь, что мы почти закрыты от чужих глаз.
Поколебавшись, я выполнила его просьбу. Я ненавидела его круглое розовое лицо, его полные ручки, нервно перебирающие четки, но я зависела от его благосклонности.
Я обернулась. Кроме нас в ложе находились еще четверо стражников и двое слуг. Викинги замерли, положив руки на рукояти мечей. Я видела, они были возбуждены предстоящим зрелищем.
Заметив мое беспокойство, Кари ободряюще подмигнул. Какой он был все-таки милый человек. Если это слово подходит двухметровому гиганту с ручищами, способными свернуть шею быку.
- Сколько будет длиться состязание? – спросила я.
- Часа два-три, - возбужденно ответил Фома, - Сначала будут биться команды гладиаторов. Твой викинг – изюминка представления. Давно я так не нервничал…. Посмотри, посмотри, начинается!
Заиграли трубы. Гладиаторы вышли на арену строем и, обойдя круг, остановились перед ложей императора.
- Но где же Олаф? – с тревогой вглядываясь в лица, спросила я.
- Не торопись. Он выйдет позже.
Подняв оружие, гладиаторы хором отсалютовали императору:
- Идущие на смерть приветствуют тебя!
Я перевела их слова викингам. Они были радостно возбуждены.
Начался бой. Противники бились друг с другом тупыми мечами, защищаясь небольшими щитами.
Я обернулась к Кари. Он казался недовольным. Имитация боя ему не нравилась.
Снова заиграли трубы.
- Бой окончен, - пояснил Фома, - сейчас начнется настоящее сражение.
Я перевела его слова. Викинги неподвижно стояли у задней стены, но их горящие глаза говорили о том, что они полностью поглощены происходящим. Они были азартны. Я знала, если бы Олаф позволил, они бы сами напросились на участие в состязании.
Фома был в восторге. Его губы кривились плотоядной улыбкой, ноздри хищно раздувались, руки нервно теребили четки.
- Почему ты хмуришься, красавица? Ведь тебе не впервой видеть, как мужчины убивают друг друга.
- Это совсем другое…. Это глупо, калечить друг друга просто так. Я знаю, у многих из них нет выбора. Но мне не нравится быть в числе…. – я осеклась, ругая себя за несдержанность.
Фома удивленно приподнял бровь и закончил за меня:
- Алчущих крови? Ты ничего не понимаешь, женщина.
Трубы возвестили начало нового поединка.
На арену вышел Олаф. Он был защищен блестящей на солнце кольчугой, в руке сжимал свой меч.
За ним выбежал Ру, черный великан, не уступающий Олафу в росте и стати. Он был вооружен мечом и трезубцем, вокруг пояса была обмотана сеть, а плечи были защищены кожаными наплечниками.
- Олафа не предупреждали, что Ру будет сражаться трезубцем, - возмущенно сказала я.
- Не волнуйся, они будут биться на мечах, - успокоил меня Фома.
Трибуны восторженно взревели, приветствуя своего любимца.
Викинги зашевелились, подавшись вперед. Их терпения явно не хватало.
Олаф поднял первый щит и дважды ударил по нему, призывая противника к бою.
Ру не торопился. Он положил трезубец на землю и, подняв свой щит, потряс мечом над головой.
Зрители продолжали кричать.
У меня пересохло во рту.
Фома наблюдал за мной с хитрой улыбкой. Он протянул мне кубок с вином, и я, не задумываясь, отпила из него.
Трибуны снова взревели – Ру бросился на Олафа. Удары эфиопа были мощны и страшны, но Олаф уверенно отбивал их. Они казались достойными друг друга, с той лишь разницей, что Ру был чрезмерно агрессивен. Он хотел победить любой ценой. Позднее Александр сказал мне, что за победу в этом поединке Фома обещал Ру свободу.
Олаф же, напротив, занял оборонительную позицию.
Симпатии зрителей всецело принадлежали чернокожему гиганту.
- Бой закончится, когда у них закончатся щиты? – спросила я.
Фома кивнул, он больше не смотрел на арену. С самого начала боя он наблюдал за мной. Думать об этом не было времени.
Олаф разбил все щиты Ру. Его два щита были еще целы. Он сделал ловкий выпад, сбил противника с ног и приставил меч к его горлу. Толпа возбужденно заревела.
Ру поднял руки, показывая, что побежден. Олаф опустил меч и отступил.
Но тут эфиоп подхватил с земли трезубец и быстро размотал с пояса сеть.
Публике это понравилось. Бой не остановили.
Толпа смолкла. Викинги за моей спиной зашевелились.
Я вскочила с места.
- Сядь, женщина, - сказал Фома, - не забывай, тебя могут узнать.
Я села, тщетно пытаясь вспомнить слова молитвы.
- Он сумеет справиться с сетью? – тревожно спросила я Кари.
- Не знаю, - честно ответил он, - Мы никогда не пробовали.
Я повернулась к арене. Бой продолжался.
Ру подпрыгнул и ловко бросил сеть в Олафа. Но викинг предвидел это. Он отскочил в сторону, подставив под сеть свой щит, и резким движением замотал ее вокруг щита.
Ру отступил, а Олаф метнул в него щит с сетью.
Фома подался вперед.
Эфиоп упал. Его трезубец отлетел в сторону. Олаф в один прыжок сократил расстояние между ними и замер, снова приставив меч к его горлу.
Фома ахнул и с раздражением рухнул в свое кресло.
Трибуны ревели от восторга. Я слышала, как эти звери, называющие себя цивилизованными людьми, орали:
- Добей его! Смерть эфиопу!
Всего несколько минут назад Ру был их любимцем….
Олаф убрал меч, снова отступая. Эфиоп перекатился на живот и, схватив трезубец, метнул его в Олафа. Викинг едва успел прикрыться щитом, разлетевшимся от мощного удара вдребезги. Еще одно стремительное движение, и голова Ру вдруг отлетела в сторону, а тело, немного постояв, рухнуло под ноги победителю.
Я видела лицо Олафа. Он презрительно скривился, сплюнул и, повернувшись к нашей трибуне, вложил меч в ножны.
Трибуны орали и рукоплескали.
- Он мог убить эфиопа в самом начале, - с гордостью сказал Вульфхарт.
- Да, такого боя я давно не видел, - пробормотал Фома, утирая платком потное лицо, - Жаль Ру, хороший был боец, но твой викинг превзошел все мои ожидания. Поговори с ним, может, он согласиться работать у меня. Разумеется, после того, как ты получишь сына. Ведь потом этот воин станет тебе не нужен, не так ли?
- Я спрошу, - кивнула я, вставая, - Прости, Фома, но это зрелище слишком тяжело для меня. Мы уходим.
- Не торопись, Тереса, еще не все закончилось, твой Олаф еще выйдет на арену, - лениво сказал Фома.
- Как? Ведь ты говорил об одном поединке! – возмутилась я.
- По правилам ипподрома, новый воин должен выстоять два боя. С оружием и без.
- Как это «без оружия»? - не поняла я.
- Посмотришь…. – загадочно ответил он и позвал слугу, - Подай нашим гостям вина, видишь, как взмокли?
- Что случилось? – спросил Эгвальд.
- Они заставляют его выдержать еще один поединок. Не знаю, как это будет, но Фома сказал, что Олаф должен биться без оружия, - нервно объяснила я.
- Вот гадина! Это что за новости? – Кари схватился за меч, наполовину вынув его из ножен.
- Вот только не надо нервничать, - спокойно сказал Фома - Все честно. Его противник тоже не будет вооружен… в известном смысле слова. Так что успокой своих варваров. Эй, где там вино? Тереса, скажи викингам, пусть присядут. Они начинают меня раздражать.
Я сказала по - скандинавски:
- Он хочет, что бы вы сели и выпили вина. Противник Олафа будет безоружен.
- Нет, - ответил Вульфхарт, - Мы не будем пить вино.
- Разве что воду, - сказал Эгвальд, - очень жарко.
- Они благодарят тебя, но будут пить только воду, - объяснила я Фоме.
- Да что может случиться от одной чарки?
Слуга уже поднес кубок Эгвальду. Едва отхлебнув, он тотчас выплюнул вино на пол, швырнул кубок оземь и громко выругался.
- Вы и своих стражников угощаете вином? – раздраженно спросила я.
- Ну-ну, не злись, вы же мои гости, - примирительно сказал Фома, - Эй, принесите воды!
Начинался новый поединок. Под звуки труб на арену вышел Олаф. На нем была лишь набедренная повязка из шкуры барса и сапоги. Трибуны взревели, приветствуя нового любимца. Даже кожаные браслеты, защищавшие мускулистые руки, были сняты. Его тело было натерто маслом и блестело на солнце. Он был красив, как Один. Но он был безоружен.
- Ты слишком переживаешь за него, - заметил Фома, - не будь я уверен, что ты благородная женщина, я бы решил, что он твой любовник.
- Как же ей еще удалось бы заполучить такого героя, - услышала я знакомый голос и, похолодев от ужаса, обернулась.
В дверях ложи стоял Касым, один из сыновей Алябаса, а викинги, бледные, как смерть, оседали на землю.
- Предатель! - вскричала я, бросаясь на Фому.
Мой крик потонул в реве толпы.
Касым схватил меня за волосы и дернул назад. Я упала. Не отпуская мои волосы, он рывком заставил меня подняться, зажал локтем мою шею и зашептал мне в ухо, заставляя смотреть на арену:
- Она хочет кушать, а твой любовник – превосходный кусок мяса.
На арену грациозно выбежала львица.
Моя рука скользнула по его бедру в поисках кинжала, но он был ловким и сильным. Стражники избили меня прямо в ложе Фомы. Не знаю, какое зрелище доставило ему большее удовольствие, избиение женщины, или схватка человека и львицы.
Касым, хищно раздувая ноздри, снова схватил меня за волосы и, приблизив лицо к моему, зашептал:
- Ты сладкая, как сахар, белая, как молоко, душистая, как чистый мускус. Мой отец слагал в честь тебя стихи. Едва увидев тебя, он воспылал любовью, вызвавшей тысячу вздохов. А ты, презренная дочь греха, порождение Иблиса, чем ты отплатила ему? Ты лишила его жизни и чести. Великий халиф погиб от руки рабыни! Позор всему нашему роду!
Он ударил меня снова.
Краем глаза я заметила движение в углу ложи. Кари, собрав последние силы, пытался помочь мне.
Стражник хладнокровно ударил его мечом в живот.
Если бы я не знала викингов, я бы долгие годы считала себя виновной в смерти Кари. Без сомнения, он вознесся в Вальхаллу.
Я же осталась наедине со своими мучителями.
А Олаф все еще бился со львицей. Судя по реву толпы и яростным рыкам животного, он все еще был жив.
- Убей меня сейчас, - пробормотала я в лицо Касыму, - или я уничтожу тебя. И смерть твоя будет столь же презренной, как смерть твоего отца.
Касым просто озверел. Он бил меня ногами, пока я не потеряла сознание.
Хельд.
Чего только не случается с людьми в этом мире. Иногда мне кажется, что пиры у Одина – слишком скучное занятие для вечности. То ли дело здесь, среди живых.
Мне сорок. Я воин. У меня есть мой меч и люди, которым я доверяю. За свою жизнь я нажил себе немало врагов, многие из которых мертвы. Надеюсь, что достану остальных и наживу новых.
Это - моя жизнь. И мне она нравилась. Я был доволен тем, что ни одна красотка не сумела привязать меня к своей юбке. Пока не появилась Тереса. Думаю, она затронула сердца всех, кого сводила с ней жизнь. Кто-то ненавидел ее. Мы ее любили. Каждый по-своему. А она любила Олафа. Я завидовал им. Такая женщина, такая любовь – мечта любого мужчины, если он что-то понимает в этой жизни. Но она была женщиной моего друга. И любой из нас был готов принять смерть за них, как это сделал Кари.
Торвард не выполнил приказ Олафа ждать нашего возвращения. Ему не терпелось посмотреть гладиаторские поединки, поэтому он в компании с тремя своими хирдманами, переодевшись в греческие одежды, пробрался на ипподром. Он не знал, что происходит в ложе Фомы, но когда увидел, что Олафа заставили бороться с львицей, сообразил, что дело не чисто. Опасаясь предательства, он отправил двух воинов к Александеру с приказом немедленно покинуть дом, а сам попытался добраться до ложи Фомы, чтобы убедиться, что с воинами все в порядке. В ложу его не пустили. В этой части ипподрома скопилось много стражников, одетых по-восточному. Торвард не стал лезть на рожон. Он проследил, куда отвезли раненного Олафа, а Тур дождался момента, когда Тересу и ее защитников вынесли из ложи. Им хватило мудрости не вмешаться. К вечеру мы знали, где держат Олафа, Тэсс, Эгвальда и Вульфхарта. Викинги были живы, хотя их опоили снотворным. Жадный Фома не мог отказать себе в удовольствии оставить их себе в качестве пленников, в надежде заполучить виконгов в качестве гладиаторов. Как объяснил Александер, тело Кари, скорее всего, скормили животным, которых содержали на ипподроме.
Мы встретились с Торвардом и Хайгелом в оливковой роще на окраине города и долго совещались. Мы были уверены, что на всех, включая Александера, объявлена охота.
- Скорее всего, Фома попытается объявить нас заговорщиками, угрожающими жизни императора, - сказал мудрый грек, - Нам нужно бежать из города. Вот только как быть с пленниками?
Мы готовы были разнести этот сказочный город по камешку, чтобы только освободить их.
Торвард снова оказался на высоте. Он предложил разбиться на три отряда. Один должен был наблюдать за домом, в котором держали Тэсс, другой – за местом, куда увезли Олафа, третий должен был следить за городской тюрьмой, куда заточили Эгвальда и Вульльфхарта. Все три отряда имели одинаковую задачу – выбрав подходящий момент, мы должны были освободить пленников. Поскольку нас было мало, мы не могли держать связь друг с другом. Договорились, что отряды объединятся в небольшом оазисе неподалеку от Багдада, куда в любом случае должны были попасть все, оставшиеся в живых, что бы добиться освобождения сыны Тэсс. Признав правоту Олафа, заставившего нас учить арабский, Торвард разделил нас так, чтобы в каждом отряде были люди, которые могли бы объясниться с местными жителями. Я возглавил отряд, которому было доверено отбить Олафа. Торвард занялся освобождением Тэсс. С ним уехал и Александер. Хайгел и Вифрид отправились к тюрьме.
Но Касым и Фома тоже не дремали. Через пару дней наблюдения за домами, куда отвезли Олафа и Тэсс, мы узнали, что нас обвели вокруг пальца. Дома хорошо охранялись, но ни Тэсс, ни Олафа там уже не было. В первую же ночь их тайно отправили разными караванами в Багдад в качестве подарка Фомы новому халифу Багдада. Надо было спешить. Объединившись с Торвардом, мы покинули столицу Византии. Хайгел, Вифрид и еще четверо воинов остались в городе.
Расспросив местных жителей первого же оазиса, оказавшегося на нашем пути, Александер узнал, что Олафа точно везли этой дорогой. Вид светловолосого варвара с крестом на шее вызвал в людях суеверный ужас, хотя они много повидали всяких людей, живя в этом оазисе посреди пустыни. Олафа, как мы и предполагали, везли в клетке под надежной охраной. Тересу никто не запомнил, но мы знали, ее везли той же дорогой - Торвард заметил выцарапанный на дереве знак нашего рода. Это была руна Перт в прямом положении. Умница Тереса оставляла нам знаки. Это могла сделать только она. Ее, видимо, не охраняли так тщательно, как Олафа. Куда денется в пустыне слабая женщина? Между тем, Хайгел и Вифрид похитили маленького сына одного из стражников, охранявших тюрьму. Позднее Александр долго бранился, узнав об этом. Но воины добились своего. Перепуганный стражник помог освободить Эгвальда и Вульфхарта и получил своего ребенка целым и невредимым. Чего не скажешь о пленниках. Очнувшись, они попытались освободиться, но не смогли справиться с охраной. За это их держали без хлеба и воды. Ну, и потрепали как следует. Ничего, восстановились они быстро….
Тереса.
В третий раз я пересекала Аравийскую пустыню. Первые три дня пути я почти не помню. Избитая, томимая жаждой, я брела по горячему песку с караваном, пока не потеряла остатки сил. Я не знала, жив ли Олаф, не знала, какая судьба постигла Александера и остальных воинов. Мне снова было не на кого надеяться. Впереди меня ждали новые страшнее испытания, главным из которых была неизвестность.
- Твоя смерть будет мучительной и долгой, - мечтательно прикрыв глаза, сказал Касым, - братья уже много месяцев придумывают самые изощренные пытки.
Я едва держалась на ногах. Внутренняя сторона бедер стерлась до крови, причиняя мучительную боль при каждом шаге.
- Не надейся, - проговорила я, - я умру раньше, чем мы доберемся до места.
Он бросил на меня злобный взгляд и подозвал слугу.
- Позаботься о ней. Эта одалиска должна быть здорова и свежа, когда мы прибудем в Багдад.
Я не одалиска. Я решила, что лучше умереть. Я отказалась от еды.
Коварная штука жизнь. Я могла умереть много раз, но судьба снова обманывала меня. Она подарила мне любовь Олафа, это стоило всех страданий моей прежней жизни. Но сейчас, когда я была уверена, что его растерзала львица, жизнь потеряла для меня всякий смысл. Даже мысли о сыне приобрели новый оттенок. Я думала – бедный мальчик не помнил меня. Он привык к той жизни, которую уготовил ему Алябас, и не знал лучшей доли. Может быть, он уже был в раю и равнодушно смотрел на следы, которые я оставляла на песке.
Разум мой туманился, мысли путались, но я упорно шла вперед, к своей смерти. Обессилев от голода и усталости, я потеряла сознание.
Очнулась я в палатке начальника стражи Касыма.
- Не надо убивать себя, - по-тюркски сказал он, - Ты должна надеяться.
- На что? Халиф простит меня и вернет моего сына? Или Пречистая Дева попросит Господа вернуть жизнь моему викингу?
- Викингу? – оживился стражник, - Уж не тот ли это воин, который голыми руками задушил львицу на ипподроме Константинополя?
Я была потрясена. Может быть, его слова были лишь уловкой, чтобы вернуть мне желание жить, но он своего добился.
Я схватила его за руку, умоляя рассказать все, что он знает.
- Этот северянин будто сам стал зверем. Они рычали и катались по арене, слившись в один клубок, пока ему не удалось придушить ее. Убедившись, что львица мертва, он закричал что-то и бросился к вашей трибуне. Львица тоже его помяла, но гладиаторам не сразу удалось его утихомирить. Даже сеть не помогала. Я видел, через Босфор его везли в тесной клетке. Он был скован цепями, но люди все равно боялись подходить близко.
- Он сильно пострадал от когтей и зубов?
- Похоже, ему не раз приходилось драться с дикими зверями. На нем и до этого поединка не было ни одного живого места от шрамов.
- А другие викинги? – с надеждой спросила я.
- Двое живы. Их забрал себе Фома. Хотя я думаю, варвары умрут, но не подчиняться его прихотям.
Оставалась неизвестной судьба Александера и остальных викингов. Но если они были живы, можно было надеяться, что они сделают все, чтобы спасти Олафа из плена. Мне нужно было подать им знак, что нас с Олафом везут именно этим путем. Насколько я знала, от Босфора до Багдада лежали еще две дороги, но эта была самой короткой. Я не сомневалась, что Александер проведет викингов именно здесь. Оставалось придумать знак, который бы они поняли. За мной не следили – куда убежишь, если на многие луны пути простирается великая пустыня. У меня не было ни денег, ни драгоценностей, чтобы соблазнить ими какого-нибудь кочевника с тем, чтобы он помог мне бежать или согласился передать послание Александеру. Да и если бы они у меня были, положиться на этих людей было нельзя. Все знают законы пустыни. Пока ты в доме кочевника, ты друг. Только вышел – возможная добыча. И я стала выцарапывать руну, которую видела на пряжках и застежках людей Рагнара, где только могла. И писала имя Олафа рядом.
Скоро меня поймали за этим занятием, и остаток пути я шла за лошадью начальника стражи. Иногда ему становилось меня жаль, и мы менялись местами. Он не разговаривал со мной. Я потеряла его доверие. Но вряд ли он был разочарован во мне, ведь не мог же он всерьез верить, что я буду безропотно следовать с караваном туда, где меня ждали мучения и смерть. Опасность была моей сестрой, тревога – моей извечной спутницей. Но меня утешала мысль о том, что в четырех оазисах караванного пути остались руны моей надежды.
Хамад пожелал меня видеть лишь на пятый день после прибытия в столицу халифата. Все эти дни меня содержали в темнице при главном дворце халифа. Я знала эту камеру еще со времен Алябаса – каменный мешок, выложенный плитами, свет в который проникал лишь через решетку в высоком куполе свода. Пол здесь был пропитан сыростью, к стене прикреплены бронзовые кольца, к которым приковывали непокорных, в углу валялась куча полусгнившей соломы и истертых до дыр, наполовину съеденных крысами одеял. Во время своих скитаний я старалась не вспоминать об этом месте, где провела немало дней и ночей. Но теперь ночные кошмары стали явью.
Обо мне заботились. В мою темницу принесли узкую деревянную кровать и теплое одеяло, меня кормили. Пять дней я провела в одиночестве, если не считать визиты слуг, один раз в день приносивших пищу. У меня было время подумать о своей участи. У меня теперь было много времени для этого.
На пятый день к вечеру в мою темницу принесли медную ванну, две рабыни помогли мне вымыться и одели меня в роскошный розовый шелк. Мою шею украсил тяжелый золотой ошейник, руки и ноги сковали тонкой золотой цепью, так, чтобы я могла передвигаться.
Когда меня привели к Хамаду, я решила, что это мой последний день.
Но халиф неожиданно рассмеялся и сказал:
- Боишься? Не бойся. Мои братья, Ахддалан и Мохаммед, еще не вернулись из хазарских земель. Они решат твою судьбу. А у меня к тебе претензий нет. Ведь ты открыла мне путь к власти. Конечно, я помню, что ты убила моего отца и брата, ну, да невелика потеря….
Наверное, он бы еще долго благодарил меня, но тут пришел Касым.
- Великий халиф, - сказал он, учтиво склонившись перед старшим братом, - Я привез тебе и другой подарок.
Я услышала звон цепей.
Касым приказал мне сесть на пол у ног халифа. Волнуясь, я повиновалась.
В комнату ввели Олафа. Стражники окружали его со всех сторон. Они боялись моего викинга. Для пущей безопасности они держал пики так, что бы их острия касались его тела. Его руки и ноги были скованы, кандалы растерли их до крови, грязное тело было покрыто свежими рубцами от когтей львицы и ударов плетью, длинные грязные волосы спутались и почти закрывали лицо. Лишь на миг мы встретились глазами, и он тотчас же отвернулся. Я подумала, что он не узнал меня, его глаза казались пустыми и безразличными.
Они не щадили его. Я думала, что мое сердце разорвется от боли. Я не могла видеть его таким. Я не хотела знать, что его мучают. На что я надеялась, когда согласилась с его решением ехать сюда, в логово кровожадных убийц?
Я почувствовала на свой голове руку халифа. Лаская мои волосы, он произнес:
- Хорош…. Это он?
- Да.
- Он понимает наш язык?
- Да, великий.
- Хорошо, - повторил Хамад, больно сжал мои волосы и сильно толкнул.
Я упала на пол. Я видела, как Олаф напрягся, громыхнув цепью.
- Уведи ее, Касым. Она мне надоела, - лениво произнес халиф, - Я хочу говорить с варваром.
Взгляд Олафа стал тяжел и страшен. Меня для него словно не существовало. Он смотрел на халифа.
Касым, больно сжимая мой локоть, вывел меня в коридор и впихнул в соседнюю комнату. Он подвел меня к стене, облицованной белым мрамором, в центре которой красовалось огромное изображение солнца, сделанное из чистого золота.
- Если ты сделаешь, чтобы он понял, что ты слышишь их разговор, он умрет, - прошипел он мне в самое ухо.
Он приподнял левое веко золотого солнца и подтолкнул меня к образовавшемуся отверстию.
Олаф стоял перед Хамадом, окруженный стражниками.
- Если правда то, что о тебе рассказывают, ты великий воин, - говорил халиф, - Я знаю, это не гостеприимно, но я должен заботиться о безопасности моих подданных, ведь мне известно, насколько ты свиреп. Одно твое слово, и ты будешь свободен. Поклянись, что не причинишь вреда мне и моей собственности, и я готов принять твою клятву. Я подарю тебе жизнь и свободу.
Олаф молчал. Он даже головы не поднял.
- Подумай, не каждый день люди получают такие щедрые подарки от сильных мира сего. А мне от тебя нужно только одно – клятва в верности мне. Такая малая услуга за все те прелести жизни, которые ты получишь взамен.
- Чего ты хочешь? Зачем я тебе? У тебя есть все – власть, богатство, все, что душе угодно, – поднимая голову, спросил Олаф.
- Чтобы ты служил мне. Такие воины, как ты, представляют большую ценность для любого правителя. Я стал халифом недавно, я хорошо знаю своих подданных, чтобы беспокоиться о собственной безопасности. У тебя будет все - дом, драгоценности, женщины, чего только пожелаешь! Ну, ты согласен?
Олаф молчал. Мне не нравился задушевный тон, выбранный Хамадом для беседы.
- Все из-за проклятой испанки! – в сердцах сказал он, - Ты попался в ее сети, как многие другие. Добиваясь своего, она лжет всем. Мне жаль тебя, воин. Она – порождение Иблиса. Она погубила многих – своего мужа, своего любовника, моего отца, великого халифа Алябаса, и многих других несчастных. Где они теперь? Она пользуется своими чарами, ее лживые речи и глаза сводят мужчин с ума. О, эта подлая шлюха тщательно выбирает свои жертвы. Она использует мужчин, а потом безжалостно избавляется от них. Что она рассказала тебе о своем прошлом? Что говорили ее прекрасные грустные глаза? Как обольщало тебя ее восхитительное тело? Знаешь, зачем она хотела вернуться? Наверняка, она рассказала тебе трогательную историю о бедном ребенке, разлученном с любящей матерью. Тебе покажут этого мальчика. Ты многое поймешь. А сейчас я расскажу тебе, как все было на самом деле. Это разобьет твое сердце, но лучше тебе узнать это сейчас, чем закончить жизнь в тоске и боли, когда ты поймешь сам, во что она тебя втянула.
Касым оттолкнул меня от отверстия и плотно его закрыл. Теперь я не могла слышать, о чем говорил халиф.
- Надеешься, что он не поверит? – сказал Касым, - Мой брат красноречив и убедителен. А твой любовник – наивный варвар. Он поверит, когда увидит ребенка.
- Это правда, что о Хоакине хорошо заботятся? - недоверчиво спросила я.
- Кто тебе сказал, что ему покажут твоего сына?
- Но мой мальчик жив? – в смятении я вцепилась в шелк на груди моего врага.
Касым ударил меня по лицу и злобно рассмеялся:
- Откуда мне знать? Никто не знает ребенка под именем Хоакин. Он не помнит тебя и своего имени. Но я найду его, и, клянусь Аллахом, ты увидишь его последние минуты.
У меня потемнело в глазах.
Касым сел в кресло и протянул руку.
- Иди сюда, маленькая шлюха. Покажи своему господину, чему тебя научили в гареме моего отца, - развязывая тесемки шаровар, сказал он, - Может, за это я выпрошу у моих братьев денек-другой для тебя.
- Ты такая же похотливая свинья, как твой отец, - прошипела я, понимая, что повлечет за собой подобное оскорбление.
Меня избили. Так, что я долго не могла ходить. Но я избежала изнасилования. Мужчины знают много способов, как унизить женщину. Почему он не отдал меня стражникам, остается для меня загадкой.
Дни и ночи в застенках одинаковы, проникают ли сквозь узкое окно золотые солнечные лучи, или лунный свет отбрасывает на сырые камни серебряные отблески. Я не знала, сколько их прошло, тех дней и ночей. Я болела от тоски. Меня оставили наедине с моими страхами. Ожидание смерти хуже самой смерти, а если к этому ожиданию прибавить еще страх за любимых людей, можно просто сойти с ума.
Ужасные картины пыток возникали в моем воспаленном мозгу, сменяясь мучительными видениями страданий моего ребенка и мужчины, которому я отдала сердце. Я много молилась в эти дни. Я просила для них заступничества. Я боялась, что Олаф поверит халифу. Поистине, я так страдала, что с лихвой расплатилась за преступную связь с Шаваром.
Касым приходил в мою темницу почти каждый день. Он с удовольствием перечислял страдания, которые мне предстоит вынести прежде, чем моя душа упокоится в лучшем из миров. Смерть в погребальном костре Рагнара теперь казалась мне совсем не страшной.
Я боялась спрашивать о сыне и Олафе. Однажды Касым привел меня к искусно спрятанной в стене дыре.
- Посмотри на своего варвара. Он не так глуп, как казался. Он понимает только язык силы. А мы сильнее, поэтому он подчинился.
Я увидела, как две ослепительно красивые одалиски, белая и чернокожая, умащали тело моего возлюбленного чудесными маслами и благовониями. Он снова был полон сил. Он лежал, обнаженный, на ложе, покрытом шелком, а наложницы, сладострастно извиваясь, изощрялись в любовных ласках.
Я не стала смотреть. Не знаю, уступил ли им мой викинг. Если так, кто ж его осудит? Он силен и сдержан, но он мужчина.
- Он проклинает тот день, когда поверил тебе, - сказал Касым.
Я молчала. Было больно, но я утешала себя одним - Олаф был жив и здоров. Только это было главным. Разве он клялся мне, что не познает ни одной женщины, кроме меня?
Касым показал мне сына. То, что я увидела, привело меня в большее смятение, чем Олаф и женщины, распаляющие его желание. Голый грязный мальчонка, худой, с огромными черными глазищами и впалыми щеками, дрался с дворовыми псами, пытаясь отнять старую обглоданную кость. Мне не дали даже приблизиться к моему ребенку.
Сыновья Алябаса гораздо более изощрены в пытках, чем он сам. Он истязал мое тело. Они терзали мою душу.
- Я предупреждал Хамада, варваров приручить невозможно. Твой викинг напал на стражу, - однажды сказал Касым, - Завтра его ждет смерть. Обещаю, ты не пропустишь этого зрелища. Ты увидишь все. Сначала он, потом – твой сын. Ты умрешь последней. Хотя, может, халиф оставит тебе жизнь, чтобы ты до конца своих дней помнила, какой ценой ты жива.
Той ночью я не пыталась заснуть. Я думала, что нашла выход. С тех пор, как я сидела в этой камере в прошлый раз, никто не нашел спрятанный в стене нож. Оставалось только придумать, как пронести его в пыточную, чтобы убить Олафа, и заставить халифа убить меня. А после моей смерти убивать моего ребенка уже не было смысла. Вот на что была готова отчаявшаяся женщина.
Я была испанкой, я была женщиной, которую полюбил викинг. Я готова была держаться с достоинством. Они хотели сломить мой дух – я не доставлю им этого удовольствия, думала я.
Утром в мою темницу снова принесли ванну. Рабыни помогли мне вымыться и одеться. Они хотели причесать меня, но я отослала их, сказав, что сама уложу волосы. Одежды мои были легки и полупрозрачны, они почти не скрывали мое тело, открывая на всеобщее обозрение знаки, которыми меня отметил Алябас. Поэтому только в волосах можно было спрятать мой нож.
Я знала, куда меня ведут по темным коридорам застенка, освещаемым факелом моего стража. Я знала дорогу. И чем ближе я приближалась к пыточной, тем меньше верила, что мне удастся осуществить задуманное.
Едва шевеля губами, я молилась:
- Пречистая Дева, прости мне грехи мои. Дай мне силы уменьшить страдания тех, кого люблю. Укрепи руку мою и решимость. Дай мне силы умереть с честью. Мой викинг должен гордиться мной. Препроводи его в его Вальхаллу, ведь он достоин этого не меньше, чем его отец….
Я грешила перед Господом, я знаю…. Но Пречистая должна была меня понять….
У двери в пыточную стояли четверо вооруженных до зубов наемников. Один из них показался мне подозрительно знакомым, но думать об этом времени не было.
Олаф был прикован к пыточным столбам. Он стоял, опустив голову на грудь, и его обнаженное тело блестело от пота. Он на меня даже не посмотрел.
В пыточной, кроме палача и двух охранников, были Хамад, восседавший в золотом кресле, Касым и Мохаммед.
- Не много ли чести для одного мужчины и одной женщины? - собрав все мое мужество, спросила я.
Вошли еще двое огромного роста стражников-негров, и прикрепили к стенам новые факелы.
Палач раздувал жаровню с углями. Рядом на столике были аккуратно разложены пыточные инструменты.
У стражника, вставшего рядом со мной, за поясом блеснул кинжал. Это показалось странным, но я подумала, что, может быть, успею воспользоваться им. Для себя.
Палач положил на жаровню щипцы и длинные железные прутья.
Олаф поднял голову и откинул голову назад. Он казался изможденным, но я не усомнилась, что именно его видела всего несколько дней назад в объятьях гаремных искусительниц. Он медленно обвел присутствующих презрительным взглядом и горько усмехнулся, встретившись со мной глазами.
- Прости, - одними губами прошептала я.
Он прикрыл глаза.
Нет, он не поверил им. Теперь я точно знала, что викинг им не покорился. Теперь он должен был расплатиться за это. Нет, не за это. За любовь ко мне.
Палач взял раскалившиеся докрасна щипцы, повертел их в ручищах, словно раздумывая, и снова положил их на жаровню.
- Пришло время расплаты, - сказал Касым, - Ты, виновная в смерти халифа и его сына, увидишь смерть своего возлюбленного.
- Выжги ему глаза, палач, - лениво посоветовал Хамад.
- Пред собой я вижу отца своего…. - прерывающимся от волнения голосом начала я по - скандинавски.
Это произвело впечатление не только на Олафа. Палач уставился на меня во все глаза, а кровожадный ублюдок, приказавший начать пытку, просто задрожал от злости.
- … вижу мать, сестер и братьев своих. Вижу род мой до последнего колена…. - мой голос обретал силу, поднимаясь к тяжелым каменным сводам.
- Заставь ее замолчать!
Стражники не пошевелились, остолбенело тараща на меня глаза.
- Они зовут меня к себе….
- …. зовут в Вальхаллу! – хрипло подхватил викинг.
Я подняла руки к голове, готовясь выхватить нож. Хамад вскочил с места с явным намерением растерзать меня своими руками.
- Где храбрые воины будут жить…. - начали мы с Олафом.
- Вечно! – выкрикнул палач, пробивая раскаленным прутом голову великого халифа Багдада.
Страшно зарычав, Олаф разорвал оковы и набросил цепь на шею стражника. Я выхватила кинжал из-за пояса стоявшего рядом наемника и метнула его в Касыма. Третий стражник занес, было, меч над головой Олафа, но меч Мохаммеда оказался проворнее. Он подставил его под удар, защищая викинга. Все перепуталось. Один из стражников дрался с палачом. Олаф, подхватив кривую саблю убитого им стражника, бился против двух вбежавших в комнату наемников. Мохамед яростно рубился с Касымом. Перед пыточной тоже звенели мечи. А я стояла со своим ножом, не понимая, что происходит.
Расправившись с врагами в пыточной, Олаф с неожиданными помощниками рванулся на помощь воину, сражавшемуся в коридоре. Я хотела последовать за ними, но мои ноги снова меня подвели, и я упала на каменный пол.
- Торвард, отвечаешь за нее! - крикнул Олаф.
За мной вернулся … палач. Он подхватил меня на руки и потащил. Разноцветные круги плыли у меня перед глазами. Я пыталась сосредоточиться, но не смогла узнать в наголо обритом чернокожем гиганте сына Греттира. А потом я потеряла сознание….
Очнулась я на огромной мягкой постели под белым шелковым пологом. Возле меня сидела старая служанка-арабка.
Увидев, что я открыла глаза, она радостно пробормотала хвалу Аллаху и быстро ушла, оставив меня одну.
Я медленно приходила в себя, пытаясь понять, что же произошло на самом деле. Я не чувствовала своих ног и едва могла поднять руку.
В комнату вошел Олаф, держа за руку смуглого мальчика.
Я не могла выговорить ни слова, только слезы потекли по щекам.
Улыбаясь, Олаф подошел к моему ложу и сел.
- Подойди, Хоакин, - по-арабски сказал он, - не бойся.
Мальчик с опаской приблизился.
- Это твоя мама.
Я подняла руку и прикоснулась к руке моего сына. Это был не сон. Впервые за долгие годы я смогла дотронуться до моего ребенка.
- Здравствуй, - прошептала я.
Слезы душили меня.
- Ты помнишь маму? – спросил Олаф.
Хоакин растеряно моргнул и покачал головой. Я молча гладила его руку и плакала.
- Теперь все будет по-другому, - сказал Олаф.
Мальчик недоверчиво посматривал то на меня, то на огромного светловолосого мужчину. Вряд ли он понимал, что происходит.
- А теперь иди, - приказал Олаф, - маме нужен отдых.
- Можно я поиграю с Сетом? – неожиданно звонко спросил Хоакин.
Олаф кивнул. Хоакин белозубо улыбнулся и выбежал из комнаты. Мы остались одни.
Олаф склонился надо мной, нежно касаясь ладонью моей щеки.
- Моя храбрая маленькая женщина. Ты отчаянно боролась с опасностью, а теперь, когда все позади, и мы свободны, ты плачешь.
Он неуклюже вытирал мои слезы, а я рыдала навзрыд, не в силах остановиться.
- Все закончилось, - ласково бормотал он, - Ты поправишься, и мы уедем домой.
- У нас нет дома, Олаф, - плача, сказала я, - Мы вечные скитальцы.
- У нас будет дом, - ответил он, склоняясь к моим губам, - Верь мне.
Его поцелуй был теплым и нежным. Как мучительно приятно было чувствовать его губы, вдыхать запах его тела.
- Расскажи мне…. - начала я, но он накрыл мои губы ладонью.
- Не разговаривай. Я все расскажу. Как ты? Когда я увидел тебя на руках Торварда….
- Я не чувствую ног….
- Ты поправишься. Отдыхай.
Он хотел встать, но я схватила его за руку.
- Не уходи!
Он улыбнулся.
- Я не уйду.
- Что там произошло? Откуда взялся Торвард? Там был палач…. Почему Мохаммед помог нам?
- Кажется, Мохаммед ждал повода, чтобы расправиться с братьями. Я не верю ему, но мы помогли ему стать халифом.
- Он не лучше своих братьев.
- Да, наверное. Но мы тут не одни. Александер привел Торварда с дружиной и всех наших, даже Эгвальда и Вульфхарта. Они смогли пробраться во дворец под видом стражников. Ради этого Торвард, Тур, Хельд и Вифрид пожертвовали волосами и выкрасили кожу в черный цвет. Торвард заменил палача. Ты не узнала его?
- Нет.
- Мохаммед не был посвящен в наш план. Мы не ожидали его поддержки. Но он быстро понял, что к чему, и его помощь оказалась неоценимой. Люди думают, что Касым напал на халифа, а мы помогли Мохаммеду справиться с заговорщиками.
Я молча слушала, не веря своим ушам.
- Когда ты запела Песню смерти…. – он замолчал, не находя слов, лишь качая головой.
- Я хотела убить тебя, - призналась я.
- Я всегда знал, что ты сумасшедшая, - грустно улыбнулся он, погладив мои волосы, - Торвард тоже понял, что ты ведешь себя странно, поэтому договорил с нами последнее слово Песни.
- Если бы он не убил халифа, мой нож оборвал бы твою жизнь….
- Я уже благодарил его, - улыбнулся он.
- Хоакин такой…. Кто этот Сет?
- Щенок. Мохамед подарил его твоему сыну. Бедный ребенок. Он так счастлив. Наверное, это первый подарок, который он получил в жизни. Он научится быть счастливым, поверь мне. Только не плачь. Я не могу смотреть на твои слезы.
Я проглотила комок, застрявший в горле.
- Я чувствую себя такой грязной…. - прошептала я.
Он кивнул и позвал слуг.
Пока они готовили ванну, Олаф сидел рядом, не отпуская мою руку, и рассказывал, как Александер и Торвард нас нашли.
Олаф отпустил слуг и, не обращая внимания на мои протесты, сам вымыл меня.
- Кожа да кости. Тебя сдует ветром пустыни, и будешь катиться по песку, как перекати-поле, - пошутил он, почему-то пряча глаза.
- Я не хочу, чтобы ты на меня смотрел. Я стала некрасивой, - прошептала я.
Он отнес меня в постель.
- Глупая женщина. Да я благодарю всех богов, которых знаю – Одина, Тора, Тюра, Аллаха и Иисуса, за то, что они подарили мне тебя.
Он накрыл меня шелковой простыней, лег рядом и обнял меня. И я обняла его. И почувствовала через тонкую рубаху новые шрамы на его спине. Он понял, о чем я думаю.
- Это семейство хлебом не корми, дай только изуродовать чью-то спину, - грустно улыбнувшись, сказал он, - Мне страшно представить, как ты смогла вынести эту боль.
Он помолчал и заговорил снова.
- Я намерен жениться на тебе по вашему обычаю. Но я не позволю тебе, женщина, жена моя, мешать мне растить наших сыновей по обычаям викингов, - грозно нахмурясь, сказал он.
В его глазах плясали смешинки.
Он любил меня. Мой сын был с нами. Я была счастлива.
Хельд.
До чего довели женщину проклятые арабы!
Тереса обезножила на целых две луны. Ей нужно было подлечиться, но мы не доверяли новому правителю Багдада, поэтому уехали через день после освобождения Тересы и Олафа.
До чего ж у нее оказался славный сынишка! Когда его привели к нам, он был похож на затравленного звереныша, готового в любой момент дать отпор обидчикам. А врагов он видел во всех незнакомых людях. Несладко жилось мальчишке во дворце цивилизованного правителя. В первый же вечер его усадили за общий стол. Наверное, ему не раз в его маленькой жизни приходилось драться за еду…. Ему не доводилось раньше ужинать с людьми, которые его не обижали. Перед нами поставили несколько тарелок с бараниной. Одну из них мальчишка прижал к груди, а когда я попытался взять с нее кусок, он вцепился острыми зубами в мою руку. Я еле уговорил его разжать челюсти. Эта сцена не рассмешила никого из наших воинов. Как же к нему относились здесь, если он готов был драться за каждый кусок?
Понемногу, нам удалось завоевать его доверие. Не скоро мальчишка понял, что отныне его окружают люди, на которых он может положиться. Он привязался к нам, а Олафа просто боготворил. Впрочем, это понятно, ведь Хоакин видел, как люди уважают своего вождя. А к матери он еще долго относился с недоверием. Она пыталась приласкать его, но он под любым предлогом старался улизнуть. Это расстраивало Тэсс.
Маленький не по возрасту, верткий, черноглазый, он оказался очень смышленым. Он никогда раньше не держал в руках оружие и не умел ездить верхом, но учился очень быстро и с таким неподдельным восторгом!
Я полюбил его всей душой.
Наш путь теперь лежал в Испанию, на родину Тэсс. Олаф считал, что мы должны освободить для нее ее земли. Наши земли.
Тереса учила нас испанскому. Теперь никто не возражал против этих уроков. Даже Торвард. Он очень переменился за этот поход. Он возмужал и поумнел. Он стал настоящим вождем. Мы с каждым днем уважали его все больше. Это он придумал обрить воинам волосы и покрасить кожу в черный цвет, чтобы сойти за египтян и наняться в стражу халифа. Все понимали, что если бы не он, вряд ли Олаф и Тэсс остались бы живы. А теперь, когда Олаф снова был с нами, Торвард беспрекословно выполнял его приказы.
Потихоньку Тереса начала ходить. Олаф был счастлив, что снова обрел ее. Он взял ее в жены по нашим обычаям. Это произошло в оазисе посреди пустыни. Он бы женился на ней, даже если бы она никогда не смогла бы встать на ноги. Он любил ее больше жизни. Она подарила ему любовь и семью. Хоакин стал его сыном. Я не подозревал, что Олаф сможет любить чужого ребенка.
Я смотрел на них, и грусть сжимала мое сердце. Мне надоели войны и походы. Я хотел, чтобы у меня был дом и люди, которые смотрели бы на меня с таким же обожанием, как Тереса и Хоакин смотрели на Олафа. Это и было счастье. Наверное, я начинал стареть.
Кроме Тэсс и Хоакина, нас было четырнадцать. Александер простился с нами, как только мы пересекли Босфор. Он не пожелал ехать дальше. Но сколько мы почерпнули из его бесценного опыта…. Его жизнь – караваны и торговля. Наша – война. Впрочем, у нас было общее – ветер перемен, зовущий нас в дорогу….
Кари мы потеряли в Константинополе, в бою за Эгвальда и Вифрида погиб Хродгар, один из людей Торварда. Еще один, Орбранд, погиб в Багдаде, спасая Олафа и Тэсс. Славные воины. Они погибли смертью храбрых и пируют теперь в Вальхалле. А мы упорно двигались вперед, в Испанию, чтобы начать новую жизнь. И мы надеялись….. Нет, я надеялся, что Иисус, бог южан, о котором так часто рассказывала нам Тереса, примет нас и будет к нам благосклонен….
Ирис.
Я была всего лишь незаконнорожденной дочерью богатого землевладельца и простой служанки. Я не могла рассчитывать на брак с благородным человеком, хотя была единственным ребенком своего отца, хорошо воспитана и довольно привлекательна. С детства мне твердили, что самое лучшее, что может случиться со мной в жизни – это замужество с каким-нибудь торговцем. А я мечтала о мужчине, который полюбит меня настолько, что сможет забыть о моем происхождении и увезет меня далеко-далеко, подальше от всех этих людей, которые презирали меня за мое происхождение.
Мне было семнадцать, когда отец выдал меня замуж за своего друга, приехавшего укрепить в наш замок. Отец женился на молоденькой соседке, хозяйке богатого поместья, и переехал жить в ее дом, а мы остались в нашей усадьбе. Я не любила мужа. Я его уважала. Он был воин, он был намного старше меня. Как я понимаю, он тоже не испытывал ко мне теплых чувств. Через год у нас родился хорошенький мальчик с голубыми глазами и светлыми кудрями. Я поняла, что отныне это будет единственный мужчина, которому я могу отдать всю свою любовь без остатка. Я покорилась судьбе….
Мой муж не мог усидеть на месте. Он уехал на войну и вскоре погиб. Я оплакала его, как положено хорошей жене.
Семейная жизнь отца тоже не сложилась. Его жена оказалась распутной женщиной. Она связалась с цыганами и забеременела от одного из этих бродяг. Не знаю, как отец допустил это. Он проклял ее и отправил в изгнание. Я долго ничего не знала о ее судьбе, впрочем, меня жизнь этой распутницы не интересовала. Скорее всего, она умерла в дальних землях. Через пять лет отец тяжело заболел и умер, оставив мне в наследство земли своей жены. Может, он и правда любил мою мать и меня, но никогда этого не показывал.
Замок, где провел последние годы мой отец, был удобнее и укреплен гораздо лучше, чем наш, поэтому я переехала туда с сыном.
Итак, в двадцать четыре года я стала владелицей большого имения. Я была счастлива. Здешние люди не знали о моем происхождении и относились ко мне с большим уважением. Появились и мужчины, желающие прибрать к рукам мое поместье. Они не любили меня. Я не смогла полюбить ни одного из них. Я была богата и независима. Я могла себе позволить остаться вдовой до конца своих дней. А о любви … о любви не могло быть и речи.
Управление имением отнимало много сил и времени, но мне это нравилось. Мои виноградники и поля приносили богатый урожай. Целых два года я получала хорошие доходы. Но времена были неспокойные. Римское могущество таяло на глазах. Кордовский эмират давно не претендовал на наши земли, но и помощи оттуда ждать было невозможно. Северные племена становились все наглее. До нас все чаще доходили слухи об их набегах на богатые поместья к северу от нас. Поразмыслив, я решила усилить охрану и построить укрепления вокруг дома на случай нападения варваров.
Высокие стены изрядно испортили вид на мой дом, но жизнь и спокойствие казались мне дороже чудесного сада и тополиной аллеи.
Варвары пришли к стенам моего замка, когда укрепления уже были построены. Нанятая мной охрана с честью выдержала бой. Нас держали в осаде недолго. Разбойники быстро сообразили, что к югу от моего имения есть земли, где к встрече нежданных гостей готовы гораздо меньше. На прощанье северяне сожгли мои виноградники. Это казалось ужасным, но мы были живы, и поместье осталось за мной.
Прошло еще несколько месяцев упорных трудов. Денег на содержание стражи становилось все меньше, а новые виноградники еще долго не смогли бы приносить доход. Моя стража начала роптать, требуя заплатить за работу. Пришлось продать дом моего отца. Этих денег хватило бы всего на год, но я надеялась, что со временем найду выход.
День, когда я потеряла права на мое имение, начался, как обычно. До полудня я занималась неотложными делами, а после обеда отдыхала в комнате, где спал мой сын, умаявшийся от уроков старого учителя.
Я сидела у окна и смотрела на черную землю, некогда покрытую виноградниками, и с грустью думала о том, что пройдет немало лет, прежде чем эта земля снова начнет плодоносить.
- Донна Ирис! – услышала я тревожный голос Лукаса, начальника моей стражи, - Надо подняться на южную стену. К нам приближается отряд в пятнадцать всадников.
Глядя на его ладную фигуру, я в который раз подумала о том, что было бы неплохо оказаться с ним в постели. Я часто думала об этом, но не могла решить, стоит ли настолько приближать его к себе.
Грех! Такой грех! Но это был мужчина…. А я была всего лишь женщиной…. Даже падре Иаков не раз говорил, что мне нужно выйти замуж, потому что я грешу против природы и Господа.
- Что за люди? Знакомые?
- Нет. Ты должна увидеть это сама.
Тон его голоса не предвещал ничего хорошего.
Я поцеловала спящего Маркуса и пошла во двор.
По южной дороге к дому ехали люди.
- Что за сброд? – сморщилась я, разглядывая чужеземцев.
Впереди отряда ехали двое мужчин, воинов по виду, и женщина. Рядом со своими рослыми светловолосыми спутниками она казалась маленькой черной оборванкой. Но оборванки не ездят рядом с воинами…. Что-то в ее облике казалось знакомым, но, сколько я не вглядывалась в ее лицо, вспомнить, где видела ее прежде, я не могла. Встреча не предвещала ничего хорошего. Это было понятно всем, кто стоял сейчас рядом со мной.
- Тебе знакомы эти люди? – спросил Лукас.
- Нет.
- Эй, закройте ворота! – крикнул он стражникам.
Приказание немедленно выполнили. На стену поднялись пятеро лучников. Защитников замка было немного, всего двадцать человек, но люди были проверены, и я могла на них положиться, пока была в состоянии платить.
- Кто бы это мог быть? – вслух подумала я, продолжая разглядывать женщину.
- Сейчас узнаем, - невозмутимо ответил Лукас.
Всадники нас заметили. Один из мужчин, ехавших впереди, сделал знак остальным, и они остановились.
- Стрелой не достанешь, - заметил Лукас.
- Спроси у них, чего им нужно.
- Отличная идея, - проворчал он и прокричал, - Кто вы такие и что вам нужно?
- Эта женщина – донна Тереса Катон, - на плохом испанском прокричал незнакомец, - Мы требуем пропустить нас и встретить хозяйку имения, как подобает!
Лукас посмотрел на меня, требуя объяснений.
Я похолодела. Не может быть! До нас доходили разные слухи, но все были уверены, что Тереса мертва. Я снова и снова вглядывалась в лицо женщины внизу. Признать в ней беспутную жену моего отца я не могла, даже если это действительно была она.
- Наглая ложь, - спокойно сказала я, - Это имение принадлежит мне по праву наследования.
- Кто бы вы ни были, уходите отсюда! Этот замок – собственность донны Ирис Кассиус. И ничьи другие права на него мы не признаем.
- Мы не хотим войны, - прокричал всадник, - Откройте ворота, мы обсудим все и обойдемся без жертв.
- Без жертв? – встрепенулась я, - Да что они себе возомнили! Скажи им, какая тут охрана!
- Убирайтесь отсюда! Донна Ирис не желает с вами разговаривать! Дом хорошо укреплен, и у нас достаточно людей, чтобы его защитить!
Всадники стали совещаться.
- Они уезжают, - сказал Лукас, - Но я уверен, что ненадолго. Лучше расскажи мне, кто эта женщина, и почему она смеет заявлять тут свои права.
Что за наглость! Он смотрел на меня, как на нашкодившего ребенка!
- Ты не забыл, кто тебе платит? – надменно поинтересовалась я и хотела уйти.
Но он схватил меня за руку и настойчиво повторил:
- Кто эта Тереса Катон?
Я стряхнула его руку.
- Тереса Катон мертва! Имение – мое. Это все, что тебе нужно знать. Займись своей работой. По-моему, я плачу тебе именно за такие ситуации.
Разозленная и немного растерянная, я вернулась в комнату Маркуса. Он не спал.
- Что происходит? Кто там? – с тревогой спросил он.
- Ничего особенного, радость моя. Какие-то чужеземцы просили пустить их в замок. Но чужие нам здесь не нужны.
Я позвала слуг и велела им наполнить ванну в моей комнате. Они тоже знали о непрошенных гостях и посматривали на меня с любопытством. Это было выше моих сил. Мало того, что какая-то наглая бродяжка претендовала на мой дом, выдавая себя за Тересу, а тут еще эта чернь! Я никому не позволю относиться ко мне с неуважением!
- Прости, Ирис, но вдруг это правда она? – с запинкой спросила Изольда, моя старая нянька.
- Ты же сама рассказывала, что Тереса умерла в родах! Или ты все придумала?
Нянька чуть не плакала.
- Я передала тебе только то, что сама услышала от торговцев.
Я лихорадочно соображала. Если Тереса жива, она имеет права на свои земли, и мне придется убираться отсюда. Куда? Мой дом продан. Родных не осталось. Но если хорошо подумать, кому она будет доказывать, что она – это она? Времена неспокойные. Римляне давно оставили наши земли, а Кордовский эмират в наши дела не вмешивается. Соседи со мной связываться не будут. Государства практически не существует, судей нет. Моя стража легко расправится с этой бандой. Так что замок останется за мной при любом положении дел.
Через час, приняв ванну и немного успокоившись, я спустилась во двор и нашла Лукаса.
- Они разбили лагерь за оливковой рощей, - хмуро сказал он, - Уходить не собираются.
- Так заставь их!
- Похоже, они отличные воины. Во всяком случае, они хорошо организованы.
- Наши люди тоже хорошо организованы, не так ли?
- Да, - согласился он, - Но с этими пришельцами будут большие проблемы.
Он ошибся. Проблем не было. Ночью они проникли в замок при закрытых воротах.
Как потом мне рассказали слуги, варвары поднялись по отвесной скале прямо из моря и перебрались через восточную стену, совершенно не охраняемую из-за казавшейся неприступности.
Я проснулась от диких криков и звона мечей во дворе замка.
Полуодетая, я побежала в комнату сына, но его там не оказалось. В последние дни было очень жарко, и он предпочитал ночевать на сеновале с сынишкой нашего конюха.
Добраться до конюшни можно было прямо из окна комнаты Маркуса. Для этого достаточно было спрыгнуть с высоты моего роста на крышу дровяного сарая, затем взобраться на южную крепостную стену и снова спрыгнуть на крышу конюшни. Это было небезопасно, поэтому я несколько раз ругала Маркуса за такие пробежки, но сейчас это был единственный путь.
Путаясь в подоле, я перелезла через окно и спрыгнула вниз, удачно приземлившись на крышу сарая. Влезть на стену оказалось труднее, но мне удалось и это. Наверное, я наделала немало шума - меня заметили. Огромный воин со страшным шрамом на лице и татуировкой на лбу что-то крикнул на незнакомом языке, показав на меня окровавленным мечом, и тут же прямо передо мной появился другой бандит. Он шел на меня, расставив руки, и что-то лопотал по-своему.
Оглядевшись, я заметила кадку, стоящую на самом краю стены. Мои рабочие ремонтировали стены старой конюшни, а камни поднимали в кадке снаружи стены на веревке, перекинутой через блок. К счастью для меня, кадка оказалась наполненной камнями, а свободный конец веревки с петлей лежал рядом.
Ехидно улыбаясь, варвар приближался. Отступив к стене, я незаметно взяла в руки веревку и, когда он кинулся на меня, набросила веревку ему на шею и столкнула кадку со стены. Он даже крикнуть не успел, как, увлекаемый тяжестью камней, перелетел через стену и повис на веревке. Я не стала смотреть, как он умирает.
Я смотрела на татуированного варвара, который видел все, стоя внизу. Он пробормотал что-то и двинулся в мою сторону, но во двор вбежали несколько наших воинов, и он вступил с ними в бой.
Я побежала к конюшне, обыскала ее сверху донизу, но мальчишек нигде не было. Отчаявшись найти здесь Маркуса, я снова залезла на стену, намереваясь спуститься по веревке, на которой висел убитый мною варвар.
Бой во дворе закончился. Косматый бродяга стоял над телами убитых стражников и спокойно наблюдал за моими действиями.
- Ищешь детей? – крикнул он, коверкая слова, - Они в доме. Спускайся. Мы не тронем тебя.
Что мне оставалось?
В большом зале моего дома хозяйничали бандиты. Их предводитель, светловолосый гигант с черными пронзительными глазами, сидел в центре в моем кресле, хмуро разглядывая рану на левом плече.
Увидев меня, он что-то спросил по-своему у варвара, который меня привел.
- Это она, - подтвердил тот по-испански и чуть подтолкнул меня вперед, - Она убила Хара.
Предводитель посмотрел на меня с интересом и снова что-то спросил. Косматый урод, размахивая руками, объяснил ему, как мне это удалось.
Я приготовилась к смерти.
- Ты храбрая женщина, - неожиданно сказал предводитель, - Ты победила викинга. Не бойся. Мы не убьем тебя. Мы понимаем, что ты защищалась.
- Где мой сын? – с вызовом спросила я, но мой голос дрогнул, и на глаза навернулись слезы.
Он молча махнул кому-то рукой, и в зал ввели заплаканного Маркуса.
- Мы решим вашу судьбу завтра, - сказал светловолосый варвар, - Заприте их в комнате. И поставьте охрану.
Он говорил по-испански. Зачем?
Ночью я попыталась сбежать по веревке, скрученной из порванных простыней. Беспокоясь, что она не выдержит нашего веса, я стала спускаться первая. Было так темно, что даже Маркус, наблюдавший за мной из окна, не увидел, как внизу оказался тот самый татуированный бандит. Он ловко подхватил меня на руки и сжал так, что я не могла сопротивляться.
- Я ждал тебя, - добродушно рассмеялся он, - Скажи сыну, чтобы не пытался убежать, и я отведу тебя к нему.
Посмеиваясь, он нес меня на руках до самой двери. Моя гордость была уязвлена, но я боялась за сына, поэтому стерпела эту наглость.
- Плохо сторожишь, - смеясь, сказал он варвару, сидящему на полу у двери в нашу комнату.
Тот стал оправдываться, удивленно тараща белесые глаза.
Воин вошел в комнату и, не обращая внимания на кинувшегося ко мне мальчика, молча собрал все, что могло бы помочь нам покинуть комнату, и выбросил в окно. Даже полог сорвал. На постели остались только тюфяки, набитые соломой.
- Сама виновата, - спокойно сказал он, - Ты покинешь замок только с разрешения Тэсс и Олафа, поняла?
Закусив губу, я отвернулась.
Надо отдать им должное, они снова не сделали нам ничего плохого….
Остаток ночи я не сомкнула глаз, размышляя над судьбой, которую нам уготовили.
Утром нас снова привели в большой зал. Предводитель сидел на том же месте, а черноволосая женщина перевязывала его рану. Она заговорила первая.
- Я говорила со слугами. Ты хорошо следила за домом, пока меня не было.
Я молчала, с презрением глядя в ее большие черные глаза. Это была Тереса Катон, распутная жена моего отца. Теперь я узнала ее. Она очень изменилась, это правда, но это все же была она.
Женщина говорила спокойно, словно не замечая моего отношения к ней.
- Я знаю, что ты продала свой дом, чтобы заплатить за охрану замка, и теперь тебе некуда идти. Понимаю, что роль домоправительницы не слишком хороша для той, которая считала себя здесь хозяйкой, но я предлагаю тебе остаться. Обещаю, что воины и слуги будут относиться к тебе и твоему сыну с уважением. У тебя будет своя комната, и ты будешь пользоваться прежними привилегиями. Ответ дашь вечером. А пока идите на кухню. Слуги приготовили вам завтрак.
Мне хватило ума не бросить ей в лицо все, что я о ней думала. Она обещала многое…. Но что значили ее слова? В замке хозяйничали варвары….
Весь день мы с Маркусом не выходили из комнаты. Моя гордость требовала, чтобы мы немедленно покинули этот дом, но я несла ответственность за судьбу сына. Распутница предлагала условия, от которых в тот момент я отказаться не могла. И я решила остаться, пока не найдется какой-нибудь выход.
Вечером за мной снова пришли. Я приказала Маркусу не выходить из комнаты до моего возвращения.
В зале кроме Тересы никого не было. Она отослала воина, который меня привел.
- Что ты решила, донна Ирис?
- Я остаюсь. Но не жди моей благодарности. У меня просто нет другого выхода, - гордо ответила я.
Она кивнула и указала мне на стул.
- Присядь. Я хочу поговорить с тобой.
Я продолжала стоять.
- Как хочешь, - спокойно сказала она, - пойми, я не враг тебе.
- Зачем ты вернулась? – с вызовом спросила я.
Она пожала плечами.
- Ты забыла, Ирис, это мой дом. Я стремилась сюда много лет.
- Донна Ирис! – гневно поправила я.
- Пусть так, - устало согласилась она, - мне нужно время, чтобы снова научиться манерам испанской аристократки.
- Какая ты аристократка? – не сдержалась я, - Ты распутная женщина, все это знают. Ты привела в дом своего ублюдка и весь этот сброд…. С кем из них ты спишь?
- Полегче! – оборвала она, - Олаф – мой муж по закону нашей церкви. А за свой грех перед твоим отцом я расплатилась с лихвой. Ты знаешь, что он продал меня в рабство?
- Так ты еще и беглая рабыня? – рассмеялась я.
Она сверкнула глазами, но сдержалась. Я удивлялась ее самообладанию и понимала, что не должна вести себя подобным образом, если хотела остаться, но меня душила злость.
- Не получается у нас с тобой разговора, - сказала она, - Иди. И занимайся своими делами. Но если я узнаю, что ты вредишь нам….
Она не шутила. Она точно знала, как следует себя вести. За ней была сила.
Я повернулась и вышла.
Как она изменилась! Кто бы мог подумать, что малышка Тереса станет твердой и уверенной в себе женщиной? А если вспомнить, что она была в рабстве….
Ужас какой. Я не могла себе этого даже представить. Да, она оскорбила отца, но так поступить с наследницей знатного рода…. Я очень плохо знала своего отца.
И все-таки, я презирала ее. На мое уважение эта женщина рассчитывать не могла.
Я прошлась по безлюдному двору. Трупы уже убрали, двор был чисто выметен и засыпан чистым песком.
- Где эти … чужеземцы? – спросила я у служанки, моющей крыльцо.
- Они хоронят убитых за северной стеной, - пряча глаза, ответила она, - кухарки готовят поминальный обед.
- Кто из наших пострадал?
Служанка всплакнула и, растирая слезы грязной рукой, ответила:
- Убиты больше десятка наших воинов, многие ранены.
- Где они?
- Они держат их в сарае за хлевом. Но о них хорошо заботятся. Хлоя и Мария ухаживают за ранеными.
- А Лукас? – равнодушно спросила я.
- Убит, - разрыдалась в голос она.
Что ж, он был хорошим воином. Жаль его. И только.
- Успокойся! – прикрикнула я, - Как они ведут себя?
- Кто? – не поняла служанка.
- Да хозяева новые! Бесчинствуют? Наши женщины…. Кто?
- Нет, они добрые. Они сказали, что все здесь будет, как при тебе, донна, только теперь хозяйка здесь донна Тереса.
Добрые! Захватить замок, убив его защитников, и считаться добрыми! Что за времена!
- А как же ты, донна? Что теперь будет с тобой?
- Ничего не будет. Я остаюсь в замке. Я по-прежнему буду вами управлять. Так и скажи остальным!
Я подобрала подол и поднялась на северную стену. На холме происходило что-то странное. Чужеземцы суетились возле непонятных сооружений из бревен. Приглядевшись, я поняла, что на бревнах лежат два мертвых воина из пришлых.
Язычники! Они собирались предать тела своих убитых огню. Так вот кого привела в мой дом проклятая Тереса!
Я не стала смотреть. Я пошла к сыну.
- Мы остаемся, Маркус. Но помни, что эти новые хозяева – не ровня тебе. Они - презренные язычники. Будь с ними вежлив, чтобы они не навредили тебе, но никогда не забывай, что они отняли у нас дом.
Как поведут себя захватчики? Страх перед неизвестностью…. Страх….
Наутро я встала очень рано. Нужно было выполнять свои обязанности. Взяв с собой Изольду, я пошла на огород, разбитый за рвом у южной стороны замка.
Оказалось, что многие варвары тоже не спят. Они знали толк в охране. Я заметила часовых на стенах. Высокий юнец, охраняющий ворота, с трудом понял, куда и зачем мне нужно идти.
- Хорошо, - наконец, сказал он, - Олаф сказал, что вы можете туда ходить.
- Надо же, - фыркнула Изольда, - у него еще нужно спрашивать! А что вы есть будете, если мы там работать перестанем?
- Прекрати, - обрезала я, - нам нужно смириться.
Я осмотрела огород и послала Изольду за водой. Согласна, это было не совсем подобающее занятие для женщины моего положения, но я любила свой огород и с удовольствием им занималась.
Я подвязывала кусты, когда услышала приближающиеся шаги и, решив, что это возвращается моя нянька, громко сказала:
- Подержи здесь, мне одной не справиться.
За спиной раздался короткий смешок. Я обернулась. Это был тот самый уродливый варвар со шрамом на правой щеке.
Он с интересом рассматривал мою фигуру. Я вскочила, поправляя платье.
- Сомневаюсь, что смогу тебе помочь, донна Ирис, - сказал он с усмешкой, страшно коверкая слова, - Стейнвер сказал, что ты ушла без охраны.
- До тех пор, пока вы тут не появились, я всегда ходила сюда одна.
- Так будет, когда мы убедимся, что тут безопасно. К тому же я не уверен, что ты предана новой хозяйке.
- Ты будешь следить за мной? – злясь, спросила я.
- Да. Я буду следить за тобой, - подтвердил он, вкладывая в эти слова иной смысл, чем я.
- Ну что ж, варвар, я не могу тебе препятствовать, - надменно ответила я.
- Меня зовут Хельд, донна Ирис.
Не ответив, я снова склонилась над своими растениями. Хельд присел на корточки. Очевидно, так ему было проще рассматривать мое лицо. Невоспитанный тип без смущения изучал меня, и мне было неуютно под его насмешливым взглядом. Удержать рассыпающиеся веточки и одновременно перевязать их трясущимися руками было непросто.
Чтобы скрыть смущение, я сказала:
- Помоги мне!
- Ирис, Ирис…. Ты не просишь - приказываешь…. – хмыкнув, заметил он, подхватывая, непослушные стебли так, что и мои руки оказались в плену его теплых шершавых ладоней.
Я нервно отдернула руки. Он смотрел на меня с теплой улыбкой, лаская взглядом мое лицо. Только этого мне еще не хватало! Что бы этот уродливый варвар надеялся….
Положение спасла появившаяся Изольда. Тяжело дыша, старуха тащила воду.
- Уф, - выдохнула она, поставив кадку на землю, - В моем возрасте такие тяжести быстро загонят меня в могилу! Храбрый воин решил заняться земледелием или охмурить несчастную пленницу?
Хельд добродушно рассмеялся и встал.
- Ну и остра ты на язык, тетушка Изольда! Я тебя еще вчера приметил. В твоем возрасте тебя скорее загонят в могилу злые словечки, а не тяжести.
Он был такой огромный, что высокая Изольда, которую не согнули ее шестьдесят четыре года, казалась рядом с ним худеньким подростком.
«Интересно, как же я выгляжу рядом с этим великаном», - подумала я.
- Ты бы не скалился, а помог. Что тебе стоит принести сюда десяток - другой кадок с водой? Вон, какой ты ладный и сильный! – улыбаясь, ответила Изольда
Надо же, он ей нравился!
Хельда ее предложение озадачило.
Тщательно подбирая слова и смешно их коверкая, он сказал:
- В моей стране этим занимаются женщины и слуги. Но я вижу, что для твоей госпожи нет ничего зазорного в том, что она трудится на земле, как простая служанка. Видимо, у вас другие порядки. Давай свои кадки, женщина. Мне действительно не трудно принести вам воду.
- Конечно, не мне давать тебе советы, моя донна, - громко зашептала нянька, когда он немного отошел, - Но ты приглядись к нему. По всему видно, славный мужчина, даром что язычник. Вот защита тебе, так защита. Да и сам он с тебя глаз не сводит. Так и зыркает в твою сторону, так и зыркает!
- Прекрати немедленно! - возмутилась я, - Да как ты смеешь со мной так разговаривать? Чтобы я…. Чтобы он….
Но няньку сбить с толку было невозможно.
- Да, они, конечно, язычники. Вот вчера, например, сожгли, ироды, своих мертвых. Даже падре к ним не пустили.
- Падре? Откуда он взялся? – удивилась я.
- Они приказали его привезти, чтобы похоронить наших. Все честь по чести…. Но к своим его не подпустили. Уж не знаю, какому Богу они молятся….
- И не знать бы никогда!
- Да ладно, не злись, - отмахнулась она, снова поворачивая разговор в другое русло, - Неужели не понимаешь, столько холостых мужчин в усадьбе – подарок судьбы. Рано или поздно, все равно придется выбирать. Ты бы гордость свою спрятала подальше и пригляделась бы к ним получше. Они не чета нашим. Смотри, какие здоровые и сильные. Чего еще женщине надо?
- Не бывать этому никогда! Да лучше я навсегда останусь вдовой, чем соглашусь…. Или ты забыла, что эти здоровые сильные мужчины лишили меня моего поместья? Они же убийцы! Хладнокровно перебить моих стражников, отнять мой дом, превратить меня в служанку и потом дружелюбно улыбаться, надеясь на мое расположение?
- Тише! Он возвращается, - шепнула Изольда, расплываясь в улыбке, - Все равно, природа возьмет свое, уж я-то знаю, о чем говорю.
- Мне, конечно, не трудно носить вам воду, но это не удобно, - сказал он, вернувшись, - В дальних землях я видел такие штуки, которые подают воду по вырытым каналам прямо на огороды. Хочешь, я скажу людям, чтобы они вырыли такие же? Это не займет много сил и времени. А для того, чтобы пустить воду, понадобится только пара быков.
- Делай, что хочешь. Теперь я тут не хозяйка, - проворчала я.
Я знала, о каких сооружениях он говорит. Сама не раз просила Лукаса выделить людей, которые помогли бы построить подъемник для воды, но он отнекивался, объясняя это занятостью своих воинов, а мои крестьяне и так были заняты на полях. Принимать помощь захватчиков совсем не хотелось. Глупая гордость?
- Хорошо, - легко согласился он, - Я поговорю Тэсс.
- Да что она понимает? – вдруг разозлилась я, - Она никогда ничего не смыслила в хозяйстве! Вряд ли там, где она была рабыней, ее заставляли заниматься огородом или домом!
- Но ведь ты осталась. Тэсс сказала, что ты согласна вести хозяйство, - сказал Хельд.
Я промолчала, продолжая злиться.
- Мы не земледельцы, и никогда раньше не жили хозяйством. Нам предстоит многому научиться, - зачем-то сказал он.
- Нужно еще воды, - напомнила ему Изольда, - Успеете наговориться позже.
Он снова рассмеялся и, подхватив кадки, быстро ушел.
Мы закончили с огородом примерно через час. Хельд все это время был с нами. Он проводил нас до ворот и остался со Стейнвером.
Возле дома происходило что-то необычное. У крыльца, на котором стояли Олаф и Тереса, варвары окружили кучку пленных стражников, многие из которых были ранены.
- Решив остаться, вы должны принять наши законы, - говорил Олаф.
- Веру вашу, что ли? – хмуро уточнил один из стражников.
- Нет. Верьте, в кого хотите, - быстро ответила донна Тереса, - Нам нужны люди, разбирающиеся в лошадях. Пока виноградники снова не начнут плодоносить, мы станем разводить лошадей.
- Я воин, а не конюх, - ответил один из стражников.
- Все они, - донна Тереса показала на варваров, - тоже воины. Но они будут работать наравне со всеми. Не хотите – вас никто не держит.
Олаф и донна Тереса ушли в дом, оставив озадаченных пленников у крыльца. Остальные варвары отошли на некоторое расстояние, не выпуская, однако, бывших пленных из поля зрения. Люди тихо переговаривались и спорили.
Ко мне подошел Хуан, один из пленных воинов.
- Донна Ирис, я слышал, ты решила остаться, - с почтением сказал он.
Я молча кивнула.
- Я тоже останусь… пока. Если понадобится моя помощь…, - он понизил голос, - Любая…. Только позови.
На мои глаза навернулись слезы. Он все еще был мне предан.
- Спасибо, Хуан. Я запомню твои слова.
А на скотном дворе меня поджидал новый сюрприз. Мой сын Маркус дрался на деревянных мечах с ублюдком Тересы и казался очень довольным. Двое молодых викингов наблюдали за боем и подбадривали мальчишек криками.
- Маркус! Немедленно иди в свою комнату! Я пришлю учителя!
- Но мама, позволь мне еще немного поиграть с Хоакином!
- Не смей возражать мне!
- Донна Ирис, - вмешался один из чужаков, с уважением, однако, назвав мое имя, - Мальчишка должен уметь держать меч.
- Вот когда у тебя будет собственный сын, научишь его, чему захочешь, а моего оставь в покое! – прошипела я.
Второй воин что-то быстро заговорил на своем языке, видимо, отговаривая вмешиваться.
- Маркус! Я запрещаю тебе общаться с этим … бродяжкой!
- Но мама, он же сын хозяйки!
Этого я вынести не смогла и дала сыну подзатыльник.
Обиженный, он поплелся в свою комнату. Наверное, я зря его ударила. Но я не могла ему позволить стать таким, как они, тупым и безжалостным убийцей.
В заботах и делах прошел месяц, потом второй. Донна Тереса не обманула меня. Если не считать того, что по дому теперь разгуливали нечистоплотные варвары, громкоголосые и бесцеремонные, моя жизнь почти не изменилась. Я занималась тем же, что и прежде, слуги относились ко мне с прежним почтением, новые хозяева не лезли в мои дела. Донна Тереса почти не выходила из своей комнаты. Кажется, она была не слишком здорова, но меня это не волновало. Олаф и остальные варвары, объехав окрестности, убедились в безопасности и приступили к строительству загонов и конюшен за восточной стеной замка. К моему удивлению, Хельд выполнил свое обещание всего за неделю - был построен водоподъемник и прорыт канал к моему огороду. Правда, и вытоптали они немало, но что поделаешь – варвары. Слушая восторги Изольды и других слуг по поводу нововведений в нашей усадьбе, я стала ловить себя на мысли, что они действительно неплохи. Этому поместью давно нужны были перемены, но у меня не доставало опыта, да и руки не доходили. А эти воины, которые, как сказал Хельд, никогда не занимались хозяйством, упорно воплощали в жизнь свои необычные замыслы.
Они пришли сюда, чтобы остаться надолго. Навсегда. Это лишало меня сна. Но еще больше меня раздражало то, что мой сын, пренебрегая уроками, целыми днями вертелся среди варваров, перенимая их поведение. А от Хоакина вообще не отходил. И чего он нашел в этом чумазом неотесанном мальчишке? Тереса совсем им не занималась. Он даже есть по-человечески не умел. Когда Олаф объявил, что уезжает с частью воинов на север, у меня снова появилась надежда, что я смогу вернуть себе поместье. Олаф уезжал на несколько месяцев, оставляя жену на попечение Хельда. В усадьбе оставались всего шестеро викингов. Уж не знаю, что Олафу понадобилось на севере, но мне его поход был на руку. Я написала письмо одному влиятельному человеку, дону Франческо, с просьбой освободить мой замок от захватчиков. Мне так не терпелось получить ответ, что я не стала дожидаться отъезда Олафа. Я отправила с письмом Хуана, единственного человека, на которого могла положиться.
Вечером того же дня я сидела в своей комнате за вышиванием и невольно слушала разговор Олафа и донны Тересы, спальня которых находилась напротив моей. Видимо, они не знали о моем присутствии в соседней комнате, поэтому говорили довольно громко.
До этого дня я часто становилась невольным слушателем их бесед. Понять их было трудно, потому что донна Тереса говорила на испанском, а Олаф, в основном, по-скандинавски. Но особенно меня раздражало их отношение друг к другу. Он говорил с ней с нежностью, которую в этом суровом человеке я и предположить не могла. Сдержанные в чувствах на людях, оставшись одни, они говорили друг с другом с такой теплотой….
«Что было в ней такого, что такой мужчина, как Олаф, любил ее, -спрашивала я себя.
А чему я удивлялась? Она была рабыней в гареме.
На мой взгляд, она была некрасива, и я не знала ни одного мужчину, который любил бы больную жену. Она привязала мужчину к своему телу. Добрые христианки так не поступают. Я брезгливо морщилась, думая об их отношениях.
Они говорили об отъезде.
- Ты же знаешь, Тэсс, - спокойно говорил викинг, - Нам нужны корабли. Коневодство – неплохое занятие, но морской промысел нам ближе.
- Я понимаю, но прошу тебя, если ты решил ехать, возьми меня с собой!
- Ты нездорова, Тэсс. Ты не выдержишь этого похода.
- Нет, я выдержу, ты же знаешь, я сильная.
Олаф тихо засмеялся и что-то сказал на родном языке.
- Олаф, у меня дурное предчувствие. Не бросай меня здесь одну.
Он терпеливо уговаривал ее.
- Олаф, я умру без тебя.
Они еще долго говорили, мешая испанский с языком варваров, но Олаф ни разу не повысил на нее голос.
В коридоре раздались быстрые шаги, и я услышала громкий голос Эгвальда, одного из викингов. Я не понимала их речи, но по тревожным ноткам поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Выйти из комнаты и выдать свое присутствие я не могла, к тому же их дела меня не касались, поэтому я сочла за лучшее продолжить свое занятие.
Мужчины быстро ушли. Донна Тереса осталась в комнате одна. Кажется, она плакала.
Через несколько минут в коридоре снова раздались шаги. Дверь в мою комнату раскрылась без стука. На пороге стоял Торвард. Он был разъярен. Не обращая внимания на мои протесты, он вырвал из моих рук пяльцы, швырнул их в угол и, грубо схватив меня за руку, потащил меня из комнаты. Вырваться из его железных пальцев не было никакой возможности. Я почти бежала за ним, боясь упасть, и всеми силами старалась сохранить присутствие духа. Так со мной еще никто не обращался!
В большом зале собрались почти все варвары. Олаф сидел в своем кресле, а избитый Хуан стоял перед ним на коленях. Его лицо превратилось в кровавую маску, правая рука бессильно висела вдоль туловища, левой он зажимал рану на голове.
Все было понятно без слов. Но молить о пощаде я не собиралась.
Торвард вытолкнул меня вперед, и я оказалась перед Олафом.
Он долго молчал, прежде чем сказал:
- Разве мы плохо обращались с тобой, женщина?
Я молчала, с испугом глядя в его черные глаза, в которых плескалась ярость.
- Почему ты кусаешь руку, которая тебя кормит? Ты заслуживала смерти, когда убила Хара, но мы простили тебя. Мы дали тебе кров и сохранили твои привилегии, мы уважали тебя и хорошо относились к твоему сыну. Разве не так?
Я молчала.
- Мы предлагали тебе уйти. Ты решила остаться, приняв наши условия, но ты подло обманула нас. Ты молчишь. Тебе нечего сказать в свое оправдание. Мы не прощаем измены.
Он махнул рукой, и я услышала лязг стали за спиной.
«Все», - с ужасом подумала я, зажмуриваясь.
Но меч, который должен был обрушиться на мою шею, с ужасным грохотом стукнул по другому мечу. Кто-то оттолкнул меня так сильно, что я упала.
В зале воцарилось молчание. Я обернулась, не понимая, откуда пришла помощь. Меч Торварда отбил Хельд. Он стоял за мной и смотрел на Олафа.
Еле сдерживая ярость, Олаф заговорил по-скандинавски. Хельд что-то отвечал. Они спорили недолго.
- Скажи ей сам, - сказал Олаф на испанском.
Хельд подошел ко мне и протянул руку. Я нерешительно вложила в нее свою. Я готова была зацепиться за любую возможность, только чтобы остаться в живых. Он поднял меня на ноги.
- Я сказал, что возьму тебя в жены, - сказал он, - Если ты не согласишься, ты умрешь.
Вот так просто! Я была растеряна, у меня не было слов….
- Ты должна дать ответ сейчас, - с нажимом повторил он, сурово глядя в мои глаза и не отпуская мою руку.
Я дрожала, как осиновый лист.
Олаф что-то пробормотал на своем языке. Хельд, не глядя на него, грубо ответил. Они замолчали. Я затравленно озиралась по сторонам. Кругом стояли люди, готовые убить меня в любой момент. Нет, не люди, это были волки, окружившие жертву. Они жаждали крови. И только Хельд смотрел на меня по-человечески.
- Что тут происходит? – громкий голос донны Тересы заставил всех вздрогнуть и посмотреть на лестницу, на которой она стояла, - Олаф! Прекрати это!
- Не вмешивайся, - проворчал он, отворачиваясь.
Но эта женщина никого не боялась.
- В этом доме больше не прольется кровь, ты обещал мне!
- Она заслуживает смерти! – прогремел Эгвальд.
Хельд угрожающе перехватил меч поудобнее. Еще мгновение, и они бы сцепились в смертельной схватке.
- Чтобы она ни сделала, это не повод, чтобы вы убивали друг друга! – выкрикнула донна Тереса, быстро спускаясь вниз.
Она встала между Хельдом и Эгвальдом. Но и я не могла допустить этой схватки. Ведь неизвестно еще, чем бы она закончилась.
- Я согласна, - громко сказала я.
В зале повисла тишина. Все смотрели на меня, будто впервые видели.
- Повтори, - сказал Хельд.
- Я согласна стать твоей женой.
- Но зачем? – растеряно спросила донна Тереса, - Что здесь происходит, скажет мне кто-нибудь?
Хельд вдруг засмеялся каким-то странным смехом и, взяв меня за руку, сказал:
- Я беру эту женщину в жены. Кто-то против?
Все молчали.
- Пошли, - сказал Хельд, увлекая меня к лестнице.
Я послушно пошла за ним, еще не понимая, что эти несколько минут снова изменили мою жизнь.
Он привел меня в комнату и закрыл за собой дверь. Наверное, он волновался, потому что сильнее обычного путал испанские слова.
- Я должен спросить тебя снова – ты будешь моей женой?
Я не понимала, зачем это было нужно.
- Все и так ясно, - устало ответила я, - Разве у меня есть другой выход, кроме смерти?
Он хотел что-то ответить, но не стал.
- Завтра утром я пошлю за вашим священником. А сегодня ты станешь моей женой по обычаю моих предков, - сухо сказал он и вышел из комнаты.
Я недолго оставалась одна. В мою дверь постучали, и на пороге появилась донна Тереса.
- В замке готовятся к свадьбе, - сказала она, - Я пришла научить тебя, как себя вести, чтобы обряд состоялся.
В ее голосе сквозила неприязнь, но она старалась говорить спокойно. Она ни словом не обмолвилась о случившемся, но я понимала, что разочаровала ее. Мне не было дела до ее чувств, меня больше волновала собственная судьба. Я была растеряна, но понимала, что ничего не изменить.
- Есть ли у тебя светлое платье? – спросила она, с недовольством рассматривая мой вдовий наряд.
- Не велика радость…. Сойдет и так, - отрезала я.
Она посмотрела на меня с сожалением, но не возразила.
Я сделала все, чему она меня научила.
В самый разгар пьяного веселья, устроенного в честь моей свадьбы, ко мне подошла донна Тереса.
- Идем, Ирис. Пора тебе идти в вашу комнату.
Я не была для нее донной. Просто Ирис – вот кем я стала в этом доме.
Мы поднялись в комнату, приготовленную для брачной ночи.
- Не бойся, он не станет спать с тобой сегодня, - сказала она, - это случится, возможно, после завтрашней церемонии.
- Какая еще церемония? – испуганно спросила я.
Мало мне унижений!
- Завтра вас обвенчают.
Я презрительно фыркнула.
- Это еще зачем? Он же язычник!
- Нет. Он принял христианство. Правда, совсем недавно. Это нужно, чтобы священник мог подтвердить, что вы - законные муж и жена. Обратного пути нет, Ирис, ты это понимаешь?
- Да, - выдавила я.
- Мне жаль, что у вас так все получилось. Я надеялась…. Впрочем, это не важно.
Меня ее мнение не интересовало. Она это поняла. Она помогла мне раздеться и потушила свечи.
Когда мы оказались в полной темноте, она сказала:
- Ты… приглядись к нему, Ирис. Хельд – один из немногих мужчин, которые.… Неважно. Если захочешь и сможешь его понять….
И она вышла, оставив меня наедине с моими мыслями.
Хельд не пришел ко мне этой ночью. Потом я узнала, что он до утра просидел на холме, на том самом месте, где варвары сожгли своих убитых.
Утром ко мне пришла Изольда. Она принесла белое платье, сшитое для меня работницами по приказу новой хозяйки. Нянька то плакала, то ругала меня за неосмотрительность.
- Ну, скажи мне, чего тебе не жилось? – причитала она, помогая мне одеться, - Если по совести, так ты не имела права на поместье! И хватит по нему горевать. Жаль, конечно, что ты свой дом продала, но кто же знал, что так сложится!
- Не ворчи. Тебе ведь этот … Хельд нравился. Сама сколько раз уговаривала меня присмотреться к нему!
Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Став вдовой, я носила только черное. Я забыла, что могу быть такой … привлекательной. Белое мне очень шло, но платье было связано с ожидающим меня неприятным событием, поэтому не радовало.
- Жаль тебя, глупую! Ведь выходишь за противного тебе мужчину!
- Не смей меня жалеть! Значит, судьба моя такая!
- Судьба…. Сама себе жизнь испортила, глупенькая, - заплакала нянька.
- Я не глупенькая!
- Конечно, но и умной тебя не назвать. Глупые женщины ничего не замечают и живут счастливо. Умные понимают слишком много, поэтому они несчастны и одиноки!
Ко мне привели падре Иакова. Я исповедовалась, рассказав ему все. Он только руками развел.
- Крепись, дочь моя, - сказал он, - Я давно говорил тебе, что тебе нужно выйти замуж. Ты - соблазн для мужчин. Тебе нужна твердая рука.
- Но не он же! – простонала я, чуть не плача.
- А чем он не муж?
- Да он же язычник, хоть и крестили его по закону церкви.
- Вот и дело для тебя, дочь моя. Обрати его в истинную веру. Пусть живет по законам Божьим, и зачтется тебе. Крепись, дочь моя.
Нас обвенчали в новой часовне.
Когда падре сказал, что Хельд может меня поцеловать, он властно и сильно обхватил мои губы твердыми губами, словно поставив на мне печать.
Меня давно никто не целовал. Но этот поцелуй был мне настолько неприятен, что я не удержалась и сильно потерла губы, как только он меня отпустил. Как на это отреагировал тот, кто стал моим мужем, меня не беспокоило. Я вообще в этот день на него не смотрела….
Вечером в замке снова бурлило веселье. Мне было не до него. Я отправилась в комнату и улеглась на кровать, с ужасом ожидая прихода татуированного наглеца, вынудившего меня стать его женой. Я была в смятении. С тех пор, как умер мой первый муж, я не была в постели с мужчиной. Иногда меня будоражили преступные желания, но я всегда могла взять себя в руки, чтобы не переступить черту, разделяющую женщин на добрых христианок и распутниц. Я много молилась и изводила постами свое тело, чтобы Бог простил мне греховные мысли и сны.
Что ожидало меня? Я боялась Хельда, боялась предстоящей ночи. Он был таким большим и сильным, ему ничего не стоило овладеть мной против моей воли. И отказать ему я не имела права, ведь перед лицом Бога я принадлежала ему телом и душой. Я грешила, но не могла переступить через свою гордость. Хельд был вправе пользоваться моим телом, но душу свою я отдавать ему не собиралась.
Он пришел глубокой ночью, когда я, наконец, задремала, истерзанная своими переживаниями. От звука захлопнувшейся двери я проснулась и нервно села на постели.
Хельд подошел к кровати и начал раздеваться. Было очень темно, я с трудом различала огромный силуэт в окне.
- Не умри от страха, донна, - усмехнулся он, ложась ко мне спиной.
И тот час же уснул. А я еще долго сидела на кровати, совершенно сбитая с толку.
Он проснулся рано и ушел так тихо, что я даже не проснулась.
Я снова надела свои черные одежды и решилась выйти во двор, чтобы заняться повседневными делами. Я боялась встречи с викингами, но они, казалось, забыли о моем преступлении, и снова были со мой дружелюбны. Странные люди. Их поведение продолжало меня удивлять. Домочадцы же не скрывали своих чувств. Они пытались жалеть меня, но я не позволила.
В кухне я столкнулась с донной Тересой. К моему удивлению, она что-то помешивала в большом чане, стоящем на огне. Она была одна.
- Что ты здесь делаешь, донна? – удивилась я, - Раньше тебя не слишком интересовало хозяйство.
- Это правда, - спокойно согласилась она, - Я знаю, ты считаешь меня бездельницей. Это не так. Просто я не умею ничего…. Я долгие годы была вынуждена жить так, что ничего не смыслю в домашних делах. А мне хотелось бы быть полезной….
Я прекрасно понимала, в чем она смыслила. Иногда до меня доносились недвусмысленные звуки из их спальни с Олафом.
- Я прошу тебя, научи меня быть хозяйкой, - попросила она.
Я презрительно посмотрела в ее сторону.
- Или хотя бы не запрещай помогать другим женщинам.
Я не ответила, собираясь уйти. Но донна Тереса остановила меня.
- Я понимаю, ты порядочная женщина и добрая христианка, и тебе не нужны мои советы, - смущаясь и пряча глаза, сказала она, - Но, может быть, тебе подсказать, как себя вести, чтобы беременность не наступила … случайно?
- Я не нуждаюсь в твоих советах, - отрезала я, давая понять, что не собираюсь обсуждать с ней свою жизнь.
За спиной хлопнула дверь. Я обернулась. В кухню вошел Хельд. Я боялась встретиться с ним взглядом.
- Тэсс, там Олаф тебя ищет.
Она молча кивнула и, чуть прихрамывая, вышла на улицу. Раньше я не замечала, чтобы она хромала. Почему-то мне стало ее жаль. Наверное, я была несправедлива к ней, но я не могла ее простить.
- Дай мне чего-нибудь поесть, - сказал он, как ни в чем не бывало, - Почему ты так грубо разговариваешь с Тэсс?
- Не грубее, чем она этого заслуживает! – ледяным тоном ответила я, поставив перед ним деревянную тарелку с холодной говядиной.
- Она хочет подружиться с тобой, а ты отталкиваешь ее.
- Подружиться! – фыркнула я, - Это еще зачем?
- Из-за тебя Тэсс опозорила мужа, возражая ему при всех. Они поссорились, знаешь?
- Мне нет до них никакого дела!
- Ты не способна на благодарность?
- Благодарность??? Донна Тереса ждет от меня благодарности после всего, что сделала с моей жизнью? Да я ненавижу ее и ее ублюдка! И всех вас, вместе взятых!
Он долго смотрел на меня, прежде чем сказал:
- Я думаю, что ты не такая злая, какой хочешь казаться.
Ночью он снова спал, отвернувшись, а я долго мучилась, пытаясь понять, почему он так себя ведет.
Через пару дней викинги провожали Олафа и еще четверых воинов. Хельд оставался в усадьбе за старшего. По мне, лучше бы он уехал, а Олаф остался. Из-за донны Тересы. В последние дни она выглядела неважно. Наверное, много плакала.
Через неделю после отъезда Олафа произошло событие, которое несколько изменило мое отношение к варварам.
Утром, как обычно, я спустилась в кухню, чтобы отдать распоряжения на день. Меня встретила встревоженная Изольда.
- Даже не знаю, как тебе сказать. Наверное, лучше сразу скажу, все равно ничего не изменишь. Мария беременна.
- Как? От кого? Воины?
- Да. Эгвальд обрюхатил ее. Я давно замечала, как она вертится перед ним. Даже к падре Иакову посылала, да оказалось, что поздно. Спуталась девка с варваром. А куда деваться? Перед такими мужчинами никто не устоит. Все как на подбор – видные, здоровые, ладные! И девушки наши им по душе. Попомни мои слова – до следующего лета в замке появится не один ребятенок!
- Немедленно позови Марию! – холодно сказала я.
Девушка плакала и твердила только одно:
- Люблю я его, донна Ирис!
- Как ты могла? Ты же христианка! Ведь не женится он на тебе! Как ребенка поднимать будешь? О чем ты думала?
- Люблю я его! – рыдала она, - Как посмотрит на меня – колени дрожат, и сердце бьется радостно-радостно! Я же его сразу заприметила, как только они в замок пришли.
- Что же делать будем, донна? – спросила Изольда.
Не часто она так обращалась ко мне. Они ждали от меня помощи, а я не знала, что делать. Разве могла я заставить викинга жениться на опозоренной им девушке?
- Может, попросишь мужа поговорить с ним? – подсказала нянька.
Поговорить с Хельдом? Этого еще не хватало! С тех пор, как я стала его женой, мы почти не разговаривали. Так, перебрасывались ничего не значащими фразами….
- Может, донна Тереса подскажет, что делать…. – ныла Мария.
Ну, почему я должна была этим заниматься? Сама натворила невесть что…. Но девушку было жаль. Нужно было найти какой-то выход.
- Кто еще из служанок распутничал с варварами? – строго спросила я.
Мария потупилась. Она умела держать язык за зубами. Она бы никогда не выдала подруг. Но Изольда молчать не собиралась.
- Я не уверена, но я несколько раз заставала Анну с Торвардом. То он ей сено помогал ворошить, то провожал за земляникой, и в красильне он часами просиживал, пока она там работала. Не к добру это…
- Почему ты только сейчас мне это говоришь? – возмутилась я.
- Да уж я с ней и так, и этак, а она только улыбается, беспутная!
- Мария, иди работать! И позови мне Анну! Немедленно!
Привели перепуганную Анну. Девушка отнекивалась недолго. Заплакав, она призналась, что Торвард лишил ее девственности еще месяц назад. К счастью, она не была беременна, но факт оставался фактом.
Я отослала ее, а сама вернулась в комнату. Какая тут работа, когда в замке творятся такие вещи! Поколебавшись, я постучала в комнату донны Тересы.
- Ты здесь хозяйка, донна, - едва скрывая злость, сказала я, - Ты привела к нам варваров. Так подскажи, как поступить – две наши девушки стали жертвами их прихотей.
Она растерялась:
- Их изнасиловали?
- Нет, - еще больше разозлилась я, - Эти дурочки отдались твоим воинам по доброй воле. Теперь они опозорены, одна даже принесет нам в подоле.
- Кто?
- Мария.
- Нет, я спрашиваю, кто эти мужчины?
- Эгвальд и Торвард.
Тереса задумалась.
- Я думаю, с Эгвальдом можно договориться. С Торвардом сложнее. Насколько я знаю, он не собирался возвращаться.
- Как договориться? О чем ты? Ни один мужчина не женится на девушке, которая спала с мужчиной до свадьбы, даже если это был он сам!
- Они так не думают, - ответила донна Тереса, - Все не так плохо, как кажется. Понимаешь, донна, по их обычаям девушка до свадьбы может спать с кем угодно, даже родить детей. Это не будет препятствием к свадьбе, наоборот, если она будет иметь ребенка, это лишь докажет, что она не бесплодна. Нам нужно поговорить с Хельдом.
- Я не буду с ним разговаривать!
- Почему? Мы должны ему объяснить, что случилось.
- Ты – хозяйка в этом доме, ты и объясняй!
Она внимательно посмотрела в мои глаза.
- Перестань! Ты прекрасно понимаешь, это происшествие касается всех. И от того, как мы сейчас с этим справимся, зависит наша дальнейшая жизнь. Пойми, викинги пришли сюда, чтобы остаться навсегда.
Мы не стали дожидаться вечера. Приказав конюху оседлать лошадей, мы вдвоем поехали к северной границе нашего поместья, где викинги строили сторожевую башню. По дороге донна Тереса рассказала, зачем затеяно это строительство. По плану Олафа таких башен строилось семь. Они должны были окружить наши земли с суши и находились друг от друга на расстоянии, позволявшем слышать звук рога даже в ветреную погоду. Таким образом, семеро часовых, заступивших на пост, могли вовремя сообщить обитателям замка о приближающейся опасности.
Нас заметили издалека. Викинги прервали работу и подождали, когда мы приблизимся.
- Надоело сидеть в душном доме? – улыбаясь, спросил Вифрид, подхватив под уздцы лошадь донны Тересы.
Хельд помог мне спуститься на землю.
- Что случилось? – озабоченно спросил он.
- Нам нужно срочно поговорить с тобой, - сухо сказала донна Тереса.
Он перевел глаза на меня и молча кивнул. Мы отошли подальше от остальных воинов. Я не очень-то верила, что из этого разговора выйдет толк, но отступать было поздно.
- Хельд, у нас большие неприятности, - начала донна Тереса, - прошу тебя отнестись к нашим словам серьезно. Помнишь, я рассказывала тебе о наших обычаях, и о том, что бывает, когда мужчина и женщина переходят грань дозволенного, и начинают спать вместе до свадьбы?
Он кивнул, внимательно слушая.
- Сегодня мы узнали, что Эгвальд и Торвард опозорили наших девушек.
- Опозорили? – разъяренно повторил он, - Они посмели изнасиловать их?
- Нет, - пугаясь его гнева, быстро объяснила я, - Все случилось по согласию, но одна из девушек беременна. Донна Тереса сказала мне, что вам безразлично, что дети рождаются вне брака. Вы считаете, что можно вступать в связь с кем угодно. Но мы считаем прелюбодеяние одним из самых страшных грехов.
- Ты думаешь, мы животные? – уточнил он, пристально глядя мне в глаза, - Думаешь, нам все равно, с кем утолить голод плоти?
Я потупилась, теряясь. Донна Тереса выручила меня.
- Хельд, не цепляйся к словам. Ты прекрасно понял, о чем она хотела сказать. Мы пришли просить твоей помощи. Они уважают твое слово. Поговори с ними.
- Тэсс, я могу поговорить с Эгвальдом. Возможно, он согласится жениться. Но как быть со второй? Торвард не вернется. Она беременна?
- Нет. Беременна девушка Эгвальда. Другая, к счастью, не тяжела.
- Так чего вы мне голову морочите?
- Пойми, - спокойно объясняла донна Тереса, - У нас считается, что девушка, потерявшая невинность до свадьбы, опозорена. Никто не женится на ней.
- И почему ты решил, что Эгвальд женится? – спросила я, - Он говорил об этом?
- Нет. Но он подчинится. Олаф предупреждал нас о ваших законах. Видимо, Тэсс хорошо ему их объяснила. Еще по дороге сюда он взял с нас слово уважать ваши обычаи. Поезжайте домой. И готовьтесь к свадьбе. Уверен, что мне удастся решить это.
- Только не поубивайте друг друга, - попросила донна Тереса, улыбнувшись ему.
Он рассмеялся и тут же, посерьезнев, добавил:
- Мы не звери, Ирис. Мы чтим чужие законы. И нам совсем небезразлично, что за женщина согревает нашу постель.
Я смутилась. Такого я от него не ожидала. Вот так, при постороннем человеке….
Мы отъехали достаточно далеко, когда донна Тереса спросила:
- Прости мою бестактность, но ты ведь не любишь его, да? Неужели он груб с тобой?
- Он не груб, - согласилась я, - Но я не люблю его. Впрочем, разве в браке это важно?
Она с сожалением посмотрела на меня, но промолчала.
Вечером Эгвальд сделал Марии предложение стать его женой. Девушка плакала от счастья.
То, что произошло дальше, удивило меня еще больше. За Эгвальдом поднялся Вифрид и объявил, что хочет жениться на Анне. Эта новость повергла всех в изумление. Бедная Анна так растерялась, что не смогла вымолвить ни слова.
- Разве ты не поняла? Я беру тебя в жены, - сказал Вифрид, стукнув огромным кулаком себя в грудь.
Анна разревелась и убежала на улицу. Вифрид растерянно огляделся, ища поддержки у людей, столпившихся в большом зале. Викинги заговорили по-своему, о чем-то споря.
- Чего стоишь, воин? - громко сказала Изольда, - Догони ее. Объясни, что она тебе нужна.
Воины разом замолчали, уставившись на мою храбрую няньку. Вифрид думал недолго. Он вздохнул и пошел искать Анну.
- Видишь, все решилось миром, - тихо сказал Хельд, оказавшийся рядом со мной.
- Как тебе это удалось? Ведь мы не назвали имен девушек? – поразилась я.
Он усмехнулся и пожал плечами.
- У всех есть глаза, Ирис. Как думаешь, Анна выйдет за Вифрида?
- Не знаю. Если она откажет ему сейчас, он отступит?
- Вряд ли. Он не раз ссорился из-за нее с Торвардом.
Я была слепа. Я многого не замечала. Или не хотела замечать.
Анна дала согласие Вифриду. Уж не знаю, как он уговорил ее. Он плохо говорил по-испански, но оказался убедителен. Через день падре обвенчал две пары.
А следующей ночью я застала донну Тересу на западной стене с ножом в руке. Она перерезала себе вены.
Я бросилась к ней и отобрала нож.
- Как ты посмела решиться убить себя? – закричала я, зажимая пальцами кровоточащую рану на ее левом запястье
- Ты многого не знаешь, донна Ирис, - устало ответила она, - Я вовсе не собиралась лишить себя жизни. Просто у меня дурные предчувствия…. Так поступают люди северных племен, когда хотят предотвратить несчастье.
- Ты же христианка! – возмутилась я.
Нет, никогда мне не понять эту женщину!
- Просто я очень его люблю, понимаешь, очень, - прошептала она и заплакала.
Я отвела ее в комнату. Слуги не должны видеть госпожу в таком состоянии.
- Хочешь, я прикажу приготовить тебе ванну? – великодушно предложила я.
- Да. Только не уходи, ладно?
И я вдруг поняла, насколько она одинока в своем собственном доме. Здесь прошло ее беззаботное детство, здесь жили ее родители, здесь ей был знаком каждый камушек, каждый куст. Но без Олафа все это казалось ей чужим. Ее дом был там, где был он.
Я осталась. Слуги наполнили ванну.
Донна Тереса отослала их и смущенно сказала:
- Я потушу свечи, если не возражаешь. Я не люблю, когда на меня смотрят.
Я не возражала. Свечи были потушены, но большая полная луна смотрела в наше окно, отбрасывая серебряные блики на бронзовые подсвечники.
Донна Тереса разделась и подошла к ванне. Она находилась в тени, но я смогла оценить ее ладную фигуру и успела увидеть на ее спине нечто, что повергло меня в ужас.
Разглядеть как следует я не сумела и, не сдержав любопытства, спросила:
- Что с твоей спиной, донна Тереса?
Она испуганно сжалась и до шеи погрузилась в ванну. Только голова и острые колени торчали теперь из воды. Она долго не отвечала. Я мучилась в догадках.
- Ты из-за этого не позволяешь слугам находиться в комнате, когда принимаешь ванну? – продолжала допытываться я.
- Ты, наверное, думала, что мне неплохо жилось в арабских землях? - тихо сказала она, - Быть рабыней ужасно. Они изуродовали мое тело, пытаясь убить мою душу. Но и сейчас я не свободна. Следы на моем теле не дают моему мужу забыть, скольким мужчинам я принадлежала.
Я не знала, что ей ответить. Мне было жаль ее до слез. Наверное, именно в этот миг я простила ей все.
Однажды утром я, как обычно, занималась своими растениями. У Изольды было дурное настроение, и она без конца искала повод, чтобы поссориться со мной. Наконец, повод был найден.
- Вы женаты уже три месяца, а ты все еще не беременна. У твоего викинга все в порядке по мужской части?
- Я не знаю. Он не спит со мной, - выпалила я, тут же пожалев о сказанном.
- Как? – опешила нянька, - Ты хочешь сказать, что за все это время он ни разу….
- Твое ли это дело, Изольда?
- А чье же? – возмутилась она, - Я же вырастила тебя! Неужели он…. А с виду такой мужчина….
- Немедленно прекрати!
- Но он же любит тебя…. Как же так? – не могла поверить она.
- Значит, не настолько, - разозлилась я, - Иди отсюда, нянька, иначе я прикажу запереть тебя в курятнике!
Обидевшись, она гордо удалилась, а я еще долго яростно вырывала сорняки, злясь на весь белый свет.
Мой муж не обращал на меня никакого внимания. С одной стороны, это было неплохо, потому что я даже представить себе не могла, как выдержу его грубые ласки. Но с другой стороны … я боялась признаться даже себе, что мне неприятно его безразличие. Все эти месяцы он спал в моей постели, но ни разу не прикоснулся ко мне. Правда, однажды ночью я проснулась оттого, что мне было трудно дышать. Он обнимал меня во сне, не осознавая, что делает.
И еще….
Меня тревожил его запах. Это был настоящий мужчина, сильный и хорошо сложенный. Его тело не могло не тревожить мою плоть. Я стала часто просыпаться по ночам, пугаясь собственных снов, настолько непристойных, что я боялась о них думать, но они преследовали меня даже при свете дня. Я много времени проводила в часовне, умоляя Пречистую Деву вернуть мне спокойствие. Но ничего не помогало.
Иногда я тайком разглядывала его, когда он спал. Он никогда не ложился со мной без одежды, но рубаха и штаны не могли скрыть его сильное тело. Постепенно я привыкла к ужасному шраму на его правой щеке. Даже татуировка на лбу не казалась такой уж уродливой.
Собиралась гроза. Тяжелые тучи заволокли небо, воздух сделался вязким, словно мед с пасеки моего деда. Все вокруг замерло и затихло. Только ласточки, словно обезумев, носились у самой земли и дико верещали, предупреждая об опасности.
Я не успела сделать на огороде все, что хотела, но непогода ожидалась нешуточная, поэтому, бросив все, я заспешила в замок, под надежную крышу, в тепло моего дома.
Возле ворот толпились викинги. Весь день они занимались строительством сторожевых вышек, но из-за приближающейся грозы закончили работу пораньше и вернулись домой. В душное помещение их не тянуло. Они радовались, глядя на тучи, о чем-то оживленно переговаривались по-своему и радостно смеялись.
Тут же были несколько девушек-служанок. Они стояли немного поодаль от шумных воинов и тихонько посмеивались, бросая озорные взгляды на веселящихся мужчин.
Я подошла к ним.
- Чего вы тут делаете? Разве дела по дому закончены? – возмущенно спросила я.
- Прости, донна Ирис, - бойко ответила Мария, - Мой муж Эгвальд сказал, что если мы выйдем на улицу в грозу, то увидим бога викингов Тора. Позволь нам остаться ненадолго.
- С первыми каплями дождя мы вернемся! – умоляюще глядя на меня, сказала Хлоя.
- Тоже не терпится забеременеть от варвара? - сварливо спросила я.
- А чем плохо? – дерзко ответила Мария, - Гулять-то они гуляют, но женятся же!
Я так рассердилась, что даже слов не нашла. Только смерила ее холодным взглядом и пошла к дому.
- Ты что, с ума сошла? – прошипела Анна, - Она же съест тебя!
- Не съест! – беззаботно рассмеялась Мария, - Меня мой муж защитит. Пусть она сама боится, ее-то Хельд защищать не собирается!
Я сделала вид, что не слышала ее слов. Кажется, все в доме знали, что мой муж избегает меня. Но еще никто не осмеливался высказать это вслух. Пора было всерьез заняться служанками.
«Я не позволю им распускать языки», - думала я, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.
Я поднялась в комнату, но не смогла там остаться. Я так устала быть одна….
Я поднялась на стену и встала под навес, чтобы дождь не намочил меня. Небо было страшным, а воздух настолько тягучим, что, сделай я шаг со стены, я бы не упала, а медленно опустилась бы на землю у ворот, подобно Валькирии на поле брани, о которых так много рассказывали воины по вечерам.
Внизу веселились люди. Там был и Хельд. Он смотрел на небо в ожидании первого грома и улыбался.
Мне было непонятно, чему тут можно радоваться.
Люди внизу меня не замечали. Им было весело, и я мечтала радоваться вместе с ними, но меня там не ждали.
Первый удар грома был настолько оглушительным, что я зажала уши. Мне показалось, что содрогнулся даже старый замок, построенный, может быть, лет двести назад. Викинги восторженно кричали, потрясая своими мечами, а когда небо разверзлось ливневым дождем, они словно с ума посходили. Обычно невозмутимо-спокойные, иногда даже медлительные, викинги стали прыгать по лужам, словно дети. Они носились друг за другом с обнаженными боевыми мечами и играючи били друг друга плашмя по головам и плечам. И Хельд был с ними. Это в его-то возрасте! Варвары, одно слово.
Дождь лил, как из ведра. Насмотревшись вдоволь на чужое веселье, я накрыла волосы капюшоном и побежала в дом. На лестнице я столкнулась с озабоченной донной Тересой.
- Ты не знаешь, дети уже вернулись? - спросила она.
- Откуда? – встревожилась я, снимая промокший плащ.
- Они отпросились смотреть, как стоят сторожевые вышки. Хоакин сказал, что Хельд позвал их с собой.
- Хельд?
Этот мужчина никогда не предупреждал меня о своих планах. Но замешивать в них моего ребенка….
- Хельд внизу, беснуется под дождем. Но детей я там не видела. Маркус и Хоакин ушли с ним утром?
- И Педро тоже. Мальчишки ушли одни. Педро сказал, что отлично знает дорогу.
Что она за мать, если позволила детям уйти одним! Но я не решилась сказать это вслух. Уж слишком плохо она выглядела.
- Почему ты не приказала кому-нибудь из слуг проводить их? – только и сказала я.
- Мне… нездоровилось с утра. Прости меня…. Мне было так плохо, что я не совсем понимала, о чем они просят.
- Ты спрашивала слуг, может, они уже вернулись и сидят где-нибудь в тепле?
- Спрашивала. На кухне их нет, в конюшне тоже. Девушки сказали, что ни на птичьем дворе, ни в красильне, ни возле амбаров их не видели.
- Хорошо, я займусь этим, - проворчала я, - Иди, приляг. Я пришлю кого-нибудь к тебе.
Я протянула ей мокрый плащ и стала подниматься по лестнице.
- Оденься, промокнешь! – крикнула мне вслед Тереса, но я очень торопилась.
Все равно плащ был мокрый, а другого у меня не было.
Я выскочила под дождь и снова поднялась на стену.
- Эй, вы там! Прекратите это безумие! – закричала я изо всех сил, но меня услышал только Хельд.
Он остановился, задрав голову и, улыбаясь, прокричал:
- Не сердись, жена моя! Иди сюда! Посмотри, как радуется Тор!
- Да успокойтесь вы, наконец, проклятые язычники! Дети пропали!
Улыбка исчезла с его лица. Громко крикнув что-то на своем языке, он остановил безумный танец своих воинов и что-то объяснил им, показывая на меня.
- Иди в дом, донна! – крикнул он мне, - Я сейчас приду.
Промокшая до нитки, я спустилась в главный зал как раз к приходу викингов.
Хельд был все еще возбужден, его глаза странно сверкали, мокрые волосы облепили лоб и щеки, кожаная рубаха прилипла к телу, подчеркивая литые мышцы рук и груди.
Он подошел ко мне близко-близко…. Это взволновало меня гораздо сильнее, чем я ожидала. Может, это из-за пропажи Маркуса я была такой нервной?
- Что случилось? – с тревогой спросил он.
- Маркус, Педро и Хоакин утром ушли посмотреть на новые вышки. Их нет до сих пор. Кто-нибудь видел их?
Он повернулся к воинам.
Они только отрицательно качали головами.
Хельд стал отдавать какие-то приказания. Воины молча слушали, кивая головами, коротко отвечали, а потом уходили по одному под дождь.
Отправив их всех, Хельд повернулся ко мне и, оглядев меня с головы до ног, хмуро сказал:
- Ты бы переоделась…. Люди же смотрят.
Я посмотрела на свое платье. Мокрое, оно неприлично облепило мою фигуру. Но мне было не до этого.
- Может, мне еще и ванну принять? – прошипела я.
- Неплохо бы, - спокойно ответил он, продолжая бесстыдно меня разглядывать.
Служанки, такие же промокшие, как и я, тихо захихикали. Это было оскорбительно.
- Вы-то что тут делаете? – зло прикрикнул на них Хельд, - Разве донна Ирис разрешила вам отдыхать? Марш переодеваться и за работу! Не хватало еще, чтобы все вы слегли в горячке!
Их как ветром сдуло.
- Анна, переоденешься, зайди к донне Тересе. Она плохо себя чувствует, - крикнула я им вслед.
Случайно встретившись глазами с Хельдом, я заметила в них удивление и еще что-то, заставившее меня немедленно отвести взгляд.
- Иди в комнату, Ирис, - тихо повторил он, - я не хочу, чтобы ты слегла.
И пошел к двери.
- А дети? А ты?
Он остановился и, повернувшись ко мне, мягко сказал:
- Я поеду к восточным загонам. Там есть сарай для сена, может, они там. Мы найдем их. Не думаю, что случилось что-то страшное. Заигрались, а сейчас сидят в каком-нибудь укрытии, пережидая грозу.
- Может, попросить слуг еще раз поискать в усадьбе?
- Не волнуйся. Хирдманы знают, что делать. Мы найдем их. Если хочешь чем-то занять себя, пока мы не вернулись, прикажи кухаркам готовить пир. Ночью мы будем веселиться. Но не раньше, чем твой сын будет с тобой, - добавил он.
Его уверенность, его сила, его спокойный голос внушали доверие. И я успокоилась. И чего это, правда, я так разволновалась? Все будет хорошо. Он так сказал. Так и будет.
Я кивнула и пошла к себе. Он провожал меня взглядом, пока я не исчезла из виду. И лишь потом за ним захлопнулась дверь.
Я переоделась и зашла к донне Тересе. Она сидела впотьмах у раскрытого окна и смотрела на дождь и молнии, раздирающие небо на части.
- Анна приходила? – спросила я, снова начиная злиться на бессовестных служанок.
Неужели они перестали выполнять мои требования? Это казалось возмутительным!
- Да. Я уже отослала ее. Она принесла чай. Хочешь? – она протянула мне чашку.
- Нет. Донна, я спущусь вниз, отдам распоряжения и вернусь, хорошо? – спросила я.
Она жалко улыбнулась:
- Да, - и призналась, - Я боюсь грозы.
- Тогда ложись!
- Не могу. Они там….
Там были не только дети. Там был ее Олаф. Далеко-далеко. Может быть, в море.
- Скорей бы он вернулся, - пробормотала я, выходя из комнаты.
«А то еще, не дай Бог, не застанет ее живой», - подумала я и, устыдившись, отогнала эту мысль.
Я приказала служанкам готовиться к пиру. Они, наверное, сочли, что я повредилась рассудком. Но они не осмелились перечить мне.
Может быть, из-за того, что мой муж поддержал меня.
Я вернулась к Тересе, застав ее на том же месте.
- Я закрою окно. Холодно, - сказала я.
- Не нужно. Лучше дай одеяло, - попросила она.
- Олаф вернется, - сказала я, укутывая ее плечи.
Она посмотрела на меня глазами, полными слез.
- Мы плохо расстались. Я не хотела отпускать его. Мы поссорились.
- Я знаю. Я была виновата в этой ссоре.
Она покачала головой.
- Нет, он не сердился на меня за то, что я защищала тебя. Просто на людях так себя вел. У них так полагается, понимаешь?
Я кивнула. Нам всем нужно было привыкать к новым порядкам в доме. Даже донна Тереса толком не знала их обычаев, а остальные обитатели замка и подавно. Но они устанавливали здесь свои правила, и мы вынуждены были смириться. Впрочем, ничего противоречащего разумному поведению они не требовали. Они хотели порядка и дисциплины. А это для такого большого хозяйства никогда не будет излишеством.
- Ты знаешь, - сказала я, усаживаясь рядом с ней на лавку, - Хельд приказал готовиться к пиру. Как только найдутся дети, здесь будет праздник. Кажется, эта гроза им в радость.
- Они найдутся, да? – с надеждой спросила она.
- Да. Хельд найдет их, - искренне веря, ответила я.
- Странно, правда? Радуются грозе, битве, смерти. Мы этого никогда не поймем.
- С таким мужем все время жди беды?
Она кивнула.
- Только они не понимают, из-за чего мы расстраиваемся.
Я имела в виду ее Олафа, она же считала, что я должна испытывать такие же чувства к Хельду. Я промолчала. Мне было нечего сказать. Мне было жаль, что она не права.
- Однажды такая же гроза застала нас в море. Это было ужасно. Если бы не Олаф, меня бы смыло в море. Мы еще не были близки, я в то время даже представить не могла, что он будет со мной.
Ей хотелось говорить о нем. Я не могла ей отказать. Тем более, что мне было интересно узнать их историю.
Она рассказала мне не все. Позднее я узнала многое от Хельда. Но и того, что она рассказала, было достаточно, чтобы задуматься о своей собственной жизни, такой скучной и бесполезной … без любви.
Гроза заканчивалась. Дождь еще продолжался, но небо на горизонте светлело. В комнате пахло свежестью.
Мы немного замерзли, когда в коридоре раздались шаги и голоса.
Дверь распахнулась, и в комнату влетели мокрые, перепачканные грязью Маркус и Хоакин.
У Хоакина были разодраны в кровь руки, правое ухо Маркуса распухло и странно торчало. Но глаза обоих светились неописуемым восторгом.
Хоакин закричал что-то по-арабски, донна Тереса вскочила, бросаясь к нему. Я тоже прижала к себе сына.
Хельд стоял в дверях и наблюдал за нами с ласковой усмешкой.
Я благодарно посмотрела на него и спросила:
- Где вы были, сорванцы? Всю усадьбу на ноги из-за вас подняли!
Маркус спрятал лицо на моей груди, а Хоакин ответил:
- Хельд не велел рассказывать, чтобы не пугать вас.
- Хельд, где они были? – спросила я, волнуясь.
- Лазили смотреть ласточкины гнезда. Только не ругай их, я уже об этом позаботился, - усмехнулся он, приваливаясь к косяку.
- Как??? Вы лазили на скалы???
- Мамочка, не волнуйся, все же хорошо! – зачастил Маркус, - Хельд снял нас с уступа! Это было так страшно, но так здорово!
Это было выше моих сил. Скалы, где гнездились ласточки, нависали над морем. Внизу под ними даже в спокойные ясные дни всегда сильно бурлила вода, разбиваясь об острые камни, торчавшие из моря. У меня в том месте неприятно кружилась голова. Осмелившись спуститься к ласточкиным норам, дети подвергали себя ужасной опасности. А если учесть грозу и страшный ливень….
- Как ты мог, Маркус! Я запрещала тебе даже приближаться к этому месту!
- Но ничего же не случилось! Правда, Хоакин чуть не упал, но я его вытащил. А потом мы нашли пещеру и сидели там, пока дождь шел.
- Зачем ты рассказал? – возмутился Хоакин.
- Мы услышали, как Хельд зовет нас, - продолжал частить Маркус, - он спустился, и втащил нас наверх.
Донна Тереса, как безумная, целовала сына.
Я не знала, что говорить.
- Только не ругайся, ладно? - уговаривал Маркус, заглядывая в мои глаза, - Хельд так ругался! Видишь, как он мне ухо подрал?
Если бы я узнала раньше, что кто-то посмел драть уши моему сыну …. Но сейчас я смотрела на Хельда с благодарностью.
- Перестаньте цепляться за женские юбки! – прикрикнул на мальчишек Хельд, - И бегом мыться! Вам приготовили воду внизу.
Мальчишки немедленно подчинились.
Когда они, возбужденно переговариваясь, убежали, донна Тереса спросила:
- Как же ты нашел их?
- Ты же пошел к восточным загонам, а ласточкины гнездовья находятся на западе, – добавила я.
- Ну и перемазали же они вас! – улыбаясь, ответил он, - Я пошел было к загонам, но вспомнил о ласточках. Я в детстве любил лазить по скалам. Ну и решил, что они такие же.
Донна Тереса опустилась на кровать и вдруг заплакала.
Я бросилась к ней и обняла ее, пытаясь утешить.
- Ну, что за женщины! – развел руками Хельд, - У вас растут настоящие воины. Если бы кто сказал, ни за что не поверил бы, что твой разбалованный Маркус способен жертвовать собой, чтобы спасти друга. Хоакин не удержался на уступе, а Маркус держал его, пока я не спустился к ним.
У меня волосы встали дыбом, когда я, наконец, поняла, какой опасности избежали наши дети.
- Подожди, а где Педро? - вспомнила донна Тереса.
- Да спит он на сеновале. Мальчишки пошли к сторожевым вышкам, но по дороге поссорились. Ну, Маркус и предложил Хоакину маленькое приключение….
- Приключение вышло не маленьким, - пробормотала я.
- Мы в их возрасте уже ходили с отцами в свой первый поход в море, - пожал плечами Хельд.
- Это вы! Здесь все по-другому, - упрямо возразила донна Тереса.
- Неправда. Везде одинаково. Только вы почему-то боитесь растить настоящих мужчин. Поэтому весь юг вашей страны захвачен арабами. И на севере неспокойно.
- Здесь цивилизованная страна, - попыталась возражать я.
- Глупости. Когда вокруг неспокойно, мужчины должны быть мужчинами, а не разнеженными рохлями, как ваши соплеменники. Вы учите их всяким книжным премудростям, отгоняя мысли о том, что когда-нибудь им придется взять в руки оружие, чтобы защитить своих жен и детей. Какой толк в образованном мужчине, если вокруг война? Опомнитесь, женщины, в вашей стране раздор и неразбериха. Власти нет. Толпы разбойников рыщут по округе в поисках легкой поживы. Поймите, есть время для мира, но есть время и для войны. Учите ваших детей, чему можете, но и нам позвольте научить их.
Мы не могли возразить. Он был прав. Он был совсем не глуп, мой муж Хельд.
- Ладно, переодевайтесь и спускайтесь вниз, - примирительно сказал он, - Столы почти накрыты. Сегодня день Тора. На нашей родине говорят, что если в этот день Тор вспомнит о Среднем Мире и поздоровается с людьми, следующий год принесет удачу. Мы приняли вашу веру, уважая вас, но и вы должны относиться с уважением к нашим обычаям. Мы выросли с ними. И ничего плохого в них нет. Когда-нибудь сами поймете.
Он оставил нас. А мы долго молчали, сидя рядом на кровати, размышляя над его словами.
- Ну, и как будем дальше жить? - спросила донна Тереса.
- С удачей, - улыбнулась я в ответ, - Ты же слышала, что он сказал.
- А с детьми как?
- Пусть учит их, - вздохнула я, - Удивляюсь – чтобы Маркус был горд тем, что ему надрали уши….
- Да он же души в нем не чает! – ответила она, - Ты бы видела, как он смотрит на Хельда! Мальчишке не хватало мужского внимания, а тут такие воины! К тому же Хельд справедлив. Он не обидит понапрасну.
- Меня все это пугает, - призналась я.
- Мы действительно странные создания. Мы хотим, чтобы мужья были настоящими мужчинами, но сыновей своих нежим и оберегаем изо всех сил….
Я помогла ей переодеться и уложить волосы. А самой надеть оказалось нечего - два моих черных платья были мокрыми и грязными.
- А про белое ты забыла? Помнишь, то, что тебе сшили к свадьбе? – напомнила донна Тереса, - Пора тебе забыть свое вдовство. Порадуй себя и мужа, донна Ирис.
Мы спустились в большой зал, где уже началось веселье. Немного подвыпившие воины стали просить донну Тересу станцевать для них.
Хельд заступился за нее, объясняя, что она не может танцевать для других мужчин, когда ее муж не с ней. Но она согласилась.
- Я буду танцевать, потому что он всегда со мной, - улыбнувшись, сказала она.
Девушки принесли инструменты, и она, застучав кастаньетами, медленно начала танец.
Я так давно не танцевала…. Наверное, это случилось в последний раз еще до моего первого замужества. А сейчас, глядя на танцовщицу, мне безумно хотелось к ней присоединиться. Но я стеснялась своей неловкости. Я боялась, что у меня не получится так хорошо, как у нее, что я буду выглядеть нелепо и смешно. Наверное, наших девушек обуревали те же чувства. Донна Тереса поняла это. И вынудила нас выйти в круг, приглашая к парному танцу. Какая она все же умница.
Люди веселились почти до утра. Что за удивительный праздник устроили нам викинги! Я давно не чувствовала себя так беззаботно - счастливо.
Я с сожалением пошла в свою комнату, когда поняла, что мужчины сильно перебрали и не очень владеют своими чувствами. Одни плясали с девушками, другие пытались уединиться с ними в темных углах. По всему дому слышались смешки и звуки поцелуев.
- Ты куда?
Хельд заметил, что я хочу уйти, и, прервав разговор с Вифридом, подошел ко мне.
Как ни странно, он не был пьян, как остальные викинги. Ну, может быть, чуть-чуть….
- Хельд, если можешь, останови своих воинов, - попросила я, - Наши девицы сошли с ума. Ведь завтра будут жалеть о том, что натворят этой ночью.
- Да что может случиться? – удивился он.
- Я же говорила, - терпеливо объяснила я, - Большой грех спать с мужчиной до свадьбы.
- А после свадьбы не спать с мужчиной не грех? – усмехнулся он, впиваясь взглядом в мое лицо.
Я потупилась. И разволновалась. От него веяло опасностью.
- Да не бойся ты меня! – с горечью сказал он, - Иди спать, донна. Ничего плохого не случится. Олаф предупредил, что со здешними девушками можно спать только, если собираешься жениться. Пусть гуляют. Сыграем новые свадьбы.
Что тут возразишь? Я стала подниматься наверх.
А он сказал мне вслед:
- Может быть, им повезет больше, чем мне.
Лучше бы он меня ударил….
Лежа в пустой кровати, я мучилась, размышляя над его словами. Он не был счастлив. Я была с ним слишком холодна. Но ведь и он не проявлял ко мне никаких чувств! С тех пор, как нас обвенчали, я не замечала, чтобы он смотрел на меня, как мужчина может смотреть на желанную женщину. Да и раньше я этого не замечала! Изольда говорила мне много раз, что он любит меня, но я этого не чувствовала. Может быть, потому что избегала его? Все это время я боялась оставаться с ним наедине. А когда мы встречались глазами, я старалась показать, что он мне безразличен. Но ведь и он…. Или я была слепа?
Я не заметила, как заснула.
Внезапно проснувшись посреди ночи, я увидела глаза Хельда. Застигнутый врасплох, он шумно вздохнул и повернулся ко мне спиной.
Сон как рукой сняло. О чем он думал, рассматривая меня, спящую? Я смотрела в его широкую спину, слушала спокойное дыхание, понимая, что он не спит, и снова чувствовала вину перед ним.
Я впервые задумалась, почему он женился на мне. Из жалости спас мне жизнь, или все-таки права была моя старая нянька? Повинуясь внезапному порыву, я дотронулась ладонью до его спины. Он вздрогнул всем телом и замер, даже дышать перестал.
Нежность или признательность? Что двигало моей рукой, погладившей его волосы и руку? Пальцы мои дрожали, я чувствовала, как мое возбуждение передается ему….
- Не искушай меня, женщина, - хрипло выговорил он, перехватив мою руку своей шершавой ладонью.
Кровь бросилась мне в голову, гулко застучала в висках.
Почти не различая звука собственного голоса, я прошептала:
- Разве я не жена тебе, Хельд?
В следующее мгновенье он уже нависал надо мной, огромный, косматый и такой… желанный….
- Ты будешь моей женой? – с нажимом спросил он.
- Разве я не дала тебе клятв перед Господом нашим? – пролепетала я, потрясенная страстью, звучавшей в его голосе.
- Ты не ответила. Обряд остался незавершенным.
Я смотрела на его губы, и была не в силах выговорить последнее слово.
- Скажи, - потребовал он.
- Да…. – выдавила я.
Его губы медленно расплылись в улыбке. Он смотрел на меня так ласково, что у меня кружилась голова.
Он склонился к моим губам и поцеловал меня. Нет, не как в церкви, его губы теперь были мягкими и нежными. Я так истосковалась по мужской ласке, что чуть не задохнулась от избытка чувств. Я обняла его за шею, и принялась целовать его, как безумная. Наверное, в тот момент я просто повредилась рассудком. Такой смелой и страстной я не была до этой ночи никогда. Мы катались по кровати, бесстыдно срывая друг с друга ночные рубахи.
У него хватило мужества сдерживать свою страсть.
- Не торопись, моя Ирис, иначе все закончится слишком быстро, - взмолился он.
Он был прав, но в тот момент я не могла понять, о чем он просит. Я хотела его каждой частичкой своего тела. Его прикосновения обжигали меня, не в силах сдержаться, я стонала и прижималась к нему….
- Ирис…. – шептал он, пытаясь немного успокоить меня теплыми поцелуями, - Не торопись, прошу тебя.
Но я не могла остановиться. И он не выдержал.
Когда он вошел мое тело, я едва не сошла с ума, испытав ни с чем не сравнимое удовольствие. Достигнув самой глубины моего лона, он на мгновение замер, тяжело дыша, и снова обхватил мои губы долгим поцелуем. Я чувствовала, как во мне пульсирует его горячая плоть, заполнившая всю меня блаженной истомой. Это было так чудесно, мы были единым целым, он и я.
Толчок, еще толчок, и словно маленькое солнце взорвалось во мне, увлекая меня в бездну счастья и наслаждения.
- Ирис…. – простонал он, взрываясь во мне мощными толчками семени.
Я чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
Он дернулся в последний раз и, тяжело дыша, опустился на меня всем телом. Его тяжесть была так приятна…. Я обнимала его, чувствуя, как слезы счастья катятся по моим щекам. Я не могла остановить их.
- Что ты наделала…. - пробормотал он в подушку, - Что ты сделала со мной?...
Эмоции захлестывали меня. Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не разрыдаться в голос, и только гладила его голову и спину.
Я всхлипнула.
Он вздрогнул и, снова нависая надо мной, тревожно спросил:
- Что с тобой???
Я сжала его лицо ладонями и, приподнявшись, поцеловала его с прежней страстью.
- Ты… ты….
У меня не было слов, чтобы передать ему мои чувства, но слова были лишними.
Я почувствовала, как он снова растет во мне, и застонала от неутолимого желания.
Он шептал мое имя, покрывая поцелуями мое тело, я отвечала на его ласки, всем телом подаваясь навстречу его губам и рукам. Я царапала его спину, глубоко впиваясь в нее ногтями. Я обезумела. Мы были безумны оба. Это было прекрасно.
Я проснулась в его объятьях. Хельд не спал. Он смотрел на меня с нежной улыбкой. Так смотрят на любимого ребенка.
Он молчал. Я смотрела в его лицо и не понимала, что могло в нем казаться мне раньше отталкивающим. Это был самый прекрасный, самый чуткий, самый любимый человек на всем белом свете.
Я протянула руку и погладила его лицо. Он прижал мою руку к своим губам и поцеловал мою ладонь.
- Ты больше не боишься меня? – тихо спросил он.
Улыбнувшись, я прикрыла глаза и медленно покачала головой.
- Ты не жалеешь, что согласилась стать моей? – снова спросил он.
Ему нужно было слышать мой ответ.
И я ответила, бесстыдно целуя его при свете дня:
- Я счастлива, Хельд. И я не понимаю, за что мне такое счастье….
В тот день мы вышли из комнаты, когда солнце уже поднялось в зенит. Я не хотела отпускать его.
- Ирис, будет новая ночь, - улыбаясь, сказал он.
А я боялась, что, вырвавшись из плена его глаз, почувствую стыд и пойму, что отдалась ему только телом.
Этой ночью я вела себя, как распутная рабыня из тех, кого привозят с невольничьих рынков на потеху богатым мужчинам. Но я не стыдилась этого. Хельд, неотесанный варвар, разбудил во мне плоть, и я была этому рада.
Я спустилась на кухню. Изольда командовала кухарками, готовящими еду.
До сих пор я не позволяла кому-то другому решать за меня, что будут есть люди. Но сегодня я была благодарна Изольде, что она взяла на себя мои обязанности.
Я села за стол и попросила чаю. Нянька настороженно поглядывала в мою сторону, не понимая, чем объяснить такие перемены.
- Что с тобой? – спросила она, отослав кухарок, - Ты сияешь, как новенькая монета.
- Ничего, - пожала плечами я, не в силах сдержать глупую улыбку.
- Что случилось? Ты получила весточку от дона Франческо?
- Нет, - покачала головой я.
- Да что с тобой? Ты… как будто не в себе….
- Так и есть, няня. Я не в себе. Я не в себе от счастья.
Изольда вытерла руки полотенцем и села напротив меня.
- А ну-ка, рассказывай! – потребовала она.
- Я сошла с ума, - призналась я, не в силах сдержаться, - Я, кажется, люблю моего мужа.
- Вот так новость! Разве может быть иначе? – удивилась она.
- Бедная, бедная моя няня! – рассмеялась я, - Так любить, как я любила его этой ночью… порядочная женщина не может.
- Ты пугаешь меня! Что ты натворила? – рассердилась Изольда.
- Ничего. Ничего плохого. Просто сегодня я очень счастлива. Так, как никогда. И не хмурься, все равно ты не сможешь испортить мне настроение!
В кухню пришла донна Тереса и привела Маркуса и Хоакина. Она тоже налила себе отвар и села напротив меня. Дети расположились у очага.
- Где ты была, донна Тереса? – спросила нянька, - Я видела, ты встала с первым лучом солнца.
- На стене.
- Опять чаек приваживала? Мерзкие птицы изгадили весь двор и всю крышу. Скажи ей, Ирис, она меня не слушает!
- Оставь ее в покое! – сказала я, - Видишь, воздух идет ей на пользу. А чайки – Божьи твари.
- У викингов есть поверье, что в чаек вселяются души погибших моряков, - сказала донна Тереса.
- Эти язычники чего только не придумают. Но сказки у них действительно красивые, - согласилась нянька.
- Ах, Изольда, они кажутся тебе красивыми, потому что Эгвальд не рассказывает их до конца, - рассмеялась донна Тереса, поглядев на мальчишек, - А хотите, я расскажу вам арабскую сказку?
Дети с радостью согласились. Мы тоже были не прочь послушать новую историю.
Донна Тереса рассказала сказку о башмачнике и принцессе. Глядя на нее, я искренне радовалась переменам, которые с ней произошли за эту ночь. Она действительно прекрасно выглядела. Глаза светились радостью, кожа обрела приятный оливковый оттенок.
- Ну, с Ирис все понятно. Но с тобой-то что, донна? - напрямик спросила невоспитанная Изольда, - Если бы вчера вернулся Олаф….
- Кажется, он вернулся, - как-то странно поглядев в окно, ответила донна Тереса, - Не спрашивайте ни о чем. Я пока сама не уверена.
Уж не повредилась ли она умом?
- А ты? – повернулась ко мне она, - Ты так весела сегодня…. Ты смогла….
- Да, какой же я была глупой, донна….
Хельд вернулся домой поздно. Весь день он вместе с другими воинами помогал рабочим строить новую конюшню. Глядя, как он ест, я вдруг почувствовала необыкновенную гордость от того, каким был мой муж. Он заметил мой взгляд и улыбнулся мне. Я смутилась, отводя глаза, и встретилась взглядом с Вифридом. Воин улыбался во весь рот, наблюдая за нами. Наверное, он что-то понял. Ну и пусть, подумала я.
Ночью мы снова любили друг друга. Он был очень ласков со мной. Мне было уютно засыпать на его плече. Сколько прекрасных ночей я потеряла, пока не поддалась своей страсти….
В последние дни донна Тереса стала выглядеть гораздо лучше. Она слегка пополнела, что ей очень шло. И перестала хромать. Она вела себя немного странно. Иногда я заставала ее на западной стене, где она часами глядела на море и кормила крикливых чаек.
Она все время улыбалась. И улыбка эта была такой странной….
Я всерьез опасалась за ее состояние.
Как-то вечером Анна сообщила, что донна Тереса весь день не вставала с постели, отказываясь есть.
В комнате ее не было, но я не сомневалась, что найду ее на стене.
- Донна Тереса, это переходит всякие границы! Я понимаю, что ты скучаешь, но не есть весь день…. Ты погубишь себя, ты не дождешься своего викинга!
- Подойди, - позвала она меня.
Я приблизилась. Тереса взяла меня за руку и вдруг прижала ее к своему животу.
- Ты чувствуешь?
И я почувствовала легкий толчок. Она была беременна!
- Ребенок…. Как же ты допустила это? Ведь ты говорила, что знаешь, что нужно делать!
- Знаю, - с грустью подтвердила она, - Я не должна была так поступать. Олаф будет рассержен, когда узнает.
- Он не хочет иметь детей? – удивилась я, - Но он же любит тебя!
- Он хочет. Просто он считает, что я не смогу выносить его ребенка. Он говорит, что я слишком мала для этого. К тому же он думает, что я еще больна.
- Но ведь это правда.
- Возможно. Да. Я была не здорова, - согласилась она, - Но теперь, когда я ношу под сердцем его дитя, я чувствую, что ко мне вернулись прежние силы.
- Ты обманула его? Он был уверен, что ты … осторожна. Как же ты решилась?
- Когда он уезжал, я боялась, что с ним что-то случится. Помнишь, как ты застала меня с ножом? Я боялась, что он не вернется.
- Он вернется, донна Тереса. Он не сможет жить без тебя.
- Я знаю, - вздохнула она, - Но я думаю об опасностях, которые ждут его в пути. Все эти воинственные дикие племена, штормы…. Они же вернутся морем, ты знаешь?
- Да.
- Но больше всего я боюсь его самого. Он неудержим в ярости. Ты представить себе не можешь, насколько он может быть безрассуден. Он принял христианство, потому что хотел, чтобы я снова почувствовала себя честной женщиной. Но он – викинг. Он язычник. Варвар. Даже если он делает вид, что чтит Иисуса и Деву Марию. Он - сама природа, и останется таким до самой смерти.
Мне было странно слышать от нее эти слова.
- Ты тоже долго привыкала к ним? – спросила я.
Она кивнула, грустно улыбаясь.
- Поначалу я их просто ненавидела за то, какие они есть. Меня раздражало в них все. Не сразу начинаешь понимать, какие они на самом деле.
Я кивнула, соглашаясь.
Утро, когда вернулся Олаф, выдалось хмурым и ветреным. На рассвете мы услышали тревожный звук боевого рога с башни. Хельд вскочил, быстро оделся и вышел. Я заторопилась за ним.
На западной стене, выходящей на море, столпились воины и челядь. Все вглядывались вдаль, пытаясь разглядеть точку на горизонте. Стейнвер, дежуривший в этот час на башне, обладал, видимо, превосходным зрением, потому что никто, кроме него, не видел приближающийся корабль.
Я подошла к Хельду.
- Думаешь, там действительно корабль? – спросила я.
Он вздохнул, потянувшись и, обняв меня за талию, ответил, глядя на море:
- Дома Стейнвер был китобоем. Он разглядывал приближающихся китов за час до того, как мы могли их различить. Может, у него дар предвидения, но до сих пор он не ошибался.
- Кто это может быть? Олаф?
- Не знаю. Но у нас есть часа три, чтобы подготовиться к встрече. Через час Стейнвер скажет точно, видит ли он драконью голову на штевне.
- Что это будет значить?
- Что это Олаф. У тебя останется всего два часа, чтобы приготовить пир, - улыбнулся он, - Успеешь?
- А если там не будет драконьей головы?
- Тогда вам придется кипятить воду и смолу. На всякий случай.
- Может быть осада?
- Да не волнуйся ты так! Мы здесь для того, чтобы вы были спокойны.
Я не хотела войны. Мне было так хорошо в последнее время….
- Что поделаешь, - правильно истолковав мою тревогу, сказал он, прижимая меня к себе и целуя, - Есть время для мира, но есть время и для войны. Ты – жена воина. Постарайся быть готовой ко всему.
- Хорошо, - пробормотала я, пряча лицо на его груди.
Он впервые проявлял нежность ко мне на людях. Я была слишком растеряна, чтобы вести себя, как подобает приличной женщине.
Снова поцеловав меня, он легонько подтолкнул меня к спуску со стены:
- Прикажи людям начинать топить смолу. Это может занять много времени.
- Вы успеете поесть?
Он рассмеялся.
- Ни к чему. Если это Олаф, наедимся на пиру. А если чужие – на пустой желудок злее будем. Ты знаешь, где должны находиться женщины и дети, если начнется бой?
- Да, конечно.
- Ну и умница. Сделай так, чтобы мы за вас не волновались, хорошо?
- Да.
Я собиралась уйти, когда на стену поднялась донна Тереса. С горящими от возбуждения глазами, она подошла к самому краю, вглядываясь вдаль.
- Донна, спустимся вниз, все равно пока ничего не видно, - сказала я, взяв ее за руку.
- Это он, я чувствую, - с лихорадочным блеском в глазах сказала она, - Почему ты меня не разбудила?
- Хельд сказал, что корабль появится на горизонте через час. Тогда и посмотрим. А пока пойдем, у нас много дел. Нужно готовиться к встрече.
Она очень волновалась. До родов оставалась всего пара месяцев, ее живот был уже достаточно большим, чтобы сразу понять, что она ждет ребенка. Как отнесется к этому Олаф, она не знала, и очень тревожилась, что он рассердится на нее. Я с трудом уговорила ее пойти со мной в кухню.
Через полтора часа к нам прибежал возбужденный Хоакин и что-то закричал на фарси.
- Говори по-испански, сынок, - неожиданно спокойно ответила донна Тереса, которая до сих пор не находила себе места.
- Там большой корабль с драконьей мордой и бычьими рогами. И еще два маленьких. Вифрид сказал, это Олаф! Готовьте еду, скоро будут гости!
Я перекрестилась. Донна Тереса тоже.
- Слава Пречистой Деве!
Олаф приехал не один. С ним приехали двадцать воинов и женщина. Высокая, под стать ему, светловолосая и светлокожая, она гордо стояла рядом с ним, пока воины устанавливали доски, чтобы она могла спуститься, не промочив ног.
- Кто она? - спросила я у побледневшей донны Тересы.
- Вэлл. Его сестра.
- Ты не рада, - поняла я.
Она нервно сцепила руки на груди, глядя на прибывших.
Я все же надеялась, что она окажется не права, но встреча Олафа и донны Тересы показалась странной. Он искал ее глазами, а когда увидел, вдруг нахмурился и помрачнел. Подойдя к ней, он что-то тихо сказал на родном языке. Донна Тереса ответила. Он даже не обнял ее. Только все смотрел на ее огромный живот и молчал. Она подняла руки, обняв его лицо, но он уклонился от ее жеста. И отступил. Она опустила голову. Так они и стояли, не обращая внимания на радость остальных викингов.
Оглядевшись, я заметила Вэлл. Она наблюдала за Олафом и его женой. Мне показалось, что на миг ее губы скривила довольная улыбка.
Нет, не будет нам покоя из-за этой женщины….
Весь день и добрую часть ночи викинги пировали. Хельд пришел в нашу комнату почти на рассвете. Он улегся рядом со мной и, прижав меня к себе, проворчал:
- Какая она все-таки дрянь.
- Кто? – не поняла я.
Сон как рукой сняло.
- Вэлл. Она ненавидит Тэсс.
- Так зачем он привез ее?
- Модольв хотел выдать ее за Хродмара. Она не согласилась. Не знаю, как вы с ней уживетесь – она привыкла быть хозяйкой.
- Олаф поддержит ее?
- Не знаю. Он зол на Тэсс.
- Из-за беременности? Но ведь это его ребенок!
- Тэсс его обманула. Он … не любит неожиданностей.
- Ну, с этим она как-нибудь разберется.
- Да, - проворчал он.
- Но на меня-то ты не сердишься? – прошептала я, прижимаясь к нему крепче.
Мне нужна была его любовь. Сейчас. Я так боялась, что и он ко мне переменится….
Он сжал волосы на моем затылке и притянул мое лицо к своему.
- Обещай, что ты никогда не обманешь меня, - прошептал он в мои губы.
Я знала, он хочет, чтобы я ответила.
- Я жена твоя, Хельд. Я не обману тебя.
И он жадно впился губами в мои губы….
Жизнь в поместье с приездом Олафа и Вэлл круто переменилась. Она всюду пыталась установить свои порядки, мы ежедневно с ней спорили, даже ругались. Донну Тересу она не замечала. Олаф не обращал на жену никакого внимания. Даже не ночевал в ее комнате. Несколько раз Олаф ссорился с Хельдом. Причины ссор я не знала, мой муж не хотел посвящать меня в их дела. Но однажды Хельд проговорился, что Олаф хочет уйти в новый поход. Его до сих пор волновала потеря дедовского меча, оставленного в Византии. Олаф считал, что теперь удача отворачивается от него именно из-за этого.
Со мной Олаф почти не общался.
Однажды он, столкнувшись со мной на лестнице, преградил мне дорогу, и сказал:
- Моя сестра Вэлл недовольна тобой. Ты думаешь, что, выйдя замуж за Хельда, можешь позволить себе грубить ей? Подумай, кто ты здесь. Или станешь работать на скотном дворе.
Я ничего не ответила. Он был пьян. Он был зол. Я просто хотела пройти мимо, но он грубо схватил меня за руку.
- Гордая? Брось эти свои штучки. На меня это не действует! И не смей вставать между мной и Хельдом, иначе…. Он все равно сделает так, как хочу я.
Донна Тереса замкнулась в себе. Она избегала меня. Она целыми днями сидела в своей комнате и ни с кем не разговаривала.
Между тем, в поместье назрел еще один скандал. Анна застала Вифрида с Вэлл. Она прибежала ко мне вся в слезах.
- Они с самого ее приезда все время вместе! Если он не дежурит на сторожевых башнях, значит, он с ней! Сегодня я пошла к морю за раковинами, а она там купается с ним! Что мне делать, донна Ирис, я ведь брюхата….
Успокоив ее, как могла, я поехала поговорить с Хельдом. Он дежурил на северной башне.
Увидев меня, Хельд не обрадовался.
- Почему ты ездишь по поместью одна? – сурово попенял он.
- Но ведь вы охраняете наши земли….
- Глупая женщина. Как бы я хорошо не смотрел, всегда есть возможность внезапного нападения. Ты чего приехала-то?
Путаясь в словах, я рассказала ему про Анну и Вифрида.
- Я знал, что с приездом Вэлл начнутся проблемы. Но такие…. Скажи Анне, что Вэлл и Вифрид знают друг друга с детства. Ничего плохого, надеюсь, не произойдет. Я поговорю с Вифридом, обещаю. И больше не езди здесь одна. Я хочу быть уверен, что я – твой единственный мужчина, понимаешь?
Я растерялась…. О чем он говорил? При чем тут моя верность? Что за глупости? От неожиданности я не нашла слов, чтобы объясниться с ним тут же. Хельд не хотел со мной разговаривать. Я уехала, увозя с собой свою обиду. После этого случая мы с ним долгое время не разговаривали.
Я стала заходить к донне Тересе, пытаясь вызвать ее на разговор. Она отнекивалась, не желая посвящать меня в дела своей семьи.
Анна помирилась с Вифридом. Наверное, Хельд поговорил с ним. Она сказала, что Вифрид сам объяснил ей, что ничего особенного в их отношениях с Вэлл нет, но я видела, что это все еще ее беспокоит.
Ссоры с Вэлл происходили по любому поводу. Она была недовольна всем. Ей казалось, что мы неправильно ведем хозяйство. Ей не нравилось все, что мы делаем. Я пыталась, как могла, уладить наши дела, но она была настолько заносчива, что не хотела примирения. С Изольдой они скандалили каждый день.
А однажды я узнала от Маркуса, который был осведомлен о всех делах воинов, что Олаф ударил Хельда. Маркус рассказал, что эта ссора произошла, когда Хельд распорядился, кому из воинов заступать в караул. Насколько я знаю, с тех пор, как Олаф уехал, это было обязанностью Хельда. Но теперь Олаф решил, что сам может распоряжаться своими воинами. Маркус, понимавший немного по-скандинавски, не смог объяснить, из-за этого ли случилась ссора. Но багровый синяк под глазом мужа и его хмурое молчание говорили о многом.
Так прошел целый месяц, пока не случились события, которые поставили все на свои места.
Приближалось время урожая оливок. Моя нянька Изольда в последние дни вела себя странно, она все время твердила мне, что оливки давно поспели, и уговаривала меня сходить в рощу, чтобы проверить спелость плодов. Я отнекивалась, понимая, что время еще не пришло, но она была упорна.
Поутру мы с Изольдой отправились в оливковую рощу. Срывая плоды, она все время озиралась по сторонам, словно кого-то ждала.
Я не поняла, откуда появился дон Франческо, наш сосед с юга. Он давно пытался уговорить меня объединить наши земли. Считая меня наследницей, он предлагал мне выйти за него, чтобы обрести его защиту.
- Здравствуй, донна Ирис. Давно не виделись…. - сказал он, снимая шляпу.
- Что ты тут делаешь? Как тебе удалось пробраться незамеченным? – удивилась я.
- Не очень-то ты мне рада, как я посмотрю, - усмехнулся он, - Я прошел ночью через посты и жду тебя здесь полдня. Изольда объяснила, что тут у вас творится. Я не знал, что у тебя такие проблемы. Мои люди рассказали, что в твоей усадьбе хозяйничают варвары. Почему ты не сообщила мне? Ты же знаешь, я всегда готов оказать тебе поддержку.
Надо отдать ему должное. Он был смел. Пробраться сюда одному, без воинов, зная, что в моей усадьбе полно отъявленных головорезов…. Я поклонилась.
- Это продолжается уже десять месяцев, - грустно улыбнувшись, сказала я, - Где ты был, когда викинги отпустили наших пленных? Наверняка, многие из них прошли через твои земли и рассказали о том, что здесь случилось.
- Никто мне не сказал…. Десять месяцев? – удивился он, - Не может быть! Так почему ты не приехала ко мне? Я всегда готов предоставить тебе кров, ты же знаешь.
Я не знала, что и думать.
- Наверное, они перебили всех пленных, потому что ни один из них не появился в моей усадьбе, - объяснил он, - Я узнал о твоих несчастьях только четыре дня назад от Изольды.
Я огляделась, пытаясь найти няньку. Ее нигде не было. Это было нехорошо. Но сейчас меня больше терзала мысль о том, что викинги обманули нас, убив пленных. Такого предательства я даже представить себе не могла.
- Я не должна разговаривать с тобой наедине, дон Франческо, - сказала я, - Это опасно. Многое переменилось за это время. В усадьбе теперь другие порядки. Лучше уходи.
- Я не узнаю тебя, донна Ирис. Мы же были друзьями. Почему ты не рада мне?
Он приблизился настолько, что я была вынуждена отступить.
- Я пришел, чтобы предложить тебе помощь. Я не знал, что было время, когда чужаков в усадьбе было гораздо меньше. Но и сейчас, если ты согласна, я готов помочь.
- Помочь? Или ты на что-то рассчитываешь? – прищурилась я.
- Помочь. Рассчитывая на твою благосклонность. Если я помогу тебе, согласишься ли ты выйти за меня? Пойми, другого такого случая не будет. Из Кордовского эмирата сюда направляется сильная армия. Они обеспокоены проблемами государства и хотят нам помочь.
- Государства? – усмехнулась я, - Его нет. Они хотят лишь расширить свои земли. Неужели ты рассчитываешь, что они позволят тебе править в твоем поместье? Думаю, что тебе нужно искать помощи в другом месте.
- Ты не ответила на мой вопрос, - сухо ответил он.
- Нет – вот мой ответ. Я не могу быть твоей женой. Я замужем.
- За варваром? – ухмыльнулся он, снова делая шаг ко мне.
Я отступила, почувствовав, что уперлась спиной в дерево. Я хотела отойти в сторону, но он загородил мне путь, упершись руками в ствол вокруг меня. Это было верхом наглости.
- Ответь мне, донна Ирис, неужели правда то, что ты презрела христианские традиции и делишь супружеское ложе с иноверцем? - прижав меня к дереву своим телом, спросил он, глядя в мои глаза.
- Он муж мне по закону нашей церкви! А чем ты лучше? – разозлившись, выкрикнула я, - Ты ведь тоже пытаешься действовать силой?
Наверное, он ударил бы меня, или что еще хуже, но тут невесть откуда появилась Изольда.
- Дон Франческо! Скорее уезжайте! Кто-то скачет сюда из замка! Донна Ирис!
Он отпустил меня и побежал прочь.
- Как заяц петляет! – заметила нянька, глядя ему вслед.
- Это правда, кто-то скачет сюда?
- Правда. Я, пожалуй, пойду от греха подальше….
- Изольда! Как ты вообще посмела устроить эту встречу?
- Да ничего я не устраивала…. – пыталась отпираться она.
- Я с тобой потом разберусь, - пробормотала я, увидев приближающегося Хельда.
Он несся к роще во весь опор, не разбирая дороги. Что-то подсказывало, что он едет именно ко мне, и разговор будет не из легких.
- Иди домой, Изольда, – устало сказала я, - И так натворила много.
Нянька послушалась.
Приблизившись к роще, Хельд резко осадил коня и спрыгнул на землю. Он тяжело дышал, его глаза горели гневом. Не обращая внимания на меня и семенящую к замку Изольду, он бросил повод и стал всматриваться в землю вокруг.
- Что ты тут делаешь, Хельд? - тревожно спросила я.
Он злобно глянул на меня и продолжил свое занятие. Остановившись у дерева, где мы стояли с доном Франческо, он долго смотрел на землю, пока не повернулся ко мне. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
- Кто тут был? – тихо, но так страшно спросил он, что у меня задрожали колени.
- Мы с Изольдой…. – пролепетала я в ответ.
- Не лги мне, женщина! Кто был тут с тобой? – прорычал он.
Откуда он знал? Кто сказал ему? Но он точно знал, что здесь был чужой, я это видела, поэтому отпираться не было смысла.
- Тут был наш сосед, дон Франческо, - тихо ответила я.
- И как он? – внезапно успокаиваясь, спросил он.
Лучше бы он кричал….
- Что «как»? – не поняла я.
- Ты знаешь, о чем я спрашиваю!
- Хельд, перестань! Это глупо! Я не знала, что он здесь! Он просто спросил, как я тут живу….
- Прижав тебя к дереву? Он неплохо потоптал здесь траву! Надеюсь, тебе понравилось?
- Прекрати немедленно! Если ты думаешь…. Как ты мог подумать??? – возмущенно говорила я.
- Я ничего не думаю! Я вижу! Я предупреждал тебя, чтобы ты не ходила одна! Почему ты не позвала меня с собой?
- Да ведь роща рядом совсем….
- Вот именно! Чужак в роще рядом с замком встречается с моей женой! Это видят все, у кого есть глаза! И это после того, как перехватили твоего гонца с письмом о помощи! Неужели ты не понимаешь, что Олаф все еще не верит, что ты предана нам?
- Да я…. Но ты-то веришь? Ну, почему я должна оправдываться в том, в чем я не виновата?
- Не виновата? А кто виноват? Как он оказался тут? Зачем пришел? Почему ты не звала на помощь? Прав был Олаф, ты готова была на все, чтобы остаться в живых! Ведь ты поэтому согласилась выйти за меня, да? Но потом-то зачем…. Я же не заставлял тебя! Какая же ты все-таки дрянь, Ирис! Тебе нужна свобода? Я даю ее тебе! Ты больше не жена мне!
Внезапно замолчав, он махнул рукой и, сплюнув в сердцах, пошел прочь.
Я чувствовала себя униженной, растерянной. Он был не прав, но я была так оскорблена, что не стала оправдываться. Он отрекся от меня, даже не захотел услышать объяснений….
Уже оседлав коня, Хельд гневно крикнул:
- Изольда! Подожди, старая ведьма! – и погнался за ней.
Она рассказала, что он приказал ей говорить, что в роще мы застали случайного бродягу. Он передал мне через нее, что я должна говорить то же самое.
Да что же это? За что мне такое? Почему он так обошелся со мной?
У ворот нас с Изольдой ждал хмурый Эгвальд.
- Донна Ирис, иди в дом, тебя ждет Олаф, - сказал он, избегая моего взгляда.
В большом зале Олаф был не один. Рядом с ним стояла его сестра, смерившая меня презрительным взглядом. Тут были все не занятые на страже замка викинги. Все, кроме Хельда. Он больше не хотел меня защищать. Это должно было напугать меня еще больше, но почему-то лишь придало мне злости.
- Что, опять судить меня собираетесь? – спросила я, еле сдерживая гнев.
- С кем ты встречалась в роще, женщина? – сурово спросил Олаф.
- Если вы не будете меня перебивать, вы узнаете все, - разозлено выкрикнула я, - Но все-таки выслушайте, прежде чем снести мне голову, как вы сделали с пленными, которых будто бы отпустили!
По лицам воинов скользнуло непонимание.
- О чем ты говоришь, женщина? – спросил Олаф.
- О тех несчастных, которых вы убили, пообещав им свободу!
- Мы никого не убивали, - пробормотал Олаф.
- Это ложь! Дон Франческо сказал, что через его поместье не прошел ни один из отпущенных вами людей!
- Кто такой этот дон Франческо? – спокойно спросил Олаф.
- Наш сосед с юга.
- И что он еще сказал?
- Он сказал, что с юга в наши земли движется большое войско. Арабы хотят навести здесь порядок.
- Не слушай ее, брат! – вступила в разговор Вэлл, - Эта женщина лжет!
- Замолчи! Займись лучше своим делом! – тихо, но твердо сказал Олаф.
Вэлл послушалась. Испуганно глянув на брата, она одарила меня полным ненависти взглядом и послушно пошла прочь.
- Расскажи все сначала, - сухо потребовал Олаф.
- Мне не в чем оправдываться! – гордо вскинув голову, сказала я, - Дон Франческо пришел сюда, чтобы предложить мне свою помощь. Он не знал, что происходит в замке. Он так сказал. Больше я ничего узнать не успела.
- А помощи попросить успела? – злобно спросила Вэлл от дверей в кухню.
- Ты не поняла? – повысив голос, спросил Олаф.
За Вэлл тотчас же захлопнулась дверь.
- Что тут происходит? – на лестнице стояла донна Тереса, - Что, снова….
Она не договорила. Видимо, ее пронзила острая боль, потому что она вскрикнула и, схватившись за живот, села на ступеньку.
Не обращая внимания на викингов, я побежала к ней.
- Кажется, я рожаю… - пролепетала она, сжимаясь в комочек.
- Эй, есть ли тут мужчины? – выкрикнула я гневно, - Помогите отнести ее в комнату, или она родит ребенка вашего вождя прямо на лестнице!
Олаф в три прыжка оказался рядом. Он подхватил стонущую жену на руки и понес наверх. Уж кто-кто, а я видела, как он переживает…. И зачем все эти глупые ссоры, если любишь….
- Скажите на кухне, пусть готовят горячую воду, и пусть найдут Изольду! - едва поспевая за огромным викингом, отдавала распоряжения я.
Олаф уложил жену на кровать и встал рядом, не зная, что делать.
- Иди отсюда, воин, - прикрикнула я, - занимайся своим делом, а мы тут сами разберемся!
Привели Изольду. Она чувствовала свою вину передо мной недолго – роды донны Тересы оказались такими трудными, что ни о чем другом мы уже думать не могли. Схватки продолжались почти целые сутки. Мы с Изольдой не отходили от донны ни на шаг. Олаф все это время провел за дверью комнаты. Мы слышали его тяжелые шаги и вздохи.
Перед рассветом донна Тереса попросила Изольду выйти.
- Донна Ирис, я прошу у тебя прощения за то, что привела сюда викингов, - прошептала она потрескавшимися губами.
- Не сходи с ума! Не смей даже думать о смерти! – возмутилась я.
- Позовите священника, кажется, мое время кончается….
- Прекрати! Подумай, что станет с Олафом? Что будет с Хоакином? Они не смогут без тебя!
- Ты простишь меня? – снова спросила она.
- Да что за глупости! Если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое любовь!
Нервы мои не выдержали, и я разрыдалась. Донна Тереса тоже плакала. Только тихо-тихо. У нее уже не хватало сил.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошла Вэлл.
- Что, раскисли? А вы как думали? Рожать от викинга непросто! – громко сказала она, подходя к кровати донны Тересы.
Она положила руку на живот донны Тересы и что-то тихо запела на родном языке, делая сильные круговые движения рукой.
- Что ты делаешь? – возмутилась я, пытаясь сбросить ее руку.
- Да что я, изверг что ли? Я сделаю так, как учила меня мать. Сейчас она родит. Ты уж прости меня, Тэсс, наверное, я была слишком сурова с тобой. Только роди, пожалуйста, ладно?
Тело донны Тересы стали снова сжимать схватки. Она закричала, тужась изо всех сил….
В момент, когда появилось дитя, я почувствовала неясный, но такой знакомый толчок под сердцем….
Донна Тереса родила здорового мальчика. Не знаю, как она выжила, но все сложилось хорошо. А как радовался появлению сына Олаф…. Когда его, наконец, пустили к ней, он, такой большой и неуклюжий, долго топтался у двери, не решаясь войти, пока Изольда не вынесла ему сына и почти силой не заставила его взять орущего младенца на руки.
Он вошел в комнату, держа орущее дитя на почти вытянутых руках, и нерешительно остановился, глядя на жену.
Я отобрала у него ребенка. Он подошел к кровати донны Тересы и опустился перед ней на колени.
- Тэсс, - пробормотал он, и что-то добавил по-своему.
Она, счастливо улыбаясь, протянула ему руку. Он схватил ее руку и, осыпав ее поцелуями, прижал ее к своей щеке. Таким растерянным и счастливым я не видела его еще никогда.
Я положила сына на грудь донне Тересе и увела Вэлл и Изольду. Пусть Тереса и ее викинг останутся одни. Им о многом нужно было поговорить. Или помолчать.
Мы спустились в кухню.
Вэлл прятала глаза. Но я уже знала, что отныне меня не тронет ее грубость и холодность. Она помогла донне. Она оказалась лучше, чем хотела казаться. И я собиралась относиться к ней, так она этого заслуживает.
- Хочешь чаю, донна Вэлл? – спросила я.
Она молча кивнула.
- Придется тебе привыкнуть к тому, что в твоей судьбе произошли большие перемены. Мы не враги тебе.
- И я вам не враг, - тихо сказала она, - Только не зови меня донной. Зови флинной, если тебе хочется сделать мне приятное.
- Ну, уж нет, - счастливо рассмеялась я, чувствуя новый толчок под сердцем, - Ты в Испании, а тут к уважаемым женщинам обращаются по-другому.
Она кивнула и прошептала, пряча взгляд:
- Я знаю, сейчас не время, но я хочу, чтобы ты знала – больше не будет ссор из-за меня. Я решила выйти за Вульфхарта. Надеюсь, никто из ваших девушек не имеет на него виды?
Если бы не мое известие о приближающейся опасности, наверное, викинги долго бы отмечали рождение сына Олафа и свадьбу Вульфхарта и Вэлл. Но время было тревожное, поэтому все прошло тихо.
Молодые поженились по обычаю викингов на следующий день после родов донны Тересы. Священника пригласить они не пожелали.
- Да все я понимаю, - сказала мне Вэлл, - но мои боги мне ближе.
Что поделаешь. Они так решили. Бог им судья.
Наблюдая за обрядом, я стояла в толпе женщин, тихо обсуждающих это странное событие. Донна Тереса, еще слабая после родов, в большой зал так и не спустилась. Олаф то и дело поднимался наверх узнать, как она себя чувствует. Он был счастлив и не скрывал этого. Как он ее любил….
А мой муж Хельд даже не смотрел в мою сторону. За последние двое суток мы с ним не виделись. Вернувшись в свою комнату после того, как убедилась, что с донной Тересой все в порядке, я увидела нашу кровать нетронутой. Не знаю, где он провел эту ночь…. Да и знать не хотела – так была на него зла. Все поверили мне, даже Олаф. Но только не мой муж. Почему он думал, что я…. Как он смел так думать! Ведь я не давала ни малейшего повода….
Изольда, рассерженная проведением языческого обряда в стенах нашего замка, тихо молилась и дымила ладаном, пытаясь отогнать бесов. Несмотря на осенний холод, в большом зале было душно. Может быть, от духоты, а, может, от сильного запаха ладана, у меня закружилась голова. Все странно поплыло перед глазами, в ушах зашумело, и я потеряла сознание.
Очнулась я на руках Хельда. Он быстро нес меня по лестнице, а за нами бежала, продолжая размахивать кадильницей и причитая, моя нянька.
- Скажи ей, что мне лучше, - пробормотала я, - И пусть даже не думает заносить в нашу спальню свой ладан.
Хельд прикрикнул на Изольду и внес меня в комнату.
- Что с тобой? Ты заболела? – с тревогой спросил он, укладывая меня на кровать.
Он был испуган. Он волновался за меня! А, значит, все его слова были сказаны сгоряча. Да и что такое слова….
Ребенок снова толкнул меня.
- Скажи мне, Хельд, я все еще жена тебе? - не в силах сдержать улыбку, спросила я.
Он помолчал, пряча глаза.
- Скажи, - настаивала я.
Он тяжело опустился рядом со мной на кровать.
- Конечно, ты моя жена, - проворчал он, разглядывая руки, которые он сложил на коленях.
- И ты… любишь меня, как полагается мужу любить свою жену?
Он ответил не сразу.
- Я любил бы тебя, если бы даже ты не была моей женой…. Но что с тобой? Ты нездорова?
И я не смогла удержаться.
- Я здорова, Хельд. Просто это бывает с женщинами, когда под сердцем бьется сердце ребенка. Я думаю, ты не будешь отрицать, что он твой?
Хельд поднял на меня глаза. Он не сразу понял, что я сказала. А, когда понял, бросился ко мне, сжав меня в своих сильных ручищах….
- О чем вы говорили с Олафом, когда ты вступился за меня? – спросила я, поглаживая черные волосы на его груди.
- Я напомнил ему, как он получил Тэсс.
- Расскажи, - попросила я, - Но сначала скажи, нас правда ожидают большие неприятности? Дон Франческо сказал…
- Глупости сказал твой дон Франческо. Наверное, он просто хотел заполучить тебя. В Испании сейчас нет силы, которая смогла бы противостоять нам. Успокойся. Вы в безопасности. Лучше послушай то, что стало легендой на нашей родине.
И он рассказал мне леденящую душу историю об отце Олафа и его решении жениться на Тересе, чтобы забрать ее с собой в могилу.
История захватила мое воображение, но я чувствовала, что он чего-то недоговаривает.
- Вы с Олафом спорили о чем-то, - напомнила я.
- Он сказал, что любил ее, когда решился пойти против своего рода.
- И что? – не понимала я.
- А я ответил, что люблю тебя, хоть и понимаю, что ты никогда меня не полюбишь.
- Ты был не прав, - прошептала я, вдыхая терпкий аромат его тела.
- Я знаю, - ответил он, перебирая пальцами мои волосы.