Крыся, или о человеческой доброте

Виктор Плашкин
В разгар развития кооперативного движения, у нашего дружного коллектива появилась уже вполне приличная мастерская. Она была расположена в полуподвале жилого дома и даже имела три маленьких окошка, выходящих во двор этого дома. Мы, как всегда, проводили в мастерской большую часть своей жизни, и у нас все было по-домашнему. Всегда вкусный чай, всегда много гостей, которые тянулись к нам, как к форточке, подышать свежим воздухом перемен. Для полного уюта не хватало только кошки. И вот такой случай представился.

Одним из первых «достижений» перестройки стали железные двери. Их ставили в квартиры, оснащали их сложными замками, а потом начали укреплять двери в подъезды, превращая их в не приступные крепости. Пробраться в подъезд теперь стало просто невозможно, если ты не имел кода, ключа или магнитной отмычки. Настала тяжелая пора для бездомных кошек. Это только непосвященные люди считают, что кошки своенравные и независимые животные, которые гуляют «сами по себе». На самом деле, кошки становятся независимыми только после того, как приобретают постоянное теплое убежище и, пусть не изысканное, но постоянное питание. И лишь после этого, они становятся гордыми и высокомерными, и любезно разрешают погладить себя по спинке. После того, как подъезды навсегда забаррикадировались, многие кошки потеряли свой теплый угол и прикормку от добрых людей. Так произошло и в подъезде, где был вход в нашу мастерскую.

В декабре настали настоящие морозы. Уже несколько дней температура опускалась ниже тридцати. Шла постоянная «борьба за выживание», все были озабочены личными проблемами: у кого-то в квартире ужасный холод, кто-то не может завести замерзшую машину, в общем, все были поглощены личными заботами. А у двери закрытого на замок подъезда, за каменным приступком, едва прикрывавшим от пронзительного морозного ветра, лежала кошка. Когда она там появилась, никто и не заметил, поскольку она была неприметная и никак не проявляла себя. Было похоже, что она уже разуверилась в людской доброте и не предпринимала активных попыток к своему спасению, а лишь берегла остатки тепла, еще сохранившиеся в ее исхудавшем тельце. Кошка, свернувшись клубочком, протаяла своим теплом маленькую лунку на обледенелом бетоне крыльца и, неподвижно лежала, даже не поглядывая на входящих в подъезд людей.

Я никогда не поверю, что окружающие нас люди, лишены чувства жалости. Человек без жалости – это выродок, это нечеловек. Но между чувством жалости и проявлением этого чувства в виде реального поступка, порой пролегает целая пропасть. Вспомните детей, когда они получают первые уроки доброты, как легко и естественно эти семена всходят на благодатной почве детского не испоганенного сознания. Они готовы каждого котенка или раненную птичку принести к себе в дом, чтобы накормить и приютить. Но на страже - зоркие наставники! Своими назиданиями они вырабатывают у детей чувство брезгливости, высокомерия и умение перекладывать ответственность на других. Поэтому, когда мы становимся взрослыми, что бы проявит жалость, нам приходится решать для себя « сложнейшие» вопросы – типа: «А куда смотрит государство!, а почему вы сами не позаботились!, а зачем мне это надо!». А пока решаются эти вопросы, может произойти самое худшее.

Так и происходило с этой замерзающей кошкой. Все проходили мимо, и каждый защищал себя от проявления жалости всякими личными причинами. Кто упрекал безжалостных хозяев, (которых у нее и не было) в том, что выгнали бедное животное на мороз; кто-то мог бы взять эту несчастную кошку к себе, но у нее, наверное, блохи; у кого-то аллергия на кошачью шерсть – у всех находилась какая-нибудь отговорка. А кошка - замерзала.

На следующее утро первым, как всегда, открывал мастерскую Борис Васильевич. Он жил поблизости и не зависел от городского транспорта. Борис Васильевич был старше нас, но его энергии и активной доброте мог позавидовать любой молодой.
Он, не раздумывая, занес замерзающую кошку к нам в мастерскую. Разложил какую-то тряпку на трубах отопления, налил в какую-то баночку воды, предложил ей остатки вчерашней колбасы – все было по-будничному просто. Просто взял – и занес. Никакого подвига и показного героизма.

Кошка напилась воды, от предложенной еда отказалась и рухнула на подстилку. Она дрожала всем телом от кончика хвоста до ушей, и не могла согреться до самого обеда. И лишь потом, забылась в тяжелом, тревожном сне.

Проспала она почти сутки. Мы ее старались не тревожить, только прислушивались к ее прерывистому дыханию да жалобному постаныванью во сне. Когда на следующий день в мастерской закипела работа, и стало шумно, кошка очнулась ото сна, встала на свои худенькие лапки, и неуверенной походкой подошла к приготовленным мискам с едой и питьем. Мы впервые рассмотрели ее при свете дня. Боже! Какое это было печальное зрелище! Худющая, с обмороженными веками и слезящимися глазами, носик воспаленно-сухой и растрескавшийся, больные ушки текли и постоянно чесались, и к довершению – у нее, похоже, будут котята! Кошка была явно простужена и выживет ли, никто не мог даже предположить. Но все надеялись на лучшее. Теперь мы отвечали за ее судьбу, а поскольку у многих из нас был опыт ухода за кошками, все засуетились, заволновались. Лечили простуду, лечили ушки и воспалившиеся глаза, приводили в порядок шерстку, вычесывая ее от насекомых, в общем, несчастная кошка вдруг оказалась в центре внимания.

Через четыре дня кризис, видимо, миновал, и кошка пошла на поправку! У нее появился аппетит, носик стал, как положено, холодным и влажным, и мы облегченно вздохнули. Кошка обживала мастерскую, нам не досаждала и была вполне довольна своим нынешним положением. Нужно сказать, что она была крайне непривлекательна: светло-коричневой окраски с поперечными черными полосками, кривенькие лапки, свидетельствовавшие о голодном детстве, причем передние были явно короче задних, и – хвост! Это просто ужас, какой был хвост! Непропорционально длинный, с короткой шерстью! Именно за этот хвост мы и нарекли ее «Крысей». Но она не обижалась, добродушная, покладистая кошка, мимо такой пройдешь, и не заметишь. И завершал ее неповторимый облик – глаза. Обмороженные веки сделали ее взгляд прищуренным, жалобным. Благодаря этому взгляду, даже когда ее откормили, когда шерсть стала лосниться, и на грудке появились приятные кремовые оттенки, она напоминала нищенку-попрошайку, и все гости, которые бывали у нас, приносили ей что-нибудь вкусненькое.

«Крыся» окрепла, стала неотъемлемой частью нашей творческой жизни в мастерской, и в минуты отдыха за чашкой чая, она взбиралась на колени к кому-нибудь из нас и с благодарностью «пела».

Я еще не предполагал, сколько событий будет связано с этой случайной находкой, я просто радовался за кошку, радовался за своих друзей, которые не зачерствели в постоянных заботах и жили надеждой, что лучшее еще впереди.