Пролог
Когда я перестал любить свой город и, вообще, города? Наверное, еще в детстве.
Дворы девяностых, рабочие кварталы, бараки. Маленькие мальчики, взрослые игрушки. Кастеты, цепи, нунчаки, ножи-бабочки, самодельная взрывчатка. Подвальные видеосалоны и качалки. Сталонне, обвешанный с головы до ног разнообразным стреляющим железом, хмуро разглядывает бицепсы Шварцнеггера на противоположной стене. В “красном углу”, в нехитрой рамке с траурной ленточкой - Брюс Ли. Взгляд, как всегда, дикий, на груди кровавая полоса. На полу валяется штанга – кардан с кирпичами, примотанными веревкой. Костяшки пальцев и ребра ладоней сбиты в кровь. И… музыкальная школа. “Мальчику следует беречь пальцы, он, несомненно, талантлив”. Это днем. Вечером мы разгружаем хлебовозку, получаем в награду по горячей булке. Ночью идем на автобазу за бензином - удачно. А завтра Жорка запутается в “егозе” забора телефонной станции, и его, вдобавок, неслабо отметелит охрана, выкинув за ворота. Он выжил и неплохо приподнялся, редкий случай для нашей школы. Георгий Семенович, глава концерна “МеталлоТрейд”. Но, все равно, для меня это совсем рядом: нектюрны Шопена и колючая проволока с дергающимся в ней мальчишкой.
Драки девяностых. Двор на двор, квартал на квартал, район на район. На асфальте кровь и куски арматуры, на районе опять новый авторитет. Милиции не до нас, столько дел вокруг: рынки, кооператоры, уличные торговцы. Ларьки не успевают отстраиваться – сгорают. Мальчишеское “не бей лежачего” вступило в противоречие с главным правилом периода первоначального накопления капитала: “добей, попрыгай сверху и плюнь в могилу”. Уцелевшие будут читать Друкера и Портера, их дети учить английский, а пока актуальнее “Я – вор”. Лежит на каждом прилавке, идет нарасхват. Теперь эта гадость тоже и навечно “наше все”. Что самое страшное – кровь давно приелась и никого не страшит.
Мальчишки девяностых. Будущие зеки и банкиры, алкоголики, бизнесмены, депутаты, бизнесмены-алкоголики, бандиты-депутаты – типажи переплетаются в самых причудливых сочетаниях. Километровые гранитные аллеи на городских кладбищах, с фотографий смотрят мои друзья-ровесники, но я сегодня намного старше. Как так? Грустная задачка на логику.
Кем мы были? Кем стали? Шурка - блестящий самбист, гордость школы, телохранитель. БМВ клиента разорвало пополам – кто-то переусердствовал, поставил килограммовый заряд. Макс - дерганый, взрывной, потрясающий художник. Удивительно быстро перескочил с травки на “герыч”, сгорел за год. Серый – худющий, большеглазый, из многодетной нищей семьи, бредил армией, стал артнаводчиком. Снайперам в Грозном за таких платили по-генеральски, пуля вошла в кадык. Шома - тихий, молчаливый, задумчивый. Ненавижу покупать “Момент”, тошнит от одного запаха, запаха глупой смерти с мешком на голове. Юрка - математик от бога, на первой сырьевой бирже почитался за финансового гения. Перед вылетом в Европу на ПМЖ, к нему в спальню прилетел подарок от одного из компаньонов - РГД-5. Просто не успел сделать то, что хотел. Многие не успели.
Я сравнительно легко отделался от девяностых – десятком шрамов, сломанным ребром, небольшой дыркой в боку, поганым умением бить первым. Даже помню день, когда это случилось. Когда я свернул с колеи, идущей в никуда.
И зачем я сегодня поперся в парк…
- Сымай тельник, чудила! – краса и гордость нашей армии, гвардеец, схватил меня левой за плечо, дохнул перегаром.
За спиной, на облезлой скамейке, пьют пиво и гогочут еще два служивых. Звенят значками и бутылками, громко обсуждают прелести проходящих девушек. Десантура.
- Салажонок, ты не бойся, Аркаша у нас смирный. Просто сними тельняшку и чапай себе дальше.
Молчу, дергаю плечом. Неудачно. Перед глазами неспешно проплывает здоровенный кулак и тыкается мне в щеку.
Если даже синяк будет – ерунда какая. А вот идти домой без новенькой тельняшки – стыдно.
Мимо проходят люди, чуть ускоряя шаг, отводя глаза. Все нормально – братья беседуют, младший в чем-то провинился. Как легко придумать себе оправдание, правда? И почему мне перед ними стыдно? Мне, а не им?!
- Ну? – толстенные пальцы тянутся к моей шее.
Это совсем не страшно. Сейчас он просто порвет тельняшку и отпустит. Главное – не сам. Так лучше. Даже так – лучше.
- Отпустите ребенка.
Пожилой невысокий мужчина, в темном плаще, под руку с девчонкой моего возраста. Дочка в красной куртке со смешным мишкой, вышитом на кармане. Ой, а какая симпатичная, разве что взгляд серых глаз строгий, недовольный. Встали в двух шагах… зачем? Дядя, сейчас тебя будут бить. На глазах у дочурки. Шел бы себе…
Аркаша, даже не оглядываясь, поднимает правую руку в интернациональном жесте.
Тихий щелчок.
Виртуозно матерясь, Аркаша отскакивает к скамейке, откуда, сломя голову, понеслась десантура. Ну да, знакомо – наших бьют. Сейчас бы самое время убежать, но не могу. Не хочу. Глупый.
Первый. Мужчина неспешно поднимает кулак, целясь в лицо. Десантура заученно ныряет под вытянутую руку, доворачивает корпус, правая рука идет в “солнышко”. Второй рядом, разворачивается для “вертушки”. Сейчас мой защитничек ахнет, согнется, подкосятся колени. А уж лежачего втроем…
Беги, дурак, пока эти ребята заняты! Но почему дочка не кричит, не зовет на помощь? Стоит себе, смотрит, даже не отошла. Ага, сейчас побегу… да ни за что!
Нет, что-то тут не так.
Это как танец, но очень странный. Пожилой разворачивается влево, его пальцы скользят по вытянутой руке Первого до запястья. Захват, быстрый взмах и разворот вправо, опять разворот. Круг, взмах, новый круг в обратную сторону. Ни одного удара, первый похож на щепку, попавшую в водоворот, только мелькают ошалелые глаза. Второй сосредоточенно лупит ногами по вертлявому дядьке, хекает, вон, даже язык высунул от усердия, но неожиданно падает. Снова лезет в круг и выныривает из него спиной, нелепо взмахнув руками. Два шага назад в попытке уравновеситься… бордюр, падает, обмяк. Ничего, у десанта бошки крепкие, если уж кирпичи бьют об голову – что ему дерево…
Еще полукруг, новый взмах, разворот. Первый, наконец, нелепо кувыркается и приземляется задом на асфальт. Взвыл. Ага, оказывается, копчик тоже нужно тренировать.
Как быстро все… Аркаша только что добрался до скамейки. Бутылку за горлышко – и об урну. Оскалился, да еще кривится от боли – жуткое лицо. Средний палец на правой руке опух и неестественно торчит в сторону.
Да, розочка – это штука серьезная. Или уже нет? Странный день сегодня…
- Третьим будешь, - буднично говорит мужчина, спокойно рассматривая бывших противников. Первый еще корчится, на лице гримаса – хорошо приложился. Второй уже пришел в себя, но вставать не собирается. Жмурится, осторожно щупает затылок.
- Каким еще третьим?! – а розочка-то в руке подрагивает, глаза бегают. Никакой ты не герой-десантник, Аркаша. Просто шпана.
- Я по двум делам проходил о превышении пределов необходимой самообороны. Оба выиграл. Тебе что сломать?
- Я тебя достану, урод! – орет Аркаша, оглядываясь.
Наша необычная компания все же привлекает внимание добропорядочных прохожих. Стоят, обсуждают. На приличном расстоянии.
Пожилой вздыхает и идет к скамейке. Вторая серия? Я встречаюсь взглядом с девчонкой… черт, а она не просто симпатичная - красивая! Рыженькая, стройная, улыбка какая-то солнечная. Чем-то на лисичку похожа. Успокаивающе качнула головой, подмигнула – все уже кончилось. Хорошо бы…
- Хорош, братан! – Аркаша бросает розочку. – Мы все поняли!
- Я не за этим, - говорит мужчина, - вот моя визитка.
На скамейку планирует маленький бумажный прямоугольник. Друзья-гвардейцы приходят в себя и подгребают ближе. Смотрят нехорошо, но молчат.
- Если желаете потренироваться – прошу к нам, в федерацию. А на улице, право, не стоит. Договорились?
- Может того… на мировую? – Аркаша протягивает бутылку.
- Я не пью. Дай-ка сюда руку.
Щелчок, оханье. Палец встает на место.
- Всего доброго! – мужчина снова берет девочку за руку, они уходят, тихонько беседуя.
Они уходят?!!
Девчонка что-то говорит отцу, тот спокойно кивает. Обернулась.
- Ты с нами?