Печка

        

- Печник сегодня придёт, - Людмила торопливо вернулась в избу, достала из чёрной дамской сумки деньги. - Ему, - она звонко шлёпнула купюрами об стол.
- Какой ещё печник? – полусонным, недовольным голосом отозвался с кровати её муж - Фёдор Першичкин. Он отнял голову от подушки, зажмурился одним глазом от полоски яркого утреннего света.
- Какой печи кладёт! – Людмила процокала каблуками по деревянному полу обратно к двери, успела ещё раз глянуть на себя в зеркало.
- Сегодня прям припёрло? – Фёдор просыпался с трудом, мотая, будто бык от оводов, заросшей густыми волосами головой.
- Нет, давай зимы подождём! – всплеснула руками жена и разразилась справедливой тирадой. - Что ты за чурбак? Никто тебя в работу не впрягает! Сиди да смотри, как человек дело делает, может, по мелочи где пособишь. Ворчишь, хуже собаки контуженной!

Пристыдив мужа, Людмила хлопнула тяжёлой дверью - на работу. Першичкин улёгся на спину, заложил руки за голову, задумался. Пожалуй, с упрямством он сегодня переборщил – печь-то дело мужское. На Людмиле и так всё в доме держится – сама бегает как заводная и его трясёт. Он и рад помочь, да только порох в душе то ли отсырел, то ли весь вышел - ничего делать не охота – лежать бы день-деньской, в потолок смотреть.

Фёдор вздохнул: не старый – всего сорок семь, а как гири по рукам и ногам невидимые. Вот и сейчас: с печкой дело уж наполовину сделано – под навесом и кирпич лежит, и цемент, и всё обговорено, а лень гложет не хуже акулы какой голоднющей.
«Заявится печник – видно будет», - поддался он утренней неге и перевернулся поудобнее на бок.

В сенях раздался стук двери и шорох. «Забыла что-то», - подумал Фёдор про Людмилу. На пороге, однако, появился кум Никола – приземистый мужичонка, с покатой загорелой лысиной и беспокойными глазами.
- Каво валяемся-то? – сразу учинил он допрос.
- Отгул у меня, - хмуро отозвался Фёдор.

Фёдор отчасти куму завидовал – старше на пять лет, а шебутной, словно первоклассник на перемене. Такую кипучесть, да на толковые цели! Вот только с толковыми заботами у кума проблема серьёзная: куда не сунется – везде приключение найдёт, что ни сотворит – всё шиворот-навыворот.

Потому и звали Николу на деревне Дуриком. Сказать, что прожил жизнь мужичок – язык ни у кого не повернётся. Жизнь - когда в голове хоть одна дельная мысль отложилась. Никола дельным голову не забивал – мозги что решето.

Жена его, как поняла осечку с выбором – выпалила в очи бестолковые: «Пяти жизней не хватит дуршлаг твой дурацкий законопатить»! – и ушла. А ему всё нипочём! Лишь бы по деревне бегать, да народ будоражить.

Першичкин, досадуя, что Николу принесло некстати, принялся одеваться - с таким гостем более не поспать.
– Чего зашёл, если дома не ожидал? - в свою очередь попытал он кума.
- Гляжу, Людка вышла, а замок тю-тю, не навесила, - выдал причину появления Дурик. – Ну, мыслю себе, куманёк в хате. Так и …   

Дурик узрел на столе деньги и невольно замер, обрывая речь.
- Деньги-то на что? - пришёл он в себя и шмыганул носом.
- На печника.
- Печь перекладывать?
- Трубу. Дымит, сволочуга!
- Трубу?! Мы что сами не с усами?! – возмутился Дурик. – А деньгам толк дать правильный? – вопросительно уставился он на Фёдора.

- Ну, знаешь, если … сапоги начнёт точать пирожник…, - Першичкин сразу понял, куда свернёт разговор про толк. Польза у кума измерялась исключительно пол-литрами.
- Так то пирожник! – всполыхавшие азартом глаза Дурика  говорили, что на сегодня он заботу себе отыскал. – А я –то - и печник и плотник!
- И за воротник залить, - Фёдор звонко постучал пальцем по кадыку, - большой охотник! – и совершенно серьёзно добавил, - в трубе тяга важна, чтобы - чик и потянуло дым, как пропеллером.
- Можно и пропеллером! – согласился Дурик. – Думаешь, я таких труб не ложил? Да сто штук!

Фёдор от сомнительного предложения отказался сразу и стоял на своём твёрдо. Дурик до последнего не верил в его непреклонность и в агитационном порыве скакал по избе как африканский пигмей на празднике плодородия.
- Да ты что, кум? Думаешь, тебе в хату спец завалится – что только здрасте? - кричал он. – Хватил! Вот скажи, кто придёт?
- Не знаю! – огрызнулся Фёдор и, помолчав, разъяснил. - Из Рябых Выселок, вроде, печник. Людка через двоюродную тётку нашла. К нему, по словам, аж очередь.

- Я так вот и предчувствовал! – с новой силой всполошился Дурик. – Тётки, там всякие двоюродные, очередь, Рябые Выселки. Ты сам-то веришь?
Фёдор отвечать не стал. Он налил себе свежего утреннего молока, достал хлеб, мёд, принялся есть, но разговор не поддерживал. Искричавшись и избегавшись, Дурик выскочил вон и крепко хватанул дверью об косяк.

  Счастье неугомонному Николе свалилось с другой стороны. Пройдя до соседнего дома, Дурик беспокойными очами разглядел на дороге незнакомца – крепкого мужчину с пышными ржавыми усами. Незнакомец держал в руках плотницкий ящик и степенно вышагивал, осматриваясь на избы. Сердце у Дурика ёкнуло.

- Из Рябых Выселок? – спросил он прохожего.
- Из Рябых.
- К Людмиле? Печник?
- Он самый, - подтвердил незнакомец.
- Э-э-э, мил человек! Ить опоздал ты, – Дурик изобразил искреннее сочувствие. 
- Как опоздал? – ахнул печник и от неожиданности чуть не выронил ящик.

- Сколько же ждать можно?! – на всю улицу деланно удивился Дурик. -  Цельную неделю Людка глаза высматривала, да и мы… с кумом тоже… где ж печник всей округе известный?… Ждём, ждём – ан нет.  Вот свои и справились.
- Какую неделю? – в свою очередь загнал глаза на лоб выселковец. – Как позавчера сказали, так я и сразу…
- Ну, не ломать же взад трубу, - глубокомысленно заключил Дурик и с усмешкой добавил. - Не климат выселковским, видать на стороне деньгу собирать. Уж извиняй!

Печник крепко ругнулся, и собрался идти.
- И тяга есть? – с надеждой на промашку местных работников спросил он.
- И-и-и! – радостно пропел Дурик, - выдувает – только держись!
Пышные усы печника разом поникли, плечи согнулись – мысль о том, что и тут мастера ладные объявились, его не обрадовала. Подхватив ящик, мужчина поплёлся восвояси.

Дурик вихрем ворвался к Першичкину.
- Федька, сколько там денег-то на печника лежит? – косясь на стол, спросил он.
- Двести.
- Ага, значит, вы рябого выселковца, к которому очередь аккурат до зимы, за две сотенных заполучить хотели?
- Я почём знаю! – огрызнулся Першичкин. – Жена его через тётку двоюродную заказывала.
- Попался мне, ваш заказной…, - зловеще прошипел неугомонный кум. - Ентот спец за двести на печку даже не глядит, хоть там бабу голую приладь!
- А сколько? 
- Полтыщи рубликов не хочешь? – вскричал Дурик.
- Какие полтыщи! – стукнул кулаком по столу Фёдор. - Да за полтыщи…! Да пошёл он…за полтыщи!
- Вот я ему так и сказал, пошёл, ты мил друг, куды подальше с такими запросами, и не объявляйся тут больше!
- Ну, дела, - Фёдор покачал головой.
- Дела…, - поддакнул кум и для приличия помолчал минутку. Через минуту Дурик затеребил Фёдора за руку, многозначительно кивая глазами на деньги. - У меня и кельма дома есть…

                * * *
Дурик обернулся за водкой словно в сапогах-скороходах. Бряцнул двумя поллитрами Пшеничной, выкладывая их на стол.
- Вот подружки-забирушки, - ласково приговаривал он. - Как заберут, так не отпустят. А нам другого и не надо.

Когда Фёдор отставил пустой стакан в третий раз, понял, что пьян.
- Что теперь Людмила скажет? – пробормотал он.
- Что скажет? – встрепенулся осоловелый кум. - Обрадуется, что двести рублей сэкономили!
- Где это мы двести рублей сэкономили? – недоумённо спросил Фёдор. Ткнул в пустую бутылку водки. – Вот так сэкономили?
- Ну да! Не на печника же потратили! К тому и не нашенского. Это же утёк капиталу в чуждые субъекты!
- Может отток?
- Чего-чего? – переспросил Дурик, похрустывая сочной луковицей.

- Отток капитала, - терпеливо пояснил Фёдор, хотя желание было одно – вмазать куму затрещину за то, что сбил с трезвого пути. Вот же ходячее искушение – как ни отбивайся, всё равно достанет!
- Он самый, – согласился собутыльник. - И выпьем, что это не свершилось! Деревня наша честь соблюла! – просопел Дурик, наполняя стаканы. - Обошлися сами, а деньги, как полагается, сберегли.

- Ты не загибай палку не в ту дырку! Мы их пропили!
- Пропили. И что? Хуже кому-то сделали? Покажи мне человека кому от нашего заседания поплошело!
- Да уж Люда от радости не запляшет, - пробурчал Першичкин.
- Бабы  не в счёт! – категорически заявил Дурик и для убедительности высоко поднял обе руки, словно сдавался в плен. – Мужику бабе угодить – проще чёрта родить!

«А с тобой-то спорить - проще козлу копыта подстричь»! – зло подумал Фёдор, вспоминая, как прошлым летом помогал мастрячить «педикюр» этому упрямому животному. Соседский козёл по кличке Кузен сопротивлялся до последнего – дёргал копытами в безудержных конвульсиях, яростно мотал рогатой головой, а когда оказался связанным по всем четырём конечностям, то всё равно не угомонился - тряс туловищем, зло сверкал бешенными глазищами и раскатисто блеял.

Фёдор смотрел пьяным взором на Дурика и вместо кума ему теперь виделся упрямый козёл Кузен. 
- Ни денег, ни печки! – вырвалось у Першичкина с сожалением.
- Печки?! – ничуть не смутился Дурик. – Полчаса и печка будет. Слушай меня!

Фёдор не помнил, как разобрал старую, трухлявую трубу, разгоняя сажу по всей избе, как взял корыто под раствор, как насыпал туда цемент и песок, налил воды. В сознании только сохранились проблески, что держал в руках лопату и шурудил ею туда-сюда. 

Когда дело дошло до кладки трубы, в голове Першичкина чуть посвежело. Он вполне уверенно брал кирпич, кидал кельмой на него раствор и ладил к месту.
Общее руководство держал на себе Дурик.

- Та-ак! Теперича сю-юда ход закругляй! – протяжно, заплетающимся языком командовал он. – Вот-вот! Веди его, полезного, вверх на два тычка!
Фёдор послушно следовал советам кума, и кладка потихоньку ползла вверх. Через час работники перебрались на чердак, а потом и на крышу.
– А ты говоришь – печки нет! Вот она – красавица! – гордо заявил Дурик, когда они вернулись в избу, выложив наверху последний венец.

Труба из нового кирпича криво нависала над плитой – чувствовалась неопытная рука. Фёдор кисло смотрел на собственное творение. Дурик грусть кума уловил.

- Не переживай! – хлопнул он хозяина по плечу. – Заштукатурится. Главное – чтобы дымоход тянул.
- Давай, хоть тягу проверим, - со смутным предчувствием сказал Фёдор. – Чтобы штукатурить наверняка.
- Не вопрос, Федот- переворот! – ощерился Дурик и зашуршал стопкой жёлтых газет из кладовки.
Газеты сначала бодро охватывались пламенем, но затем лишь коптили  и гасли. Дым не тянулся куда следует, словно в трубе не было и маленькой щёлочки наверх, а заворачивал и струился к дверце - обратно.

- Вот чёрт! – зло выругался Фёдор.
- Жарко. Погоди, сейчас ветерок сквозанёт – потянет, - утешал Дурик, почёсывая худую грудь. – Куда дыму деться? Дыра-то есть, не заложили!
Дымоходная дыра деться никуда не могла – Фёдор готов был в этом побожиться, несмотря на выпитое. Как ни заворачивал канал, тупика нигде устроил. Заковырка пряталась в другом: Никола, бодро тыкая Першичкину что делать, не ведал, что по сырой трубе тяги всегда нет, и вся их маята с проверкой преждевременна.

- Пробить её должно, - вдруг гордо заявил Дурик, словно отгадал трудную головоломку и плотоядно потёр пальцами губы. - Как бабу… в первый раз… только подсобить треба.
Сообразуясь с только ему известным способом пробивки, Дурик подхватил со стола пустую бутылку и, шатаясь, вышел во двор – к хозяйскому мотоциклу.

В избе, несмотря на распахнутые настежь дверь и окна, воняло гарью. Фёдор размеренно чиркал спичками, совал их в газеты и с надеждой смотрел на дымовые выкрутасы. Тяги не было. Першичкин думал только о том, что придёт Людмила, а её ждёт одно расстройство: денег нет, дымохода нет, зато есть пьяный муж. Будет ругать - и поделом!

- Ну что, протекло? – донёсся до него крик кума. Фёдор осмотрел стык трубы к потолку – показалось, пошёл дождь и кум спрашивает, не течёт ли вода?
- Да вроде нет! – отозвался он.
Дурик что-то плескал в новенькую трубу из бутылки, испрашивал кума о каких-то потёках. Фёдор его не слушал, негромко ворчал – ругал свою лень и покладистость, да прилипчивость Дурика. Труба, несмотря на «колдовство» с двух сторон, дымить отказывалась.

- Маловато для пробивки, - сам себе пробормотал Дурик и осторожно полез вниз.
- У-у-упрямая… сволочь…, - пожаловался он Фёдору, осоловело сидевшему возле печи. – Ничего её не берёт! Плесну ещё.
Дурик шаткой походкой направился к открытой настежь двери.
- Ох! Ёлки зелёные, густые! Узоры чудные, узоры расписные! – вдруг развернулся он в сенцах и вновь ввалился в избу. – Да мы ж не выпили за трубу-то!

Дурик схватил вторую бутылку Пшеничной и радостно застучал горлышком об стаканы, выливая остатки.
- Вот дело-то и стоит! Святой закон, кум, на трезвой козе не объедешь! Смазка нужна!
Фёдор обречённо протянул руку. Кумовья стукнулись стаканами, выпили.
- Теперь пойдёт! – Дурик подскочил на ноги, как резиновый. - Давай, кум, шурани огонька! – ткнул он в печь пальцем.

Фёдор вновь чиркнул спичкой и запалил газету.
Кладку, выступающую за потолок избы снесло одним махом. Сырой раствор верхушку трубы не удержал, и кирпичи разлетелись далеко, как выпаленные из пушки. Два «снаряда» крепко припечатались по железному «коню» Фёдора - снёсло зеркало и вмяло бензобак, с которого Дурик сдоил бутылку бензина. Хлев принял на себя изрядную долю «обстрела» - четыре глубоких задира засияло на серых, обветренных досках. Кирпичи после прицельной «бомбёжки» хозяйства Першичкиных торчали на грядках, под забором в огород… 

С дымоходным каналом, как и предчувствовал хозяин, он маху не дал - связь печного пространства и атмосферы обнаружилась должная. Пары бензина стараниями Дурика проникли до самого низу так, что рвануло в обе стороны. Пепел от газет, ошмётки бумаги вылетели из печки словно конфетти из громадной новогодней хлопушки и хлестанули Першичкина по лицу. Тот, весь измазанный копотью, оторопело сидел на полу и никак не мог понять, что же так громко ухнуло.

- Что там? Что там? – только и спрашивал недоумённо Фёдор, отплёвываясь от грязи.

Дурик не стал ждать просветления кума относительно причин происшедшего, и благоразумно попятился к двери:
- Ну…, кум…  того… у меня … дела… а  у тебя …  Людка…