Скажите мне на милость: кто мы на самом деле? Если страна у нас – евразийская. Евразийцы? Евразиаты? Кого больше спряталось в каждом, то и дело наружу рвётся – азиата или европейца?
В метро, бывало, слышишь: приятный женский голос убедительно просит «освободить проходы, не мешать выходу пассажиров из вагона».
Щас! Освободили... Чего еще изволите?! Глухота – евразийская. Стоят насмерть, плотной стеной, будто «отступать некуда, позади - Москва».
Не хочешь проехать свою станцию – вперёд, в лобовую атаку, пробивайся. И не важно: старый, малый или критические дни у тебя – пробивайся.
Не в силах?.. Ах, ты, милая… Ох, вы, мои сердешные…
Придётся поездить. Долго. Ведь стеной стоят – насмерть, голосу не внемля.
Чуть по немощи замешкайся или деликатность, сущность культурную прояви – внесут обратно, ойкнуть не успеешь. Тут и спросишь себя: стена живая – европейская или азиатская?..
А голос замолк. Не нашёл отклика. Разуверился в адекватности нашей, граждане евразийцы-евразиаты. А жаль, приятный голос был. Одиноко в толпе подземной без голоса стало.
Может, одумаемся, устыдимся, граждане? В память о голосе приятном...
…Вестибюль стоматологической поликлиники. «В лечебный кабинет входить только в сменной обуви!» - красиво, крупно, на принтере распечатано и на видном месте значится.
Не принёс тапочки домашние – возьми бахилы синие, яркие: о тебе позаботились и просят быть человеком.
Очередь у кабинетов. Все – с номерками. Все – зрячие. Что-то читаем в своих номерках и карточках, стало быть – грамотные. Надпись на дверях – точно такую, как в вестибюле – как бы не видим. Слепота – евразийская.
В любой сезон, в любое время дня – со всей уличной пылью и грязью, с зимней солью и собачьими пометками, с соляркой и машинными маслами на подошвах. Прёмся. На авось. На - сострадание. В туфлях и кроссовках, в ботинках и сапожках, в валенках и сапожищах...
Вы мне скажите, граждане: чем ещё воздействовать на такое, извините за выражение, евразийство? И что это за черта – упорно не замечать человеческое, на русском языке писанное?! Словно порядок – это для других, из параллельного мира.
Так кто же мы на самом деле – азиаты или европейцы? Почему в кабинет хирурга, где по определению должна быть стерильная чистота, мы идём, словно в чум родной?! Для кого законы – не писаны?! Для кого красный свет – сигнал разрешающий?!..
…Многоэтажный дом , «точечный», со своей многолетней историей. Подъезд - один, в нём два лифта – пассажирский и грузовой. И есть у нас стойкая такая, евразийская привычка: вызывать - сразу оба лифта. Оба до того стоят недвижимо на разных этажах. Но вызываем для своей, одиноко стоящей на площадке персоны – одновременно два.
Пассажирский – более скоростной. Приходит обычно быстрее. Грузовой еле ворочается, старчески скрипит, тащится понапрасну. И так – раз за разом, день за днём.
Если спросить: тебе зачем одному два лифта – ты на двух сразу поедешь? Чтобы чашку чая выпить – станешь дома два чайника разом на огонь ставить или в розетку втыкать?..
Вразумительного ответа нет, секунды выгоды – не в счёт. Тебе что – несколько секунд каждый день судьбу решают? Вспомни, сколько часов ежедневно и -нощно «прожигаешь» у экрана. А-а, то-то же…
Загоняли бедного старика. Стоит теперь лифт без движения. Уже давно. Ремонт, говорят, предстоит, а запчасти нынче – в большом и дорогом дефиците.
И – что: кому полегчало?
Как теперь одним все обходятся, с учётом перевозки мебели, холодильников и всякой прочей крупногабаритности? Без малого сто квартир…
Судьба уже не висит на волоске?
И вот тут опять невольно задумаешься: ловить секунды, летя во весь опор, и не думать о последствиях – черта более чья? Европейская или азиатская?
…Но особое чувство вызывает наш «евразийский» мат. Прямо-таки до глубины души трогает. И к чему его отнести – к Европе или Азии?
Попадаешь, бывало, на рынок какого-нибудь Лас-Пальмаса. Прежде туда из наших только рыбаков, да моряков иногда пускали. А теперь всякий, кто «заплатил налоги и спит спокойно», выспавшись, в самолёт садится и летит на эти пресловутые Канары, пляжной жизнью потешиться.
Так вот. Топчешься, бывало, по рынку, зришь причуды местные всякие, и вдруг – оторопеешь.
Стоит за прилавком некое чадо, смуглое и кучерявое, дважды два в уме не смыслит посчитать, а по-русски, матерно – с открытой душой и задорной улыбкой.
Вы, знамо дело, ошарашены. Ваше изумление не знает никакого предела. А чадо канарское для «руссо туристо» и «руссо маринеро» готов повторить – блаженствуй, мол, от речи родной.
Вот это всегда поражает. Где бы ни был – русский мат непобедим. Как суворовское войско, одолеет всё – и Альпы, и тегусигальпы.
Говорят, у нас с экспортом металлов обстоит неважно. И ещё со многим другим - не лучше.
Евразийский мат экспортируем – без передышки.
А спроси себя: что за доблесть такая, чуть что – « .. твою мать!»? То есть, каждый норовит утвердить своё отцовство?! А тот – в свою очередь – тоже? И другой. И – пятый-десятый.
Выходит, все люди – братья? Огромное такое, всемирное братство. Не по Марксу – «по матери». И называется всё это - очень похоже на марксово учение - материлизм, только с нашей, евразийской основой.
…А за державу всё же обидно: почему именно у нас мама во всём виновата? Если ты болт не по резьбе заворачиваешь или ещё что не ладится – при чём тут мама напарника или начальника твоего?! Как бы ни мечтал переспать с ней, а болт всё одно - не по резьбе.
«Разуй» глаза, в себе разберись. И не плюйся словами. Ведь слово, оно - дорогого стоит. А мать – тем более, святое.
Развели, понимаешь, евразийство…
* Сатирический монолог "Евразийство" впервые был опубликован в газете "Санкт-Петербургские ведомости" под авторским псевдонимом Сергей Сполохов.