Северная зарисовка
Летом в автоколонну приняли нового токаря. Он только что приехал на Север с Кубани, из города Армавира. Толковый молодой парень. Точил всё быстро, красиво. Я с ним сразу сошёлся характером, он мне рассказал о своей семье, о том, что его жену зовут Светой, и что у него есть маленькая дочь Ирочка, которую он безумно любит.
Кроме виртуозной работы на токарном станке, Гена, так звали парня, хорошо играл на бас-гитаре. С его приходом оркестр, которым я руководил на предприятии, обрёл, образно говоря, второе дыхание. Как-то в минуты откровения Гена посетовал, что очень тяжело жить одному в общежитии, прошло больше полгода, как приехал сюда, жена постоянно шлёт с земли слезливые письма.
Я в то время жил с семьёй в деревянном одноэтажном «бамовском» доме, и знал, что мой сосед Саша, живший через стенку, где-то нашёл жильё получше и побольше, и квартирку около нас собирался вот-вот освободить. Мне неожиданно пришла мысль, что неплохо было бы этому моему гитаристу помочь в его сакраментальном вопросе. К тому же мало ли какого буйного соседа могли мне позже подселить, а этого парня я уже знал.
На следующий день я зашёл к начальнику автоколонны и попросил его посодействовать, чтобы Геннадию, хорошему токарю и активному участнику художественной самодеятельности, выделили освободившуюся квартиру в доме, принадлежащем гидростроителям. Не знаю, о чём беседовал мой начальник с начальником управления и какие приводил доводы, но на следующий день профсоюзный комитет принял решение о выделении квартиры токарю автоколонны...
Гена вселился, и вскоре мы уже знакомились с его женой и маленькой голубоглазой дочуркой. В тот же вечер Гена пригласил меня с супругой отметить приезд его жены. Здесь мы впервые попробовали кубанские разносолы и сальцо. Но особенно мне запомнился «напиток», который Гена ласково назвал самопальчиком. К самогону, если говорить по-честному, я относился с большим предубеждением — просто не любил его и не пил. Но Гена меня убедил, что самогонку, которую привезла Света, делал его отец, а он слыл в этом деле «спецом» с большим опытом, и на вкус она довольно хороша. Напиток имел коньячный цвет. Гена налил по рюмке. После небольшого тоста выпили. Мне сейчас даже трудно описать, какой чудесный аромат почувствовал я во рту! Такого вкусного напитка я никогда раньше не пил. На вкус что-то такое нежное апельсиново-мандариновое, но очень крепкое. Заметив вопросительное недоумение на моей физиономии, Гена подсказал: «Батя обычно делает градусов под 60. Если меньше — невкусно».
Жена почти не пила, а я от Гены вышел, прилично пошатываясь: несколько рюмок 60-градусной оказались равносильны почти целой бутылке 40-градусной. Хорошо, что идти недалеко — из одной двери сразу в другую, — соседи же. «Ну, всё, пропала моя головушка, — подумалось мне, когда я укладывался спать, — завтра будет бо-бо». Каково же было моё изумление, когда утром никакой головной боли не почувствовал. И я сделал вывод: от хорошего напитка (градусы значения не имеют), голова никогда не болит!
Года полтора Гена ещё токарил, потом окончил курсы машинистов импортной техники и вскоре пересел на новый американский бульдозер «Катерпиллар». Видеться мы с ним стали реже. С работы Гена приходил поздно. Уставший, голодный. Тут уж не до музыки, как говорится. Нам через стенку хорошо было слышно, как хлопала их входная дверь, потом раздавался громогласный требовательный голос хозяина:
— Света! Хряпать!
О значении слова «хряпать» нетрудно было догадаться. Однажды после работы я пришёл домой и с порога так же громко гаркнул своей благоверной:
— Люба! Хряпать!
По округлившимся глазам жены понял, что получилось у меня совсем не так, как у Генки. Вот уж насмеялись с ней от души...
*****