Дока-шаман

Владимир Шевченко
                Дока-шаман

     Дока, старик нивх, сидел на ступеньках своей избы и курил маленькую трубку с длинным мундштуком. Табаку в ней помещалось лишь на несколько затяжек. Он был стар и очень мудр, много повидал на своем веку. В заливе Виахту, в том месте, где одноименная речка намыла длинную песчаную косу, долго стоял вкопанный в землю двухметровый деревянный столб, на нем были вырезаны имена членов экспедиции лейтенанта  императорского флота Бошняка, который зимой 1852 году обследовал  северный Сахалин, в ходе которой были описаны  выходы на поверхность пластов каменного угля. Был там указан и его отец, , проводник той экспедиции, чем нивх очень гордился.
     Сейчас он жил в небольшом поселке Виахту, расположенном  на побережье Татарского пролива, отделявшего Сахалин от «материка», в нем не набиралось и сотни жителей. До революции и после нее , до конца тридцатых годов,  его родовое стойбище располагалось в Тангах, но туда привезли с «материка» вербованных для заготовки леса и всех нивхов из этого поселения и других национальных стойбищ переселили в Виахту или Уандэ. Жил он   и его сородичи, раньше, в небольших полуземлянках с двухскатной крышей, в которой находилось отверстие для выхода дыма. Как правило посередине  оборудовалось место для костра или размещался очаг без трубы, небольшие окна  были затянуты рыбьими пузырями. Рядом располагались небольшие амбары на высоких, отполированных до блеска , чтобы не смогли забраться грызуны, столбах из лиственницы. Древесина этого дерева с годами становилась только прочней. 
     Летом чумы нивхов, крытые берестой или корьем перемещались к устью рек, куда стремились бесчисленные стада горбуши, кеты и симы. Тут же  рядом, на обдуваемых морским ветром вешалах, укрытых крышами из корья, сушилась юкола, основная пища для людей и собак. Охота на птицу и зверя начиналась осенью и лишь тогда можно было вдоволь полакомиться дикой олениной  или медвежатиной. Летом все поголовье лесов и многочисленных заливов было занято выведением потомства и ему старались не мешать.
     Зимой охотники-мужчины уходили в тайгу «зверовать», добывали соболя,лисицу: огневку, сиводушку и особо ценную чернобурку, белку. Охотились на выдру и росомаху, били медведей в берлогах. В стойбищах оставались только немощные старики, женщины и дети.
     Так было до переселения, теперь же бригады строителей срубили добротные бревенчатые дома из лиственниц, крыши покрыли тут же изготовленной дранкой, а печники сложили кирпичные печи. Состоялись митинги, новоселов расселили, начальство уехало.
     У нивхов в старых жилищах почти никакой мебели не было, ну разве небольшие столики на очень низких ножках для приема пищи, да плотники на стенках возле печки сделали в каждом доме несколько полок, на них теперь расставили немудреную посуду. Она была в основном деревянная, но сделанная очень качественно, легкая и удобная, здесь и пиалы, мелкие и глубокие миски.     Каждый хозяин изготовил низкие лежанки- каны  вдоль стен, на которые положили выделанные оленьи шкуры, вот и готовы постели. Какие там наволочки и простыни.   
     Переселенцам кирпичные печки не понравились, они их быстро разобрали, а на их место поставили железные бочки без верха. В потолку вырубили отверстия  для выхода дыма, пустили на дрова и деревянные торцы крыш,чтобы дым не застаивался. Теперь при топке казалось, что дом горит.
     Лепешки хозяйки пекли очень просто. Размешивали муку с водой и раскатав что-то в вроде толстого блина, пришлепывали его к боку топящейся печки, как отвалится – значит готов. Тесто конечно было пресным, а не дрожжевым. К слову сказать, за сданную на факторию шкурку лисы-огневки охотник получал небольшой мешок весом 22 кг. хорошей белой, американской муки, так называемой « крупчатки» или « тридцатки» . Это означало, что от количества  зерна получалось только 30% муки высшего качества, а  остальное шло на сорта более грубого помола или на корм для животных.
     В новых поселках работы хватило не всем, лишь немногие были приняты штатными охотниками зверопромхоза и получили нарезное оружие.      Сначала это были  знаменитые трехлинейки Мосина, но они оказались очень тяжелыми и неудобными для низкорослых аборигенов, затем к концу Великой отечественной войны стали поступать трофейные немецкие винтовки. После освобождения  южного Сахалина от японцев,  занявших его после русско-японской войны 1904-1905 годов,  стали выдавать «арисаки». Оружие, прямо надо сказать, никудышное. После сотни – другой выстрелов ствол «садился» и начинал плевать почти под ноги. Сталь, из которой были сделаны стволы, была очень низкого качества и хотя к ним было очень много патронов, их быстро списали. Ценились наши кавалерийские  карабины, легкие и удобные.
     Несколько человек приняли в рыболовецкую бригаду, один устроился в пекарню, еще один работал конюхом . Нивх Точьточь возил почту на лошадях от Виахту до Хоэ. Остальные рыбачили, охотились, сдавали пушное сырье и на полученные от сдачи продукты жили. Брали конечно и припасы –порох, капсуля, дробь. Очень ценился табак и  плиточный чай. Были в продаже и спички, но у многих были кресало и огонь добывали им. Нивхи знали   камни    и    по    морским   берегам   или  речным   косам    находили кремниевые окатыши, трутом служил высушенный мох, который они собирали с деревьев.
     Почту и грузы зимой возили каюры на собачьих упряжках, вожак и десять тягловых, за световой день надо было преодолеть сто километров, ночной отдых   и   обратно, как ни странно все   каюры   были   русскими, а   нивхи  часто  работали конюхами, хотя раньше с лошадьми дел не имели.
     Те аборигены, которым надо было выезжать в Мгачи или Танги, ходили е европейской одежде, остальные – в своей национальной. Например Дока,в паспорте у него так и было записано, фамилия – прочерк, имя – Дока, отчество-прочерк. У некоторых были внесены и имена, как у Зои Мельмель или Марии Чмогот.  Так вот, Дока зимой ходил без головного убора в короткой собачьей куртке до пояса, под которую был одет широкий пояс из собачьего меха. Дополняли наряд нерпичьи брюки, заправленные в торбаса из оленьего камуса. Камусом называется мех, снятый с ноги животного, от копыта и до колена, короткий и очень прочный. Им также подбивали лыжи и они не скользили назад, можно было спокойно подыматься на сопки. В весеннею или осеннею распутицу он одевал нерпичьи торбаса, их кожа не разбухала в воде. Летом  ходил в куртке и брюках из плотного материала и босиком. Лишь при выходе в тайгу на ногах у него были своеобразные туфли без задников, изготовленные из замши, с высоко задранными носками, как у монголов. На коленях -  наколенники из собачьей шкуры, так старик спасался от ревматизма.
      Все, и взрослые и дети, звали его  Дока-шаман. Он и правда раньше шаманил, но потом это было запрещено, поэтому вел обычную жизнь охотника и рыбака. Славился же своим уменьем делать отличные нивхские лодки. Это вам не берестяные оморочки удыгейцев или их долбленые баты из цельного ствола тополя. Нет, лодки делались из трех досок, с длинным, выступающим носом для гашения волн. Для их изготовления не использовалось ни одной железной детали, доски не сбивались, а сшивались сыромятными ремнями из кожи нерпы и даже уключины были деревянными. В борта, в просверленные или выжженные отверстия забивались крепкие сучки, а в рукоятках весел отверстия делались чуть больше. Правда, в ходе гребли, приходилось часто поливать уключины  водой, чтобы уменьшить трение и не дать загореться.
     Семья Глинских переехала в Виахту в 1946 году из Хоэ. Владимиру тогда было уже пятнадцать лет и он успел закончить в Александровске – Сахалинском  полугодичные курсы радистов-метеорологов, а сейчас работал бухгалтером в рыболовецком колхозе. Отец дослуживал на Камчатке, повезло, на войну  не попал, мать с младшими сестренкой и братишкой , пока Владимир учился, переехала сюда и он тоже. Взрослые мужики положили голову на фронтах и еще пацан, окончивший семилетку, оказался самым грамотным.
     Владимир не знал, удачно ли лечил Дока больных и изгонял злых духов,
обладал ли другими сверх естественными способностями, но он хорошо предсказывал погоду.
     Было много раз когда он подходил к старику с предложением:
     - Дока, давай сходим за грибами или ягодой,-
     - Нет, Вовка, однако не успею выкурить трубку, как дождь будет.
     - Какой дождь, на небе ни облачка,- говорил парень. Но не проходило
и десяти минут, как появлялось небольшая тучка, она росла и лил настоящий ливень, после которого не было смысла мокнуть по самые уши в траве или кустарнике. На Сахалине, Камчатке и Курильских островах проявляется гигантизм растений и все вымахивает огромных размеров. Обычные травы, что на материке вырастают в лучшем случае по колено, здесь могут скрыть всадника с головой,а лист лопуха вполне сойдет за зонтик.
     Или наоборот, идет мелкий, нудный дождик, а на пороге появляется его по походному одетая фигура с берестяным коробом и произносит:
     -Вовка, пошли наберем шикшу,- он не выговаривал букву «ш» и у него получалось «сиксу».
     - Дока, да ведь дождь,- спрашивал парень?
     - Какой дождь, все скоро кончится,- следовал ответ.
И точно, в течении 10-15 минут все прекращалось. А пока шли по плотному морскому песку, ветер разгонял облака и подсушивал траву и кусты.
     В поселке располагалась  метеостанция. работавшие там трое парней считали себя наверное пупом земли и творцами погоды. Ходили важничая, с «задраными» носами. Но когда надо было дать срочную информацию, скажем для составления карты погоды правительственному рейсу, то они бежали к Доке. Тот молча выслушивал просьбу, курил, смотрел на небо, на залив и изрекал-
     - Однако будет такая-то погода,- говорил старик, извлекая изо рта мунд-
штук своей трубки. И ни разу не ошибался. Его больные ревматизмом кости  лучше любого барометра предсказывали погоду и кроме того, прожив на этом веку столько лет, хорошо знал множество примет и признаков. Как стелется дым, на какой высоте летают птицы, закрылись или наоборот открылись цветы и еще очень многое, что не знали эти молодые ребята,закончившие курсы « ОСОВИАХИМА».
     Из живших поселке нивхов выделялась семья Мовгун. Глава ее до революции был нойоном, то есть князьком у родов , живших на севере Сахалина. Под репрессии не попал, скорее всего было не до него. Участковый жил в поселки Мгачи, но и там его было трудно застать на месте, перед войной японцы часто забрасывали диверсантов,  поджигавших леса, из лагерей бежали «зэки», их надо было разыскивать, поэтому за все время так и не появился ни в Хоэ, ни Виахту.
     От прежнего богатства у Мовгуна осталась доха из собольих лапок, которую он подарил своей жене перед свадьбой и два больших сундука. Мало кто представляет ценность этой шубы, мех на лапках у соболя очень прочный и не вытирается и если не побьет моль, но можно носить пару веков. Нижний сундук никогда не открывался, а в верхнем, запиравшийся на большой ключ, который хозяйка всегда носила на поясе под одеждой, она хранила мыло. В магазине и хозяйственное было в дефиците, а тут туалетное.
     Владимир тоже охотился, ставил петли из оленьих сухожилий на зайца,бил белку и выдру, шкурки сдавал, Кроме этого он получал зарплату и всегда покупал плиточного чаю еще и на обмен.
       Мария ,  жена Мовгуна, охотно меняла плитку чая на кусок мыла. Действие происходило примерно так.      Владимир стучался в двери и останавливался на пороге. Встречала его обычно сама хозяйка.
     - Что, Вовка, мыла надо,  - спрашивала она.
     - Да, вот принес,- показывалась плитка чая.
     - Хорошо, стой здесь, я сундук открою, - отвечала  пожилая женщина. Лезла за пояс, долго там что-то делала и извлекала длинный сложный ключ со множеством бородков. Потом подходила к сундуку, открывала и почти
ныряла в него с головой, ежесекундно выглядывая, стоит ли гость на пороге.
Содержимое ее хранилища никто так и не видел. Наконец извлекался кусок мыла и происходил обмен.
     При открывании крышки проигрывалась мелодия « Боже царя храни»,но к этому все относились спокойно. Мыло было очень хорошим, под наружной бумажной упаковкой была проложена фольга, как у шоколадки, а затем еще слой промасленной бумаги. На бруске виднелся оттиск двуглавого орла и надпись « Мыло купца Калашникова». Если мылся в тазу и не выплескивал содержимое, то и на следующий день от воды исходил приятный запах.
     Но особенно запомнились Владимиру медвежьи праздники. Недалеко от школы стояли несколько деревянных срубов, в них нивхи содержали медвежат. Держали обычно года полтора. Где-то в октябре, когда начинаются крепкие заморозки, в выходной день, медведя, с одетым на шею железным обручем с двумя кольцами, извлекали из своеобразной клетки. К кольцам привязывали крепкие веревки и два русских, специально нанятых для этой цели , мужика вели косолапого в поросль молодых лиственниц, что росли на окраине поселка.
     Медведя заводили в эти заросли, мужики растягивали веревки в разные стороны, а сопровождающий нивх колол мишку сзади коротким копьем. Зверь издавал рык и на этот звук из расположенной метрах в тридцати цепи лучников летели стрелы. 5-6 стрел было достаточно, чтобы его умертвить.
     Затем животное вытаскивали на чистое место и начинались обрядовые действия и танцы, значение которых понимали только нивхи. Скорее всего упрашивали его дух не мстить людям и пытались его задобрить. Поэтому и заводили в густую поросль, чтобы не видел стрелков.
     Туша разделывалась, разжигались костры, в котлах начинала пузыриться вода. Приглашались на праздник и все русские обитатели поселка, специально нанятые женщины варили мясо в разных котлах. Отдельно без соли с особыми травами для нивхов  и для остальных как обычно. Сваренное мясо раскладывалось  на специальной жертвенной посуде, которая хранилась в небольшой кумирне. Вся она была деревянной и расписана резным причудливым орнаментом. В повседневной жизни использовать ее было запрещено.
     Умели аборигены плести сети, тогда даже простые суровые нитки были редкостью, про шелковые можно было только мечтать. Нивхи делали нитки из крапивы, мочили и теребили стебли, сучили нитки и вязали сети. Их надо было сразу сушить после каждой рыбалки и служили конечно недолго. На поплавки шли скрученные в трубку куски бересты. Морем на берег иногда выбрасывало японские полые стеклянные шары, в веревочной обвязке, которые у них служили поплавками. Размер был разный, от кулака до емкостью в два ведра. Самые большие служили у них, как буи, для обозначения порядка сети, к ним прикреплялись японские флаги из шелка,  из него  женщины шили себе платки. Еще в шарах делались отверстия и получались емкости для хранения морошки и другой ягоды. На грузила шли подобранные по размеру  и форме камни.
     Резиновых сапог в поселке до и сразу после войны не было, только в  46 году стали выдавать трофейные японские полукомбинезоны. Правда они были очень  маленьких размеров, не больше 38-39. Поэтому мало кому из русских подошли. Зато с их красной, тягучей резины получались великолепные рогатки. Ими можно было охотиться на ворон. За две сданные
охотоведу вороньи лапки выдавалось по пять зарядов пороха, капсулей и дроби, охотились таким образом не только подростки , но и взрослые.
     В 12 километрах находился поселок Оленевод, где находилось отделение оленеводческого колхоза, а вороны выклевывали глаза только что родившимся оленятам и их безжалостно уничтожали в любое время года.
     Там жили орочи. При встрече те всегда говорили:
     - Мы почти русские, вас зовут «лочи», а нас орочи, совсем похоже.И правда, их лица были не такими скуластыми и больше походили на европейский тип.
     При рыбной ловле в речках в невода и сети,  иногда попадался таймень. Нивхи звали его «гой». Рыбу пластали на полосы и вялили. Потом зимой на охоте или подледной рыбалке его кусок бросался в кипяток и набухал. Рыба съедалась, а бульон выпивался, кружка крепкого чая и трубка табака – вот и весь обед после целого дня ходьбы на лыжах, осматривая ловушки или махания пешней на пронизывающем ветру.
     Зимой и весной, когда ластоногие находились на льдинах, нивхи охотились на нерп. Стрелять надо было метко и только в голову, иначе тушка тонула и терялась. При разделке голова тут же отделялась и съедались ее глаза. На вопрос, зачем так делаете, следовал  ответ - чтобы не могла рассказать другим, кто ее убил и что с ней делали. Голова целиком бросалась в котел, добавляли  туда мясо, рыбу, как свежую, так и вяленную. Кроме аборигенов есть такое варево никто не решался. А тот же Точь-точь нахваливал и говорил подошедшим ребятам:
     - Я лучше всех готовлю, только мне доверяют,- и помешивал деревянным черпаком булькающую похлебку.
      Один раз Владимир ставил сетки в заливе и оказался рядом с Зоей Мельмель. К той в лодку залетел морской сиг, эта рыба, завидев над собой тень, резко выпрыгивает из воды , как и  толстолобик. От речного отличается утолщением на лбу, своеобразной шишкой и зовут его пеленгаз. На глазах Зоя схватила упавшую в лодку рыбу и съела голову. На неудоуменный взгляд ответила :
     - Расскажет потом водяному, куда и зачем везут, не будет потом удачи.
Все архаичные верования продолжали слепо выполнятся, хотя уже почти 30 лет была советская власть.
     Весной, когда снег станет жестким, как наждачка, нивхи подростки брали невыделанные нерпичьи шкуры и скатывались на них, вывернув мехом наружу с ближайшего склона. Через несколько часов снег становился желтым от нерпичьего жира, а мездра становилась мягкой и чистой. Получалась и игра в удовольствие и со шкуры выделаны .
     Да, тяжелое было время, но полученная закалка помогла потом в дальнейшей жизни не опускать руки перед трудностями.
     А в памяти навсегда остается Дока-шаман, сидящий на ступенях своего дома и деревянной колотушкой разминающий вяленную камбалу. Кусочки рыбы он клал в рот и долго сосал, причмокивая. Плавники, кожа и кости ждали разинутые пасти собак , окруживших его кольцом и преданно смотрящих.



* нивхи – коренная народность Дальнего Востока, проживает на Нижнем Амуре и
                на северном Сахалине;
* шаман – служитель языческого культа шаманизма, среди них были и шарлатаны,
                но были и люди, обладающие телепатией, гипнозом и другими способ-
                ностями. Для вхождения в транс применяли настойку мухоморов,
                обладающих галлюциногенными свойствами.
*огневка – лиса, шкурка которой имеет ярко-красный или рыжий окрас.
сиводушка- получается при скрещивании лис –огневок с чернобурыми, имеет серый
                или пепельный окрас.
* пешня    - рыбацкий лом для пробивания лунок во льду, имеет деревянную рукоять
                и кованный стальной наконечник .
* кумирня – небольшое культовое сооружение.
* шикша    - стелющееся растение с черными, почти пресными на вкус ягодами, но
                при кипячении  дает рубиновый окрас.
* торбаса – национальная обувь из меха оленя или нерпы.