Юмореска «Приключения сантехника Васи Пупкина».
Дело было зимой, перед Новым годом. К концу рабочего дня в пятницу собрал нас всех в красном уголке управдом Дубов и сказал, что во исполнение требований Президента о поголовном участии в спорте, завтра все ЖЭКи города будут соревноваться в зимних видах спорта. Он, Дубов, якобы покумекал и решил, что в беге на коньках, как самые молодые и резвые работники ЖЭКа, будут участвовать Вася Пупкин, то есть я, и мой дружок Санёк Мальков; на лыжах побегут, как еще довольно бодрые, недавно только вышедшие на пенсию дворник Петрович и уборщица тетя Клава; ну, а на санках с гор будут спускаться две наши ветеранши, лифтеры баба Люба и баба Дуся. Мы с Саньком стали возмущаться, почему это бабкам такие привилегии, на санках-то и мы съедем, а вот на коньках мы уж лет десять не стояли. Но Дубов нас в сторонку отвел и тихонько, чтобы бабки не слыхали, сказал, что гора будет очень крутая, старухам терять уже нечего, они на днях обе по 80 лет уж отпраздновали, да и в случае чего на их место десяток других старух прибежит, а сантехники у него – на вес золота. В общем велел нам управдом на завтра приходить в спортивной форме, а коньки обещал на стадионе выдать.
С утра пораньше нарядились мы с Саньком в старые тренировочные костюмы, в которых еще в далекие школьные годы в футбол гоняли, и побрели на стадион. По пути зашли в пивнушку и выпили по шесть кружек пива на брата. Кореша уговаривали нас еще по паре кружек выпить, но мы проявили стойкость и отказались, заявив, что спортсменам пить много нельзя, да и времени у нас нет, торопимся на стадион защищать честь Дубова, то есть ЖЭКа.
Когда мы наконец-то добрались до стадиона, там уж бегал Дубов с бешенными глазами и двумя парами коньков. Нас искал. Наорал на нас, что мы поздно пришли, сунул нам коньки и велел срочно бежать на старт. Обе пары коньков оказались 43 размера. Саньку-то еще повезло, у него размер ноги 37, а у меня 45. Что делать? Но тут как раз подошли Петрович с тетей Клавой и подсказали нам, как быть. Мне посоветовали пальцы на ногах в кулак сжать и так коньки натянуть. А Санек, как назло, всего одну пару носков надел, да и у тех вместо пяток – огромные дыры. Но и ему Петрович помог, насовал в коньки газеты, так Санек и обулся. Встали мы на коньки, а с места сдвинуться не можем. У меня от боли искры из глаз сыплются, а у Санька ноги в разные стороны вихляют. Но и тут Петрович подсобил, налил нам с Саньком по 100 грамм первачу, сказал, что это хороший наркоз, да и бодрит. А еще тетя Клава предложила нам лыжные палки взять, они-то с Петровичем через час должны были стартовать. Вот так с помощью лыжных палок мы с Саньком и доковыляли до старта. Приготовились. Дали старт. Мы с Саньком изо всех сил как рванули. Но тут, как на грех, Санек попал своей лыжной палкой между ботинком и лезвием моего конька, я начал заваливаться на бок и при падении со всего маху своей палкой попал прямо в тощий зад Санька. Он как взвыл, повалился на меня, и мы дружной скульптурной группой врезались прямо в бортик. Я-то еще легко отделался, только морду поцарапал, да на спине – пара синяков. А вот Саньку не повезло, у него обе ноги оказались сломаны. А врач сказал, что переломы какие-то сложные. В общем загремел мой лучший друг в больницу надолго. На этом и закончилась наша спортивная карьера.
Кстати, я потом узнал, что баба Люба и баба Дуся первое место заняли. Их, оказывается, управдом к саням скотчем примотал, чтобы они при спуске с горы с них не вывалились. Вот они благополучно и доехали. Правда, по дороге у бабы Дуси изо рта вставная челюсть вывалилась, она потом всю гору облазила, но так и не нашла ее, наверное, собаки утащили. А вот баба Люба умнее оказалась. Она свою челюсть перед стартом изо рта вытащила и в карман спрятала. Зато потом, когда их награждали, она за двоих во весь рот улыбалась.
Ну а я, когда оклемался немного, решил Санька навестить. Затарился как следует пивом с воблой и отправился в больницу. Но там оказался карантин, и посетителей не пускали.
Вернулся я домой грустный, очень уж дружка увидеть хотелось. А тут как раз с работы пришла моя сожительница Маруся. Она поваром в столовке работает. Она мне и посоветовала надеть ее белый халат и колпак, да так в больницу и пройти. А и правда, что лекари, что пекари, какая разница, спецовка-то у них одинаковая. Да если, еще учесть, какие сейчас врачи пошли, ведь иного не то что к больным, к плите подпускать нельзя.
Вот у нас в соседнем подъезде Витек живет: такой балбес, читать толком не может. Дак вот папаша пристроил его учиться в медицинский институт. Папаша у него крутой, бабок немеренно, машины каждый месяц меняет, работа у него уж больно блатная, он городским кладбищем заведует. Опять же если учесть, как врачи нас лечат, то у папаши Витька клиенты никогда не переводятся. Он пятилетку за пол года выполняет. А чтобы сынка в институт затолкать, он главному начальнику института и его жене на лучшем месте кладбища могилки организовал. Все чин чинарем: и оградка, и памятники, а на памятниках – имена и даты рождения. Вот так Витек на врача и учится. Говорит, что в этом году диплом получит. Представляю, насколько после этого у его папаши работы прибавится.
Ну да ладно, отвлекся я с этим Витьком. Лучше расскажу, что дальше со мной было.
В общем, взял я Марусин халат и колпак, да еще слушалку из детского медицинского набора ее дочери позаимствовал и пошел в больницу. Пиво, правда, с собой не взял, решил на первый раз, как говорится, произвести разведку боем, поэтому ничего компроментирующего с собой брать не стал. Пришел я к больнице, переоделся возле каких-то гаражей в халат и колпак, на шею слушалку повесил. Правда, с парадного хода я не рискнул идти, мало ли чего. Решил пройти с заднего прохода. Ведь как гласит народная мудрость: «Любой проход ведет внутрь». Обошел я больницу, но оказалось, что задних проходов там целых четыре. Присмотрелся и обнаружил, что в три прохода медики постоянно туда сюда снуют, а возле четвертого – тихо. Ну, я и решил туда нырнуть. Захожу. Темно, а в конце коридора свет горит, я туда и пошел. Вдруг навстречу мне старуха движется в грязном халате, страшная, нос – огромный, весь в волосатых бородавках. В общем, натуральная Баба-Яга.
Подошла она и давай меня своим противным скрипучим голосом отчитывать. Почему это, мол, я весь день где-то шляюсь, ей кто-то там обещал, что новый врач с утра придет. Я аж опешил и сказать ничего не могу. А она осмотрела меня и говорит, что слушалку я зря с собой взял, тут слушать некого. Потом вдруг резко так сует мне в руки какой-то нож, похожий на опасную бритву и говорит: «Ну-ка, полосни!». Я аж ошалел. «Тебе что – говорю, бабка, жить надоело?» А она мне: «Ты, милок, дураком не прикидывайся, жмурика вон иди, полосуй» и толкает меня в какую-то комнату. А там …, мама моя родная, на столе голый мужик лежит весь мертвый, зеленый, страшный и надо мной, гад, ухмыляется. У меня тут все три волосины под колпаком зашевелились, дыбом встали, пол из-под ног куда-то поплыл, и грохнулся я в обморок. Думаю, что в этот момент я, не красивши того покойника был. Очнулся от противного запаха нашатыря, который мне старуха под нос совала. Она мне ехидно и говорит: «Какие-то слабонервные доктора нонче пошли, иди- ка ты, малохольный отсюда к главному и просись в другое отделение, вижу проку с тебя тут не будет». А я и на ноги встать не могу, пришлось на карачках на улицу ползти. Там от морозца я оклемался. Решил теперь в другой проход идти. Из одного как раз целая куча врачей вывалила и куда-то на машине поехала. Ну я туда и двинул, поднялся на второй этаж, зашел в отделение, смотрю там бабы беременные ходят. Думаю, куда это меня опять черти занесли. Но не успел я на свой вопрос ответить, как из какой-то палаты выскочила здоровенная такая санитарка, подскочила ко мне и давай вопить, чтобы я срочно бежал принимать у какой-то Кошкиной роды. Я ей говорю, что роды я даже у своей любимой кошки Муськи никогда не принимал и вообще я из другого отделения, моргистом работаю, трупы потрошу. А она слушать ничего не хочет, орет, что все их врачи уехали на совещание по оказанию экстренной медицинской помощи, сама она роды принимать не может, а поскольку я какому-то Гипоклиту клялся, то обязан помощь не только трупам оказывать, но и живым. Я попытался ей доказать, что никакого Гипоклита я в глаза не видел и знать не знаю, а клялся я только своей Марусе раз тридцать, что пить брошу, но санитарка слушать меня больше не стала, схватила меня за шкирку, дала мне мягкого пинка под зад, и я тут же очутился в родильной палате. Гляжу, на столе лежит огромный живот, обошел его и увидел огромный рот, из которого раздаются истошные вопли. Но не зря же я в нашем ЖЭКе самым сообразительным после Петровича считаюсь, я и говорю: «Гражданочка, что же Вы раньше времени тут орете? Разве Вы не знаете, что два часа назад мэр города подписал указ, что тому, кто завтра родит, он выдаст трехкомнатную квартиру!». Баба тут же орать перестала, рот захлопнула, соскочила со стола, живот – в охапку и бежать. Санитарка – за ней, требует, чтобы она вернулась рожать, а та ей здоровенную фигу показывает и говорит: «На кось, выкуси, ищи дур в других палатах» и мухой в свою палату улетела. Ну а я под шумок боком, боком и вынырнул из отделения, а то, не дай Бог, замешкаешься, а тут еще кто-нибудь рожать задумает.
Поднялся я бегом на третий этаж, а тут вдруг из-за угла целая группа студентов идет, а с ними – профессор. Посмотрел он на меня строго и говорит: «А Вы, молодой человек, почему не в группе? Ну-ка быстро присоединяйтесь» и повел нас в какую-то палату. Ну зашли мы туда, студенты столпились, как бараны, больных из-за них не видно, а профессор начал балабонить про какие-то переломы. Он старается, надрывается, слюни во все стороны брызжут, я даже подальше от него отошел, чтобы он Марусин халат не намочил. А студенты все – типа нашего Витька из соседнего подъезда, кто в носу ковыряет, кто в окно пялится, а кто по мобиле базарит. В общем им этот профессор с его трёпом – до фени. Ну профессор закончил и спрашивает, у кого мол какие вопросы будут, а студенты тупо уставились на него и молчат, никак не врубятся, чего это ему от них надо.
Профессор на них так жалостливо смотрит и опять вопросы просит задавать. Ну пожалел я бедолагу. Думаю, если он так сильно хочет, то надо его выручить. Поднапряг я свою память и спрашиваю: « А скажите профессор, что это будет: висит груша – нельзя скушать?» Профессор захихикал и говорит: «Молодой человек, Вы несколько неверно задали вопрос. Груша не висит, а торчит, и не груша это, а – клизма! Еще вопросики будут?» «Будут,- говорю я , - маленький удаленький сквозь землю прошел, красну шапочку нашел!» Профессор и говорит: « Молодой человек, с таким вопросом Вам в наркологию надо, там не только красну шапочку найдешь, но и зеленых чертиков увидишь. Еще вопросы будут?» «Последний вопрос профессор. Кто над нами вверх ногами?» Профессор аж подпрыгнул от удовольствия: «А этот вопрос – в самую точку, но опять несколько неправильно поставлен. Не над нами, а перед нами лежит на вытяжке больной с переломами обеих ног!» И тут профессор отходит в сторону, а перед моими глазами вверх ногами лежит мой лучший дружок Санек! Профессор меня всем студентам за мою активность в пример поставил и всех к выходу повел, я их впереди себя пропустил, дверь за ними закрыл и остался с Саньком в палате. Не успел я ему порадоваться, а он уж заныл, пива просить начал. Стал я думать, как ему помочь и придумал. У Санька же к обеим ногам тросики привязаны, а на концах тросиков - груз, тросики через перекладину перекинуты, вот Санек вверх ногами и лежит. Я ему и предложил, поскольку он возле самого окна лежит, тросик на одной ноге побольше размотать и с грузом за окно опустить, потом я из больницы выскочу, в ближайший ларек за пивом сгоняю, потом к тросику вместо груза пакет в пивом привяжу, а Санек его в палату и втащит. Идея нам обоим очень понравилась, и кинулись мы ее в жизнь воплощать. Тросик за окно опустили, я за пивом сбегал, потом груз от тросика отвязал и когда я уже было к нему пиво привязал, в это в время с пятого этажа какой-то гад недолеченный мне прямо под ноги банановую кожуру выбросил, я тут же на ней и подскользнулся, а чтобы не упасть я мертвой хваткой за тросик уцепился и со всей силы за него потянул. Успел я услышать только какой-то вой, как от авиационной бомбы, потом удар, хруст и - темнота. Очнулся я уже в палате рядом с Саньком. В этот раз он легко отделался, ведь он прямо на меня приземлился, только нос сломал. А у меня обе руки сломаны, и врач говорит, что переломы какие-то сложные. Теперь мы с Саньком прямо как сиамские близнецы: на двоих две ноги, две руки, один нос. Не учли мы с ним, что Санек-то на 30 кг меня легче, вот я его из окна и вытянул. В следующий раз для страховки надо будет тросик еще за кровать привязать. А может следующего раза и не будет, я ведь решил теперь с ЖЭКом завязать, я теперь в медицинский поступать буду, практику-то ведь я уже считай в трех отделениях прошел, осталось теперь немножко теории нахвататься. А Санек десантником решил стать, говорит, что без парашюта он уже прыгал, а с парашютом ему сам черт не страшен. Вот так Президент и управдом Дубов круто поменяли нашу судьбу.