Недалекое прошлое. Гостит в губернии Большой Белый Человек из-за бугра. На один из заводов прибыл, с целью наведения мостов. Друзьям моим до колик хоцца контакт с ним заиметь, бизнес свой маленький сделать. Знают – где проживает гость, где и чем занимается, не знают, как подступиться грамотно. Взирают издали второй день, как благоговейно поблескивая маслеными глазами, мажет гость на крохотный кусочек хлебца икорку красную, ест не сразу – взирает трепетно, перед тем, как отправить кроху по назначению.
Попытка – не пытка. На рынке Центральном прикупил трехлитровую банку икры, малый тазик деревянный – шайку для бани, игрушечную почти, прихватил. Повезло в тот раз – на соседнем прилавке форелина свежая – килограмма на полтора лежала…
За десяточку зеленую, в лифчик сунутую, официантка расстаралась для нас. Небрежно покачивая бедрами прошлась мимо Большого Босса, к нам на столик принесла шайку с икоркой. Блюдо, на нем – хлеб черный, посеченный как пришлось. Шмат масла сливочного – оттуда же, с рынка. Не мудрствуя лукаво содрал я шкуру с рыбины, вывалил кишки в подставленное серебряное ведерко для шампанского, посек рыбину выкидухой настоящей, не китайской – на куски, в другое ведро. Горсть соли крупной, лизунец натурель – вот его поискать пришлось, да лука без меры – это уж Анжелка приволокла.
Замер, застыл Большой Босс за соседним столиком. Уж пять минут кусочек свой у рта держит, проглотить не собрался, да так и забыл, видать. Тряхнул познаниями школьными, почти по-немецки сказал, для наглядности рукой махнув:
- Ком цу мир, камераден! Нальем, не обидим… - Грозные взгляды секьюрити скисли сразу, как цыкнул на них Босс. Пересел, не чванясь – честь ему за то, лопал с нами икорку, форель – «Чушь» блюдо называется, трескал под водочку.
Через полчаса решили свои вопросы друганы мои, а с гостем тем мы еще и в тайгу слетали – на пасеку. Дедок знакомый там сторожем был, при пчелках. Банька, медовуха...
На пасеке той, история вот какая, приключилась. Гость то – он в годах уже был, так вот, после пары стаканов зашел разговор за войну великую. Выяснилось – оба, и дед наш, и гость – там, на Курской дуге в одно время были. Почти день в день по госпиталям разъехались.
Дело прошлое – наш дед незлопамятный, да и гость не в претензии. Проехали… В баню дед гостя самолично повел, смекаем – там ему, гостю-то, не слаще пришлось. Почти на себе его дед Егор приволок, чуть живенького. И – вот она, душа русская – сунул ему валенки свои, подшитые:
- Надень вот, фриц, а не то – пристынешь, скандал международный приключится… - Увидел Йоганн пимы дедовы, подшитые, с заплатками кожаными на запятках, вцепился хваткой мертвой, к себе прижал. Деньги деду предлагать начал – сколь запросит сам, не торгуясь. Дед, душа добрая, - нет, чтобы тысчонку марок срубить без затей, так валенки задарил, задарма отдал.
А на прощальном банкете сказал гость, когда один из Облеченных поинтересовался впечатлениями:
- Расскажу своим, как сидел в туалете, из трех досок сколоченном, в мороз тридцатиградусный – никто не поверит… Лопнут от зависти...