Брат

Михаэль Дош
- Почему ты все время молчишь?
Этот вопрос прозвучал очень резко на фоне наших обычно повседневных разговоров. Да, и впрямь, я много молчал.
- Потому что мне есть что сказать.
Странный ответ. Казалось бы, наоборот, но это было так.
Вечер отличался спокойствием, он плавно перетекал в ночь, менял свои цвета и оттенки. Ветер изредка колыхал вершины деревьев, почти не касаясь земли, всегда оставаясь наверху. Сидеть на улице перед домом было гораздо лучше, чем находиться в душном помещении со множеством лампочек и свечек.
Мой брат, ты, как всегда находился рядом.
Словно одно целое мы были неразлучны. Ты всегда держал меня за руку, когда тебе было страшно. Но чего же ты боялся теперь? Твоя слегка влажная ладонь находилась в моей ладони, и ты крепко сжимал мои пальцы.
О чем ты сейчас думаешь?
- Почему ты такой?
- Какой?
Я даже не смотрел на тебя. Мой взор был направлен куда-то вдаль. Так далеко, что даже я не мог себе представить.
- Такой, какой есть, - ты говорил как никогда тихо. Тебя на самом деле что-то очень сильно беспокоило.
- Я таким родился, Мао, - почему-то было тяжело произнести имя брата. Оно раздалось эхом в моей голове и с ударами сердца разнеслось по телу. Мао…
Почему я такой? А каким мне быть?
Я почти всегда молчал, короткие фразы проскакивали лишь по необходимости. Резного вида колкости можно было услышать из моих уст. Язык был подвешен, но я никогда особо этим не пользовался. Не было смысла. Ибо ничего такого не происходило, где можно было показать свою говорливость.
Мои родители никогда мной не занимались, и я вырос очень замкнутым и в каких-то моментах даже злым. Я был предоставлен сам себе и развлекал всегда себя сам. Но у меня было все, о чем так мечтают дети. Из них так лилась зависть, оно хотели иметь то, что было у меня. Их прельщали большой дом, слуги, много игрушек и денег. А мне все это было вовсе не нужно. Мне не хватало родителей. В общем, того, что было у них. Зависть была двусторонняя, даже неизвестно с чьей стороны ее исходило больше. Но я ненавидел их за то, что у них были полноценные семьи, а они меня за то, что я был богат.
Мое рождение с самого начала не было подарком для моих родителей. Точнее для одного из них. Мама умерла при родах, и отец возненавидел меня за это. У меня все было, но я был брошен, кинут на шею нянек и прочей прислуги, которые заменили мне отца и мать. Но я и этим не был удовлетворен. В возрасте десяти лет, я заставил отца просить у меня прощение, за эти года унижения и ненависти, за что он стал ненавидеть меня еще больше. Чему я был даже рад. Ибо отец в слезах стоящий на коленях выглядел куда приятнее, чем все остальное. В тот миг я ликовал. Это было моей маленькой победой, но настоящая битва была еще впереди, и я это знал.
Я сам выбрал себе школу, где буду учиться, а позднее и институт. Начальная школа прошла одним потоком. Никого общение, лишь зависть и злоба. Года шли в молчании. Потом я перевелся в другой класс, совершенно в другую школу. Выбор был сделан достаточно странно, но он мне помог. Там я встретил Мао.
Он первый подошел ко мне и заговорил. Первое впечатление о нем у меня сложилось не очень хорошее. Я видел в нем зануду, болтуна, хвастуна и просто глупца.
Первое, что он сказал мне, что я был похож на его брата, которого он потерял еще в детстве. Мне показалось, что он врет, но я молчал из принципа и поэтому оставил это без внимания. Но этот назойливый все никак не отставал, стал задавать мне всякие вопросы, на которые у меня не было настроения отвечать. В ответ я либо что-то мычал, либо просто отвечал невнятно, чтобы особо не придирался, лишь бы услышал хоть слово.
Он оказался более настойчивым, чем я думал. Все говорил и говорил. Спрашивал и спрашивал. Рассказывал много разного из своей жизни. В большей степени я молчал, давая ему возможность выговориться.
Этого парня очень любили в классе, к нему тянулись люди, но он не проявлял к ним такого большого интереса, как ко мне. Если можно было школу считать музеем, а всех учеников тамошними экспонатами, то я был его любимым.
В конце концов, он мне стал даже немного нравиться. Я все больше сипатизировал ему. И вскоре он назвал меня своим братом.
Но я не мог сказать, то, же самое о нем. Да, меня все и всегда называли бесчувственным, что в принципе было правдой. Но не до конца. Никто не мог находиться со мной рядом долго время. Поэтому никто и не мог узнать до конца, понять. Впрочем, я никого не просил этого делать, и мне нравилось  находиться чуть в отдалении от всех. Душа и сердце были за большой дубовой дверью с огромным амбарным замком.
Но постепенно все это, словно зимний лед, стало оттаивать. По капелькам восполнялись утраченные чувства и эмоции. В душе, наконец, воцарилась весна. И вместе с внутренней погодой появилось что-то вроде желания жить. Но и эта идилия продлилась недолго. Я снова потухал на глазах. Тот огонечек, что зажегся так ненадолго, вновь потухал, и глаза приняли холодный оттенок, более привычный для меня.
И я не знал когда уже придет мой конец, когда я смогу спокойно вздохнуть, находясь при этом далеко от Мао.
Когда мы виделись последний раз, он хлопнул дверью и ушел из нашего с ним дома. Ведь эти мои слова, наша ссора…. Он не мог больше терпеть моих выходок и ушел. А я всегда по началу только развлекался, в глазах бегали искорки. А потом я понимал, что все-таки натворил. Но никогда не просил прощения. Но теперь я понял, что он ушел навсегда. Я умер в тот момент. Когда дверь с яростью захлопнулась у меня перед носом. Все кончилось в один миг.