Cлучайная гламурная картинка. На ней мужик, рекламирующий дорогой мужской одеколон.
Задание: описать внешность этого типа, наделив его такими чертами характера как хитрость и равнодушие, но при этом выразив собственное хорошее отношение к нему. Эдакую симпатию…
Мачо
Близость красивых женщин пробуждала в нём профессионального обольстителя: он включал таинственный огонь в глубине орехового цвета глаз, который необыкновенно шёл к его извечной трёхдневной щетине, его загорелой на лучших курортах коже, его как бы нечаянно съехавшему набок галстуку.
Верхняя пуговица рубашки расстёгивалась тоже, казалось, сама собой, как будто у него была кнопка, включающая всё это в присутствии прекрасных дам.
Мне нравилась его свобода. Эта всепоглощающая свобода дикого животного. Он сидел в кресле как дикий леопард на солнцепёке. Он играл со мной, как тот же леопард играет с детёнышем. Но я-то знала, что за этим стоит. Я знала, сколько женщин ловилось на эту блесну, и сколько ещё поймается…
Предыдущую его пассию звали Хельга. Он обворожил её, влюбил в себя, поселился в её доме, а потом в тот же дом стал приводить новую пассию – Веру. Вера работала в департаменте юстиции и от неё ему требовалась информация, информация и ещё раз информация. За это он платил телом. А подарки дарил из средств ни о чём не подозревающей Хельги. Она любила его.
- Зачем ты это делаешь? – спросила я, когда он зашел «на чашечку кофе».
- Я не верю в Бога, а значит, не верю, что кто-то сможет мне помешать, - ответил он, изящно упав на мой, обитый драпом, диван. По-американски закинув ноги на стол, закурил.
- Признайся, что и ты без ума от меня? - сказал он стряхивая пепел в чашку с недопитым кофе.
Мне хотелось дать ему по лицу и навсегда прогнать из дома. И хотелось именно потому, что он был как обычно прав. Зная его как облупленного, я всё же не могла устоять... Вместо того, чтоб дать пощёчину, потянулась к его щеке губами…