-Просыпайтесь! Сегодня такой хороший день! В этот день умер ваш отец... -
Конечно, электронная коробка будильника просто озвучила время и дату. Но мне показалось, что сигнал прозвучал именно так. Это ощущение потери встало комом в горле и заставило меня забыть обо всем.
День прошел как обычно. События сменяли друг друга, мелькали лица, слышались отголоски разговоров. Казалось все происходящее вокруг, эпизодами кинофильма снятого неудачником режиссером, потому что совершенно не затрагивало меня, а только скользило мимо, сливаясь в монотонный поток. У меня что-то спрашивали. Я что-то отвечал, а внутри меня разливался холод, который сковывал сердце. И только одна мысль стучала набатом: «Отец!»…
Вечером, придя домой, я, наконец, остался наедине со своими мыслями и воспоминаниями об отце.
Он всегда был рядом, в отличие от матери, которая в силу специфики работы находилась постоянно в командировках. Впрочем, отсутствие родительской любви я не ощущал никогда. Отец компенсировал всё своей заботой.
И мой четырнадцатый день рождения мы отмечали вдвоём. Отец обещал мне подарить самый секретный, самый тайный и самый заветный подарок. Я тогда весь день провел в ожидании.
Праздничное застолье с друзьями-одноклассниками благополучно завершилось, и мы с отцом остались вдвоем.
Легкий сумрак вечера погрузил комнату в другое измерение, от двух горевших свечей ожили тени на стенах. Мы сидели друг напротив друга.
- Сын, тебе сегодня исполнилось четырнадцать лет. Знаешь что это за возраст? - спросил отец.
- Скоро паспорт дадут. – засмеялся я.
- Паспорт?.. - отец задумчиво погладил ладонью небритое лицо. - А что такое паспорт сын?
-Ну, пап ты как маленький. Это самый важный в жизни человека документ. Это словно пропуск во взрослую жизнь!
-Чушь! - поморщившись, сказал отец. – Паспорт - это твой билет в загон. Запомни сын, следуя за системой, будь готов попасть под её жернова. Это всё фикция, сын. Ты думаешь, ты им нужен? Ты думаешь, будь ты семь пядей во лбу, ты им нужен? Да нужен, пока ты в силах работать и творить. Прожевав, система тебя просто выплюнет с нищенским пособием - пенсией. И что ты тогда будешь, а вернее кто?
Я слушал, открыв рот, папа первый раз со мной говорил как со взрослым.
- Сын открой глаза! Осмотрись вокруг, и ты очнешься от того забвения, в которое так хочет, тебя ввергнуть система. Ты пойми, неужели не видно, что мы даже не хозяева себе. И на улицах не люди, там даже не лица, там куклы в масках. А ведь люди искренне верят в то, что они делают, сын, - глаза отца еще больше погрустнели и он замолчал.
Комната погрузилась в некое уныние. Лишь тихая и тоскливая мелодия скрипки, звучащая из колонок проигрывателя, доносилась до моего слуха.
Папа встал, подошёл к дубовому шкафу, достал бутылку красного румынского абсента и бутылку советского полусладкого шампанского.
- Сын, а ну бегом к холодильнику, неси яблочный сок и лёд.
Я словно метеор пролетел все комнату и коридор, схватив сок и лёд, вернулся. Папа ждал меня, разливая абсент по длинным фужерам. Затем на абсент легло шампанское, и довершил всё это яблочный сок. Коктейль загадочно стоял напротив меня и помигивал пузырьками, бегущими к поверхности.
- Вытяни руку, сынок, - попросил отец.
Я послушно повиновался, и протянул вперед правую руку. Отец прихватил меня за запястье и повернулся спиной, скрывая мою руку. Волнение захлестнуло и накрыло с головой. Происходящее было похоже на некую операцию. Когда он отпустил руку, я увидел то, что оплетало моё запястье. Это был браслет. Золотой браслет, на котором были нанесены изображения православных святых. Я с восхищением посмотрел на отца.
- Запомни сын, хорошо запомни мой родной. Нет веры ни в деньгах, ни в вещах. Но я не говорю, что смысл в нищете. Я лишь говорю о том, что выше материи, выше этого мира. - Отец положил мне руку на грудь, я почувствовал тепло его ладони.
- Я говорю о душе, мой мальчик. Иди ко мне сынок.
Я перемахнул через стол и уселся у него на коленях. Он крепко обнял меня, прижимаясь колючей щекой к моему лицу.
- Малыш мой, ты кровь моя и самый родной человек на этой глупой планете. Ты знаешь, я счастливый мужчина, потому что я вижу перед собой человека, а не животное. Я горжусь тобой, мой мальчик. Сегодня ты станешь мужчиной. И это только твоя ночь и больше ничья. Ты сегодня - это весь мир. Сын мой, запомни, человек без веры это животное. И никогда, запомни, никогда, не ругай другие религии. Нет среди тех пророков, что несли слово истины, лжецов. Бог един. Просто каждый из нас его по-своему называет. Эх, знавал бы ты, дядю Нуралима… Вот то был дервиш от Бога. Он многим глаза открыл. Как-то он мне сказал: «Послушай, что желает Иисус от вас, христиан? Желает ли он того, чтобы вы за него умирали? Или может он желает, чтобы вы православные за имя его, Иисуса, убивали неверных вашим канонам? Нет? Так почему мои братья правоверные устраивают резню и войны?.. Что за лжепророк затмил им головы кровавой пеленой? Хотя и вы хороши, русские. Сначала вырезали пол-Руси язычников, а потом еще пол-Руси за то, что те знамение делали двумя перстами, а не тремя… Мне страшно за вас, люди! Вам великий Творец дал зёрнышко истины, чтобы вы вырастили древо мира. А вы прорастили поля терновника. И вы еще смеете поучать детей тому, что для вас истина. Ваша истина - это интерес к власти в сочетании с деньгами. Ваша истина это язык сатаны.
Благо есть еще те, кто прозрел и это немаловажно. Поверь, друг мой»
По щекам папы потекли слёзы. Я обнял отца и прижался к нему всем телом. Так было хорошо, я чувствовал, что мы части одного целого.
- Подожди, я сейчас, - Папа бережно подхватил меня сильными руками и посадил на свое место. Он вышел в коридор и закрыл дверь за собой.
Я сидел ошарашенный происходящим. «Вот это праздник!» - подумал я, прижимая ладонью браслет к запястью. Свечи сгорели до половины. Послышались приближающиеся шаги, папа шёл обратно. Широко улыбаясь, отец вошёл в комнату, неся в руках шкатулку, выполненную в арабском стиле.
- Ну что сын, ты готов стать мужчиной? Мужчины это скорее каста или даже братство. Да, на самом деле всё просто. Ну, вот смотри, если неделю идёт дождь и пасмурно, тебя посещает мысль, что солнце спряталось от тебя. А на самом деле это тучи спрятали от тебя солнце. Так вот, мужчина обладает волей разгонять тучи, даже самые тёмные. Малыш мой. Послушай внимательно и запомни: будь честным, не хитри, смотри открыто, не прячь глаза, будь верным себе до конца, не предавай друзей, оберегай близких. Решать, как тебе жить и как тебе умереть можешь только ты сам, и никто иной.
Сказав все это, он подвинул шкатулку ко мне. На шелковом шнурке, что был привязан к ручке, висел маленький ключик.
- Это от твоего крёстного отца Нуралима. Открой, когда придёт время.
На следующий день отца не стало. Умер от сердечного приступа, и «скорая», как всегда, не успела помочь.
Я сидел в кресле с бокалом коктейля по рецепту отца, как делал это уже много лет в этот день. Шкатулка стояла передо мной на столе. «Почему я её не открываю?» - спросил я себя и вдруг отчетливо понял, что время пришло. Решительно я снял ключ со шнурка и открыл заветную шкатулку.
Внутри находилось несколько предметов. Резная курительная трубка, небольшой замшевый кисет, перстень с красным камнем и сложенное пергаментное письмо. В письме писалось: «Да храни тебя Аллах сынок. Я твой крёстный, Нуралим. Папа наверно тебе редко говорил про меня. Но все-таки я твой крёстный отец и ты мне ближе родного сына. Потому что нет роднее на этой земле человека у меня, чем твой отец. Ведь порой кровные узы слабнут, а душевное родство оно вечно. Знай, что у тебя есть дом, где тебя всегда ждут и помнят, все женщины нашего рода знают о тебе и все старики знают тебя. Сынок знай, мы тебя ждём».
В конце записки был указан подробный адрес и телефон.
Выпив содержимое бокала, я взял телефон и набрал номер.
- Алло, - прозвучал молодой женский голос в трубке.
- Здравствуйте, это крестник Нуралима. – сказал я, борясь с подступающим волненьем.
На том конце провода послышался тихий плач. Отдаленно звучала импульсивная азиатская речь. Затем мне ответил взрослый женский голос с выраженным акцентом.
- Сынок, это тётя Ситора говорит. Сынок, приезжай! Мы и не надеялись. Вот радость, слава Аллаху!
На следующий день я стоял в аэропорту, ожидая посадки на самолёт. Я летел в Фергану.