И. Бадаев и З. Стамблер. На закате и на рассвете

Зинаида Александровна Стамблер
Спасибо за дружбу и сотворчество.

"Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого нежно, с большим искусством.
...от земли к нeбeсам и вновь на землю, воспринимая силу высших и низших сфер...
Так ты обретаешь славу всего мира. Поэтому от тебя отойдет всякая тьма.

...сила всех сил: ибо она победит всякую тонкую вещь и проникнет всякую твердую вещь.
Так сотворен мир."

Изумрудная Скрижаль




ТУМАН

Она не выдержала. Собрала всё, что осталось ценного: хлебные карточки, одеяло, последние книги и золотую цепочку с крестиком — и отнесла почерневшей от горя Тамаре.

"Я уезжаю, Томуся. Далеко, пока не сможем видеться. Вот, бери — пригодится, а там и победа..."

Тамара молча стояла перед ней, слепая и глухая.

"Катенька! — позвала она старшую дочь Тамары. — Возьми, пожалуйста, маме отдашь. Не потеряй только! Тут карточки мои и кое-что из вещей."

Катя плакала, прижимая к себе близнецов Аню и Толю, которые жались к ней в поисках тепла. В коридоре, завернутое в скатерть, лежало тело Мити. Рядом с ним — старенькие санки, на которых они до войны возили его в садик.

— Антонина Андриановна, а куда вы? — Катя училась в её седьмом "Б". — А как вы сами-то?

— Всё будет хорошо, милая. Скоро победа. Береги себя и своих.

Прощальной лаской коснулась трёх детских голов, провела по щеке Тамары — и пошла в свою комнату.


Невесомая вуаль струилась кружевным водопадом на грудь и плечи. Нити чёрного и белого жемчуга, оплетая голову короной, надежно крепили расшитый шёлковыми звёздами тонкий серый бархат на её лице. Из огромного серебряного зеркала, перед которым она застыла в изумлении, красным золотом мерцали лепестки свечей, драгоценная посуда, мелькали фигуры в роскошных одеждах, играли радужным пламенем бриллианты, изумруды, аметисты, рубины, сапфиры, опалы...

За её спиной. А в её глазах... от взрывов дрожало обклеенное бумажными полосами мутное от морозных узоров окно. А в нём — последнее звёздное небо, исколотое лучами прожекторов. Она не помнила, как давно не могла спуститься к Неве за водой, потому что не было сил. Она знала, что днём раньше или вечером позже... В коммунальной квартире на Гороховой остались Томуся с детьми и она. 

Первые несколько дней были самыми тяжелыми. Очень хотелось есть, но ещё оставалась вода. Постепенно голод и холод отступили. Несколько раз ей казалось, что в её дверь стучали — Катя, наверное.... А потом в ушах непрестанно звенело и стучало — и она перестала думать. Она то поднималась над собой, то пропадала в себя... А ещё спустя некоторое время — время в ней разлетелось на множество красно-золотых искр. Сквозь закрытые глаза, она чувствовала, как тает солнце, но уже не могла увидеть закат.



МОЛНИЯ

Женщина покачнулась. Неземной красоты музыка, словно лентами серпантина, пронзала яркими вспышками пространство. "Умерла? Умираю?" Но чьи-то сильные руки подхватили её, согревая и оберегая от падения. Мужчина в зелёном бархатном камзоле держался гораздо более уверенно, но, как и она, медлил присоединиться к танцующим в зале, сидящим за столами или тем, кто прогуливался по дорожкам сказочного сада... Его чёрная с золотом носатая маска открывала неожиданную смущенную улыбку энергично изогнутой линии губ и решительный подбородок.

И она улыбнулась ему в ответ. Робко и нежно. Его глаза то пристально и потрясенно погружались в её глаза, то обжигали ей кожу сквозь дымку вуали.

— Мадонна, — другой изящный господин обратился к ней с поклоном и кивнул её спутнику. — Осталось совсем немного, задний план я допишу после...

Вывернутое наизнанку лицо с торчащими наружу загнутыми колечками усов – его маска была невероятной и пугающей. Женщина замерла под магической властью художника.

Но тот, чьи руки и глаза по-прежнему не отпускали её, решительно повлёк свою спутницу прочь.

— Постойте! А как же моя «Мадонна Тумана»? А как же...

В этот момент она услышала голос мужчины в зелёном — а услышав, наполнилась его нежностью.

— Прошу вас, называйте меня так, как звала меня в детстве моя матушка Маджия — Эллино. И разрешите мне обращаться к вам по имени, синьора...

— Антонина.
 
— Благодарю вас, синьора Антония.

— Эллино, а кто этот человек и что ему нужно?

— А он, как и все, в поисках совершенства. Смотрите, как старается...

И в самом деле, незнакомец то ли в шутку, то ли всерьёз копировал поворот головы Эллино. При этом его маска превратилась в циферблат, а колечки усов распрямились в стрелки.



ГРОМ

Раздался оглушающий бой часов. Антония перестала считать удары метронома.

— Эллино, вы слышите?! Так не бывает.

— Синьора Антония, скорее, — её спутник внезапно поник и ослабил то объятие, в котором они пребывали с первой же секунды. — Бегите в сад — там вас ожидает радость, а я, наверное... опоздал.

И тогда она поняла, как сроднилась с его теплом, дыханием и ритмом его движений и мыслей. Антония сама горячо обняла Эллино, который уместился в её руках, словно серебристый барашек с витым рогом на лбу.

— Никогда я вас не покину, мой Эллино. Куда угодно, но только вместе.

Антония сделала свой первый шаг с маленьким единорогом на руках, но к ней тут же отовсюду стали цепляться кавалеры и дамы в ярких масках. Мужчины старались коснуться её платья, а женщины — погладить Эллино. Тогда Антония поднялась в воздух и поплыла со своей дорогой ношей под самым потолком зала, который стал сначала невидимым, а после —  и вовсе несуществующим.

Ажурная вуаль вместе с жемчужной короной накрыла её преследователей и осталась далеко внизу. А впереди бушевало море, которое дразнили длинными языками демоны огня. Прибой врезался в запертые двери домов, распахивал стены, прокатывался по мостовой и вновь торопливо убегал от города, словно испугавшись бунтующих в нём красок, взрывов, хохота.

Среди огромных гусениц в кровавых масках возвышался невысокий пожилой господин. Он страстно и неловко дирижировал сонмом чудовищ, что расползались в разные стороны, исчезая как миражи на горизонтах бескрайней ослепительной пустыни. Пустыня вздымалась барханами и превращалась в штормящее море, поднося обрывки пены к далёкому городу.

— Куда дальше, Эллино?

Антония не видела впереди ничего похожего на сад, но знала, что именно здесь им нужно остановиться.

Как только её ноги коснулись раскаленной земли, а духота надавила на грудь — зашелестели высокие травы, под тяжестью райских плодов согнулись ветви деревьев. И первые лёгкие капли алмазами брызнули на серебристую шёрстку единорога.



ДОЖДЬ

И вот потоки воды уже смывали беседки и арки вокруг них. Розовые и жасминовые кусты перламутровыми лепестками текли по дорожкам, наполняя пространство прозрачными ароматами. Платье и маска Антонии под острыми каплями превратились в паутину.

"Мой Эллино, где мой серебряный единорог?"

 — Тик-так, держитесь прямо, — напротив неё за мольбертом стоял уже знакомый господин в маске-циферблате. — Мадонна, и, пожалуйста, не уроните омара.

Омар сидел у неё на руках и деловито шевелил длинными и прямыми, как стрелки на маске художника, усами. Капли дождя разбивались об его лакированный панцирь.

— Мы, омары — непоседы, — капризно заявил омар и зазвонил.

Антония вздрогнула: "Эллино!"

— Не вздумайте брать омара! — возмутился художник, взмахнул кистью и невольно задел невысокого господина в алой маске.

— Вы не толкайтесь, а! — заметил пожилой повелитель гусениц и присел неподалёку на холм, указав своим подопечным на маску-циферблат.

Ливень всё усиливался, растворяя деревья, картину и её творца, но вскоре постепенно затих вместе с ветром. Антония почувствовала, как вырос омар — и теперь не она прижимала его к себе, а он придерживал её своей клешнёй.

А художник всё клял эту небесную воду, смывающую с холста каждый его гениальный мазок – и ему было уже не до модели.

Гусеницы, одна к одной, словно глазированные рулеты, улеглись подле своего задремавшего дирижера и послушно спали, изредка перебирая во сне тонкими мохнатыми лапами и посапывая.

Небо вокруг наливалось цветом.



РАДУГА

Катя сложила зонтик и, улыбаясь внезапно отступившему дождю, побежала в школу. Ученицей это у неё получалось быстрей. А вернувшись учительницей, старалась не слишком высоко перепрыгивать через лужи. Её четвертый "Б" приходил гораздо позже, но завхоз Вера Матвеевна всегда посмеивалась, встречая её у порога. Вот и сейчас...

— Катерина Александровна, здравствуйте! Всё летаете?

— Летаю, тётя Вера. Когда никто не видит, — ничуть не смущаясь, шепнула ей Катя.

Перед тем, как закрыть за собой дверь, она с первой солнечной лаской поймала потрясённый взгляд молодого мужчины. До этого мига, казалось, он тоже куда-то спешил, а теперь стоял посреди дороги и не сводил с неё глаз.

— Я вас найду. Обязательно найду.

Его слова обожгли её нежностью.


Радостно звенело раннее утро, а в сокровенной синей глубине распускался бутон жизни.

Безвестная женщина, окутанная сиянием белоснежных облаков, и её спутник, о котором современники говорили, что "душа его украсит собою небесную обитель, подобно тому, как он своей доблестью украсил земную", кружили среди танцующих планет на высоте любви.

Они никогда не встречались и никогда не расставались. Между ними плескались мгновения пяти веков. Города и океаны, мир и война, страдания и счастье, вдохновение и безумие, одиночество и доброта, потери и милосердие...

И бесчисленные миры человеческих душ — единых в стремлении к Солнцу.


http://samlib.ru/z/zinaida_a_k/nazakateinarassvete.shtml
- вот тут и галерея, и ещё кое-что.