Алла Андреевна смахнула набежавшую слезу, утерла отчего-то покрасневший нос и посмотрела невидящим взглядом за окно электропоезда, где, радуясь теплой погоде, благоухала роскошная зелень, которая бывает в здешних местах в середине лета.
Напротив нее сидел рослый подросток и, сжав губы, напряженно смотрел в окно на уносящиеся вдаль деревья. Рядом с ним на скамейке пристроилась симпатичная девушка, которая, судя по всему, была старше его лет на десять, и теперь, сложив руки на коленях, она спокойно смотрела прямо перед собой.
«Это называется «выросли детки», – непроизвольно всхлипывая, думала Алла Андреевна. – И как мне жить после этого сыновнего хамства? По-всему видно, что и взрослая дочь... его вовсе не осуждает».
И кто ее защитит? Кто скажет последнее слово? Некому это сделать. У нее нет такого человека. Во всех нормальных семьях это делает мужчина, муж, а у нее такового нет. Еще до развода, когда он у нее еще был, по-всему получалось, что и тогда... его не было тоже. Потому что все принципиально важные вопросы в воспитании детей с молчаливого согласия мужа она брала на себя. Тогда было достаточно одного его присутствия. Теперь что-то изменилось. Что? Может, ее бывший муженёк ради того, чтобы сохранить расположение сына, сегодня что-то наговаривает на нее, и поэтому ей так непросто с парнем общаться? А зачем ему это нужно? Живёт в достатке в огромных хоромах с молодой женой и... сознательно мешает ей правильно воспитывать его же потомство? Скорее всего, ему надо оправдаться в глазах детей, сбросить часть вины со своей головы на плечи бывшей супруги.
А сказал ей сын, что она, мать, своим разводом лишила его возможности свободно пользоваться деньгами отца, и теперь каждый раз их приходится выклянчивать. И это именно то, чего она так опасалась, из-за чего долгое время не решалась покинуть опостылевшего мужа. Она знала, что в финансовом плане ей будет очень тяжело, поэтому год за годом продолжала «тянуть лямку». Пока... не случилось то, после чего сохранять видимость семьи стало невозможным.
Что ей теперь делать? Ведь если она лишится понимания со стороны детей, ей незачем будет жить дальше. Слишком много они значат в ее жизни. Если не всё. Вот и сейчас, после сыновних слов, на нее словно обрушился потолок, стало трудно дышать, и всё вокруг потеряло смысл. Ей стало всё равно, что о ней думают окружающие, потому что... она еще раз узнала, что такое отчаяние и нежелание жить. И, вообще, что значит слово «жить»? Проснуться, поесть, приготовить завтрак, целый день просидеть в поликлинике, внимая подробности чьей-то личной жизни, во всеуслышанье обсуждаемые кумушками в ожидании своей очереди на прием? Или «жить» – это ходить на работу, где до заката перебирать никому не нужные бумаги, а потом, вечером, после сытного ужина, завалиться спать, чтобы наутро всё повторилось сначала? И для чего это все, если не будет главного – любви...
Вообще-то, что касается любви к мужчине, у Аллы Андреевны на этот счет было обязательство перед собой: пока рядом дети, в ее жизни мужчин не будет. А теперь оказалось, что дети ее осуждают именно за отсутствие рядом с нею мужчины, который, по всей видимости, уже никогда не появится в ее жизни: время упущено, близится пенсионный возраст, вокруг остались одни старички, а им нужно внимание и уход, как, собственно, и ей тоже.
Она лишила себя любви со стороны мужа, и не значит ли это, что и любви детей тоже? Ведь теперь, после развода, ее супруг будет тянуть одеяло на себя. Но... Что он может предъявить против неё, да еще в то самое время, когда она, напротив, старается сблизить детей с отцом? Подобная подлость с его стороны... уже была в ее жизни, стало быть, всё может повториться.
Это было давно, кажется, что еще в прошлой жизни. Тогда... в дне стиральной машине в результате износа появилась дыра, что, естественно, стало причиной постоянных нареканий со стороны соседки снизу. Муж знал о неполадке и вместо того, чтобы ее ликвидировать, посоветовал жене не открывать дверь, когда соседка в очередной раз поднимет бурю. Алла помнит, как она тогда недоуменно пожала плечами, ей ничего не оставалось, как устало кивнуть ему в ответ.
Вечером, увидев с балкона возвращающегося с работы мужа, Алла приоткрыла входную дверь, и, услышав на лестничной площадке знакомый голос, приостановилась у образовавшейся щелочки. Соседка жаловалась ее мужу, да не на то, что с потолка в данный момент капает вода, а на то, что это по ее мнению происходит постоянно, на что его жена, Алла, никак не реагирует. На это мужской голос отвечал, что его жена вообще «по жизни» несдержанна, к тому же все время забывает затыкать в стиральной машине пробку, поэтому через отверстие на пол хлещет вода.
Это был удар ниже пояса. Алла в оцепенении смотрела на стенку напротив не в силах поверить в то, что слова, только что услышанные ею, были сказаны ее мужем. Так, может, и сегодня, в то самое время, когда она старается подтолкнуть сына к отцу, тот в свою очередь говорит о ней гадости? И поэтому сын так безжалостен к матери?
Слезы катились из ее глаз, стекали по щекам на подбородок, Алла Андреевна едва успевала утирать их, и без конца сморкалась в носовой платок. «Надо успокоиться», – думала она, но тут же всхлипывала снова.
И когда в следующий раз взглянула в окно, там уже мелькали улицы города. «Что я делаю? В каком виде я предстану перед будущим руководством сына? Что они подумают, увидев мой красный нос?» Она заставила себя улыбнуться и думать только о хорошем. Только так можно привести себя в норму. Взгляд ее упал на сложенные на коленях руки дочери, в которых девушка держала темные очки. «А что, если...?» И Алла Андреевна как можно более бодрым голосом заговорила:
– Доченька, может, дашь мне померить твои темные очки?
На что та спокойно ответила:
– Нет. На них могут остаться твои микробы.
И слезы снова полились из глаз Аллы Андреевны.
© Елена Арапова
Издательство "Новый Современник". г.Рязань. www.vsepisateli.ru