На чужих сайтах

               
               

     Крепко сбитая, грудастая брюнетка, веселушка Алёна Геннадьевна Мажорова крутилась тупо перед зеркалом, наводила марафет – выщипывала брови, красилась, румянилась, маскировала бородавку на щеке и многочисленные морщины у глаз. Для себя она твердо решила: с фатальным одиночеством пора заканчивать и всё должно быть по гамбургскому счету. Поэтому неделю назад Алена подключилась к паутине Интернета и завязла в ней как мушка. Тиснула свою анкету куда только возможно, в том числе и на сайтах зарубежных знакомств, и теперь вот пожинала результаты, выходила вечерами в эфир, перед веб-камерой.
    - Кофе стынет, Алёнушка! – протрубил из кухни сосед с верхнего этажа, пенсионер, хромоногий, поджарый майор милиции  в отставке Александр Сергеевич Антонов.
    - Иду, мой генерал! – отозвалась Мажорова и, качая широкими бедрами, танцуя поплыла на кухню. - Ну, зацени же, как тебе прикид?
Охочий до женского пола майор буквально вперился в Алену Геннадьевну и плотоядно облизнулся:
- Так и съел бы! Съел!
- Шалун.
Они знакомы и «не разлей вода» с детства. Александр Сергеевич год назад похоронил свою жену и остался один, сыновья-близнецы поселились в Болгарии. Среди своих знакомых Антонов слыл искусным кулинаром, особенно, если дело касалось чужих продуктов. Вот и сейчас он успел настрогать несколько овощных салатов, поджарил молодой картошки с луком и свининой.
- Шурик, ты меня балуешь! Кормишь как в ресторане!  - воскликнула Мажорова, - из-за тебя я набираю лишний вес.
- То ли еще будет, касатушка, прошу приступить к трапезе, - шаркал ножкой в ответ майор. -  Декольте только поглубже сделай для эфира.
- Да куда уж глубже.
- И кого сегодня охмуряем?
Алена Геннадьевна закатила глаза:
- Ой, англичанина, Миком зовут. Познакомились с ним одиннадцатого августа, в день шоколада, это значимый день, понимаешь, у нас всё должно быть в шоколаде. Он так похож на моего папку, просто копия – кареглазый, нос греческий. Есть только Мик, за него и держись. Представляешь, он живет в Лондоне, в самом центре цивилизации.
- Не представляю. Врет, трепло он.
- Шурик, ты ревнуешь! Как мне хочется пройтись по Пикадили, завернуть на Тауэрский мост, послушать бой Биг – Бена, посетить Ковен-гарден! Надо срочно учить английский язык, срочно, у нас должно быть лондонское произношение.
- У нас? – удивился сосед.
- Ну да, ты ведь поедешь со мной. Как же я без тебя? Пропаду. Ты возьмешь на себя весь его бизнес. Он торгует побрякушками, старинными картинами,  привозит их почему-то из Африки, уж, надеюсь, организуешь всё на высшем уровне
       - Ты думаешь, этот твой Мик мне очень обрадуется, запрыгает от восторга?
- Я представлю тебя дальним родственником, он и тебя полюбит.
Антонов одобрительно кивнул и буквально набросился на ужин, заметал направо и налево, он всегда был очень голоден, но сегодня как никогда. Дома Александр Сергеевич пил только кофе с молоком, а в полную меру питался в гостях. Алена Геннадьевна всегда с восторгом наблюдала за ним в эти минуты и думала про себя: экий же волчий аппетит у соседа. Внезапно запиликавший мобильник заставил Мажорову нахмуриться.
- Да, сыночек! Как ты? – произнесла она тревожно в трубку. - Да ты что? По чьей вине-то? Сильно помяли? И сколько же они хотят? Да это же грабёж, Никитушка, тысяча долларов, я вся в кредитах, как в щелках, ты это же прекрасно знаешь. Аккуратней надо ездить, дорогой. Ну ладно, я подумаю, потом перезвоню, я занята сейчас. Чем-чем, ужинаю, гости у меня. Всё те же, те же.
Алёна Геннадьевна побагровев швырнула сотовый на холодильник, нырнула в коридор, вернулась. Антонов чуть было не поперехнулся:
- Что случилось, Аленушка?
- Да Никита, недоделанный мой, только огорчает, вот хоть трубку не бери. Сейчас на Красных Коммунарах помял нашему “Форду” крыло, чудо в перьях, ну не можешь ездить – не садись за руль, ходи пешком. Теперь вот за ремонт отстегивать тысячу баксульников.
- Что у него с работой-то?
- Ищет, в поиске он третий год уже и Аллочка его, тетеря деревенская, дома с ребёнком сидит. Как вампиры они на моей шее.
Антонов тут же вспомнил своих сыновей-качков Мишу и Гришу, которые живут, как трава, сами по себе, правда, и ему ничем не помогают. Мобильник снова ожил, завибрировал. Мажорова заломила руки к потолку, запричитала:
- Нет, не буду брать. Это Никита. Задолбал! Настырный как репей, как покойный папаша его, царство ему небесное, такой же зануда был.
- Не обращай внимания, утопи телефон в унитазе.
- Нет, я ему сейчас врежу, будет помнить. Будет!
В ярости Алёна Геннадьевна снова схватила трубку телефона и опешила:
- Ой, номер какой-то странный. Да! Алё! Ой, Мик! Мик, дорогой, как я рада тебя слышать, если бы ты знал! Милый мой, дорогой, единственный. Всю ночь сегодня не спала, о тебе думала. Что же ты со мной делаешь? Ай вонт ту си ю! Ю лив ин май хаат! Ай виш ю! Я? Я сейчас ужинаю со своим… деверем Шуриком. Что такое деверь? Нет, не дверь, а деверь. Я тебе потом расскажу. А ты? Из Африки звонишь? Ой, здорово! Из Триполи! О, Ливия! Как мне хочется в Ливию. И дочка с тобой? Да, конечно, я хочу поговорить с ней. Стеллочка! Добрый вечер, девочка моя. Как твои дела, как настроение? Не болит голова от жары? Ой, в Средиземном море купаетесь? Надо же! Водичка теплая? Как мне хочется к вам, дорогие, милые. Я вас тоже очень люблю, вы – моя семья. Далеко не заплывайте, как же я боюсь за вас, как боюсь. Ой, что это!..Алё! Алё! Оборвалась связь…
Мажорова принялась жать на кнопки, а потом что есть силы трясти мобильник в воздухе и даже прыгать на месте.
- Не отвечает, он недоступен.
Александр Сергеевич тоже разволновался, задергал бровями:
- Алёнушка, какая Африка? Какое Триполи? Что за бред! И ты этому веришь? Ты – дочь чекиста!
- Я его чувствую, Шурик, он такой искренний.
- Есть такие донжуаны, милая, что тебе и не снились! Народные артисты! Надо проверить телефонный номер, - уверенно сказал Антонов и оторвался от стула.
- Вообще-то голос дочери мне показался слишком взрослым для двенадцати лет и грубым.
- Так и есть, это его подельница.
- Какая ещё подельница, мистер Фома?
Как по команде они бросились в спальню, к компьютеру. Мажорова лихорадочно задвигала мышкой по коврику. Александр Сергеевич радостно потирал руки:
- Сейчас мы его расколем, лондонца любимого.
- Так, так, так…Вот коды! Это африканский номер, Шурик, африканский, - воскликнула Алена. -  Надо людям доверять!
Сосед изменился в лице.
- Не может быть! А ну-ка покажи его фотку?
- Вот фотография только одна, хотя я его просила прислать мне ещё фотографии, свои и дочкины.
- Специально не присылает, аферист.
- Ну почему же сразу аферист.
Антонов вперился в экран монитора и зарокотал:
- Посмотри, Алёнушка, рожа бандитская, уголовная. А что у него с левым глазом? У него же вставной глаз.
- Да? Ты так думаешь?
- Сто процентов! Это инвалид!
- Не наводите напраслину, Александр Сергеевич, он – порядочный человек. Вот, письмо мне прислал, - радостно сказала Алёна Геннадьевна. – телефон у него, оказывается, разрядился.
- Врёт.
- Послушай, помолчи, Антонов. А сейчас собираются они со Стеллой пойти в бутик, чтобы купить мне подарки, надо же, спрашивает мои размеры туфель, платья, кофточки, ой, и размер кольца…
«Деверь» позеленел от бессилия:
- Какая же ты наивная.
- Что же ответить? Дорогой Мик, ни в коем случае не траться, лучше мы на эти деньги сплаваем втроем в круиз по Волге. Нет, вчетвером. Верно, Шурик?
Тот в ответ только отмахнулся:
- Ой, пиши что хочешь, интернет всё стерпит.
С этими словами Александр Сергеевич, привыкший по жизни выжимать всё возможное и невозможное из любой ситуации, вернулся на кухню и налег как следует на остатки ужина. О, как он кушал! Будто в последний раз. А что, смекнул он, завтра сюда нагрянет этот англичанин с дочкой и всё рухнет, закончится его безоблачное, радостное общение с Алёнушкой, его маленькое, постоянное счастье. Остановить её, «овена» по знаку, мудрено. Вот и сейчас она, пребывая в эйфории, затеяла генеральную уборку, вытирает пыль и моет зеркала, на него не обращает никакого внимания, он как предмет домашней мебели. По обыкновению, откушав, Антонов перешел в гостиную, включил телевизор и стал слушать новости, раззевался вовсю.
- Алёна, я пойду, пожалуй, - произнес он наконец устало.
- Нет, Шурик, посиди ещё, пожалуйста, мне страшно.
- Страшно?
- Завтра в три часа дня они прилетают в наш аэропорт. Не бросай меня. Поедем вместе встречать? – взволнованно спросила Мажорова.
- Да, конечно.
- Шурик!
В порыве нежности Алена Геннадьевна расцеловала Антонова в щеки. Снова заверещал «сотовый».
- Это Мик, мой Мик, - приветствовала женщина. – Да, милый! Что такое? Что случилось, почему ты плачешь?.. Шурик, он рыдает…Да? На вас напали? Где? Ой-ой-ой, когда из магазина выходили? Ужас!..Шурик, у них отобрали всё, подарки, деньги, документы…И побили? А Стеллочка? Стелла синий лежит в реанимации! О, господи! Милый, я всё понимаю, всё! Деньги нужны на операцию, да-да, конечно, вышлю немедленно. Вышлю, только не плачь, любимый, муж мой. Сбрось мне номер счета, адрес. Я сегодня же переведу. Всё! Жду! О, боже мой, вот несчастие какое…
Мажорова кинулась к полочкам заграничной стенки, к ящикам стола, к несгораемому сейфу, как сомнабула начала перемещаться, перетекать из комнаты в комнату. Антонов же опустился на корточки от беззвучного смеха.
      - Ой, беда какая приключилась, вот напасть-то. Ты слышал, слышал, Шурик. Надо помочь человеку. Что же продать-то, что же продать.
- Квартиру, Алёнушка, - сдавленным голосом молвил сосед, - твою и мою. Cыну позвони, пусть тоже срочно всё продаёт, будем жить на вокзале, ждать дядю Мика…
- А, может быть, иконки сдать антикварам. Как ты думаешь, Шурик? Шурик, я не понимаю, это что такое? Что за ржачка? У Мика горе.
- Вот и сходили на Пикадили.
Александр Сергеевич еле распрямился:
- Это же прохвост высшей марки! Да ты ослепла, милая моя!
- Нет, не может быть, - ужаснулась Алёна Геннадьевна.
- Заметь, как по нотам всё разыгрывает, мерзавец.
- Я ему душу открыла и сердце! Шурик, ничего святого нет! Нет!
Мажорова тихонько повалилась на ковёр – на шкуру белого медведя и зарыдала. Уж на что стреляный воробей – Антонов, да и тот несколько опешил, закружил над соседкой ястребом, не знал, с какой стороны и подступиться. Но про себя порадовался такому повороту, его, далёкого от лирики, будто прорвало:
- Успокойся, он не стоит даже одной твоей слезинки…Есть женщины, которых любят, а есть, с которыми грешат, одну целуют просто в губы, с другой – целуется душа.
- Не надо, Шурик...Мне очень больно сейчас. Понимаешь? Не до шуток мне.
- А я не шучу.
- Адью, мой друг, адью, - отмахнулась Алена Геннадьевна.
- Спокойной ночи.
Дверь захлопнулась как крышка в мышеловке, и для Мажоровой померкло всё - не за чем дальше жить. В каком-то забытье она дошла до кухни, где достала из аптечки пузырек с таблетками – снотворным. Но мысль о неприспособленном к жизни, болезненном сыне и любимой внучке, об Александре Сергеевиче её остановила. Она решительно смахнула на пол таблетки и потянулась к сотовому телефону…