Ягодка

               

Грязной посуды было много. Она стояла на кухонном столе, на холодильнике, на подоконнике, и мойка – полным-полна. Кухня была маленькая – повернуться негде. А тут ещё на полу – кастрюли с недоеденными салатами, пустые бутылки, банки из-под сока и солений, жирная утятница.
Нина сидела на полу у открытой печки, курила и устало улыбалась. Ноги ныли, голова чуть кружилась, подташнивало от выпитого и съеденного, но все равно было хорошо, потому что наконец-то все ушли. Докурив, она встала, включила чайник и пошла в комнату. Там царил такой же, как на кухне, беспорядок: стол с посудой и пирогами после чая, на полу – рассыпанные конфетти, растоптанный мандарин, палас скручен . Под весело мигающей ёлкой – несколько разбитых «на счастье» игрушек. Было полшестого утра, но телевизор что-то показывал. Нина взяла пульт управления и сделала погромче, потом ещё погромче, и комнату наполнила ритмичная иностранная песня.
На кухне засвистел чайник – Нина вспомнила, что хотела выпить кофе. Но на кухне она вдруг решила выпить не кофе, а чего-нибудь покрепче. Поискав среди пустых бутылок, она нашла коньячную, в которой оставалось столько, что ей вполне хватит. Потом вдруг решила, что выпьет кофе с коньяком. И с лимоном! И через трубочку! Как хорошо, что дома никого нет. И музыка отличная! Муж бы только подольше гостей провожал, а ещё лучше – у матери бы ночевать остался. Ей хотелось сегодня, сейчас, побыть одной, вести себя так, как она хочет!
Нина ополоснула красивый хрустальный бокал, налила половину коньяка, половину кофе, выдавила лимон, попробовала – вкусно!  Вернее не столько вкусно, сколько необычно. Пританцовывая, пошла в комнату, сделала музыку ещё громче. Она бросила трубочку, из которой тянула свой «коктейль», на стол, грохнула «на счастье» хрустальный бокал об пол и радостно закружилась под оглушительно гремевшую музыку.
- Сорок пять – баба ягодка опять! Сорок пять – баба ягодка опять! – кричала она в такт песни.
Песня кончилась, на экране появился  сатирик-юморист, и Нина убавила громкость. Взглянув на стол, она сморщилась и решила, что сегодня убирать ничего не будет. Всё завтра, завтра! А сегодня – спать! Ох,  как же она устала! Но, слава богу, всё, кажется, прошло хорошо.День рождения, как говорится, удался! Все довольны!
Включив в спальне ночник, она стала убирать с кровати разноцветные пакеты, коробки и свёртки.  Надарили сколько! Но смотреть – тоже завтра. А сейчас -  в ванную и спать.
Она проснулась от грохота, открыла глаза, не совсем понимая, что происходит, включила ночник и увидела мужа своего, Ивана, неподвижно лежащего на полу около шкафа. Рядом с ним – опрокинутый стул с подарками. Муж лежал, прижавшись щекой к полу, вытянув вдоль туловища руки ладонями вверх. На лбу была кровавая ссадина.
-Господи! – воскликнула Нина и бросилась к нему. – Иван! – она вдруг подумала, что он умер, страшно испугалась, начала переворачивать и поднимать мужа. Иван замычал.
- Ну, слава богу! Ты что?
- Нинец! Спокойно, - невнятно пробормотал он. – Ой! –он схватился рукой за голову, - как болит!
- Давай, вставай и ложись нормально.
Кое-как поднявшись на ноги, Иван с помощью Нины дошёл до кровати и сел.
- Ты где это до такой степени наелся?- Нина снимала с него зимние ботинки. – Весь день стонал, что давление! А сам?! – брюки рванула так, что сломала молнию. – Ложись!
- А рубашку?
- Так спи!
Иван лёг, закрывшись с головой одеялом. Нина пошла на кухню. Снова села пред печкой, закурила.
- Вот вечно всё изгадит! – раздражённо думала она. Посмотрела на часы – пятнадцать минут восьмого. – Всё. Выспалась. Теперь ни за что не уснуть. И голова опять болит. А я  ещё выпью чуть-чуть! – нашла что-то в бутылке на полу, выпила, привалилась спиной к тёплой печке, закрыла глаза.
- Нинша! – услышала она. – Жена!
- Ну, что тебе ещё?! – в сердцах крикнула Нина, поднялась, пошла к мужу.
- Что?!!
- В туалет хочу. Сведи.
В туалете, сидя на унитазе, Иван закурил.
- А ты выйди и дверь закрой! – вдруг разозлился он.
- Да наплевать мне на тебя! Нагадишь – сам убирать завтра будешь!
Нина пошла в комнату, выключила всё ещё мигавшую ёлку и села на диван. Из туалета раздался звон разбиваемой посуды. Она бросилась туда. Иван в спущенных трусах и выходной рубашке на коленях ползал по полу и собирал остатки разбитой водочной бутылки в ведро. На полу валялась отвинчивающаяся металлическая пробка.
-Ведь ещё одну принёс!! Ты что-нибудь соображаешь? Дорвался! Шарахнет вот тебя! Вставай! Я сама уберу!
Мыча, опираясь на жену, Иван, путаясь в спущенных трусах и с трудом передвигая ноги, дошёл до кровати.
- Ложись, ложись!- крикнула Нина, сбрасывая руку мужа со своей талии. – Ещё чего! – она толкнула бесштанного мужа на кровать, хотела закинуть одеялом.
- На бок перевернись! Слышишь?! А то язык западёт!
Иван открыл глаза.
- Перевернись! Быстро!
- А ты не уходи, - пробормотал он, поворачиваясь набок, - посиди со мной . И руку дай.
-Господи! Ты что, издеваешься? Спи давай!
- Посиди!- голос мужа стал злым. – Идти куда хочешь?
- Идти хочешь! – со слезами в голосе передразнила его  Нина .- Не мели! Куда мне идти!
Иван протянул руку:
- И руку дай.
Нина подвинула стул, села, взяла мужа за руку. Тот, стиснув её ладонь в своей, положил руку под щёку и закрыл глаза.
Сидеть было неудобно. Она попыталась переменить позу – Иван тут же открыл глаза, и она замерла. «Господи, ну когда всё это кончится? Сколько можно-то! Ведь издевается! – Нина покосилась на мужа, хотела убрать руку, но передумала.- Лучше уж посижу.»
Она закрыла глаза. Стало мучительно жалко себя. По щеке медленно поползла слеза, потом ещё, ещё… Но шевелиться было нельзя : Иван не спал. Тихонько слизнув слёзы, вытерев щеку плечом, Нина решила подремать. И она действительно заснула, привычно положив голову на плечо.
Проснулась от храпа Ивана. Он лежал на спине, крепко спал, но руку её держал в своей. Было около девяти утра – на улице рассвело. Нина посмотрела в окно : день начинался пасмурный и тёплый, шёл снег. Она начала думать о том, как убрать руку : выдернуть быстро, рывком, или убирать потихоньку. И решила – рывком! Получилось! Иван зачмокал и снова захрапел. Нина облегчённо вздохнула, тихонько встала , медленно, на цыпочках вышла из спальни и прошла в ванную.  Умылась, посмотрела в зеркало – да, видочек у неё  был тот ещё. «Не надо было химию делать – только волосы испортили»,- она примочила торчащие во все стороны завитки и вдруг услышала шаги мужа в коридорчике.
- Нинша! Нинец! – он прошёл на кухню, загремел там чем-то.
- Ну, уж нет! Больше – всё!- Нина защёлкнула дверь ванной на задвижку. С кухни послышался громкий звон разбиваемой посуды. «Точно, стопку тарелок со стола уронил. Вот паразит! И что ему не спится? – Нина вспомнила, что на столе стояли сервизные тарелки. Она их почистила и отдельно поставила, чтобы в первую очередь вымыть. – Сейчас ещё ведь выпьет! И куда в него только влезает!» Она включила воду в ванной, холодную, и решила ещё раз умыться и намочить затылок : очень болела голова.
- Нинец! Открой! – послышалось под дверью. Иван дёргал дверь так, что задвижка долго продержаться не могла.
- Ещё задвижку ломать!! – Нина  закрыла кран и резко открыла дверь.
- Где он!? – муж ввалился в ванную.
- Кто?
- Ты смотри, дурака-то из меня не делай! – он смотрел злобно и как-то безумно : Нина поняла, что выпил он на кухне прилично.
- Иван, иди спать,- как можно спокойнее сказала она.
- Я – спать, а ты рядом со мной – с хахалем играть?!
- С каким хахалем?! Ты что? Совсем обалдел спросонья?
- А я разве спал? Это ты думала, что я спал, а я притворялся и видел, как хахаль твой рядом со мной лежал! И ты хохотала! Где он?! Говори, сука!- Иван схватил её за волосы.
- Пусти ! – Нина сильно ударила мужа по руке, потом схватила за рубашку так, что у воротника с хрустом образовалась дыра, и в ярости толкнула его в коридор, а сама бросилась к входной двери. Она слышала, что Иван упал, но даже не оглянулась , выбежала на улицу и как была – в ночной рубашке и босиком -  побежала через дорогу к соседке, Аннушке, моля бога, чтобы у неё не были заперты ворота.
Ворота у Аннушки были открыты, но дверь в дом заперта. Нина забарабанила в дверь, переступая босыми ногами. Ей отчего-то стало весело: « Ну, мать, здорово ты новый год встречаешь!» - она тихонько хихикала.
- Кто там?- послышалось из-за двери.
-Открывай,- смеялась Нина,- это я – снегурочка!
-Ой!- Аннушка открыла дверь,- а я только спать собралась. Босиком?!  Вообще голышом!- затараторила она.- Заходи скорей – холодно! – не глядя на Нину, бросилась в дом.
В доме было тихо и тепло, все спали.
- Иди на кухню, - зашипела Аннушка, - я сейчас, сбегаю кое-куда.
Нина прошла на кухню , плотно закрыла дверь, подошла к топившейся печке и стала греть ноги. «Далеко мне до Аннушки, - думала она. – И сколько здоровья у человека! Всю ночь гуляли, выпила в два раза больше меня – и всё ей нипочём! И печка уже топится, и стряпать собралась,- она посмотрела на эмалированное ведро, стоящее на столе, из-под крышки которого, поднимая её чуть-чуть, выползало желтоватое тесто.- Меня – так неделю после вчерашнего   будет не собрать.» Хлопнула входная дверь, на кухню влетела Аннушка в телогрейке на розовую блестящую ночную сорочку и в обрезанных валенках на босу ногу. Глаза её сияли.
- А нам бы подали, а мы бы выпили! А нам бы стали подавать, а мы бы стали выпивать! - восторженным шёпотом пропела она, доставая из-под телогрейки бутылку водки. – Давай, подруга, за первый день нового года и ещё раз за твои ягодные сорок пять! – Аннушка откручивала пробку. – Это у меня в баньке припрятана была! НЗ  !
- Нет, нет, - Нина замахала руками ,- ни грамма! Меня и так тошнит. Я лучше – кофейку.
- И кофейку попьём, а сейчас – по граммулечке!- Аннушка наливала по половине фужера.- Потому и тошнит, что не опохмелилась, сейчас дёрнешь – и как рукой!
-Меня вырвет. Не выпить мне столько.
- А ты нос зажми. Вот, смотри,- Аннушка зажала нос, большими глотками выпила содержимое фужера, потом, не разжимая носа, глубоко и часто подышала и попила воды.- Красота! Давай!
Нина проделала то же самое, правда, получилось у неё чуть хуже – она зажала рот рукой.
- Нос не разжимай! Дыши! Водички, вот!- суетилась Аннушка.
- Сейчас я просто свалюсь!- Нина вытерла выступившие слёзы.
- И сваливайся. Вон на печку залезай, а то у меня  везде занято – расползлись все по дому,- она наливала чайник.- Сейчас и кофейку сделаем.
Нина села к печке. Голова приятно закружилась. Стало тепло и весело. Аннушка сбегала в сенки, принесла замёрзший торт ,достала конфеты, мандарины, нарезала лимон.
-А ты что босиком-то дёрнула? Опять приставал?
- Да ну его!- Нина, пьяно улыбаясь, махнула рукой. – Представляешь, даже драться полез!
- Из-за чего?
- Я, говорит, не спал, а притворялся. А твой хахаль рядом со мной лежал!
- Допился, паразит!
- Допился, конечно. Как картошку выкопали, так и начал. Каждую неделю.- Нина вздохнула.- Давление ведь у него.
- Никакого давления! Было бы ему плохо – враз бы бросил.
- Наверное…Да ладно. Просто – весь праздник изгадил.
- Опять сидела около него?
- А то! Часа два, наверное, даже задремала. И ведь спал! А как встала , он - вот он!
- Сама избаловала. Что это за привычка такая - за руку держать?
- Да он мучается после выпивки очень. Как-то жалко.
- Себя пожалей! Вот схватишь простуду! Слушай, надо ноги тебе погреть. С солью,- Аннушка, пошатываясь, встала, достала с полки большую кастрюлю и вылила в неё кипяток из чайника.
- Ставь!
- Горячо! Налей холодной.
- Давай, ковшик налью. И соли,- она высыпала в воду соль из большой солонки.
Нина осторожно поставила ноги в большую кастрюлю.
- А сейчас, -Аннушка снова отвинчивала пробку, - давай, ещё по чуть-чуть.
Нина не сопротивлялась. Подруга принесла ей свой халат, шерстяные носки. После кофе  обе залезли на печку, улеглись под старенькое одеяло. Нина хотела попросить, чтобы Аннушка сбегала к ним, посмотрела, как там Иван, но выговорить просьбу не смогла – язык заплетался, она провалилась в сон.

Нина проснулась от громкого шёпота Аннушки :
- Куда! Куда прёшься! В коридоре сваливай!
- Сама сказала – на кухню!- таким же шёпотом ответил муж Аннушки – Виктор.
- Разбудишь!
- Так всё равно будить.
- Сама встанет. Пусть поспит. Когда ей ещё нормально поспать-то придётся!
В коридоре загрохотали дрова.
- Аннушка! – Нина выглянула из-за печной занавески.- Вы чего шепчетесь?
Открылась дверь – в кухню вошла Аннушка, за ней  Виктор. Лица у обоих были растерянные, у Аннушки - заплаканное .
-Вы что, поругались что ли?- Нина слезала с печки.
- Нин, а Иван-то помер,- Виктор снял с головы шапку, а Аннушка закивала, заплакала и обняла Нину.
- Как – помер?!
- Так. Анна  попросила сходить посмотреть, как он там, на пироги с рыбой позвать. Я пришёл, а он в коридоре лежит. Мёртвый уже. Половина лица – чёрная. Удар у него, видно, случился.
Нина глубоко вздохнула, собираясь что-то сказать, потёрла виски, села на пол у печки и снизу вверх посмотрела на Аннушку с Виктором.
- Вы – серьёзно?
- От-ить! Разве этим шутят!- обиделся Виктор. Аннушка, плача, закивала.
- И где он сейчас?
- Витя Марию Ивановну вызвал. Приехали. На «Скорой» увезли его в район.
- Зачем в район-то?
- На экспертизу, наверно, - ответил Виктор, - так положено, сказали.
Нина вскочила, бросилась в коридор к вешалке, начала искать своё пальто. Аннушка сунула ей в руки куртку...               

               

Грязной посуды было много. Говорили ведь, что обед надо в столовой заказать, так нет – решила дома сделать. Обедали  в два захода: родня, знакомые, дочь с мужем,  вся бригада Ивана – в общем, человек семьдесят – еле за столом разместились.       
Нина сидела на полу перед  открытой печкой и курила. Она наконец-то осталась одна. Все три дня похорон дом был полон народу, а сейчас ушли все. Аннушка обещала прийти  только вечером . Нина сняла с головы чёрный платок и бросила его на малиновые угли. Платок ярко вспыхнул и быстро превратился в причудливую горку пепла.
За эти три дня она заплакала только один раз,  второго января вечером, когда в дом заносили гроб. Заплакала не по Ивану, а оттого, что слишком страшным показался ей этот гроб в  ухоженном, уютном, так любимом ею доме.
Нина вытянула ноги. Она очень устала за эти дни, потому что, как бы не доверяя никому, всё делала сама. У гроба Ивана она посидела минут сорок, да и то после того, как свекровь, выйдя на кухню, где Нина чистила рыбу на пироги, зло прошипела, что добрую-то жену от гроба не оттащишь, а её – не дозовёшься.
Не могла Нина слушать и многочисленные слова соболезнования, потому что на них надо было отвечать скорбя и плача, а она не плакала. Она прятала глаза, опускала их, или закрывала платком, потому что в глазах не было горя – была... радость. Радость избавления.
Нина вспомнила тёплую новогоднюю ночь. Она была позавчера. А кажется – давным-давно…И вдруг заплакала . Она плакала не по  Ивану, не от  тоски, а оттого, что он её оставил слишком поздно. Сорок пять! На пятый десяток! И было отчего-то обидно… И плакалось всё горше и горше…Всё быстрее стекали слезинки по щекам… Плакалось обо всём сразу : и об ушедшей молодости, и о своей не так прожитой жизни, и о недобрых взглядах свекрови, считавшей, что Иван умер, потому что она, Нина, недоглядела… Плакалось от неизвестности перед той новой жизнью, которой уже завтра надо будет начинать жить… Плакалось о том, что не купила посудомоечную машину, а как много грязной посуды...