31 я весна

Александра Положиёва
1

    Четвёртого февраля ей исполнился тридцать один год. После шумного празднования, она сказала мужу, что хочет съездить в свой родной город.
    «Я поеду в марте, - Сказала она. – Я просто хочу встретиться со старыми друзьями».
    Своим сыновьям, а у неё было двое мальчиков – близнецов, она сказала, что очень скоро вернётся и привезёт им кучу подарков. Восьмилетние мальчики не усомнились в словах матери и поверили ей.
    Она уехала.

2

    Он не находил себе места. Когда она собралась уезжать, он ничуть не возражал. Но лишь ледяная маска внешнего спокойствия скрывала его переживания. О, как он не хотел её отпускать! И не мог не отпустить…
    Перед самым её отъездом он почти, что решился поговорить с ней. Но не смог. Она стала очень далёкая и непонятная. Уже тогда, в своих мыслях она унеслась далеко от дома, в тот, в свой город. В своих мыслях она уже была там и возможно, в тот самый момент она приняла решение, что не вернётся. О, да! Ему сразу было понятно, что она уезжает навсегда. Она не могла вернуться. Даже удивительно, как это она так долго могла оставаться с ним. Он ведь скучен. Он был с самого начала скучен своим постоянством и надёжностью. Не интересен, что ли?.. Вот она и уехала. Уехала в город своих грёз. К своей первой любви. О её большой любви он знал немного. Лишь по несказанным словам и незаконченным предложениям. Любовь всей её жизни была похожа на неспетую песню, которую оборвали в самом начале. Не дали спель. И из-за тех самых кто не дал спеть, у него было почти десять лет безграничного счастья. Но теперь она вернётся. Вернётся туда. Вернётся, чтобы всё вернуть. Чтобы всё переделать.


3

    Да он всё понимал. Он не держал на неё зла. Ведь это он, был виноват в их браке. Она не при чём. Она ангел.
    Всё он понимал. Понять было не сложно. А вот принять это было не реально. Совершенно невозможно. Он понимал. Но не находил себе места. Как последний дурак он кидался на окна, в надежде, что из-за угла появится её силуэт. Он дежурил у телефона, и ругал сыновей, если они занимали связь. Он не спал ночью. Спать ему мешала надежда, что в двери повернётся ключ, и она вернётся.
    Через две недели на него нельзя было смотреть. Он так измучился. Он уже устал надеяться. Хотелось усыпить его, как усыпляют собаку, когда она сильно болеет. Усыпляют, чтобы та не мучилась.
    Через четыре недели со дня её отъезда надежда умерла. Погибла его надежда.

4

    Кажется, что он совсем умер.
    Но он был жив. На этом свете его держали. Держали его сыновья. У неё другая жизнь, другой мужчина, а как правило в новой жизни не нужны старые дети. Он сыновей бросить не мог. Из-за них он жил.
    В очередной вечер. В очередной раз. Он разбирал очередные документы. Было тихо. И он чувствовал, что всё как всегда. Ему было спокойно, надёжно в этой тишине, в которой, так хорошо работать. До омерзения спокойно. Раньше, когда он работал слышал, как она поёт на кухне, готовя ужин. Или ругается с сыновьями. Нежно так, по-матерински ругается. Помогает им делать уроки, слушает стихи и бурчанье сынов на поэтов, которые «понавыдумывали тут!». А если у него вдруг случался аврал, и он работал всю ночь, она приходила, целовала его и говорила, что любит его. И работалось тогда легко, и жизнь казалась до безобразия простой, да и вообще…
    Как-то она сказала ему, что ревновать её к прошлому – глупо. А он поверил. Но совсем на недолго. Она говорила, что от прошлого остались, лишь воспоминанья и те люди которые в них фигурируют уже не такие, какими она их помнит.
    «Ревновать меня к прошлому – глупо».
    Десять лет она говорила, что прошлое осталось в прошлом.  И через десять лет жизни уехала к своим несбыточным мечтам.
    Он крепче сжал зубы и опять попытался заставить себя работать.

5

    Он равнодушно перелистывал страницы книги. Умершему человеку не до вникания в смысл написанного кем-то.
    В прихожей послышался шум. Он раздражённо отбросил книгу. Он привык уже к тишине и взрывался, когда кто-то нарушал её. Недовольный он вышел из кабинета и направился на шум. Войдя в прихожую он замер.
    Среди разбросанной обуви и сумок шумели и смеялись его сыновья. Они радовались. Радовались своей матери. Она обнимала и целовала их. Она ещё больше взлохматила их и без того лохматые головы. Она их щекотала и тискала, как может тискать только мать своих  уже выросших сыновей. Очень соскучившаяся мать.
    Тут она увидела его. Выпрямилась и посмотрела прямо в глаза. И пошла. Посмотрела ещё раз и вдруг прижалась к нему изо всех сил.
    Он потрогал её руки. Потрогал спину и волосы. Он не поверил сразу, что это она. Она. Он обнял её крепко, почти отрывая от пола.
    Она почесала нос о его плечо. Подняла голову. И посмотрела хитро, как лисичка, как умела смотреть только она.
    - Я вернулась. А ты как думал?