.
Из цикла историй под общим названием «ВОЗВРАЩЕНИЕ К СЕБЕ».
***
На пустыре, невдалеке от заброшенных, полуразрушенных зданий, догорал костёр. Дул лёгкий, порывистый ветерок и небольшие, уже явно слабеющие языки пламени, взбодренные его порывами, ярко вспыхивали, выхватывая из темноты ночи лица сидящих. Кому-то, наверное, эти лица могли бы показаться странными и даже пугающими. Кому-то, но – не нам. Кто же из нас не видел бомжей?
-А ну-ка, Вовка, глянь-ка, как там наша картошечка. Может, спеклась уже?
Вовка, худосочный парнишка совсем ещё юных лет, замурзанный и по виду какой-то... недоношенный, с готовностью поковырял палочкой в костре, выкатил из золы чёрный дымящийся клубень и, сглотнув слюну, потыкал его перочинным ножиком, вынутым из кармана.
- Не-а. Сыровата ещё.
- Ладно. Давай! Горячее сырым не бывает. Жрать уж больно хочется. А ты, Петруха, открывай пока. А ты, Мария, раскладывай, что там ещё у тебя есть. Вот так, ага. Ну? Всем нолито? Уххх! Харашо пошла... зззараза.
Явный лидер компании, здоровенный мужичина средних лет со свирепым лицом и татуированными руками, одетый в женскую «кацавейку», утёр набежавшую слезу и обратился к своему соседу, сидящему напротив – немолодому мужчине с изуродованной (то ли ожогом, то ли родимым пятном), левой частью лица и печальными глазами за выпуклыми стеклами очков
- Странный ты, все ж-таки, человек, Валериан Трофимыч! Не пьешь, как все нормальные люди. Матом, опять же, не ругаешься. Не пойму я тебя.
- Точно, дядя Валера! И докУменты у тебя есть. Ладно я, детдомовский, с измальства в бегах. Или вон Ахмедка... беженец чеченский. Или Петруха – ничё не помнит.
- Странный, говорите? Может, и странный. Эххх... Не люблю я об этом распространяться, но вам – расскажу. Видите у меня на лице пятно? Ну, и откуда оно у меня? Как думаете?
- Может, с войны? В танке горел?
- С какой войны? В каком танке? Когда она была? Эта война-то? Да ладно, Вовка, тебе простительно, ты в школе не учился. А случилось все это давно. Очень давно. Я тогда ещё на тарной базе работал, бухгалтером. Так вот, значит. Собирались мы каждые выходные в лесопарке на культурный отдых - в картишки перекинуться, козла забить, в шахматишки... Я-то сам в шахматишки предпочитаю. Предпочитал...
Проснулся Валериан Трофимович, в те времена ещё просто Валера, уже ближе к обеду. Повращал глазами, потом осторожненько покрутил головой, сел и осмотрелся: смутно помнилось ему, что поставил он с вечера возле кровати банку с рассолом от огурцов. Банки на полу не было. Но и полной уверенности в том, что поставил – тоже. «Валентина! Валька, слышь?.. Нету. Хорошо, что нету, а то бы запилила. Вот это мы с ребятами жахнули вчера...». Сколько жахнули по случаю получения квартальной премии - Валера точно не помнил, но мог предположить, что немало. Переждав головокружение, возникшее от смены положения, встал, опять переждал головокружение, придержавшись за спинку кровати, и прошёл на кухню.
На аккуратно прибранной, после вчерашнего празднества, кухне, прямо посередине кухонного стола, стояла перевернутая, чисто помытая пропавшая банка из-под огурцов. «Вылила... Ну совсем мозгов нет! Чистюля, мать её!». Опять переждав головокружение, на этот раз возникшее от разочарования, попил противной тёплой водички прямо из кухонного крана, плеснул несколько раз себе в лицо и пошёл собираться в лесопарк на культурный отдых.
- Ну, а по дороге я, как водится, заскочил в пивнушку - очень удобно была расположена, прямо возле лесопарка. Ну, пару кружек прямо там взял, чтоб поправиться. И с собой, понятное дело – в банку, что Валька, жена моя, так кстати помыла. Пришел - а там уже все в сборе. А жарища в тот день стояла...
Появление Валеры, да ещё с трехлитровой банкой пива, вызвало у присутствующих радостное возбуждение
- А вот и наш герой! Ну, как головка – бо-бо? Ну, ты и раздухарился вчера – "Всё-ё-ё – говорит, - допью! Не уде-е-ержите!». Давай-давай, подсаживайся, щас поправим твою головушку бедовую.
Отдав банку в гостеприимные руки, Валера присел на скамейку возле столика с раскрытой шахматной доской. Солнце, уже стоявшее в зените, почти полностью освещало скамью, с утра покрытую густой тенью. Налили по стаканчику. Потом - по второму. Второй Валера пить не стал – то ли сегодняшнее неудачно легло на вчерашнее, то ли жара эта... Но только ему вдруг как-то резко поплохело. Да и выпитое пивко уже напоминало о себе. Так что, прежде чем продолжить, решил Валера ненадолго отойти в кустики.
- Отошёл я, значит, в стороночку. Недалеко. И, главное дело, слышу своих. И даже местами вижу. Ну, совсем недалеко отошел. А там, куда я отошел – поляночка такая, небольшая.
И, действительно, отошёл Валера совсем недалеко. А чего далеко-то отходить? Кого стесняться? Эка невидаль – мужик под деревом пристроился. Но поляночку-то, всё-таки, пересёк и немножко в лесок углубился - показались ему сзади голоса женские, а был он человек культурный. А жарища! Ажно воздух дрожжжит. Сделал свои дела, застегнул ширинку и повернулся – идти обратно. А там, на поляне...
- Я сразу понял, кто они такие! Городок наш хоть и маленький, провинция, так сказать, но газеты и до нас доходили. Да и телевизор, опять же. Так что сообразил, с кем дело имею. Да и тарелочка ихняя тут же стоит. И так всё это было неожиданно, что я сначала даже и не удивился! Смотрю на них во все глаза – а они, ну в точности, как там наш всенародно любимый певец поет – «То явятся, то - растворятся»...
Воздух на поляне дрожжжал от зноя, разогретая горячим солнцем трава дополнительно дурманила, и без того не очень ясную, голову. И в этом дрожащем воздухе, тоже дрожа и постоянно меняя форму и размеры, двигались к Валере какие-то странные фигуры.
Валера остановился и протёр глаза кулаками. Но это не только не помогло – наоборот - глаза заслезились, и он почти полностью, на какое-то время, лишился зрения. Когда Валера проморгался, фигуры уже были рядом, странные, полупрозрачные фигуры, через которые он временами видел своих друзей и шахматный столик. И, хотя, теперь они были совсем рядом, Валера никак не мог их толком рассмотреть. Фигуры всё время трансформировались, то размножаясь, то сливаясь в одну.
Валера понимал, что как гостеприимный хозяин, он должен (ну просто обязан!), первым вступить в Контакт. Но, пока подбирал, с трудом соображая от жары, волнения и выпитого пива, подходящие к случаю теплые слова, фигуры заговорили:
- Землянин!- сказали фигуры. - Человечество на краю гибели! Человечество зашло в тупик - оно поражено очень опасным Космическим Вирусом. И только мы можем его спасти! Давно уже наша раса проводит эксперименты, ища универсальное лекарство для спасения Человечества. Но для этого нам нужны человеческие добровольцы. Тебе выпала велиая честь - ты будешь добровольцем! Мы могли бы захватить тебя силой, но Межгалактическая Конвенция и Космическая Этика не позволяют нам этого сделать - нужно твоё согласие. Так что скажи «да!» – и быстро в тарелку! Некогда нам тут с тобой рассусоливать.
И кто знает – обратись они к Валере в другой форме, помягче как-то, повежливей...
-«Хрен вам! - говорю, - а не согласие!». Обидно мне стало – я-то к ним - со всей душой. И тогда они опять все в одного собрались и этот Один говорит мне: «Гад ты несознательный! Шкуру свою дырявую для спасения Человечества пожалел? Но ты ещё о нас вспомнишь! И не раз!». Сказал так – и в лицо мне плюнул.
– Вот это да... А дальше что? Что дальше-то что было, дядя Валера?
- А что дальше? От такого оскорбления у меня в голове совсем помутилось. Как стоял - так и упал! Прямо лицом вниз. Очнулся уже в больнице.
В "Первой городской больнице", впрочем – единственной на весь небольшой городок, в двенадцатиместной палате, заполненной на треть, на крайней коечке, ближней к двери, неподвижно лежал Валера с забинтованным лицом. Рядом, на стульчике, сидела Валентина, Валерина жена. Возле её ног, на полу, стояла клеёнчатая сумка, а в сумке – литровая банка с рассолом от огурцов, предусмотрительно перелитым утром в меньшую тару. Не подумайте, что Валентина всегда была такой доброй. Просто сегодня был исключительный случай – она пришла в больницу проведать больного. Валентина вздохнула и посмотрела в окно. Солнце уже давно село и время двигалось к ночи. Врач, днём принявший Валеру, сказал ей прийти ближе к вечеру - «Раньше навряд ли очухается. Да не переживай ты так! Проспится – будет как огурчик малосольный!».
Остальные больные, в основном все ходячие, потихонечку стекались в палату – ко сну. Валентина посмотрела на часики, когда-то, на заре супружеской жизни, подаренные мужем –"Девять. Может, доктора позвать? А то ж на работу завтра рано. Что-то долго он не просыпается». И не успела она подумать, как Валера зашевелился и открыл глаза. И, одновременно с его пробуждением, в палату вошли двое врачей – тот, который принимал, и другой – сменщик.
- И прямиком – ко мне. А как же? Им же надо знать, что такое со мной приключилось? Ну я всё, как на духу, и рассказал – ничего не скрыл.
Пока Валера рассказывал, возле его кровати собрался весь больничный народ. Интересно же! Смеяться громко не стали – неудобно, больница всё-таки. Да и потом - супруга тут же сидит...
- А врачи, вместо того, чтобы моим лечением заняться немедленно, переглянулись между собой и один другому говорит, эдак с улыбочкой: «Сдается мне, этот больной не по нашему терапевтическому профилю. Что скажешь, Григорий? - а тот ему – Похоже на то, Константин». Я их намеки сразу просёк. А с другой стороны – и их понять можно. Не каждый день в больницу люди после инопланетного Контакта поступают. Но это я теперь так думаю. А моя, После всего этого, от меня ушла: «Мало того - говорит, - что опять нажрался и мордой в какое-то дерьмо вляпался – еле отшкрябали, так ещё и на весь город опозорил, пьянь болотная!». И к кому ушла? К одному вдовцу престарелому, с четырьмя детьми. Непьющему. А что весь город надо мной потешался – это было. Было – да прошло. Вот такая вот история со мной приключилась.
- Круто! Вот бы мне инопланетные плюнули! Я бы этот плевок за большие деньги прОдал!
- Эх, молодежь, молодежь. Вам бы всё что-нибудь продать. Да подороже... Всё на деньги меряете. А я вот все думаю и думаю - не полезь я тогда в амбиции... Кто знает? Может, нашли бы они уже этот проклятый вирус «тупиковости»? И не сидели бы мы сейчас тут с вами? И тебя бы, Вовка, твоя мать не бросила?
- Погоди, Трофимыч! Чё-то я так и не догнал - а бомжуешь-то ты чево?
- Не догнал, говоришь? Да что же тут догонять» Ищу я их... с тех пор. Вина на мне большая. Перед Человечеством.