...-Долго думал, что тебе подарить, и решил, что это самое подходящее...Открывай же! - он сидит рядом со мной в переполненном холодном трамвае и белоснежно улыбается в мое лицо - Ну, чего ждешь?
Я отколупываю гладкую сверкающую бумажку, не жалея отслаивающихся вместе со скотчем ногтей. Мало ем, мало сплю, отчего теряю попеременно то волосы, то ногти. Скользит, рвется вместе с клейкой прозрачной змеей праздничная мишура. гул трамвая проникает поглубже в уши и застывает там желтыми затычками, наподобие тех, что дают в самолете перед взлетом. Я никогда не летала в самолетах, а про затычки мне рассказывал он во время наших ночных беспорядочных разговоров.
Пытаясь справиться с оберткой,я наблюдаю за ним из-за прядки темных волос, в надежде, что он не замечает этой наивной слежки.
У него простые черты лица, но странно красивые, даже неожиданно заметить в такой простоте красоту. Вроде как обычное лицо, каких немало вокруг, но что-то...не знаю. Мы так редко видимся и так мало бываем вместе, что я никак не могу уловить этого струящегося и терпкого, как сказала бы одна моя поверхностно-глубокая знакомая. Я не такая, я могу сказать лишь о том, как мне его не хватает и как бы я хотела взять его,принести домой, как елку в новый год, и оставить навсегда, не думая даже выбрасывать с приходом весны.
Освободив от бумаги черный ящик, я не спешу открывать его, - еще пару мгновений. Он торопит, говорит что-то про рейс, про университет и сессию и гладит меня по дрожащей коленке.
Открой...-выдыхает мне в шею, забывшись совершенно.
Открываю резко, как будто боясь раздумать.
Вот она! Гюрза, восемнадцать патронов, начиненных ядом, попадание с четырех сотен метров за секунду..
Спасибо....Вот это подарок! Как ты узнал?
Он молчит, смотрит куда-то мимо меня или прямо в меня-не пойму- и наваливается сверху.
Не здесь же! - смеюсь я, и завистливо-помойные взгляды старух протыкают нас иглами, воняющими формалином.
Он вонзает рафинад своих зубов в мою шею, когда на очередной остановке в трамвай вваливаются черноволосая женщина и худой мужчина. Женщина о чем-то хмуро молчит и молча, помогает сесть мужчине на внезапно освободившееся холодное железное сиденье. Едут.
Рафинад всё глубже... жадно растворяется в кипятке моей шеи. Кровь, исходящая паром, жидкая и пронзительная накрывает эти сладкие куски волной и растворяет. Он тихо сползает вниз, улыбается и вытирает ладонью липкие губы.
Я сжимаю Гюрзу до боли, рука становится горячей и влажной. Гюрза тяжелеет.
Ты зарядил? - спрашиваю.
Он кивает, смахивая слезу.
Я уже не чувствую его прикосновений, губ и рук. Я наблюдаю за этой парочкой, они пугают меня своей тишиной. Мне страшно, Гюрза дрожит в руке, он дрожит рядом со мной. капли, капли, всё мокро вокруг,жарко.
Здесь столько людей! - говорю ему прямо в рот, но он не слышит, да и как можно услышать что-либо ртом?
А женщина держится красивой рукой за поручень и тупо смотрит мужчине в затылок. Мужчина не обращает внимания ни на красоту руки, ни на пристальность женских глаз.
Гюрза почти уже ожила, он почти уже совсем растаял и расплескался.
Меня нет здесь будто, только тяжесть в правой руке напоминает о том, что вокруг. Только ноющая боль в висках тянет побыстрее покинуть этот цинковый ящик, доверху наполненный старухами.
Нам пора выходить. - холодно отстраняюсь я от него. Мы встаем, он берет меня за руку и тащит к выходу.
Я смотрю на его спину, я снова люблю ее.
Я оборачиваюсь резко, неожиданно. Гюрза урчит, капает ядом.
В упор на меня - пустые глаза мужчины, желтая давно засохшая кожа и острый нос. Две вялые гвоздички в петлице. Догадка сверкает в мозгу, как молния в набухшем тучами небе: Так вот в чем... мертв..
Гюрза вскинулась, затряслась и ужалила. Вошла в меня как в воду и зашипела, остывая.
послушная моя...девочка - прошептал он и вытер Гюрзу.
10-02-09