Среди моих однокурсников был один студент - Митька, выделявшийся своей манерой всех подкалывать, подначивать (по поводу и без повода), стараясь вывести «клиента» из равновесия. Причём, эти подначки были оформлены весьма невинно. В число Митькиных клиентов попадали даже и молодые преподаватели. Он их пробовал на зуб, и если «препод» оказывался не очень строгим, то уж Митька спуска не давал: задавал всякие провокационные вопросы, ловил преподавателя (и особенно преподавательниц) на мелких оплошностях, а иногда просто с умным видом спрашивал какую-нибудь белиберду, и наслаждался, видя, как «препод» мучается, не понимания, о чём идёт речь.
Сначала эта Митькина манера нас раздражала, но постепенно, со временем мы к этому привыкли. Тем более, что в целом он был не злым человеком. Нагловатым, но не злым. Он был, безусловно, способным студентом, но с ленцой (как все мы), поэтому и оценки у него были средними.
Митька до того привык "шалить" на лекциях, что пустил пробный шар в пожилого преподавателя Бутусова, читавшего нам довольно мутную науку под названием «Научная организация производства».
Бутусову на вид было лет шестьдесят, но вёл он себя очень демократично, на лекциях часто отвлекался, легко вступал в разговоры и диспуты со студентами. Любил рассказывать о своей жизни и деятельности. Иногда у нас даже возникало впечатление, что он привирает: и везде-то он был, всё-то он видел… И в Англии-то он работал помощником военно-морского атташе, и в Германии он ещё до войны побывал (и Гитлера видел), и в Америке во время войны на авиационных заводах он принимал самолёты по ленд-лизу, указывая американским инженерам на технические недоработки. И даже в Челябинске он налаживал выпуск танков. Словом, почти всё знает, почти всё умеет. На одной из его лекций Митька с места выкрикнул: «А на скрипке Вы не играете?» На что Бутусов, не моргнув глазом, ответил, что играет.
В другой раз Митька спровоцировал Бутусова долго доказывать, что социалистическая организация производства значительно эффективнее, чем капиталистическая. Тут-то наш лектор залез в дебри и выбраться уже не смог, к вящему удовольствию Митьки…
А однажды Митька совсем заигрался… Бутусов ведь был человеком увлекающимся и очень искренним. Речь зашла о факторах, снижающих эффективность социалистического производства и мешающих научной организации труда. В числе прочих Бутусов указал на громоздкую и неэффективную систему обеспечения секретности. Митька тут же попросил пояснить это на примерах. Бутусов же, увлёкшись, стал рассказывать о том, как легко узнать охраняемые секреты, не проникая на предприятия, минуя все так называемые первые отделы. Толково объяснил, что на большинстве предприятий штаты первых отделов разбухли, а толка от них мало, только работу тормозят…
Тогда Митька с непроницаемым лицом тихо сказал: «Но ведь зачем-то первые отделы созданы? Дураки, что ли, их создали?»
Бутусов, в пылу не заметив подвоха, снова стал объяснять ненужность и даже вредность первых отделов… В аудитории стало совсем тихо. А Митька снова внятно, как бы в пространство, повторил: «Но ведь зачем-то созданы спец.отделы. Неужели уж и наверху ошибаются?» И уставился на лектора своими нагловатыми рыбьими глазами.
Тут Бутусова как обрезало. Он побледнел и замолчал. Хоть на дворе ещё и хлюпали остатки оттепели, но сталинские времена наш лектор, видимо, помнил очень хорошо.
А Митька, чувствуя победу, продолжал: «Если спец.отделы мешают научной организации труда, то зачем их создали? Никак не пойму!»
Тут-то Бутусов и ответил: «А ты никогда этого и не поймёшь.»
«Почему?», спросил Митька.
«Потому, что ты - дубина стоеросовая!»
Но Митька не был бы Митькой, если бы промолчал.
«А что это такое – СТОЕРОСОВАЯ?», спросил он.
На что преподаватель ответствовал:
«А это тот материл, голубчик, из которого ты сделан.»
С тех пор к Митьке приклеилось соответствующее прозвище, а охота к подковыркам у него значительно поубавилась.