просели голубоватые поляночки возле глаз, эти отливы под окошками через которые смотришь в мир и сканируешь его безостановочно
наши сущности живут в башнях плоти и время делает свое дело постепенно разрушая размывая их
подтачивая лаги таза и балки ключиц
энтропия
и часовой механизм заложенный внутрь наших футлярчиков с истирающимися шестеренками цепными передачами тросиками чипами платами внутренними системами сгорания – изнашивается
мы – изнашиваем наши тела И постепенно происходит облегчение духу выйти вон освободиться от плена плоти чтобы продолжить свой путь в вечной жизни
жизнь вечна
попробуйте начать свой рассказ хоть о чем-нибудь – не сможете
ибо ничто не начало
и ничто не конец
вы родились – и это не начало
поэт сказал что поедает приманку дня – завтрак обед ужин
ах ты Господи – не могу следовать дальше за своей мыслью Он (Бурич) позвал – и я остановилась нет я вернулась как он окликнул
почему озноб от им написанного – в общем всего-ничего? почему мгновенный взрыв во всех клеточках мозга? почему точечный удар из его космоса – и цели у ж е нет?! и столько развороченной воронками земли вокруг - там где били близорукие умельцы из пушек с пяти щагов?
.... набиваю гамму на белой в голубизну снятОго молока клавиатуре мака (двуспальная шоколадочка моего ноутбука macintosh ) - хватаю его - Бурича - за локоть: ну как ну как Вы так видите покажите куда Вы смотрите я тоже хочу т а к увидеть!!!
и вновь благодарность за проживание в одном времени и возможность побыть в нем снова
опять попытка проехаться в том вагончике игрушечного паровозика курсирующей гусеницы куда мы п р и с а ж и в а е м с я ненадолго, покататься бок о бок то с одними то с другими...
или вот
сидит Бурич на зеленом диване который надо бы сжечь да не буду видать - и рассказывает:
я умер, ира, лежу после инфаркта, вдруг открываю глаза в больничной палате – передо мной карен джангиров Пришел с идеей давайте издадим книжку
потом она делалась и я лепила на резиновый клей набранные на линотипе и переснятые у фотографов буквы а н т о л о г и я в е р л и б р а р у с с к и й с в о б о д н ы й с т и х
володя-фотограф в синем сатиновом халате без передних зубов вогнутый как линза из под челочки усов золотинка и запеченая кость в слабом остатке – к ним ходила вся книжно-журнальная творческая москва – пропах фиксажем проявителем возникает из мрака фотолаборатории с крафт-конвертами из которых выглядывают отглянцованные «кассы» шрифтов будущие обложки и переплеты сегодняшних раритетов и развалов книжных старьевщиков домашних полок и библиотек по всему миру – меняя географию проживания народ прихватывает с собой тленку-нетленку...
...а, да
сидели они в переулке отходящем от алексея толстого в лаборатории института стандартов
второй – миша с округлым брюшком постарше -за 50 и коротковат – с хитрыми маленькими глазенками вырезанными из червонцев с лоснящимися щечками в прозрачной сеточке клюквенных капилляров – с кошачьими повадками – наверное по ночам он ходил по крышам отирая ленивой пуховкой хвоста звездную пыль с водосточных труб...
***
так вот продолжим...
я скажу что беспрепятственно гуляя в прошлое и ведя оттуда репортажи я поедаю приманку событий вспять, следуя звеньями бесконечной цепи вспыхивающих мгновений
мир-то меняется в каждый миг в любой своей точке а мы воображаем что он есть зрительный зал который попеременно то смотрит на нас в едином порыве тычащего в нас пальца то показывающим нам безразличную спину сытых счастливчиков потерявших к нам несчастным интерес в своем коллективном благоденствии плюшевого партера...
и только на галерке слабое сочувствие
и вот еще...
по моему разумению неверующий человек – обойденный
в каком-то смысле он оставлен за забором
(нет все же внутри забора)
и резвится скачет плачет и бьется гогочет и беснуется рыдает бесприютный и оставленный без попечения родителей в большом неуютном детдоме в резервации обделенных
скопление слабослышащих слабовидящих сирот лишенных возможности выходить за ворота - с одной стороны - вызывают улыбку снисходительного сочувствия с другой спазмирующую жалость от нашего неравноправия и их обделенности
конечно за ними присматривают и они под опекой Их кормят и они тоже живут
но на них какое-то страшное наказание пребывать в горьком заблуждении и приговоренности думать что вся жизнь лишь там у них и ограничена забором вне которого жизни нет
И мир им вроде не жмет и не натирает но мир за стеночкой в обувной коробке мир спичечного коробка
Мир – который однажды прекратит свое существование потому что крышка закроется
Сверху вместо неба навалится крышка И в этот самый момент в о з м о ж н о откроется человеку или не откроется что Кто-то... эту крышку... просто напросто захлопнул (!)
***
вера никогда не сковывавает и не ограничивает – она не дает замерзнуть в стужу невзгоды, не дает перегреться от солнца удачливости гася зашкаливание температурных амплитуд не дает тащить в рот с пола не дает заблудиться она есть нитка за которую тянешь зная что там – веревка
люди
будьте очень внимательны Каждый день Каждый час благодарите
посматривайте вверх при любой возможности чтобы не свело шею от близорукого вглядывания в паркет
чтобы не вырос горб