Трофейный гобелен

 
               

Из цикла историй под общим названием  «ВОЗВРАЩЕНИЕ К СЕБЕ».

* * *
 
         Олень всё пил и пил, время от времени поднимая рогатую голову и искоса поглядывая на Павлика карим, с голубоватым белком, глазом. И когда он поворачивался, с его мокрых губ на траву стекали хрустальные капельки воды.
         Павлик хорошо знал и этого Оленя, и эту речку, и небольшой домик – там, за речкой, в конце поляны, под тёмно-зёлеными елями. И маленькую девочку, которая жила в домике – Лизхен. Эта она развесила белье, сохнущее на веревке. У Лизхен не было мамы – только папа, поэтому всю женскую работу она делала сама. Её папа – высокий, сильный и очень добрый - вот бы ему такого! - часто, взяв ружье, уходил на охоту, и девочка оставалась одна. Она варила еду, убирала в доме, и ждала возвращения отца, сидя на крылечке с большим рыжим котом на коленях.
          И даже не догадывалась, что с другой стороны гобелена, трофейного гобелена, когда-то привезенного дедушкой Павлика с далёкой Большой Войны, каждый вечер за ней наблюдает такой же маленький мальчик, живущий с мамой и бабушкой – он, Павлик.

          Павлик повернулся на спину и попытался сглотнуть – горящее распухшее горло с болью пропустило скопившуюся слюну. Ах, с каким удовольствием попил бы он сейчас вместе с Оленем из хрустальной речки!
          Покосившись на пустой стакан на табуретке, Павлик вздохнул – бабушка, с которой он спал на одной кровати, ушла в ночную смену, а мама... Судя по звукам из-за тонкой фанерной перегородки, к маме пришёл очередной будущий муж. Жалко, что он не может познакомить маму с папой Лизхен – вот было бы здорово… А то бабушка всё время ругает маму, а мама – она у него такая хорошая, добрая. Вот только пьёт... пьёт... попить бы... хоть глоточек... может получится... из речки...

           Он попробовал опять перевернуться на правый бок, лицом к гобелену, но не смог – левая рука, даже не рука, а средний палец, вдруг стал большим-большим и очень тяжёлым, словно к нему привязали огромную гирю. Все тело нестерпимо ныло, горело, а перед глазами мелькали разноцветные звёздочки. И рука...
          Павлик хотел позвать маму, но воспалённое горло не выпустило не единого звука.
          И тут он увидел, что откуда-то сверху, на него опускается огромной шар. Павлик дернулся, но уже не только рука – всё тело стало тяжёлым-тяжёлым! А шар уже совсем низко, ещё мгновение... И страх дал ему силы - он рванулся к гобелену  и  - потерял сознание.

         Чьи-то мягкие, тёплые губы ласково касались его лица. Павлик открыл глаза – Олень! Увидев, что мальчик пришёл в себя, Олень фыркнул, словно простая лошадь (Павлик сразу понял, что это он так смеется!), и хрустальные капельки прохладным дождем осыпались на горячий лоб  Павлика. Он тоже засмеялся в ответ и сел.
          В маленьком домике под тёмно-зёлеными елями открылась дверь и вышла Лизхен с большим, полным постиранного белья, тазом.
          - Подожди, Лизхен! Поставь таз – он же очень тяжёлый! Сейчас я тебе помогу!
          Нисколько не удивившись, Лизхен поставила таз на крылечко, и села, с улыбкой наблюдая за гостем, не знавшим, как перейти бурную горную речку. Маленькая девочка, со светлыми косичками и смешными веснушками, в белой блузке под чёрным корсажем, длинной красно-черной клетчатой юбке и деревянных башмаках. А рядом с тазом на крыльце сидел большой рыжий кот и старательно намывал гостей.
         Видя затруднения Павлика, Олень дружелюбно подставил ему спину и перевёз на другой берег.

               

         Каким образом он тогда, в первый раз, вернулся домой, Павлик не помнил. Да и сейчас он не знал, как и почему это получается – возвращение от него самого никак не зависело. Он просто вдруг оказывался в своей комнате – и всё. А вот зато вход в гобелен он научился делать самостоятельно. Для этого надо было лечь, стать тяжёлым, как тогда его рука, потом сильно-сильно напрячься, резко повернуться и... выкатиться на зелёную травку, что на берегу горной речки. Вот и всё. 
          И теперь, когда бабушки не было дома, или она крепко засыпала, Павлик посещал своих друзей по ту сторону гобелена – Лизхен, Оленя и рыжего Ганса, который поначалу ревновал хозяйку  к новому другу, но потом ничего - пообвыкся и перестал.

 
         Через год Павлик пошёл в школу. А ещё через год...


         -  ...Господи, да это что же такое деется-то...
         -  А где Семёновна-то была?
         -  Да в ночную!
         -  Ах ты ж, Господи! Наталья-Наталья...
         -  Хорошо, пацанчик в пионерлагере.
         -  Ой, бедный Пашка – сиротой остался, без матери...
         -  Да какая она ему мать была? Алкашка.
         -  А вот это – не надо! Мать – она завсегда мать!
         -  Всё дотла, до последней щепочки...

* * *
       
         - ...Разрешите войти, товарищ подполковник?
         -  Входи, входи. И давай без церемоний. Садись, Миша – дело у меня тут к тебе есть.
         -  Что за дело?
         -  Помнишь геологов, которых месяца два назад мы в тайгу закинули?
         -  Ну?
         -  За помощью обратились – парень там у них пропал. Пошёл на разведку - и не вернулся. Они уже и сами его искали, и пограничников подключили – те тоже пошарили, как смогли. Теперь - к нам. Оно и правильно – с воздуха-то видней. А то уйдёт по ошибке в Китай – тогда ищи-свищи.
        - И давно пропал?
        - Да уж неделя.
        - Фффф...
        - Не скажи! Неделя – не срок. Если ничего, конечно, не случилось.
        - А что за парень?
        - Да самый молодой у них там был – Паша. Высокий такой, худой. Задумчивый. С какими-то... грустными глазами. Помнишь?
        - Да не очень, если честно. Вот если бы это девушка была...
        - Ну это – ясное дело. А я – запомнил. Чем-то мой Сашка на него похож. Был похож. Если бы тогда вовремя спохватились, искать начали...
        - Поверь, Лёша, я очень тебе...
        - Да знаю! Знаю. Так что, Миша – сам  лететь не могу – тебе доверяю. Ищи, Миша, как моего бы искал.


        «Да что такое? По кругу он, что ли, ходит?.. Был ведь уже здесь! Или не был?.. Точно был! Вон и компас валяется». Компас был первой вещью, выкинутой за ненадобностью – его стрелка крутилась с такой скоростью, что вызывала у Павла головокружение. Тогда он только посмеялся над этим, нисколько не сомневаясь, что через полчаса будет пить чай в лагерной палатке.
         Павел наклонился, чуть не упал – от слабости закружилась голова - , и поднял компас с земли. Взятый в руки прибор оказался куском пёстрого камня. Разочаровано разжал ладонь. Камень упал на землю и покатился куда-то вниз – горы... А он, спотыкаясь на каждом шагу, побрёл дальше. Наполовину пустой рюкзак, в котором остались только самые ценные образцы, немилосердно давил на плечи, пересохшее, воспаленное горло просило влаги, а в голову точками била кровь, вызывая перед глазами яркие, разноцветные звёздочки.
         Вдруг сквозь гул, звучащий в голове, Павел услышал какой-то внешний шум, доносящийся сверху. Ещё не веря себе, он поднял голову – по небу, отчётливо видимый между высокими елями, летел вертолёт! Собрав последние силы, Павлик закричал, замахал руками... Потерял равновесие, оступился на скользких, от осеннего дождя, камнях, и полетел вниз по склону, вслед за брошенным «компасом».


         -  ...Хрен тут кого найдёшь – ёлки... ёлки...
         -  Да уж. А как же вы так – одного-то его отпустили? Молодой, неопытный.
         -  А вот так! Никогда себе этого не прощу. Да и сам он, надо сказать, не очень-то компанию любил. Всё больше как-то... в одиночку. Странный какой-то был.
         -  Почему же – был?
         -  Ну... Не знаю. Сомневаюсь, что мы тут кого-то найдём.
         - А ты не сомневайся! Мне командир сказал – «Ищи, Миша, и без парня не возвращайся!». Так что - будем искать.
         - Да я что? Против, что ли?

          
          Чьи-то мягкие, тёплые губы ласково касались его лица. Павел открыл глаза: – Олень! Олень фыркнул и хрустальные капельки с его губ освежающей влагой пролились на пылающий жаром лоб горе-геолога. Павел, сразу узнав Оленя, засмеялся в ответ, сел и осмотрелся: он сидел на берегу той самой горной речки, а за речкой начиналась та самая поляна, а на краю поляны, под густыми тёмно-зелёными елями, стоял тот самый домик, и на верёвке, натянутой между деревьями, сохло белье, развешенное Лизхен!

          Павел сбросил с плеч рюкзак, обнял Оленя за шею и поднялся на ноги. Немного постоял, собираясь с силами, и, всё так же держась за шею друга, ступил в воду.


         -  Стой! Ты видел?! Видел?! Там! Внизу!
         -  Видел!
         -  Он! Пашка! Реку! Переходит! Давай, разворачивайся! Да это просто чудо какое-то! Быстрей!
         -  Да теперь-то уж никуда не денется.

               
          Благодарно поцеловав Оленя в белую звездочку на лбу, Павел поднялся на так хорошо знакомое крылечко и открыл дверь. В дальнем конце комнаты с низким деревянным потолком, возле изразцовой печи, что-то мешала в котле невысокая, стройная девушка со светлыми косами, уложенными короной вокруг головы, в белой блузке под чёрным корсажем и длинной юбке в красно-чёрную клетку.
          Услышав скрип двери, она повернула к Павлику улыбающееся лицо, усеянное смешными веснушками
         -  Ну, наконец-то! А то я всё жду... жду... Иди к столу – проголодался, небось.

* * *
               
         -  ...Да как такое может быть?! Вы же его видели! Миша?
         -  Видели, Лёша, видели! В том-то и дело, что видели.
         -  Да куда он мог исчезнуть?!
         -  Да не знаю, Лёша! Сам не понимаю. Как сквозь землю провалился. И, главное, рюкзак его там.
         -  Может, искали плохо?
         -  Да как же - плохо? Ребята и сейчас ищут!
         -  Может, его рекой унесло?
         -  Да там речка-то – одно название! Воробей вброд перейдёт.
         -  Да много ли надо ослабевшему человеку? А там, ниже, водопад...
         -  Ну... Не знаю, Лёша. Не знаю. Всё может быть.