– Я же говорил вам: Михалыч – Человек! – торжествующе напомнил своим подчиненным Лёня, когда вертолет улетел и они пошли осматривать место будущей стоянки.
Михалыч – бригадир рубщиков – всегда оставлял после себя геофизикам чистую, без единой бумажки и консервной банки территорию лагеря, обустроенное обкопанное костровище, большой обеденный стол, капитальные основания под палатки с нарами и аккуратными столиками. Оставалось только перетаскать с вертолетки груз, накинуть и закрепить палатки – и можно сразу начинать работать. А этот лагерь был вообще чудо – среди стройных кедров на узком, вдающемся в синее горное озеро мысу.
В этом сезоне Лёнин отряд состоял из трех студентов и одной студентки. У Андрея, Фарида и Кости это была последняя преддипломная практика, а у третьекурсницы Алёны – самый первый полевой сезон. Девушка была не просто красива, а как-то по-особому очаровательна со своей короткой мальчишеской стрижкой, с веснушками на облупившемся уже на солнце вздернутом носике, в новенькой тельняшке и точно по фигуре сшитых брезентовых брюках со множеством карманов на молниях. Улетавший этим бортом на новый участок Михалыч, напоследок заговорщицки подмигнул Лёне и, кивнув в сторону девушки, посоветовал: "Смотри, не теряйся, Лёнька! Хватит тебе холостячить. Где ты еще такую очаровашку найдешь?! Ты сам парень видный, знаешь, какие дети у вас красивые будут!"
Конечно же, с первых же дней между студентами ощущалось откровенное соперничество – каждый мечтал завладеть сердцем девушки. Как только не выделывались они друг перед другом на базе, пока ждали вертолета! И цветы ей охапками таскали, и котелками – сладкую прошлогоднюю бруснику, и чуть не дрались за право нести ее рюкзак и спальник...
Вот и сейчас, пока не установили Алёнину палатку, не устроили полочки для книг, не постелили ей на нары свежего елового лапника, не воткнули в банку букет купавок, никто, кроме Лёни, даже не прикоснулся к остальному грузу.
И вечером, когда уже все было сделано и после ужина сидели у костра, пили из кружек чай и наблюдали красивый закат над озером, Фарид подложил на Алёнин чурбак мягкий ватник, Костя заботливо прикрыл ее плечи меховой безрукавкой, а замешкавшийся было Андрей тут же сбегал к палатке и принес шоколадку.
Лёня, с улыбкой наблюдавший за этим соперничеством, как только девушка ушла укладываться спать, заявил:
– Что-то мне это все напоминает... А не назвать ли нам этот замечательный мыс "Берегом Принцессы Алёнки?"
– А что, звучит, – с воодушевлением откликнулся Костя. – Только длинновато.
– Так и назвать: "Алёнкин мыс", – включился Андрей.
– Нет, с принцессой красивше, – поддержал начальника Фарид. – Давай, Андрюха, у тебя это лучше всех получится, завтра на фанерке напиши красной краской и мы ночью установим.
– Зачем ночью? – не понял Костя. – Надо, наоборот, торжественно, при стечении толп народа, под бой барабанов и звон литавр...
– Точно, – обрадовался Андрей, – я по цинковому бачку буду барабанить, Фарид на гитаре, ты крышками от ведер блямкаешь... А Леонид Викторович нам зажигательную речь произнесет. Лёня, ты как насчет спича часа на полтора? Осилишь?
– Попробую. А вы что, не читали у Куваева "Берег Принцессы Люськи"?
Ребята переглянулись и дружно пожали плечами.
– Я только его "Территорию" читал, – признался Фарид, – козырная книга! А что там про Люську?
– Ну, балбесы! Вы чем там в своих институтах занимаетесь? Это же классика! Интересно, а Алёна читала или нет? Нифига я вам сейчас не скажу – только в самом конце сезона. Интересно проверить – совпадет или нет...
– Чего ты там темнишь? – возмутился Андрей. – Давай, рассказывай, а то назовем "Мысом".
– Нет, только "Берегом"! Иначе, вверенной мне Верховным главнокомандующим властью, я просто отменю церемонию. Да ничего там такого... Просто посмеемся осенью. А сейчас рассказать – неинтересно потом будет.
Рано утром все уже были на профилях. Фарид, установив вариационную станцию, ушел один с магнитометром, а остальные под руководством начальника занялись электроразведкой.
В семь вечера все уже были в лагере и сразу после ужина состоялось торжественное, с разрезанием ножницами заменившего ленточку шпагата, с громкими шумовыми эффектами и торжественным парадом (с длинными стальными электродами наперевес) открытие "Берега принцессы Алёнки". Девушку усадили на большой, застеленный ватниками пенек, Лёня произнес "тронную речь" и торжественно возложил ей на голову венок из цветов, Фарид, преклонивши колено, исполнил на гитаре серенаду, а Костя с Андреем, сцепив руки, пронесли потом девушку по берегу вокруг всего мыса. Алёна, войдя во вкус, тут же начала присваивать названия:
– Повелеваю назвать вот этот большой камень "Фаридовым утесом", здесь будет "Костина отмель", а вон там – "Андреева коса"!
– А начальника почему обижаешь, принцесса? – возмутился Фарид.
– Придумать не могу, – призналась девушка, – ему ведь надо что-нибудь значительное, соответствующее служебному положению... Все, все, придумала! Вот это все будет называться "Залив Босса"! Звучит?
Все тут же согласились, что звучит, и проорали троекратное "Ура!"
– А теперь все приглашаются к столу на бокал шампанского! – торжественно объявил Костя.
Это было уже сверх программы, но поставленному в безвыходное положение Лёне пришлось все же достать из НЗ заветную бутылку спирта. Впрочем, сколько его ни уговаривали, каждому досталось не больше, чем граммов по двадцать. Но и этого вполне хватило на пять тостов в честь "принцессы", "самой очаровательной женщины на пять тысяч километров вокруг", и прочая и прочая. Гулянка затянулась до трех часов ночи и, к неудовольствию жутко завидовавших товарищей, закончилась сольным исполнением Фаридом песен под гитару.
Планировалось, что работы на этом участке не больше, чем на месяц, но неожиданно на флангах выявились очень интересные аномалии, так что пришлось вызывать топографа и рубщиков для подготовки новых профилей, а как только они улетели, начались нудные затяжные дожди. Так и просидели на одном месте весь сезон.
Скучать не пришлось. Ребята все оказались заводные, с фантазией, умевшие и работать и организовать отдых. Чуть ли не каждый день были танцы под брезентовым навесом. Раз в неделю организовывали КВНы, в которых, по понятным причинам, участники делились на команды по жребию, а бессменным "жюри" был Лёня. Играли "в слова", "в буриме", в "морской бой", устраивали конкурсы на лучшую геофизическую частушку, на лучшую "оду Принцессе"...
Лёня в сочинении од не участвовал, никогда не танцевал, соврав, что совершенно не умеет и не любит этого, а сидел обычно в сторонке и наблюдал, как без устали кружится в вальсе Алёна, постоянно меняя партнеров, или как она выделывает в шейке разные забавные коленца. Он вообще демонстративно не принимал участия в соперничестве вокруг Алёны, так и не выказавшей предпочтения ни одному из ребят. И вообще он ухитрился ни разу за весь сезон не встретиться с девушкой глазами, случайно прикоснуться к ней рукой. Ни разу не переносил он ее через ручьи, не протягивал руку, помогая подняться на крутой обрыв. За все время они ни разу не оказались один на один – даже ягоды собирать он, на всякий случай, уходил километра за два от лагеря.
В середине сентября пришел приказ отправить студентов первым же бортом, который должен был прилететь уже на следующий день. Лёня оставался на участке ждать рабочих для завершения электроразведочных работ.
Устроили грандиозный прощальный ужин с пельменями и пирожками, допили весь оставшийся спирт. И все равно на этот раз никакого веселья не получилось. Все сидели за столом печальные, погруженные в себя. Все-таки здорово они сдружились за эти месяцы и было грустно сознавать, что никогда, никогда уже не соберутся в такой компании, а может быть, и вообще больше никогда не встретятся...
Как только послышался стрекот вертолета, ребята похватали свои большие рюкзаки с привязанными оленьими рогами и рванули к вертолетной площадке.
Леня даже не пошевелился, зная, что машина еще минут десять будет кружить над озером. Он поднял голову и встретился взглядом с Алёниными глазами. С минуту они сидели молча.
– Леонид Викторович, а у тебя, оказывается, глаза зеленые! – вдруг сообщила девушка. – А я раньше и не замечала.
Лёня молча пожал плечами и грустно улыбнулся.
– Это потому, что ты весь сезон их отводил, ни разу на меня не посмотрел. Так, только вскользь иногда. Можно узнать, почему?
– Чтобы не влюбиться в тебя, – неожиданно для самого себя, вдруг честно признался Лёня. – Я где-то вычитал, что сильный мужчина, если захочет, может заставить себя не влюбиться в любую, даже самую неотразимую женщину. Для этого надо просто научиться ее не замечать и думать все время о чем-то или о ком-то другом...
– У тебя есть кто-нибудь?
– Нет.
– Зачем же тогда?..
– Не люблю толкотни, как в стае бабуинов...
– Ну да, ты же "сильный мужчина", а кругом какие-то обезьяны суетятся? – неожиданно оскорбилась за ребят Алёна.
– Да ладно тебе! Причем тут обезьяны? Ты очень... красивая. За тебя бороться надо, доказывать, что умнее всех, сильнее всех, обаятельнее всех... А я не хочу ничего доказывать. Я такой, какой я есть, и не хочу меряться ни с кем...
Вертолет сделал уже круг над палатками и заходил на посадку. Пора было идти, и Леня оторвался, наконец, от Алёниных глаз, поднялся из-за стола и забросил за плечо ее легкий рюкзак.
Когда до присевшего на галечную косу вертолета осталось метров пятьдесят, он нагнулся к уху девушки и прокричал, пытаясь перекрыть голосом вой турбин:
– А вообще-то все это глупость... Вернее, как оказалось, я не отношусь к разряду сильных мужчин...
– Это надо понимать, как объяснение в любви? – прокричала в ответ Алена.
Они опять встретились глазами, и Леня дважды утвердительно кивнул головой. Девушка обеими ладонями взяла за его шею, пригнула голову и прокричала в ухо:
– Дурак ты, Ленька! Ох и дурак! Какой же сезон у нас мог быть замечательный, а ты все испортил! Но я еще тебе отомщу за все! Побегаешь теперь за мной!
Оттолкнув его голову, она забрала свой рюкзак и быстрым шагом пошла к ребятам, махавшим руками из вертолета. Обернувшись уже на последней ступеньке трапа, она увидела, что Леня, не оглядываясь, чуть ссутулясь, уходит в сторону лагеря, упрямо мотая в знак несогласия головой.
Бросив рюкзак на протянутые руки, она спрыгнула на землю и побежала. Догнав Лёню, она с силой за плечи повернула его к себе. Он продолжал мотать головой. На лице была странная гримаса боли, растерянности и обиды. Взгляд привычно уходил, ускользал, проходил сквозь...
Вновь пригнув его голову, она крикнула:
– Прости, Лёня, я тоже дура набитая! Я сама во всем виновата! Я напишу тебе. Я приеду на каникулы. Если позовешь...
Она неловко поцеловала его не в губы, а куда-то в щеку между носом и бородой и быстро побежала назад, запрыгнула в салон, не замечая вытянувшихся удивленных и растерянных лиц студентов.
Последний раз она увидела Леню в иллюминатор, когда накренившийся вперед вертолет оторвался от земли и отнесло в сторону поднятую винтами пыль. Даже издали было видно, что он улыбается.
Только подойдя к палатке, Леня вспомнил, что так и не рассказал студентам сюжет куваевского рассказа "Берег Принцессы Люськи". А там было про таких же молодых ребят, только геологов, а не геофизиков, очарованных нежданно-негаданно свалившейся в их отряд прямо с неба биологиней Люськой. Про то, как они заботились о ней, как забросив свою работу, помогли собрать богатейший гербарий. А Люська, не попрощавшись даже, прыгнула в попутный вертолет, оставив записку, что обойдется и без гербария...
Он снисходительно улыбнулся, вспомнив обескураженные лица ребят, увидевших, как Алёна его поцеловала. Он не знал, что слишком рано торжествует, что еще горько пожалеет о названии, которое придумал для этого красивого мыса. Почему-то ему втемяшится потом на долгие годы, что дело было только в названии...
Какая студентка не влюблялась в самый первый свой полевой сезон? А настоящая большая любовь случилась у Алёны всего через два месяца после окончания практики – налетела, как ураган, закружила-завертела и унесла ее далеко-далеко за океан...