Пунктиром - следующие четыре года, из которых один пришёлся на год декретного отпуска – для знакомства дитя с родителями, - больше Советская власть не допускала – мало ли что?
Тлетворное влияние семьи заменялось яслями, садиками, высылкой в летние ясельные и пионерские лагеря...
Ты прошла всё, моя драгоценная детка, что может испытать несчастный ребёнок, родители которого вынуждены работать, а бабушка с «дедушкой»( моим отчимом) – хотят работать и делать карьеру, и нисколько не жаждут «сидеть» с ребёнком...
И упрекать тут некого и не за что.
По истечении положенного года срочно ищется няня( дотянуть бы хоть до 2 лет малышку без казённого дома!), - чтобы я могла выйти на работу хотя бы на четверть ставки – у меня распределение после ординатуры...
Но няни нет, и я увольняюсь с "престижной" работы, чтобы устроиться на ту же четверть ставки в районную поликлинику, и бегать по вызовам...
Через месяц находится няня, и мы переезжаем в отдельную кооперативную квартиру, добытую с помощью моей мамы, чтобы она не дёргалась по ночам, и не устраивала
скандалов нам с мужем. Всем удобнее и спокойней.
...И меня принимают, как ни странно, на то место, что было определено, несмотря на предшествующее вынужденное увольнение.
И всё вроде бы замечательно!
В один из дней звонит заболевшая няня..., и я звоню, – куда попало, чтобы кто-нибудь посидел с моей девочкой всего часа четыре... Не могу не выйти на работу, - катастрофа!
Но всем некогда.
Кроме друга семьи, который случайно позвонил сам.
И примчался тут же, имея опыт обращения с малютками, - его сыну уже около 9-ти лет.
Когда я возвращаюсь, он с радостной и гордой улыбкой сообщает, что много чего вспомнил!... Мой полуторагодовалый, приученный уже к горшку ребёнок, в волнении от непривычного общества, обкакался, не успев закончить завтрак.
И Женя справился с этим казусом, вовремя вспомнив, что трусы сначала надо застирывать в холодной воде, а потом уже, - в горячей с мылом,
а попу он вымыл ей в первую очередь – тёплой, разумеется...
Никогда не забуду этого его подвига!
И не только! Он радовал шутками, прекрасной музыкой, и много чем ещё...
И прости меня, Женя, - тот, прежний, о котором не знаю ничего уже очень много лет, - за то, что сказала тебе в конце августа 91 года, когда наши пути внезапно для нас обоих разошлись диаметрально, и я потеряла тебя из виду навсегда...
Возвращаюсь из недоговоренного отступления,-
С трудом, но теперь уж верно, навсегда...
...Итак, в нашей привилегированной поликлинике все сотрудники обязаны были проходить ежегодные диспансеризации. Медсёстры относились к этому серьёзно, заботясь о своём здоровье,
а врачи( нормальные), – с изрядным чувством юмора.
То бишь, мы писали друг другу заключения, заполняли бланки анализов – в пределах допустимых норм, не удосуживаясь напрягаться, шляясь по другой привилегированной,но рангом пониже, - для обслуги, поликлинике, и тем более выстаивать там очереди...
Но кое-чего избежать было невозможно, – стоматолога, окулиста и гинеколога, но это, к счастью, дозволялось делать в своей поликлинике, принося заключения в другую...
Моей девочке должно было в июле исполниться 4 года, когда в марте милейший наш доктор, единственный, кому я доверялась, - маленькая запенсионная Елизавета Петровна, вдруг насторожилась и стала расспрашивать меня,- как я вообще?...
А я – что? Я была на взлёте в это время, - весёлая, здоровая, уже вполне уверенная в себе...
И тут она говорит осторожно, - что не так уж всё и здорово, как мне кажется, и лучше бы "нам записаться на КТ"( это устройство только появилось в Центр. клин. больнице всё того же пресловутого 4-го Управления), - потому как у неё подозрение
на опухоль( осторожное название для слабонервных – «образование») в «моём малом тазу»!...
Быть может, в это верится с трудом, но почему-то я не испугалась. Нисколько.
И даже когда на при компъютерном исследовании диагноз подтвердился, страшно не было. Удивление, озадаченность, - всё, что угодно, но не страх, и не паника тем более.
... Помню, в каком-то кинотеатре, по-моему, в Измайлово, в это время шла неделя французского кино. И за день до госпитализации я предложила мужу пойти повеселиться, - «чёрт его знает, может в последний раз?!», - заявила я весело.
И мы пошли. Мне кажется, это был фильм с Бельмондо,- лучше всего запомнилась крышка рояля, которая прихлопнула пальцы весьма подозрительного пианиста...
... А дальше было совсем весело!
Цвёл мой месяц май Да какой роскошный!
В тепле, сирени и одуванчиках...
Территория Волынской больницы была тогда весьма романтичной.
По дорожках сновали непуганые белки, обнаглевшие до такой степени, что, забирались прямо в казённые сине - и зелёно – полосатые карманы халатов прогуливающихся среди этого благолепия пациентов, наполненные семечками и орешками заблаговременно.
Одна моя приятельница собрала там кучу одуванчиков и сварила мне из них варенье – майонезную баночку необыкновенного «мёда»...
Другие забирались через ограду и дырки в ней со стороны Давыдково всеми правдами и неправдами, – бывшие однокурсники и тогдашние коллеги – с сигаретами, конфетами, коньяком, а главное, - постоянными шутками – прибаутками, скрывавшую их тревогу, а меня - веселившие до упаду.
Помню, в день моего рождения, почти накануне операции по извлечению так и неопознанного во мне объекта, уже напоенная касторкой, я пила коньяк в кустах с двумя фармацевтшами,
- Ольгой и Ириной, хохоча от несуразности происходящего.
Признаться им, что меня дико тошнит от этой нелепой смеси я не могла, – чтоб не обидеть таких славный и свойских баб...
Утром перед операцией ко мне наведался анестезиолог, и, узнав, какой тип наркоза я перенесла в прошлом, - а именно четыре года назад, сам чуть не упал в обморок...
Оказывается, в его практике такого не слыхали.
Это обнадёживало.
Да и он меня успокоил, сказав, что на сей раз меня вырубят по полной.
...Очнувшись в реанимации, я увидела рядом маму.
Услышала её захлёбывающийся от восторга голос : «Ты знаешь, что они нашли? Закапсулированный тампон, уже величиною в апельсин... Его оставили, когда кровотечение останавливали при кесаревом... Представляешь? Его поместили в местную кунсткамеру!» - добавила она с гордостью...
На что я прошептала: « А сейчас ничего там не оставили, ну, ножницы хотя бы?», и вырубилась обратно, успев заметить лёгкую обиду на её лице,-
всё-таки это была «ЕЁ» больница!