Вакарчук выпустил сольник. Я всегда любил «Окан Эльзы», хоть и поют они по-украински, и не все слова понятны, но ведь берет за душу! Берет и все тут! А эта песня… Она делает меня глупым мальчишкой десятилетней давности, когда я думал, что все можно исправить, все можно заново пережить, все можно проиграть заново, как полюбившуюся песню. Говорю же, был малолетним идиотом, не понимал, что некоторые встречи бываю только раз в жизни, и этот чертов бог, как специально, поворачивает все так обыденно, что тебе кажется, что это ведь ничего особенного, что это очередное преходящее мгновение, коих будет еще тысячи. Я вновь нажимаю на «Play», снова слушаю «Така як ти буває раз на все життя», и снова думаю о том, что случилось со мной десять лет назад.
Не так давно я перебрался в Москву. Думал, подзаработаю денег, благо зарплаты здесь раз в пять выше, чем дома, и вернусь. Куплю квартиру, машину, пойду на старую работу, женюсь, в конце концов. И все у меня будет хорошо. Первые три месяца я как-то умудрялся откладывать деньги, держа в голове заветную цель, но потом плюнул. Мне было 23, мне были нужны женщины, водка и халигали, благо столица в изобилии предлагала и первое и, и второе и третье. А режим жесткой экономии превращал меня в старого деда с книжкой на лавочке. Да, и книг тоже хотелось, но они тоже стоили денег. В общем, я начал тратить все, что зарабатывал, утешая себя тем, что когда соберусь возвращаться, тогда и начну экономить. Тогда уж – непременно.
Пять лет пролетели, как один день. Я работал, мотался в командировки по всему миру, вечерами выпивал. Сначала - пиво с друзьями, потом коньяк - в одиночестве. Крошечная квартира на «Войковской» стала моей персональной крепостью. Там я стягивал галстук, стирал с лица непринужденную озабоченность высококлассного специалиста, задвигал подальше имидж баловня судьбы и становился самим собой. Только вот кем? Кто был этот я, когда оставался наедине с собой? Все тем же провинциальным мальчишкой, мечтавшем о тихой, комфортной жизни? Нет! Мне нравилась моя московская жизнь. Только я не понимал, куда же я приду в конце - концов. Эта дорога не имела финиша. На ней загнанных лошадей попросту пристреливали. Я же не дурак, я отлично понимал, я видел не раз, как люди падали и больше не поднимались. И никто, никто не протянул им руку помощи. Этот город пожирает неудачников, хоронит их в спиртном угаре хрущеб или на кладбище в области. Но как вовремя остановиться? Когда наступит это вовремя? Может оно уже наступило, а я этого попросту не понимаю? Но наступало утро, я выбирал в шкафу новый галстук, прыгал в метро и забывал о сомнениях вечера до следующего вечера внутренних сомнений.
Я увидел девушку в длинном темно зеленом пальто и почему-то становился. Разглядывая схему метрополитена на стене, она шевелила губами и крутила локон ярко рыжих волос.
- Тебе помочь? – спросил я.
- Мне нужно сюда, - она ткнула пальцем на пересечение салатовой и бордовой линий, - «Крестьянская застава», она же – «Пролетарская», Не могу сориентироваться, по какой линии ехать.
- Так это просто! Сначала в строну центра, а потом на «Тверской» перейдешь на «Пушкинскую», - пальцем я прочертил маршрут.
- Спасибо большое, - она повернулась ко мне и улыбнулась.
Бог мой, я и забыл, что бывают такие улыбки и такие глаза. Сияющие. Она уже спускалась по лестнице, а я не мог, не хотел двинуться, чтобы не потерять, не забыть этот свет.
- Постронись, - раздался голос за спиной. Я моргнул, мир моргнул тоже – сияние растворилось.
Я бросился вниз по лестнице, зеленое пальто мелькнуло среди толпы, втекающей в вагон.
- Дура! Не в ту строну! – я не успел озвучить эту мысль, как очутился в том же поезде.
На «Водном стадионе» она вышла из вагона, по-видимому, осознав свою ошибку. Я подошел, и как ни в чем ни бывало, повторил уже вслух:
- Не в ту строну!
- Да, я уже поняла, - она снова улыбнулась, и снова засияла, - Спасибо!
- Первый раз в метро? – решил я продолжить разговор.
Она, все так же улыбаясь, кивнула.
- Ничего. Поначалу почти все путаются. А поживешь здесь немного и начинаешь передвигаться с закрытыми глазами.
Подошел обратный поезд. Грохот метро не способствует разговорам, но зато я мог на нее смотреть. С близкого расстояния сияние было не таким ярким, и я увидел, что она вовсе не юная девочка и вовсе не красавица. Чуть простоватые черты лица, пухлые губы, ни грамма косметики. Но общее волшебство никуда не девалось. И чем дольше я на нее смотрел, тем явственнее чувствовал притяжение. На «Тверской» она повернулась, чтобы попрощаться, но я сказал «нам пока по пути», хотя свою «Белорусскую» уже проехал.
Она явно не привыкла к московскому ритму, шла слишком медленно, и в переходе я взял ее за руку и подтащил ближе к себе. Чтобы не толкали. Теплая ладошка ответила благодарственным рукопожатием. Потом мы снова ехали, а я снова смотрел, и мечтал, чтобы «Пролетарская» канула в небытие, и чтобы мы долго-долго кружили по линиям и переходам, но так и нашли ее.
Я молча довел ее до выхода, черт дернул меня посмотреть на часы.
- Опаздываешь?
- Уже опоздал, но это не страшно.
- Беги. Дальше я сама. Под небом я точно не заблужусь. Там есть солнце.
- Ну, смотри, - я махнул рукой и побежал обратно.
Уже на станции я опомнился: «Идиот! Вернись! Ты же больше ее не увидишь! Никогда!», и рванул вверх. «Она пошла направо? Или налево? Черт! Куда?». Я выбежал наружу, надеясь, что она стоит в растерянности и ждет чьей-нибудь помощи. Никого. Обратно, на другую строну. Уж здесь я ее точно найду! Опять никого. «Черт! Черт! Черт!». Я достал сигарету, помял ее в пальцах, выкинул и поплелся в метро. Появился на работе с опозданием в час, не придумал уважительной причины, получил легкий выговор от шефа и отвратительное настроение.
Наступило очередное утро. Я снова спускался в метро. Вчерашнее происшествие утратило свою драматичность, затертое рабочими вопросами и холодным дождем. И, когда я увидел ее около схемы, то в сердце уже не екнуло, а просто радостно застучало.
- И куда тебе нужно сегодня?
Она повернулась и улыбнулась. Опять сияя так, что хотелось прикрыть глаза.
- Привет! Сегодня сюда, - ее палец показывал на «Проспект Мира».
- Значит, легких маршрутов ты не выбираешь?
- А надо?
- Поехали, провожу, - я сразу взял ее за руку, - Только быстро! Не могу же я каждый день прогуливать работу.
- Почему не можешь?
- Ну…., - я не успел произнести ничего внятного – подошел поезд.
Мы опять ехали, я опять смотрел, она опять улыбалась и сияла. Я довел ее до выхода и уже почти решился предложить проводить ее и дальше, как она сказала «Спасибо, пока» и пропала из вида. Вот так – раз, и пропала. На работу я не опоздал.
На следующий день я довез ее аж до «Кунцевской», в пятницу она заказала «Каширскую». А в субботу я проснулся в половине одиннадцатого и, как последний идиот, понесся к метро. Умом-то я понимал, что вряд ли она будет ждать меня в выходной, но сердце бешено колотилось от мысли, что я ошибаюсь.
Она стояла у карты-схемы и сияла. Может быть, мне показалось, но сияла она не так ярко, как вчера.
- Извини, я опоздал.
- Ничего, - она улыбнулась, - Мне – сюда, - ее пальчик упирался в «Верхние Лихоборы».
- Погоди, - я растерялся и стал вглядываться в карту, - Она ведь еще не построена.
- Да? – она пожала плечами, - Но мне все равно сюда.
- Ладно, поехали.
Она сама взяла меня за руку, но я еще раз сверился с картой. «Верхние Лихоборы»? Действительно, есть такая станция. Строящаяся. Почему я раньше не видел такого названия»?
Когда мы подъезжали к конечной, я поднялся, и она, как-то обреченно выпустила мою руку.
- Поезд дальше не идет. Пошли, будем добираться другим транспортом.
Она улыбнулась, засияв еще ярче, покачала головой, и не двинулась с места.
- Да что с тобой? – я схватил ее за руку, намереваясь вытащить на платформу.
Она схватилась за поручень и еще выразительнее замотала головой. Я сдался. Сел рядом и стал ждать когда нас со скандалом выведет транспортная милиция. Но, заглянувшая женщина в форме, скользнула взглядом по вагону и, вполне удовлетворенная результатом, двинулась дальше. Двери закрылись, поезд тронулся.
Через двадцать минут мы остановились, свет потух. Я не удивился тому, что прекрасно ее вижу. Она ведь сияла. Рыжие всполохи от волос при каждом движении, светящиеся рука, тянущаяся ко мне, и фигура, сотканная из светящихся нитей. Мне бы испугаться, но рядом с ней было так хорошо. Прямо до слез хорошо. Еще сильнее хотелось к ней прикасаться, но она встала напротив и развела руки в стороны, как бы обнимая пространство.
- Ну, вот я и приехала, - сказала она. – Спасибо, ты меня очень выручил. Без твоей помощи я бы никогда не справилась.
- Да чего уж там…
- Нет, это правда. Только благодаря тебе я могу вернуться домой.
- Ммм, а где ты живешь?
- Здесь.
- В смысле «здесь»? Под землей что ли?
Она улыбнулась, и мне захотелось прикрыть рукой глаза – так ярко она засияла.
- Ты хороший, - она подошла и погладила меня по голове. – И тебе плохо жить в этом городе.
- Да не, нормально, - пробормотал я.
- Если хочешь, пойдем со мной.
- Куда?
- Там тебе всегда будет хорошо.
- А поконкретнее можно?
Она пожала плечами, подошла близко-близко и прижалась ко мне всем телом, делясь теплом и сиянием. Я закрыл глаза и окунулся в блаженство. Забыв обо всем на свете, я растворился, меня не стало. Но с другой стороны я стал всем, о чем забыл и о чем мог, или хотел, вспомнить. И вдруг я вновь оказался в темном вагоне. Бесконечно несчастный и сильно испуганный.
- Что это было?
- Ты же просил «по-кон-крет-нее».
- Да, но… Где это?
- Так пойдешь? – она проигнорировала мой вопрос и подошла к закрытой двери, протягивая мне руку, - Нам уже пора.
- Погоди, я не понял… Я не могу так быстро. А собрать вещи? С работы уволиться. И вообще, мне нужно подумать.
- Хорошо, думай.
Она ослепительно вспыхнула, я зажмурился. Открыл глаза я в полной темноте и абсолютном одиночестве.
Я не плакал с тех пор, как в семь лет грохнулся с велосипеда. Да и тогда я плакал не столько от боли в разодранных локтях и коленках, сколько от обиды на весь мир и на себя, такого бестолкового, не сумевшего совладать с земной гравитацией. И тогда, сидя в темноте вагона, я рыдал, как тогда, в детстве. «Дурак! Трус! Тебе выпал, возможно, единственный шанс покончить в этой мышиной возней без цели, без смысла, а ты его проморгал. И теперь тебе остается прожить оставшуюся жизнь в тихом отчаянии, которое скрывается даже в том, что человечество называет играми и увеселениями». Я бы мог предаваться горю и самобичеванию еще долго, но вдруг мне стало все равно, и я закрыл глаза.
- Эй, парень, просыпайся. Конечная, - форменная женщина трясла меня за плечо.
Я подскочил и вывалился из вагона.
Домой я добрался на полном автомате. Линии, переходы, станции. Ноги сами несли в нужном направлении, выполняя функции затуманенной головы.
Утром в понедельник я еще надеялся, что это не конец. Я безумно хотел верить, что вот сейчас я зайду в холл и увижу ее, ослепительную в своем сиянии, стоящую у карты-схемы. Но все чудесное со мной уже случилось. Я остановился у стенда и начал искать эти «Верхние Лихоборы». Чем пристальнее я вглядывался, тем сильнее становилась паника в душе. Такой станции не существовало в природе! Ни среди стоящихся, ни среди проектируемых. Во всяком случае, ничего похожего на карте не наблюдалось. Как же так? Я же видел ее своими глазами! Я же сам выстроил маршрут. Как такое возможно?
На работе я, первым делом, полез в поисковик. Да, Верхние Лихоборы – это Москва, это север. Но метро там даже не пахнет, и не планируется. Реальность начала разваливаться, рассыпаться неподходящими друг к другу паззлами. Ну, не могло же мне все это привидеться? Или могло?
Я вновь нажимаю на «Play», снова слушаю «Така як ти буває раз на все життя», и снова думаю о том, что случилось со мной десять лет назад. В тех пор в моей жизни многое изменилось. Я открыл собственный бизнес, оброс столичной недвижимостью. Я уже не помышляю о возвращении в глубинку, вся моя жизнь протекает в пределах кольцевой. Не так давно у нас женой родилась чудесная девочка.
Но вот, совсем недавно, мне пришлось спуститься в метро – отдал машину в ремонт. Прочитав всю рекламу на стенах, я уперся взглядом в схему метрополитена, и сердце застучало громче колес поезда. «Верхние Лихоборы»! Да, пока не построена. Но запланирована. Вечером я зашел на официальный сайт Московского метро и узнал, что эта станция появится не раньше 2013 года. Значит, у меня есть еще как минимум четыре года на то, чтобы подумать. Подумать в десять тысяч сто тридцать восьмой раз.
15 сентября 2009 г.